"Бригада «Революционная Монголия»" - читать интересную книгу автора (Попель Николай Кириллович)

Южнее Обояни

Знойное колеблющееся марево плыло над полями желтеющей ржи, нескошенной пшеницы, занавешивало белесый от жары горизонт. Облака пыли, вздымаемой колесными машинами, смешивались с гарью спаленных деревень, подолгу висели в недвижимом воздухе.

С обветшалой колокольни на окраине Обояни хорошо просматривались окрестности, особенно в сильный бинокль. Опытному глазу военного человека открывались далекие оборонительные укрепления: длинные извилистые траншеи, бугры дотов и дзотов, противотанковые рвы, лбы вкопанных танков и самоходок, вздыбленные к небу стволы зенитных установок, обмотанные увядшими ветками опаленного жарой и горячим дыханием войны дуба.

Фронт зарылся в землю, притих. Затаившись, стояли друг против друга мощные группировки, подкрепленные тысячами танков, орудий, минометов. В небе, вспыхивая плоскостями на солнце, проносились самолеты-разведчики, истребители, завязывались короткие схватки.

Обе стороны готовились к сражению.

В те жаркие июльские дни самым распространенным словом во вражеских штабах было слово «реванш». Отыграться за Сталинград, устроить русским котел, перемолоть их войска и, уничтожив, повести решительное наступление на Москву, вплоть до Урала — к этому сводились все планы противника.

Гитлеровцы полагали, что успеху будет способствовать прежде всего конфигурация фронта; немецкие войска нависали над расположенными здесь частями Красной Армии.

По плану операции «Цитадель» противник рассчитывал внезапными ударами из районов южнее Орла и севернее Белгорода в общем направлении на Курск окружить и уничтожить советские войска. Затем развернуть наступление к югу, разгромить войска в районе Донбасса. В дальнейшем предполагалось действовать в зависимости от результатов сражения, а в случае крупного успеха предпринять наступление на Москву и идти дальше.

Принципиально новых идей в плане «Цитадель» не содержалось. По обычному шаблону гитлеровское командование делало основную ставку на массированный удар танков и авиации. Особые надежды противник возлагал на новейшие тяжелые танки «тигры» и «пантеры» и самоходные штурмовые орудия «фердинанд».

Плану молниеносного окружения и разгрома наших войск в районе Курска подчинялись все мероприятия гитлеровского командования. «Два месяца огромная тень «Цитадели» покрывала Восточный фронт», — вспоминал фашистский генерал Меллентин, участник Курской битвы.

Гитлеровское командование, проводя тотальную мобилизацию, значительно пополнило свои дивизии на советско-германском фронте. Однако к началу Курской битвы перевес в силах был уже на стороне Красной Армии.

Над пыльными садами долго не заходило багрово-медное солнце. Опускаясь, оно касалось острым диском плотного марева и, погружаясь в него, просвечивало кроваво-красным огнем.

Бригада «Революционная Монголия» готовилась к предстоящим боям. Повседневно велась учебная и воспитательная работа. Коммунисты, возглавляемые заместителем командира бригады по политчасти подполковником Вобяном, старались не только вооружить бойцов духовно, но и дать им определенные знания и навыки, необходимые для достижения победы. Политработники стремились, чтобы каждый красноармеец точно представлял, с чем столкнется в бою, каков противник, в чем его сильные и слабые стороны.

Наших танкистов в первую очередь готовили к встрече с новыми немецкими танками. Этой цели была подчинена партийно-политическая работа в бригаде. Командиры и политработники постоянно проводили и контролировали занятия, на которых отрабатывались методы борьбы с фашистскими танками. Офицеры брали противотанковое ружье и показывали бойцам-бронебойщикам приемы стрельбы, учили их метко бросать бутылки с горючей смесью и связки гранат.

Главная роль, разумеется, отводилась нашим танкам и артиллерии. Экипажи и расчеты решали тактические задачи. Артиллеристам, стрелкам и истребителям танков устраивали довольно неприятную проверку, так называемую «обкатку» танками.

Рота располагалась в стрелковых ячейках. На позиции роты, занимающей оборону, внезапно устремлялись танки. Стрелки вели огонь холостыми патронами, танки отвечали орудийной пальбой. Они накатывались волнами, в окопах новички-пехотинцы робели. Многотонная бронированная машина мчится на полной скорости, грохочет танковая пушка. Снаряды холостые, но все-таки страшновато…

Что делать? Многие бойцы продолжают стрелять, бьют по смотровым щелям, бросают учебные гранаты и бутылки с горючей смесью, чтобы в последний момент распластаться на дне окопа, но те, кто не в силах побороть страх, выскакивают из окопа и мчатся прочь.

Это и есть самое опасное. Когда танки приблизились, кое-кто из стрелков попытался выбраться из окопа, бывалые воины хватали их за плечи, пригибали к земле, танк наползал, наваливался на окоп.

Лязгали гусеницы, окоп заполняло синее облако отработавших газов, осыпалась земля; танкисты имитировали известный прием — попытку похоронить противника в окопе. Новички переживали неприятные секунды, но все заканчивалось благополучно, танк уходил, бойцы несмело высовывались из окопа, и деревянная чурка точно падала на корму: цель поражена.

— Видишь, ничего страшного, — поучал бойца бравый офицер Петр Маслов с орденами на груди. — Танк тебя не задавил, а ты его достал. Но если нервишки не выдержат, выскочишь да побежишь…

Черноглазый, смуглый подполковник Вобян, послушав бывалого воина, одобрительно улыбнулся:

— Между прочим, Суворов в свое время применял «обкатку» солдат. Разумеется, надо сделать поправку на различие эпох. Суворовские солдаты, когда противник цепью приближался к траншее, по команде «Умерли!» падали на дно. Противник пробегал над ними, тогда Суворов командовал: «Ожили!», русские солдаты вскакивали разом и с тыла по врагу гремел залп.

В эти напряженные дни велась активная и разнообразная политработа. Коммунисты проводили беседы, читали лекции, разъясняли солдатам вопросы международного положения.

Партийная организация бригады крепла и умножалась день ото дня. К началу Курской битвы ядро танковых батальонов составляли коммунисты, в каждом батальоне их было пятьдесят — шестьдесят человек. Лучшие из лучших были приняты в ряды ленинской партии: лейтенант Георгий Петровский, Николай Поляничко, Николай Ванечкин, начальник связи батальона Петр Катькалов — все они отличились еще в боях под Москвой, были награждены орденами.

Во время подготовки к Курской битве командиры и политработники постоянно встречались с бойцами, делали все, чтобы повысить боеготовность бригады, воспитывали личный состав в духе ненависти к захватчикам. С молодыми солдатами беседовали ветераны, регулярно выступал командир бригады полковник Леонов, начальник политического отдела подполковник Вобян. Особенно нравились всем беседы Леонова — живые, интересные, порой очень острые.

Сражение на Курской дуге началось душной ночью 5 июля, но не так, как планировало фашистское командование: наши войска нанесли упреждающий удар большой мощности, противник понес значительные потери. Но он уже не мог отказаться от наступления, огромный механизм был приведен в действие. Едва рассвело, началась артиллерийская подготовка, одновременно появились самолеты.

Противник бросил в атаку в первом эшелоне три танковые и пять пехотных дивизий. Удару подверглись войска 6-й гвардейской армии и примыкавшие к ней фланги соседних армий.

Весь день немцы беспрерывно яростно атаковали, пытаясь вклиниться в советскую оборону, но успеха не имели. Почти на всех участках фронта наши войска твердо стояли на своих рубежах и только к исходу дня вынуждены были кое-где отойти на несколько километров.

Тяжелая обстановка сложилась и на белгородско-обоянском направлении. Нашу оборону таранили сотни немецких танков. Их расстреливала прямой наводкой артиллерия; ворвавшиеся в боевые порядки пехоты танки вспыхивали от горючей смеси, бутылки летели из окопов и траншей, лязгали порванные гранатами гусеницы, танкисты в черных мундирах, выбрасываясь из горящих машин, попадали под огонь наших стрелков, но противник, не считаясь с потерями, лез напролом. Основной удар наносили 48-й танковый корпус и 2-й танковый корпус СС.

Бригада «Революционная Монголия» сразу же вступила в бой с главными силами врага. Только одна моторизованная дивизия «Великая Германия» насчитывала около ста восьмидесяти танков; ее поддерживала 3-я танковая дивизия. В бригаде же было всего шестьдесят пять танков, враг превосходил нас по количеству боевых машин более чем втрое.

На участке Сырцево, Верхопенье первой столкнулась с противником головная походная застава — два танковых взвода с десантом. Выполняя поставленную задачу, они медленно продвигались вперед, как вдруг по ним открыли огонь четыре «тигра», замаскированные неподалеку от высотки. Застава понесла потери.

Десантники и танкисты отходили с боем, гитлеровцы тотчас стали стягивать к высотке танки. Разведчики насчитали около восьмидесяти машин.

Командир бригады приказал двум танковым батальонам немедленно занять оборону. Танкистов поддерживали батареи противотанковых орудий, здесь же расположились в наспех отрытых окопах автоматчики. Особую задачу командир поставил роте старшего лейтенанта Петра Маслова: расположиться в засаде, развернувшись фронтом на юг у подножия безымянной высоты юго-восточнее Верхопенья, и оседлать дорогу на Сырцево.

Рота быстро заняла указанное место. Маслов уточнил с командирами задачу, после чего забрался в свой танк. Вскоре в стороне ударили орудия. Петр, разбитной и веселый, любивший острое словцо, шутку, стал угрюмым, сосредоточенным; встревоженный экипаж прислушивался к грохоту боя. Явственно доносились разрывы снарядов, натужный рокот моторов — это дрались с фашистами товарищи. Что с ними? Выдержат ли они натиск врагов?

Маслов был твердо уверен, что танкисты будут стоять насмерть. Если же враг прорвется, его встретит рота, находящаяся в засаде. В том случае, если гитлеровцы задумают пойти в обход, им тоже не миновать роты Маслова. Скоро начнется бой. Время тянулось медленно. Комсомольский экипаж Маслова прозвали «дружба народов». Сам Маслов — русский, механик-водитель Наумов — тунгус, заряжающий Беккуров — осетин, башенный стрелок Бондарь — украинец.

Ребята делом подтверждали прозвище. Они, казалось, просто не могли существовать друг без друга. Если Маслова вызывал командир, друзья сопровождали его до блиндажа и маячили поодаль, чтобы в случае необходимости быть под рукой.

Маслов напряженно вглядывался: неподалеку противник. Но вот поступило сообщение, оно прозвучало, как сигнал тревоги, как выстрел: «Слева — пять танков!» Как после стало известно, гитлеровцы не смогли взять в лоб позиции, занимаемые батальонами Орехова и Боридько, и решили обойти их, чтобы нанести фланговый удар.

Но это выяснилось значительно позже, а сейчас Маслов не знал, что это за танки и откуда они появились. Загадкой оставалась и задача, поставленная перед фашистскими танкистами.

— Что же они задумали?

— А ты спроси у головного. Только вежливо, — засмеялся Бондарь.

Но Маслову было не до шуток. Нужно самому взглянуть на вражеские танки. Маслов поправил белокурый чуб, выбившийся из-под шлема, подмигнул механику-водителю Наумову.

— Сидите здесь тихонечко. А я прогуляюсь.

Маслов выбрался из танка и юркнул в кусты. Взобравшись на высотку, затаился за кочкой, сдвинул на затылок шлем и осторожно выглянул из-за укрытия. Отсюда открывался отличный обзор. Что ж, можно действовать.

Маслов скатился вниз.

— Наумов! Держи прямо на высотку.

— Есть!

И вот танк уже на холме. Машина въехала в густой кустарник. Наумов глянул в смотровую щель, почесал затылок — танки какие-то необычные. У опытного воина глаз наметан, немало повидал Наумов легких и тяжелых танков врага, но таких еще не встречал.

— Ну и мамонты!

— Это же «тигры»!

Фашистские танки лениво ползли метрах в трехстах. Немцы ничего не замечали, шли, беспечно подставляя борта, украшенные черными крестами.

— Заряжай! По головному…

Немцы тотчас засекли тридцатьчетверку.

«Тигры» перестроились и сосредоточили огонь по машине Маслова. Воздух заныл от снарядов, осколки барабанили по броне.

— Маневрируй! — крикнул Маслов Наумову. — Бронебойными лупят. — Как бы в подтверждение, в танк ударил снаряд — будто по башне хватили кувалдой. Башня выдержала, но от внутренней поверхности брони отскочил осколок и рассек щеку заряжающему Беккурову.

— Назад!

Наумов — водитель классный. Танк попятился, сполз вниз. Немцы потеряли его из виду.

— Наумов, подай правее. И вперед!

Тридцатьчетверка вылетела на высотку, ахнула пушка, вспыхнул белесым пламенем подбитый «тигр». Экипаж, обрадованный удачей, разноголосо прокричал «ура», но всех заглушила команда:

— Назад!

Тридцатьчетверка проворно ушла за высоту. Механик-водитель по приказу Маслова подал машину левее, снова выбрался на высотку и снова прогремел меткий выстрел. «Тигр» вспыхнул как свечка. Немцы растерялись.

Маслов приказал повторить маневр. Фашисты молотили высотку, над ней вставали букеты разрывов, жидкую рощицу сбрили осколки.

— Вперед!

Наумов нажал рычаг, пушка снова рявкнула, и еще один «тигр» задымил. Не успели танкисты укрыться за высоткой, как вражеский танк, словно на замедленных кинокадрах распался, из щелей хлынул густой дым, послышался взрыв, и башня свалилась на землю — детонировал боезапас. Фашисты, потерявшие за считанные минуты три первоклассных тяжелых танка, отстреливаясь, начали пятиться.

Неподалеку от Маслова затаился со своей ротой его дружок, старший лейтенант Иван Рыбалко. Ему было приказано терпеливо ждать. Рота тоже располагалась на высотке, и Рыбалко хорошо было видно, как трудно приходится бригаде; открылась широкая панорама завязавшегося боя. Рыбалко с нарастающим волнением следил, как тридцатьчетверки шли навстречу «тиграм», отвечая на жестокий огонь. Но у «тигров» лобовая броня толщиной с подушку. Выстрелы с дальнего расстояния практически им безвредны, они охотно подставляли лоб — снаряды только рикошетили. Наводчикам приходилось подпускать эти танки на близкое расстояние, бить только с пятисот — шестисот метров. Можно представить, что чувствовали наши экипажи, когда «тигры» подкрадывались ближе и ближе, защищенные панцирем лобовой брони. Сами «тигры» в это время ловили в прицел советские танки и били с любой дистанции. Все это требовало от наших танкистов выдержки, мужества, большого мастерства.

Но вот подбит первый «тигр». Удача младшего лейтенанта Пустынцева. Произошло это на виду у всей бригады и командира, наблюдавшего за боем. Танк Пустынцева выдвинулся вперед и прожег «тигру» снарядом бок.

На командный пункт бригады поступали одно за другим сообщения от других экипажей о подбитых «тиграх». Однако обстановка оставалась сложной и напряженной. Настала очередь вступить в бой роте Рыбалко. Несмотря на то, что танки были укрыты в капонирах и хорошо замаскированы, вражеская разведка все же обнаружила роту и подвергла ее огневому налету. Командир роты сумел быстро вывести танки из-под огня, перестроив их с таким расчетом, чтобы самому атаковать противника. Во время очередной атаки ободренные успехом немцы продвинулись вперед, не заботясь о флангах, и тотчас были за это наказаны. В борта «тиграм» ударили снаряды, ближайший танк загорелся, экипаж поспешил спастись через люк; взорвался второй «тигр», закрутился на месте третий, лишенный гусеницы… Гитлеровцы отошли, оставив на поле боя пять сгоревших и подбитых машин. За этот бой старший лейтенант Рыбалко был награжден орденом Александра Невского.

Когда стемнело, штаб подвел итоги боя. Получалось неплохо. Продвинуться врагу не дали, десять вражеских танков уничтожены, причем шесть из них — «тигры». Танкисты бригады записали еще на свой счет три бронетранспортера, самоходную установку, больше десятка грузовиков и до сотни немецких солдат и офицеров.

Ночь прошла относительно спокойно, но разведчики принесли тревожные сведения. В районах Раково и Алексеевки отмечено скопление войск противника. Однако направление движения гитлеровцев определить не удалось, а командованию это очень важно. Куда нацелился враг? Полковник Леонов решил произвести разведку боем.

Рота Маслова, выделенная в разведку, скрытно подошла к населенному пункту и неожиданно ворвалась на окраину. Противник не успел опомниться, как разведчики промчались из конца в конец деревни, повернули обратно. Теперь обстановка несколько прояснилась.

Оказалось, перед участком бригады сосредоточено около семидесяти танков, а во втором селе, Алексеевке — втрое больше. Следовательно, гитлеровцы намереваются обойти с фланга участок нашей обороны.

Сведения разведки подтвердились. На рассвете бронированный кулак обрушился на бригаду с фронта, а двести танков двинулись в обход. Напряжение боя нарастало с каждой минутой, и к полудню командиру бригады стало ясно, что позиции не удержать. В этот момент он получил приказ отойти на западный берег реки Пены. Бригада точно выполнила приказ.

Батальон майора Орехова вошел в Березовку. Танки укрылись в густых садах, несколько легких танков выдвинулось в боевые порядки автоматчиков бригады, на самый берег реки. В свою очередь немецкие танки и пехота тоже вышли к берегу. Вражеская пехота пыталась переправиться на наш берег, но, получив отпор, отошла и не пыталась закрепиться. Гитлеровское командование изучало данный участок и возможность форсировать здесь реку.

На рассвете вновь завязались ожесточенные бои. Гитлеровцы, не считаясь с потерями, — непрерывно атаковали. К вечеру между флангом 6-го танкового корпуса, в который входила бригада «Революционная Монголия», и правым флангом 3-го механизированного корпуса, образовался разрыв.

Вакуум всегда заполняется. Так получилось и тогда. Гитлеровская разведка не дремала, и на рассвете около ста фашистских танков устремились из района севернее Верхопенья в этот разрыв, атаковали наши позиции в западном и юго-западном направлении и вскоре вышли к перекрестку дорог у урочища Толстое. Отдельные танки противника даже проникли в тыл бригады.

Над бригадой нависла серьезная опасность. Понимая это, полковник Леонов приказал роте Маслова преградить путь фашистским танкам. Бригада заняла круговую оборону.

Основные силы противника обрушились на батальон Орехова. Танкисты отважно встретили противника. Но их было мало — девять тридцатьчетверок и один Т-70. Разгорелся неравный бой.

Многое в бою зависит от выучки экипажей, умения обращаться со сложным оружием и машиной. Но есть и еще один важный фактор — боевые качества командира, его выдержка, умение ориентироваться в бою, принимать решение в считанные секунды. Майор Орехов в этом отношении был «подарком» для батальона. Он всегда находился в боевых порядках и был готов к самостоятельным действиям.

Орехов откинул люк и высунулся из танка. Вокруг раскинулись пшеничные поля, исполосованные танковыми гусеницами, обожженные черными отметинами разрывов. Пахло горящими хлебами, душный ветер гнал по полю перемешанную с копотью пыль.

Но вот стрельба прекратилась, отчетливо донесся нарастающий шум моторов. Командир батальона прикрыл глаза ладонью. В дрожащей текучей пелене жаркого марева пятнистые немецкие танки казались огромными. Развернувшись, они шли на боевые порядки батальона. Впереди атакующих танков солидно шествовал массивный «тигр». Ни выстрела, только гул моторов, мерный лязг гусениц.

Орехов закрыл люк и приказал механику-водителю старшине Амбарникову и всем ротным командирам:

— Вперед! — и занял свое место у орудия.

Со стороны — внушительное зрелище: лавина немецких танков, идущая эшелонами, и редкая цепочка тридцатьчетверок.

Немецкие танки все так же безукоризненно держа строй, соблюдая дистанцию, без единого выстрела продолжали идти вперед. Своеобразная психическая атака. Но танкисты майора Орехова имели немалый боевой опыт. Научились противостоять фашистским бронированным хищникам.

— Запугать хотите, — пробормотал Орехов. — Не выйдет!

Комбат взял на прицел «тигра». Чрезвычайно ответственный момент, батальон ждет первого выстрела. Промахнуться на виду у товарищей? Нет, ошибиться нельзя!

Орехов немного помедлил, уточнил наводку и нажал спуск. Грохнул выстрел, лязгнув, вывалилась гильза, и вспыхнули чуть раскосые, темные глаза комбата: столб пламени и дыма вырос над вражеским танком. «Тигр» остановился.

— Вперед!

Танк командира батальона рванулся навстречу врагу. Тридцатьчетверки, резко увеличив скорость, вломились в строй вражеских машин. Гитлеровцы заметались, гибель командирского танка нарушила их управление. На перестраивание и маневр времени у них не оставалось, и они «показали корму».

Но фашистское командование продолжало наращивать силы, подтягивать резервы. Оправившись от удара, фашисты снова атаковали. Батальон Орехова таял. Накал боя возрастал, еще немного—и враг восторжествует. Но ореховцы дрались самоотверженно, и гитлеровцы несмотря на численное превосходство, продвинуться не смогли.

Положение оставалось напряженным. Внезапно вражеские танки появились в нашем тылу. Удар с тыла мог иметь далеко идущие неприятные последствия. Леонов отдал приказ танковому батальону майора Боридько с коду ударить по противнику. Враги не ожидали удара, но не растерялись, и завязался ожесточенный бой. Танки сходились вплотную, таранили друг друга, расстреливали в упор. Из подбитых, охваченных пламенем машин выскакивали танкисты, вытаскивали раненых, кое-кто пытался гасить на себе пылающую одежду. На маленьком клочке земли между подбитыми танками метались члены экипажей, охотились друг за другом, пуская в ход пистолеты и ножи. Вспыхивали короткие рукопашные схватки.

Об ожесточенности и накале боев можно судить по таким цифрам: выполняя задачу, батальон сжег шесть «тигров», пять средних танков и уничтожил более ста пятидесяти вражеских солдат и офицеров. Снова, как и в предыдущих боях, отличилась рота Маслова, уничтожив пять «тигров».

И все же противнику удалось добиться небольшого успеха. Он занял господствующую высоту, перекресток дорог.

С прорвавшимися танками вступили в борьбу части 90-й стрелковой дивизии, танкисты и автоматчики бригады. Стрелки располагались в ячейках и ходах сообщения и первыми приняли танковый удар.

Одним из героев этого боя стал комсорг роты, бронебойщик Александр Коробейников. Он сидел в окопе, выставив на бруствер противотанковое ружье и ловил в прорезь прицела наползавшие танки. От бронебойщика требуется особая выдержка. Стрелять надо думая, расчетливо выбирать нужную точку, иначе скользнет тяжелая бронебойная пуля, высечет из брони синюю искру, срикошетит, оставив царапину, а танк помчится дальше. Что же говорить о «тигре», лобовая броня которого выдерживала огонь противотанковых орудий с прямой наводки?

Успех мог быть лишь в случае, если танк находится на близком расстоянии.

А «тигр» шел на большой скорости, он ближе, ближе. Бронебойщик ждал: только выстрел в упор, только в упор… Коробейников это отлично понимал.

Танк в ста метрах, солнце вспыхивает на полированных траках гусениц, броня покрыта маскировочными бурыми пятнами, от них рябит в глазах. «Тигр» в семидесяти метрах, в шестидесяти. Еще мгновение — и он всей тяжестью навалится на окопчик, втопчет смельчака в землю.

Пора!

Коробейников тщательно выверил прицел. Серая масса заслонила поле, часть неба, надвигалась неотвратимо. Как на зло, танк не подставлял борта. Возможно, танкисты заметили торчащее из окопа противотанковое ружье, а может быть, наученные опытом вчерашнего боя, осторожничали. «Тигр» упрямо надвигался, подминая массивным корпусом высокую, в рост человека пшеницу, попирая налитые колосья гусеницами. Стрелять в таком положении можно, но выстрел не будет смертельным. Коробейников навел ружье прямо в гусеницу и выстрелил. Бронебойщик обнаружен. «Тигр» бьет по нему из орудия.

Оглушенный взрывом Коробейников, раскинув руки, упал на дно окопа. Он с трудом поднялся. Охваченный горячкой боя, он не почувствовал пока боли. Исковерканная бронебойка валялась неподалеку. Пошарив в окопе, нащупал автомат — и вовремя: из-за танка появилась вражеская пехота.

Коробейников лег на бруствер и, вскинув автомат, мельком заметил, что кровь заливает грудь, течет по гимнастерке. И тотчас обожгла боль — щека была разорвана осколком.

А немцы уже в тридцати метрах, на расстоянии броска гранаты. Коробейников открыл огонь. Бил по пехоте короткими очередями, прижимал ее к земле, не давал подняться. А сам слабел с каждой минутой, от потери крови кружилась голова. Но сержант продолжал драться.

Гитлеровцы продвигались по всему фронту бригады, наши танкисты отбивали атаки одну за другой. В какой-то, пожалуй, самый напряженный момент полковник Леонов совместно с командиром 200-й бригады организовали успешную контратаку, которая задержала продвижение противника на несколько часов.

Бригада понесла потери. По всему необъятному полю тут и там чернели покинутые сгоревшие танки — наши и немецкие — с развороченными бортами, сорванными башнями, поникшими орудиями. Неподалеку от командного пункта бригады застыли два танка. Немецкий «тигр» раскинул разорванную снарядом гусеницу, другой меткий снаряд попал в пушку, сорвало дульный тормоз. Люки открыты, но экипаж спастись не сумел — в пшенице валялись убитые немцы в распахнутых мундирах. Метрах в двадцати от него вросла в землю тридцатьчетверка, черная как сажа, с закрытыми люками—танкисты дрались до конца…

Ночью комбриг Леонов провел перегруппировку. Танки заняли новый рубеж, подготовленный заранее. Истребительно-противотанковая батарея по-прежнему оставалась там, где начался бой, на северных скатах безымянной высоты, в полутора километрах северо-восточнее Березовки.

На рассвете немцы обрушили на бригаду огневой вал. Рвались снаряды, пикировали «юнкерсы». Одновременно танковая и пехотная дивизии гитлеровцев ударили с трех сторон в направлении Обояни и стали продвигаться на север. Над головой проносились вражеские самолеты, краснозвездные истребители встречали их, завязывались ожесточенные воздушные схватки, но бомбардировщики, прорываясь сквозь заслон, стремились нанести удар по нашим танкам.

Положение по-прежнему оставалось напряженным. Небо заволокло тучами, пошел дождь. Он резко ухудшил видимость, мешал обороняющимся вести прицельный огонь на дальней дистанции, и противник сумел подойти к рубежу, занятому батальоном автоматчиков. Бойцы не растерялись и пулеметным огнем с флангов отсекли вражескую пехоту от танков. Подоспели и наши танки.

Но силы были слишком неравны. Израсходовав все боеприпасы, пехотинцы вместе с батальоном Орехова стали отходить. Батальон Боридько оказался во вражеском тылу и оврагами пробирался на соединение с бригадой.

Плотная сетка дождя скрыла рощу, на опушке которой стояли в обороне наши танки, видимости никакой. Экипажи томились без дела. Где-то гремело и грохотало сражение, а здесь образовался особенный микромир — ничто не напоминало о недавних жестоких схватках, даже осколочные отметины на броне, пулевые царапины заполнились серой холодной влагой, словно это стали затягиваться рубцующиеся раны.

Звонко и монотонно стучали капли по крышке люка, нагоняли дрему. Но спать нельзя: кругом враг, и неизвестно, что он сейчас, в данную минуту, замышляет.

Командир танка лейтенант Леушин откинул люк, сырой воздух хлынул внутрь, стало легче дышать. Лейтенант высунулся из люка и сняв шлем, прислушался. Короткие русые волосы, намокая, падали на лоб. Механик-водитель старшина Токарев, веселый и разбитной, заметил:

— Хорошо живется некоторым. Захотят — погуляют, воздухом чистым подышат.

— Не прибедняйся, — заступился за командира радист сержант Окунев, — ты свое не упустишь…

Все рассмеялись, так как им был памятен один случай. Весной, когда стояли в селе, Токарев задержался «у одной дивчины» и едва не отстал: рота срочно снималась с места.

— Бегом бежал, — ехидничал радист. — На третьей скорости. Знаешь, командир, пожалуй, наш старшина танк обгонит, если захочет…

— Наверное. Но в тот момент он и черепаху бы не обогнал: подарки волок…

И снова они расхохотались, а Токарев громче всех. Ну а те подарки забыть просто было невозможно.

…В конце марта приехали гости — делегация трудящихся МНР. В ее составе были также монгольские цирики и офицеры. Монгольские воины буквально рвались в бой, просили немедленно отправить их на передовую.

Но гостям не повезло. На фронте затишье, войска стояли в прочной обороне, а тут еще и весна наступила дружная, залило дороги, поля превратились в топи, непроходимые для колесных машин, даже мощные танки увязали в грязи. Поэтому монгольских товарищей хотя и подвозили к передовой, но ни в разведке боем, о которой они мечтали вслух, ни в атаке, о чем даже мечтать не могли, участвовать им не пришлось: командование не разрешило. Однако затишье затишьем, но на войне как на войне: стреляют, приходилось принимать меры, чтобы не подставить гостей под огонь. Офицеров и цириков посадили в танки, тридцатьчетверки вышли на позиции, постреляли по зарывшемуся в землю противнику, немцы ответили. После взаимного «обмена любезностями», закончившегося, к счастью, без потерь для наших бойцов и монгольских друзей, тридцатьчетверки доставили их в штаб бригады.

А здесь уже готовились к торжеству, традиционному митингу и товарищескому фронтовому обеду. Когда отзвучали речи, руководитель делегации МНР сказал:

— А теперь позвольте вручить вам, дорогие наши братья, дар монгольского народа, небольшие посылочки для каждого воина героической бригады «Революционная Монголия». От всей души…

Четверо крепких солдат принесли на плечах ящик, похожий на деревенский сундук, в каких бабки хранят подвенечное платье и прочие семейные реликвии. Танкисты с улыбкой провожали их взглядом. Солдаты остановились возле левофлангового, опустили ящик на землю.

— Получайте, товарищ боец.

Низенький паренек в замасленном танкистском шлеме с недоумением взглянул на командира бригады. Тот улыбнулся.

— Это индивидуальный подарок. Привезли их для всех. Каждый солдат и офицер получит такой, — объясняли монгольские друзья.

— Вот это да!

— Его же не поднимешь!

Строй загудел, танкисты смеялись, помогали друг другу донести подарки до землянок. Кто-то не выдержал и тут же вскрыл ящик. В нем оказалось теплое обмундирование, полушубок, валенки, консервы, сладости, сгущенное молоко…

— Вот это подарочки! Ну и подарки!

В тот вечер танкисты долго не могли успокоиться…

— Да, подарки были что надо! — вздохнул Окунев, вспомнив о монгольских сладостях.

Механик-водитель подначивал:

— А у меня еще кое-что припасено — я бережливый…

— Ладно, бережливый, кончай разговорчики. Проясняется, двинемся потихоньку.

— Есть!

Тридцатьчетверка на малой скорости тронулась вперед, глубоко увязая в раскисшей почве. Токарев был искусным водителем, но машина все-таки застряла. Лейтенант выглянул из люка.

— Внимание! Впереди танки противника!

Люк захлопнулся, экипаж спокойно и деловито стал готовиться к бою.

Когда за сеткой дождя немецкие танки стали отчетливо видны, грянул пушечный выстрел, застрочил танковый пулемет. Экипаж открыл беглый огонь, чтобы ввести в заблуждение противника, не ожидавшего встретить здесь сопротивление.

Расчет на внезапность оправдался. Гитлеровцы не могли представить, что перед ними всего одна единственная тридцатьчетверка — погода на сей раз выручила….

— Можно перекурить, — негромко объявил командир. Танкисты облегченно вздохнули, и хотя никто из них табачком не баловался, солдату, измотанному боями, такая команда приятнее прочих.

До вечера никто не тревожил экипаж танка «Маршал Чойбалсан». Однако следует позаботиться и о себе — машина увязла в болоте, нужно ее вытащить. Но как? Гусеницам необходима твердая опора. Надо нарубить сучьев. Сделать это не просто, кругом противник, в роще можно напороться на немцев.

Но иного выхода не было. Когда наступила ночь, танкисты выбрались из машины и, соблюдая меры предосторожности, принялись за работу. Ломать и рубить ветки опасались, ночью звуки далеко слышны, нагрянут гитлеровцы, и не успеешь добежать до танка. Решили использовать подручный материал. Вокруг было немало деревьев, поваленных разрывами снарядов; война в роще, по выражению Токарева, «наломала дров». Танкисты волокли молодые деревца, охапки хвороста, выкладывали настил к твердому грунту. Спасительный туман рассеивался, и это тревожило; немцы могли появиться ежеминутно, приходилось торопиться.

— Все! Порядок в танковых войсках! Гать готова!

Взревел двигатель, танк, поднимая настил, пополз вперед. С хрустом ломались стволы деревьев, трещали ветви, брызгала грязь. Еще рывок, еще, и машина уже на твердом грунте.

Утром экипаж танка «Маршал Чойбалсан» отправился на разведку. Выбрали подходящий холм, густо заросший ольшаником. С ходу вломились в кусты, и члены экипажа превратились в разведчиков.

Ничто не нарушало тишину, только высоко за облаками назойливо зудела «рама», надоедливый двухфюзеляжный самолет. Танкисты насторожились: дурной признак, прилетел воздушный разведчик — жди «гостей», нагрянут фашистские бомбардировщики, накроют цели, засеченные «рамой».

Но небо оставалось чистым, зато на земле послышался далекий, характерный гул, показались фашистские танки. Лейтенант Леушин хладнокровно пересчитал их.

— Восемь «тигров»! Окунев! Немедленно сообщи на командный пункт. Артиллеристам выдай точные координаты, попроси, чтобы как следует ахнули — слишком уж их много.

— Ничего. Будет меньше, — невозмутимо откликнулся радист, передавая сообщение. Он тоже понимал, что только массированный огонь батарей способен остановить немцев.

Танки приближались. Они были уже отчетливо видны без бинокля, и лейтенант старался рассмотреть некий устрашающий знак на башне головной машины: то ли мифическое животное единорог, то ли овальный геральдический щит с вензелями.

Танки ближе, ближе, но вот по противнику обрушила огонь наша артиллерия. Артиллеристы били метко. Еще залп, и загорелись три танка. Остальные пытались выйти из-под огня. Головная машина, разворачиваясь, подставила борт.

— Своевременно, — пробормотал Леушин, — очень кстати.

И точно навел орудие. Выстрел. Снаряд заклинил башню. Второй ударил в моторную группу. «Тигр» загорелся. Недаром товарищи прозвали Леушина снайпером — стрелял он отлично, без промаха разил любую цель.

Засада! Сигнал тревоги молнией облетел уцелевшие фашистские машины. Здесь спрятаны русские танки, они где-то поблизости. Бьет русская артиллерия, немедленно назад! «Тигры» ретировались на предельной скорости.

За этот бой экипаж танка «Маршал Чойбалсан» был представлен к правительственным наградам.

Вечером 11 июля бригада сосредоточилась в урочище Долгонькое. Танкисты ремонтировали танки, исправляли повреждения. Немало хлопот выпало всеобщему любимцу Сене Барину, в прошлом студенту студии театра имени Вахтангова. Варин стал на фронте не только боевым командиром, но и толковым помпотехом. Сеня и его ремонтники чинили поврежденные танки, устраняли поломки, заменяли вышедшие из строя детали, возвращали боевые машины в строй. Все это быстро, без лишних слов и обязательно с шуткой, с веселой приговоркой.

К вечеру бригада «Революционная Монголия» совместно с 60-м танковым полком, батареей самоходных установок и двумя батареями противотанковых орудий заняла оборону северо-западнее урочища Толстое.

А на рассвете танкистов ждала радость: прибыло пополнение. С заводов, из глубины страны, пришли новенькие, пахнущие краской тридцатьчетверки и Т-70. В тот же день машины вступили в бой, можно сказать, прямо с заводского конвейера.

Утром 14 июля противник яростно атаковал позиции бригады. Завязался ожесточенный бой.

Днем положение осложнилось. Пехота противника просочилась в многочисленные овраги на западной опушке урочища. Сюда же заползли и танки. Немецкие танкисты избрали такую тактику: внезапно выскакивали из укрытия, били по нашим танкам, чтобы затем мгновенно скрыться в овраге и выжидать подходящего момента для нового наскока и огневого удара. Но наши не растерялись и быстренько применились к этой тактике фашистов. Точно рассчитав, где появятся немецкие танки, наши танкисты и артиллеристы меткими выстрелами поражали врага. В этом бою было уничтожено восемь танков противника, в том числе четыре тяжелых «тигра».

Потерпев неудачу, немцы предприняли атаку двадцатью танками, которые, развернувшись, пошли на позиции бригады. Предварительно фашистские пикировщики обработали наши позиции весьма основательно. Вражеские танкисты, похоже, рассчитывали, что противотанковая артиллерия подавлена и, ободренные этим, атаковали.

Казалось, предположение немецкого командования верно, советская оборона молчит. Но наши танкисты выжидали, когда враг приблизится на расстояние, необходимое для верного выстрела. И выстрелы загремели, началась танковая дуэль.

Дорого гитлеровцам обошлось «предположение»: на поле горело четыре танка, в том числе один «тигр». Наши танкисты потерь не имели, только у одной тридцатьчетверки снарядом заклинило башню.

Вскоре началась новая атака. На этот раз гитлеровцы бросили вперед четырнадцать танков, в том числе три «тигра». Две тридцатьчетверки, находившиеся в это время на открытом месте, вынуждены были маневрировать, чтобы не попасть под снаряды фашистов, а четыре машины помогали им из укрытия. Завязался огневой бой, продолжавшийся около часа. Гитлеровцы, потеряв шесть танков, отошли.

Весь мир, затаив дыхание, следил за захватывающими событиями, развернувшимися на Курской дуге. Красная Армия, обескровив и измотав противника, нанесла ему сокрушительный удар, после которого фашистская Германия так и не смогла оправиться. Не помогло хваленое новое оружие — «тигры» и «пантеры». Сокрушительные удары, нанесенные по гитлеровскому бронированному кулаку на Курской дуге, отозвались на всех континентах, вдохновили всех честных людей на борьбу за освобождение от фашистской чумы.

Славный вклад в разгром врага под Курском внесла и бригада «Революционная Монголия». В грозные июльские дни еще более окрепла дружба танкистов с трудящимися МНР. В разгар боев полковник Леонов направил телеграмму в Улан-Батор Премьер-министру Монгольской Народной Республики маршалу Чойбалсану. В ней приводились цифры уничтоженной вражеской военной техники за восемь дней боев, в том числе семьдесят два танка, из которых тридцать один «тигр»! Телеграмма была опубликована в газете «Унэн» 20 июля 1943 года. В том же номере напечатан ответ маршала Чойбалсана, адресованный Леонову:

В урочище Большое бригада находилась до начала августа. Танкисты получали новые машины, исправляли поврежденные, принимали пополнение. В один из дней состоялось вручение правительственных наград героям Курской битвы.

Один за другим подходят к столу, покрытому красным сукном, солдаты, сержанты, офицеры. У некоторых белеют бинты повязок, раненые танкисты остались в строю, не ушли в медсанбат. Обветренные, обожженные солнцем лица взволнованы и заметно смущены.

К столу подходит командир 124-го танкового батальона майор Федор Петрович Боридько. Его танк, носящий имя героя монгольского народа Сухэ-Батора, шел вперед, увлекая своим примером экипажи. Батальон Боридько уничтожил девять «тигров», двенадцать средних танков, два самоходных орудия, тридцать пушек разного калибра, свыше тысячи солдат и офицеров противника. Принимая орден, Боридько сказал:

— Это награда всему нашему батальону. Весь личный состав готов выполнить любой приказ Родины. Для победы никто из нас не пожалеет ни сил, ни жизни.

Сержант Зайцев, подбивший три фашистских танка, получил орден Красной Звезды. Санинструктор Лидия Гагарина, отличавшаяся не раз в предыдущих боях, ранее представленная к ордену Красной Звезды, теперь привернула к гимнастерке орден Отечественной войны II степени. Бесстрашная девушка под градом пуль и осколков перевязывала раненых, эвакуировала в медсанбат. Десятки танкистов обязаны ей жизнью.

Получили правительственные награды и другие наши товарищи. Боевым успехам бригады радовалась страна, радовались и побратимы — трудящиеся МНР. Слава о подвигах «Революционной Монголии» докатилась до самых отдаленных аймаков. Трудящиеся республики хотели знать все подробно о боевых делах танкистов. По заданию командования капитан Александр Шабанов написал корреспонденцию для газеты «Унэн» — отчет о боевых делах. Она была опубликована 6 августа 1943 года, но когда ее читали трудящиеся МНР, танкисты уже снова были в бою.