"Дикий Имбирь[Отверженная]" - читать интересную книгу автора (Мин Анчи)

2

— Как я и подозревала, — переворошив груду документов, объявила всему классу Острый Перец, — ее отец, покойный господин Пей, был французом и занимался шпионажем. И хотя он уже давно мертв, это не снимает с него вины за совершенное им преступление. Ее мать — китаянка, но я абсолютно уверена, что она какая-нибудь шлюха. Дикий Имбирь — прирожденная шпионка. Председатель Мао учит нас «быть безжалостными к реакционерам любого толка»!

Уже через несколько секунд Дикий Имбирь получала свою порцию побоев, от которых у нее опухло все лицо, из носа пошла кровь, аккуратно заплетенные косички растрепались, а куртка, и без того потрепанная, была разорвана в клочья.

— Перестань сопротивляться! — кричали Острый Перец и ее банда. — Сдавайся! Признай нас, пролетариев, господствующим классом и подчинись нам, или мы забьем тебя до смерти!

Дикий Имбирь с трудом поднялась, вся в крови. Ее глаза горели, как у разъяренного быка.

Острый Перец вновь ударила ее, с энтузиазмом повторяя слова Мао:

— Убьем реакционера! Спасем страну от буржуазной заразы! Убьем реакционера! Спасем страну от буржуазной заразы! Четвертое мая 1939 года, «Избранные работы Мао Цзэдуна», том одиннадцатый, страница двести сорок шестая, «Направление развития молодежного движения».

Все тут же присоединились, и красные охранники принялись хором цитировать изречения Мао.

— «Что должно служить критерием для определения революционности того или иного молодого человека? Какой мерой ее мерить? Существует только один критерий: надо посмотреть, желает ли этот молодой человек сомкнуться с широкими рабоче-крестьянскими массами и смыкается ли он с ними на деле. Если он желает сомкнуться с рабочими и крестьянами и осуществляет это на деле — значит, он революционер; в противном случае — он нереволюционер, или контрреволюционер. Если сегодня он смыкается с массами рабочих и крестьян, то сегодня он революционер. Но если завтра он не будет с ними смыкаться или, хуже того, будет угнетать простой народ, то он уже будет нереволюционером или контрреволюционером».

Дикий Имбирь была похожа на загнанное животное, она пыталась прикрыться от ударов счетами, но и они в конце концов были сломаны. Отбросив в сторону оставшуюся целой рамку, девочка схватилась за портфель. Красные охранники снова набросилась на свою жертву. Я пыталась помочь ей, но Тити и Яйя оттащили меня в сторону и прижали к земле. Красные охранники выхватили у девочки портфель и начали вытрясать из него учебники и тетради. Потом эти бандиты повалили ее на землю, держа за голову и за ноги, чтобы она не могла сопротивляться, а Острый Перец встала ей на спину и стала бить бедняжку зонтом.

Дикий Имбирь душераздирающе кричала, в конце концов она не выдержала и сдалась.

Острый Перец победным тоном процитировала Мао:

— «Изучение книг — это учеба; практическое применение изученного — тоже учеба, и притом еще более важный вид учебы.

Учиться воевать в ходе войны — таков наш главный метод. Люди, не имеющие возможности поступить в учебные заведения, тоже могут учиться воевать — учиться на войне. Революционная война — дело народное; в этой войне человек зачастую воюет не после того, как выучится воевать, а сначала воюет и в ходе войны учится; воевать — это значит учиться».

Дикий Имбирь тихо всхлипывала, лежа на животе. Банда удалилась, школьный двор опустел. Я поднялась с земли и пошла к ней.

Она с трудом встала на ноги, огляделась по сторонам в поисках своих ботинок. Повсюду вокруг валялись ее разломанные счеты, разорванные страницы книг. Заметив один из ботинков в кустах, она направилась за ним. Ей было больно наступать на одну ногу, все лицо покрывали синяки и ссадины. Возвращаясь, она подобрала свой портфель, у него были оторваны застежки.

Я медленно подошла, собирая по пути обломки счет и обрывки книжных страниц. Мне хотелось поблагодарить ее, но я не знала, с чего начать.

— Кажется это твой рукав? — Дикий Имбирь подобрала кусок ткани, совпадающий по цвету с моей курткой, и протянула его мне. — Второй валяется в кустах.

Я кивнула в знак благодарности и протянула ей собранные страницы.

— Как тебя зовут? — спросила Дикий Имбирь, убирая листы в портфель.

— Клен.

— Понятно. Осенью становишься красной. — Она улыбнулась и принялась завязывать шнурки.

— Ты смеешься над моим именем?

— Нет, вовсе нет. — Дикий Имбирь отерла с губ кровь. — Мне нравится твое имя. Звучит очень по-пролетарски. Имя, достойное настоящего маоиста. Просто идеальное. Твои родители, должно быть, очень предусмотрительны… Ну ладно, а как это пишется?

— Иероглиф, обозначающий ветер, и слева — дерево.

— Ты совсем как твое имя. — Она стояла, отряхивая с себя пыль. — Сгибаешься под натиском внешней силы.

Что я могла ей ответить? Что она знала об Остром Перце! Я принялась чинить ее счеты.

— Но я же не сказала, что ты в этом виновата? — Она вкладывала вырванные страницы, пытаясь заново собрать свой учебник.

— Как бы то ни было, спасибо, что пришла мне на помощь.

— Не за что. — Как от резкой боли, Дикий Имбирь опустилась на колени.

— Ты и порядке?

— Со мной… все нормально.

— Мне очень жаль.

— Нет, не надо меня жалеть. Я ношу свои рамы как медали!

Что бы это значило?

— Тебе часто приходится драться?

— Из-за моей внешности меня никогда не оставляют в покое.

— А ты побеждаешь в драках?

— Да нет, я большей частью проигрывала. Однажды мне чуть зубы не выбили.

— Ты очень смелая.

— Я бы так не сказала.

— Ты… ты понимаешь, что выглядишь несколько необычно. Твой отец и вправду француз?

— Только наполовину. Мой дед был французом.

— А где находится Франция? Это империалистическая страна, вроде США?

— Понятия не имею. Я никогда не видела карту мира. Мама как-то сказала, что она где-то в Европе и что это очень красивая аграрная страна. Но как я могу верить своей матери?

— Так, значит, Острый Перец была права насчет твоей семьи?

— Ну, родителей же не выбирают, не так ли?

— Конечно нет.

Она по-старушечьи глубоко вздохнула.

— Мне очень жаль, Дикий Имбирь.

— Мама ошиблась. Она думала, что мой переход в другую школу сможет как-то помочь.

— Но на этот раз ты вступила в драку не ради себя.

— Поверь мне, это не имеет никакого значения. Рано или поздно моя внешность стала бы поводом для побоев или насмешек. Честно говоря, в моей прежней школе ребята были еще более жестоки. Они били меня ремнями с металлическими пряжками.

— Что же ты будешь делать?

— Не знаю. Я не могу их остановить. И покорность тут тоже не поможет, это я знаю наверняка.

Я вздохнула, подумав о своем собственном положении. Боль чувствовалась во всем теле.

— Ты принимаешь все это как заслуженное. — Дикий Имбирь направилась к воротам, а я пошла за ней следом. — Почему ты не борешься, Клен? Ты должна, по крайней мере, показать им, что не согласна с подобным обращением.

— А что толку? Я в любом случае обречена на поражение, я одна.

— Больше нет. — Дикий Имбирь подобрала ивовый прут и резко взмахнула им в воздухе.

Я взглянула на нее.

Согнув ветку, словно кнут, она с треском переломила ее.

Я почувствовала какое-то странное тепло, слезы невольно навернулись мне на глаза.

— Вот твои счеты, — с трудом произнесла я. — Острый Перец опять их сломает, если узнает, что ты связалась со мной.

— Или что ты со мной. — Она улыбнулась. — Где ты живешь?

— Дом 347 по улице Красного Сердца. А ты?

— Недалеко от тебя. Улица Сталина, переулок Чиа-Чиа.

— Кстати, мне нравится твое имя.


В ту ночь я впервые за долгое время почувствовала себя умиротворенно. В моей жизни начиналась светлая полоса. Отчаяние было уже не так велико. Дикий Имбирь заполнила все мои мысли. Я поведала маме о своей новой подруге, рассказала про ее бесстрашие. Я даже почти не обиделась, когда мама уснула. Она начала похрапывать, а я все продолжала говорить, мне нужно было самой слышать имя Дикий Имбирь и ее историю.

В конце лета ночи в Шанхае были сырые. Я слушала, как урчит у меня в животе. Мы были настолько бедны, что не могли позволить себе нормально питаться. Все мои родные спали на полу на бамбуковых циновках. Три сестры и трое братьев лежали, обняв друг друга. Даже во сне все они были вовлечены в борьбу. Боролись за пищу и место под солнцем. Палец ноги одного из моих братьев был во рту у сестры. Младший брат прижимался спиной к груди матери. Одна из сестер вскрикнула во сне: «Лук! Пучки зеленого лука!» — и скатилась со своей циновки, словно преследуя кого-то, кто отнял у нее этот лук. Старший брат, ворочаясь, протиснулся между ножкой стола и стулом. «Лук? Где лук?» — прошептал он, хватая меня за плечо.

Я не могла уснуть и встала, чтобы написать письмо отцу, который уже почти год находился в исправительно-трудовом лагере. Хотелось рассказать ему, что теперь мне легко идти в школу. Хотя я понимала, что побоев и нападок мне по-прежнему не миновать, мысль, что я теперь не одна, давала мне силы.