"С крестом и мушкетом" - читать интересную книгу автора

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ,

Поход начался 20 апреля 1511 года. Новый поход д'Албукерки — первая экспедиция конкистадоров в неведомый мир Юго-Восточной Азии. На этот раз двигались не купцы, не заброшенные туда судьбой искатели приключений, не разведчики. Покорять Малакку шел целый флот из 18 кораблей; 800 португальских солдат и 600 индийских наемников с Малабара вел с собой д'Албукерки. Флаг адмирала был на «Флор дель мар» — большой каравелле, не впервые пересекавшей Индийский океан.

Д'Албукерки уверенно продвигался по древнему пути. Индийский лоцман, не единожды ходивший из родного Гуджарата к берегам Суматры и Малайи и еще дальше — к Яве и далеким Молуккским островам, указывал путь.

По совету лоцмана флотилия не сразу направилась к Малакке. Вначале зашли на Суматру, в гавани Пидир и Пасе, владетели которых были данниками Малакки. Зашли, чтобы отдохнуть, подремонтировать корабли, собрать сведения о настроениях в Малакке.

Еще на подходе к Пидиру настигли индийское грузовое судно, которое и разграбили. Такая же участь постигла и другие корабли, встреченные д'Албукерки. В Пидире д'Албукерки нашел восьмерых португальских пленников, бежавших из Малакки, узнал, что бендахара Тун Мутахир казнен подозрительным султаном, а его советник и враг португальцев Ноадабегеа, опасаясь гнева султана, скрылся.

В опустевшем Пасе, жители которого, узнав о приближении эскадры, бежали в джунгли, португальцы не нашли никакой добычи и, не задерживаясь, отплыли к Малакке.

По пути туда португальцы встретили еще два индийских судна. Одно из них было сожжено, и экипаж безжалостно перебит. Второе с тремястами вооруженных воинов оказало яростное сопротивление. На нем находился раджа Пасе, направлявшийся в Малакку, чтобы предупредить своего сюзерена о приходе «белых бенгальцев». Д'Албукерки сделал вид, будто поверил рассказу раджи, объяснившего свое пребывание на корабле необходимостью отправиться на Яву за помощью против своих мятежных вассалов. Адмирал не желал портить отношений с подданными малаккского султана. Он даже распорядился не нападать более на местные корабли (за исключением индийских) в Малаккском проливе.

К вечеру 1 июля португальская эскадра подошла к Маллкке и встала на якорь в виду города под звуки корабельных фанфар и орудийного салюта.

На следующий день начались переговоры. Посланцы д'Албукерки требовали от султана Махмуда освобождения португальских пленников в качестве доказательства его желания жить в мире и дружбе с королем Португалии. Султан соглашался отпустить португальцев, но хотел сначала заключить мир, а затем освободить пленников.

А пока малайцы спешно строили укрепления на берегу, д'Албукерки, не дожидаясь ответа, разрушил орудийным огнем дома в предместье Упех и сжег все гуджаратские корабли, стоявшие на рейде. Он не тронул ни китайских, ни сиамских судов, напротив, подчеркивал всячески свое расположение к китайским и сиамским купцам и капитанам, уговаривая их подождать в гавани, пока он не возьмет Малакку, а затем сообщить своим государям о великой победе португальцев.

Пытаясь избежать войны, султан решил отпустить пленников. Но это не остановило д'Албукерки, с самого начала решившего штурмовать Малакку. И он предъявил новый ультиматум — не только открыть Малакку для монопольной торговли португальцев, но и разрешить им построить в городе форт. Отказ султана послужил формальным поводом для начала военных действий.

Огромный город лежал перед португальцами. Он возник из небытия за столетие, и за это время превратился из маленькой деревушки в крупнейший порт Азии с многоязычным населением, куда сходились торговые пути из Китая, Индии, Аравии и других далеких стран.

За сто с небольшим лет до прихода португальцев яванский принц, имени которого история не сохранила и который остался известен лишь по титулу — парамесвара (принц-консорт), попал на западный берег Малакки и здесь, в устье реки Малакка, основал крохотное княжество.

С начала XV века в городок начали заходить китайские флотилии, совершавшие далекие плавания на Запад, проявляли интерес к нему и мусульманские торговцы из Индии, обосновавшиеся в портах Северной Суматры. Оживление торговых связей между странами Дальнего Востока, Индией и Аравией, заинтересованность западных государств в пряностях, которые шли через Малаккский пролив, упадок яванских портов — все это выдвинуло Малакку на первый план в Юго-Восточной Азии.

Правители Малакки используют выгодную обстановку. Они становятся вассалами Китая — вассалами, правда, лишь по названию, чтобы избавиться от сиамской угрозы. Уже первый из них переходит в ислам, а его преемники укрепляют связи с тамильским мусульманским купечеством брачными союзами. Четвертый правитель, убивший своего малолетнего брата, принимает титул султана. При нем начинается стремительное усиление Малакки.

XVI век застает султанат в зените могущества: под его властью находится не только вся Малайя, но и княжества восточного берега Суматры.

Вернувшиеся из плена португальцы рассказывали, сколь изумителен и богат этот город, сколько кораблей ежегодно приходит в гавань, какие роскошные товары они видели на базарах, где встречаются купцы из разных стран — важные арабы из Каира, Мекки и Адена, бойкие гуджаратцы, осторожные китайцы, буги, любящие решать торговые споры ударом криса, молчаливые яванцы, веселые жители Пегу. «84 языка встречаются здесь», — говорили они изумленным слушателям.

И продолжали: Малакка не знает себе равных. Это город, самой природой предназначенный для торговли. Здесь лук и чеснок ценятся выше, чем мускатный орех, бензойная смола и другие драгоценные вещи.

Рассказывали они также, что сюда, в Малакку, приходят шерстяные ткани, стекло с позолотой из Венеции, опиум — из Мекки, тридцать видов одежд и сорок видов других товаров — из Камбея и Адена, серебро и рубины — из Пегу, шелка и фарфор — из Китая, перец и золото — с Суматры, рис, мясо, оружие — с Явы, корица и мускатный орех — с Молукк и островов Банда. Число иностранных купцов с их челядью так велико, что живут они в отдельных предместьях, из которых Упех — самое большое, и управляются своими старейшинами — шахбандарами. Рассказывали они и о великолепном дворце султана, вход в который украшают бронзовые львы, и о султанской сокровищнице, находящейся рядом с дворцом, и об огромных мечетях, самая большая из которых находится в Упехе, куда по пятницам устремляются толпы «мавров» разных национальностей. «А малайская знать и богатые купцы, — сообщали они, — живут приятнейшей жизнью в окруженных рощами, садами и водоемами больших домах. Дома эти расположены за городом, а в самом городе они также имеют богатые дома. У них много рабов и прислужников, исполняющих все их желания».

Лишь о трудовом люде, ютившемся в жалких хижинах из пальмовых листьев, в кампонгах[13] близ города и на его окраинах, переносящем товары с кораблей и грузившем их на корабли, сгонявшемся на постройку дворцов, загородных домов и мечетей, трудившемся в ремесленных мастерских города, почти ничего не говорили бывшие пленники. Да это никого и не интересовало — ведь здесь не пахло золотом и пряностями.

Зато о воинских силах Малакки говорили много. В городе находилось не менее 20000 воинов — жителей Малакки, яванских наемников и солдат султана Паханга[14], прибывшего в Малакку для женитьбы на дочери Махмуда. Город обладал значительной артиллерией, в том числе 50 большими бомбардами. Подступы к Малакке со стороны моря преграждали деревянные палисады. Единственным пригодным местом для высадки было устье реки Малакки, через которое был перекинут мост, соединявший город с его предместьем Упех, расположенным на правом берегу реки. Мост, как самая уязвимая и в то же время самая важная стратегическая позиция, был защищен палисадом и батареями, охрана его была поручена яванским наемникам.

Но, несмотря на внешнее великолепие, Малаккский султанат не был таким мощным государством, каким представляли его португальские источники. И напрасно португальские, и не только португальские, историки по сей день стараются доказать, что все решила доблесть и мужество португальцев, выступавших против врага, превосходившего их по численности в двадцать раз и чуть ли не одинаково вооруженного.

Главной ударной силой малаккского войска были боевые слоны, которые, однако, в уличных боях наносили урон не столько наступавшим, сколько оборонявшимся. Подавляющая масса малаккского войска была вооружена копьями, луками и крисами, воины не носили панцирей и кольчуг и сражались полуголыми. Город не имел крепостных стен и защищался лишь деревянным палисадом, и то не сплошным.

Португальцы превосходно владели огнестрельным и холодным оружием, в отличие от массы защитников Малакки они были профессиональными воинами, ремеслу солдат их обучали отцы. Правда, в лице яванских наемников, также великолепно владевших холодным оружием, они нашли достойных соперников, но дисциплина и организованность у португальцев были значительно выше.

Султанат раздирали внутренние противоречия, особенно обострившиеся к моменту появления португальцев. Вассалы на полуострове и на Суматре мечтали об отделении от Малакки и не пришли ей на помощь. Часть купечества города, особенно китайцы и яванцы, недовольные деспотизмом султана Махмуда, не была склонна оказывать ему помощь в борьбе с пришельцами. Португальцы умело использовали эти противоречия, постарались заручиться поддержкой суматранских вассалов Малакки и вступили в переговоры с китайскими, яванскими и индийскими (немусульманскими) торговцами. К тому же яванские наемники — основная воинская сила Малакки — несколько месяцев не получали жалованья.

Не было единства и в ближайшем окружении султана. Фавориты использовали болезненную подозрительность Махмуда для устранения неугодных им лиц, жертвой чего и пал энергичный и дальновидный бендахара Тун Мутахир, деятельно готовившийся к борьбе с португальцами.

Тун Мутахира погубило то, что он был богат и имел красивую дочь. Бендахара считался богатейшим человеком Малакки. Торговцы на базарах передавали друг другу, клянясь, что это правда, будто бы Тун Мутахир принимал своих рабов за чужеземцев — так пышно и богато они одевались, а золото бросал пригоршнями прохожим.

Много врагов имел Тун Мутахир, но злейшим, как повествует малайская летопись, был лаксамана — адмирал Хаджи Хусейн. Однажды бендахара разбирал дело двух богатых индийских торговцев и отложил решение на утро. Ночью один из тяжущихся принес ему бахар[15] золота. Узнав об этом, другой бросился к лак-самане, преподнес ему золото и пять крупных бриллиантов, умоляя о заступничестве. Лаксамана отправился к султану и сообщил, что из верных источников ему стало известно о стремлении Тун Мутахира захватить трон. Навет пал на подготовленную почву: красота дочери бендахары — Фатимы не давала покоя султану, а Тун Мутахир пренебрег милостью повелителя и выдал ее за сына своего давнего друга.

Махмуд послал палачей с султанским крисом — знаком власти — к бендахаре и его брату. Через некоторое время тот же Махмуд отправил посланца в дом бендахары с приказом не убивать членов семьи Тун Мутахира, но послал с таким расчетом, чтобы посланец не застал никого из мужчин в живых. Случайно лишь уцелел маленький внук бендахары, которому спасло жизнь появление султанского гонца. Фатима была взята в гарем Махмуда, но, как сообщает тот же летописец, «перестала улыбаться и не хотела рожать детей султану». Чтобы заслужить расположение Фатимы, султан казнил индийского купца и оскопил лаксаману.

Отпущенный султаном Рюй д'Аранжо рассказал обо всем этом д'Албукерки, познакомил его с богатым индусом — главой индийцев-немусульман Малакки, сообщил о всех укреплениях и наиболее уязвимых местах города.

На совещании у д'Албукерки на флагмане «Флор дель мар» было решено нанести удар по мосту, от которого открывался путь к городу и предместью Упех. Утвердившись на мосту, можно было бомбардировать город и принудить его защитников к сдаче.

Атака была назиачена на 25 июля, день святого Яго — покровителя Португалии.

Д'Албукерки разделил свои силы на три части. Семь капитанов должны были атаковать часть моста, выходящую к предместью Упех, а одиннадцать — другую часть, ведущую к городу. Сам адмирал с резервом должен был следовать за основными силами, закрепляя успех.

Было еще совсем темно, когда к флагманской каравелле «Флор дель мар» стали подходить шлюпки. Бесшумно взбирались фидалгу на борт корабля.

Рассвет наступил, как всегда, внезапно — и этому не переставали удивляться новички, впервые очутившиеся в Индии (впрочем, у д'Албукерки таких было немного).

И сразу все вокруг оживилось. Прозвенели фанфары флагмана. От «Флор дель мар» к узкой полоске песка, за которой начинались мангровые заросли, двинулись шлюпки португальцев. Они шли медленно, раскинувшись веером, чтобы уберечься от обстрела, но жителям города казалось, что лодки «белых бенгальцев» приближаются с дьявольской быстротой. С берега, из деревянных укреплений, наспех выстроенных за эти тревожные дни, с моста, возвышавшегося над рекой, открыли частый, но беспорядочный огонь, не столько причинивший ущерб португальцам, сколько изрядно дезорганизовавший защитников: несколько орудий разорвалось, убив и покалечив немалое число пушкарей и людей, стоявших вблизи.

Почти одновременно передовые шлюпки правого и левого крыла подошли к мосту. Первым на берег выскочил, размахивая длинным мечом, дом Жуан да Лима. За ним с боевым кличем на мост ринулись португальцы из других шлюпок. Защитники моста, вооруженные луками и стрелами, а также длинными копьями и щитами, храбро встретили закованных в броню, умело орудующих мечами, несокрушимых в бешеном натиске португальцев. Лязг железа, пение стрел, звуки горнов, которыми подбадривали себя малайские воины, боевой клич португальцев — все слилось воедино в шуме кровавой битвы на мосту.

Спустя полчаса португальцам удалось оттеснить малайских и яванских воинов с моста к мечети и городу. Но захватить мечеть сразу не удалось. Султан и его сын Ахмад на слонах остановили бегущих и повернули их против португальцев. Лишь после нового сражения солдаты да Лимы сумели взять мечеть, перебив ее защитников. Этот успех недешево достался португальцам: они потеряли около тридцати человек, большинство которых умерло от отравленных стрел.

И в тот момент, когда левое крыло португальской армии торжествовало победу, из города к мосту подошел Туан Бандар с семьюстами яванских наемников. Неизвестно, сумели бы португальцы удержать мост, если бы султан Махмуд и Туан Бандар атаковали одновременно. Но этого не случилось.

Португальцы пропустили яванцев на мост, а затем ударили с тыла, в то время как на самом мосту Туан Бандара встретили уже отогнавшие султана за мечеть воины да Лимы. Эта последняя в тот день схватка на мосту кончилась гибелью всего яванского отряда во главе со своим командиром.

Наступил полдень. Изнывавшие от зноя, закованные в латы португальцы вновь были вынуждены отражать атаку малайцев. На этот раз — со стороны мечети. Малайцев вели султан и принц Ахмад. Впереди двухтысячного отряда двигались боевые слоны. Португальцы встретили врага почти у самой мечети, там, где начинался мост. Знакомые с животными еще по Индии, ветераны индийских компаний д'Алмейды и д'Албукер-ки, не обращая внимания на нестройную малайскую пехоту, открыли огонь по слонам. Раненые животные в ярости повернули назад, сминая свою пехоту, сбрасывая седоков.

Д'Албукерки запретил преследовать бегущих. Опасаясь атак, он велел укрепить мост палисадом и втащить на мост пушки. Под прикрытием огня с кораблей и шлюпок португальцы 'построили палисады с обеих сторон моста, за которыми поставили батареи.

До двух часов пополудни продолжалась бомбардировка города и предместья вокруг мечети. Деревянный город вспыхнул сразу, и, несмотря на все усилия жителей, пожар не удалось потушить до позднего вечера. Португальцы устали. Раненые лежали под палящим солнцем, с трудом удалось подвезти еду с кораблей: малайцы непрерывно обстреливали берег и подступы к мосту.

Еще до того как начали укреплять мост палисадом, капитаны сообщили адмиралу, что люди утомлены, страдают от жестокой жары, и просили разрешить вернуться на корабли для отдыха. Д'Албукерки прогнал капитанов и велел продолжать сооружение палисада, надеясь провести ночь на мосту. Но после того как капитаны вновь и вновь поодиночке и все вместе приходили к нему и докладывали об усталости, потерях, боязни ночного нападения «мавров», д'Албукерки с заходом солнца приказал возвращаться к шлюпкам. Обстреливаемые со всех сторон португальцы вернулись на корабли.

Первый штурм Малакки кончился. Кончился неудачей для португальцев. Семьдесят раненых привезли они с собой на корабли и около сорока убитых. Многие раненые умерли к утру, и, вспоминая эту ночь, очевидец потом напишет: «Из раненных же отравленными стрелами никто не избег печальной участи, кроме одного — Фернана Гомиша да Лимоша: он выжег рану раскаленным наконечником стрелы сразу после ранения, и господь сохранил ему жизнь».

Полмесяца прошло между первым и вторым штурмом Малакки. Обе стороны готовились к новому сражению. Малайцы укрепили мост, установили на нем новые пушки, загородили палисадом подступы к мосту со стороны мечети и главной улицы города, разбросали по всему берегу, где высаживались португальцы в прошлый раз, отравленные шипы.

Занимались военными приготовлениями и португальцы. Учтя опыт сражения на мосту и понимая, что мост необходимо взять во что бы то ни стало, д'Албукерки приказал надстроить палубу на одной из джонок, предоставленных ему китайскими купцами. На этой палубе были построены и навесы, защищающие солдат от стрел и ядер малайцев. Адмирал планировал ввести джонку в устье реки и с верхней палубы, возвышавшейся над мостом, смести защитников моста, а затем ввести на мост основные силы. Султан пытался помешать постройке плавучей крепости и несколько раз посылал к ней брандеры[16], но португальцы были начеку (д'Албукерки приказал капитанам по очереди дежурить на борту джонки).

Д'Албукерки послал лазутчиков в предместье Упех к общепризнанному главе яванской колонии Утимутирадже, обещая сохранить ему, его семье и челяди (у этого богатейшего торговца было 4000 рабов) жизнь, а также имущество в том случае, если тот не будет помогать султану.

Утимутираджа и его сородичи, недовольные засильем тамильских торговцев при дворе, опасавшиеся за свои богатства в случае победы португальцев, согласились помочь д'Албукерки, хотя одновременно на всякий случай оказывали помощь и султану Махмуду в сооружении укреплений на берегу. Несомненно, что предательство богатых яванских купцов сказалось на поведении основной воинской силы султаната — яванских наемников, несмотря на то что после первого штурма им не только выплатили задержанное жалованье, но и уплатили за три месяца вперед.

За несколько дней до решающего штурма д'Албукерки собрал капитанов и фидалгу своей эскадры и обратился к ним с речью. Привыкшие к деспотизму и суровости адмирала португальцы вначале с удивлением, а потом с восхищением слушали д'Албукерки. Он не приказывал, но и не уговаривал и даже не слишком часто упоминал о долге перед богом и королем. Главным образом адмирал говорил о тех выгодах, какие принесет захват города португальцам, о тех богатствах, которые воины возьмут в городе.

Взяв город, убеждал д'Албукерки своих фидалгу, мы преградим доступ маврам к пряностям, и у них не останется ни одного порта, где они смогут вести торговлю ими. Сокрушение Малакки — путь к небывалому возвышению Португалии, ибо, если мы выхватим торговлю Малакки из рук мавров, Каир и Мекка придут в упадок, а в Венеции не будет иных пряностей, кроме тех, которые ее торговцы будут покупать в Португалии.

Адмиралу удалось убедить собравшихся принять решение о новом штурме, хотя в совете раздавались голоса за отплытие в Гоа, чтобы потом вернуться к Малакке с более значительными силами. Д'Албукерки настоял, чтобы решение совета было подписано всеми военачальниками и фидалгу эскадры и о нем узнал каждый солдат.

Утром 10 августа 1511 года, в пятницу, португальцы начали новый штурм. На этот раз д'Албукерки сам повел их в атаку на мост.

Впереди шла джонка — плавучая крепость. Защитники моста обстреливали палубу джонки, подошедшей к мосту, из пушек, аркебуз, луков, сумпитанов[17]. Борта Джонки были продырявлены и навесы на палубе разрушены. Много португальцев было убито и ранено. Джонку отвели от моста, наспех заделали пробоины, прикрепили новые навесы.

На этот раз джонке удалось подойти вплотную к мосту и португальцы сверху смогли расстрелять гвардейцев султана, защищавших мост.

Свои основные силы д'Албукерки немедленно бросил на штурм малайских укреплений, прикрывавших подходы к мосту. Малайцы, по свидетельству португальцев, «долгое время оборонялись с завидным мужеством». Особенно упорно защищали они предмостное укрепление со стороны мечети. Только после того как д'Албукерки сам повел португальцев в атаку, им удалось оттеснить малайцев от палисада.

Малайцы непрерывно атаковали. С трудом португальцы удерживали подступы к мосту, в то время как на нем устанавливалась артиллерия и делались укрытия из пальмовых листьев для страдавших от жары солдат. Укрепившись на мосту, португальцы под прикрытием пушек двинулись к мечети, где их встретил принц Ахмад. Отряд да Лимы сумел обратить в бегство слонов, Ахмад был ранен и с трудом избежал плена.

Всю ночь португальцы бомбардировали город с моста. В городе бушевали пожары, малаккские воины не могли сосредоточиться для атаки на прилегающих к мосту улицах. «Страшно было взглянуть на город — казалось, что он весь в огне», — писал участник штурма.

На этот раз португальцы потеряли убитыми около тридцати человек: сражение было выиграно не врукопашную, а с помощью пушек.

В течение двух недель португальцы обстреливали город, совершали налеты на прилегающие к мосту улицы, жители которых даже под страхом голодной смерти не решались выйти из дому. К д'Албукерки потянулись делегации купцов многонационального города — просить милости в ожидании неминуемого грабежа. Такую милость д'Албукерки даровал немусульманам — бирманцам, сиамцам. Получил гарантии неприкосновенности и Утимутираджа.

С утра 24 августа город был отдан на разграбление португальской солдатне «в вознаграждение за труды». Шестью колоннами двинулись португальцы по улицам города, убивая встречных жителей-мусульман без различия пола и возраста. «Все мавры, и женщины и дети, были убиты, ибо им не давали никакой пощады». Вслед за тем в город были отпущены для грабежа вначале моряки, а затем остальные португальцы. Вся «операция» заняла один день.

К вечеру награбленная добыча была сложена у дома, где расположился д'Албукерки. Адмирал не взял себе ни золотых сосудов, ни слитков золота, ни драгоценных камней: лишь шесть бронзовых львов из султанского дворца на свою будущую могилу, чтобы потомки помнили, кто победил Малакку. Но хранители султанов Малакки — бронзовые львы — не украсили могилу завоевателя: на обратном пути «Флор дель мар», на котором везли добычу, затонул, а львы вместе с другими сокровищами по сей день лежат на дне моря близ северных берегов Суматры.

Махмуд бежал, увозя с собой раненого Ахмада. По дороге последний умер; говорили, что его отравил отец, боявшийся популярности принца, особенно возросшей в дни обороны Малакки. Вместе с Махмудом бежали почти все сановники султана.

Братья д'Андраде с яванскими наемниками, перешедшими на службу к португальцам, разбили Махмуда на реке Муар, неподалеку от Малакки, после чего тот бежал еще дальше — вначале в Паханг, а затем на юг, в Джохор.

Не теряя времени д'Албукерки приступил к постройке форта — форта, который один мог спасти горстку португальцев в море враждебных государств. И те только спасти, но и помочь утвердить господство Португалии на старинном торговом пути через Малаккский пролив, стать базой для флота, для дальнейшего продвижения к заветной цели — Островам Пряностей.

В разоренном городе не хватало рабочих рук, и д'Албукерки отправил своих солдат в окрестности для поимки бежавших жителей. Их заковывали в цепи и гнали в Малакку. Вместе с уцелевшими рабами султана они под надзором португальцев строили крепость, которая должна была закрепить господство чужеземцев в их стране.

В городе (точнее, в руинах его) не было камня, даже дворцы были построены из дерева. Камень нашелся на кладбище, где были похоронены султаны Малакки и их родственники, а также в мечетях. Д'Албукерки снял все надгробия и построил из них крепостную стену.

Не только в строительстве форта видел д'Албукерки путь к процветанию — теперь уже португальской — Малакки. Малакка должна сохранить свое значение крупнейшего порта в малайском мире для процветания Португалии и умножения ее богатств. И д'Албукерки всячески подчеркивает свое расположение к яванским и индусским купцам, оставшимся в городе, посылает посольства в Сиам и Китай с уверениями в дружественных намерениях португальцев. Религиозное рвение адмирала отступает перед соображениями коммерческого и тактического порядка — необходимо было заручиться союзниками, Д'Албукерки радушно принимает посланцев султана Кампара — бывшего вассала Малакки.

Затем д'Албукерки посылает три корабля во главе с Антониу д'Абреу и Франсишку Серрано к Молуккам, до которых теперь рукой подать: ведь ключ к сокровищнице у португальцев. Эта экспедиция открыла новую страницу в истории путешествий и завоеваний XV–XVI веков. Страницу более значительную, чем все то, что ей предшествовало. Ибо экспедиция д'Абреу, потерявшего два из трех своих кораблей, была прологом к путешествию Магеллана. Франсишку Серрано, потерпевший кораблекрушение близ Амбона и оставшийся на этом острове, в письмах Магеллану подал последнему мысль направиться к Островам Пряностей с запада, а не с востока.

Но главная забота д'Албукерки — закончить форт и вернуться в Индию, откуда доходят тревожные вести.

Неспокойно в Малакке и вокруг города. Султан Махмуд и его младший сын Алауддин, обосновавшиеся на юге полуострова, продолжают борьбу с португальцами. Яванские купцы и их глава Утимутираджа недовольны проводимой португальцами политикой ущемления мусульманского купечества. Малайское население готово поддержать любое выступление против ненавистных пришельцев.

Д'Албукерки решает нанести удар первым: при содействии главы индусского купечества он арестовывает Утимутираджу, его сына, внука и зятя и предъявляет им обвинение в сговоре с Махмудом и противодействии мероприятиям португальцев в городе. Ночью сооружается эшафот, а наутро приговор приводится в исполнение. Восьмидесятилетний яванец спокойно встретил смерть и лишь просил о милости умереть первым, чтобы не видеть конца своих близких. Казнь Утимутираджи вызвала восстание, видную роль в котором сыграла жена погибшего. Но бывшие начеку португальцы довольно быстро разгромили это выступление, в результате большинство яванцев покинули город и бежали на Яву.

В начале января 1512 года постройка форта завершилась. Названный «Фамоза» — «Славный», форт возвышался на правом берегу реки, у впадения ее в море. Форт окружала стена толщиной около двух с половиной метров с бастионами по углам. Близ моста Прямо в море была построена башня, преграждавшая доступ к реке. Во время прилива в ворота башни мог войти корабль водоизмещением до 200 тонн. Таким образом, гарнизон мог получать подкрепления и припасы с моря, где господствовал португальский флот.

Владычество Португалии в Малаккском проливе было закреплено. В течение почти 130 лет о стены «Фамозы» разбивались попытки яванских, малаккских, ачехских султанов покончить с португальским господством, в течение 130 лет португальцы терроризировали окрестное население, совершали пиратские набеги, навязывали всем свою торговую политику, опираясь на форт, ставший в глазах местного населения символом угнетения.

Сразу же после окончания постройки форта и назначения коменданта и других должностных лиц д'Албукерки поспешил в Индию.

Никогда, ни до штурма Малакки, ни после этой победы, португальская колониальная империя не переживала более блестящей поры.

Весь торговый путь от Лиссабона до Малаккского пролива находился в руках португальцев, целая сеть опорных баз обеспечивала незыблемость португальского владычества на этом пути, мусульманской торговле был нанесен сокрушительный удар, от которого ей не суждено было оправиться. Казалось, ничто в мире не сможет противостоять могуществу короля Мануэла — богатейшего из европейских монархов, чьи корабли бороздят океаны.

Торжества по поводу захвата Малакки состоялись не в Малакке и даже не в Лиссабоне, где известие о падении мощного форпоста мусульманской торговли было встречено с небывалым ликованием, а в столице христианского мира — в Риме.

В сентябре 1513 года в Риме папа Лев X устроил торжественный прием португальскому посольству. Во главе посольства шел Триштан да Кунья — один из португальских адмиралов, водивших эскадры на Восток. За ним следовали знатные вельможи Португалии в сопровождении родственников и друзей. У ворот города посольство встретили кардиналы и прелаты.

Но блеск посольства в глазах несметных толп, высыпавших на улицы Рима, затмила добыча из далеких восточных стран, которую португальский король прислал папе. Здесь слон невиданных размеров, два леопарда, пантера, персидские кони, украшенные драгоценной сбруей, золотые чаши и вазы, усыпанные драгоценностями церковные облачения. Когда процессия подошла к дворцу, у окна которого стоял папа, слон остановился и трижды преклонял колени перед святым отцом, к неописуемому восторгу толпы.

Через шесть дней сам папа отслужил благодарственный молебен во славу христианских рыцарей Португалии. В речи, которую произнес после молебна каноник собора св. Петра, говорилось, что успехи португальцев придали небывалый блеск понтификату Льва X, что король Мануэл войдет в историю как самый ревностный борец с язычниками, а д'Албукерки может быть поставлен в один ряд с величайшими героями прошлого.

Папский и королевский двор упивались победой, считая ее началом самой блестящей эпохи Португалии.

Но — и такова ирония истории — победа оказалась одним из последних крупных успехов португальцев. Остальная история их владычества на Востоке стала историей поражений, обороны, попыток удержать свое могущество под натиском других европейских наций и борьбы местного населения за независимость.

Создатель португальской колониальной империи умер в пору ее расцвета. 16 декабря 1515 года д'Албукерки скончался в Гоа. Незадолго до смерти он узнал, что из Лиссабона едет преемник: король Мануэл сменил наиболее способного колониального политика, которого имела когда-либо Португалия.

В год празднества в Риме португальская Малакка испытала первый удар — осаду войсками яванского княжества Джапара.

В год смерти д'Албукерки последовал второй удар — нападение княжества Джохор.