"История власовской армии" - читать интересную книгу автора (Хоффманн Йоахим)

Глава 9. Значение Пражской операции

Восстание в Праге и других районах Богемии в мае 1945 года было крупным событием в истории второй мировой войны в Чехии. По словам Бартошека, это восстание „имело прежде всего огромное морально-политическое значение для нашей национальной жизни“, дав чешскому народу в последний час возможность внести свой, пусть крохотный вклад в победу над Германией[515]. Всего полтора года назад, 16 декабря 1943 года, президенту Бенешу пришлось молча выслушать в Москве язвительное замечание Молотова насчет отсутствия сопротивления в протекторате[516]. А теперь чешский народ, как выразился Бенеш, тоже доказал свою „готовность к сопротивлению“. Восстание вспыхнуло почти спонтанно, оно было направлено прежде всего против „немцев“ оккупантов и „врагов на протяжении трех столетий“. Но за ширмой вооруженной борьбы против внешнего врага скрывалась внутриполитическая борьба за будущее устройство страны между демократическими партиями и коммунистами, которые, возлагая свои надежды на Советский Союз, стремились к социалистическим преобразованиям в обществе[517]. В этом и следует искать истоки тезиса об „освободительной миссии Советской армии в Чехословакии“. Официальная версия гласит, что население Праги под руководством коммунистической партии поднялось против фашистских оккупантов, а когда борьба вступила в критическую стадию, в город в последнюю минуту ворвались танки советских 3-й и 4-й гвардейских танковых армий генералов Рыбалко и Лелюшенко, освободили Прагу и — что, вероятно, еще существеннее — довели до победного завершения первый этап „народно-демократической революции“[518]. Так были скреплены вечный союз между СССР и Чехословакией и братские узы обоих народов.

Между тем, восстание в Праге началось утром 5 мая 1945 года, а передовые части 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева достигли города только через четыре дня, утром 9 мая. Если мы хотим понять роль РОА в пражских событиях, нам следует разобраться в военном положении до и после ее вмешательства. Когда 6-7 мая 1-я дивизия генерал-майора Буняченко вступила в бои на стороне повстанцев, чехи находились в бедственном положении. 3-я американская армия, находившаяся у Пльзеня, в 70 километрах западнее Праги, к этому моменту приостановила свое движение. Войска 1-го Украинского фронта стояли севернее линии Дрезден — Горлиц в 140 километрах от города, войска 2-го Украинского фронта — у Брюнна в 160 километрах, а войска 4-го Украинского фронта — у Оломоуца в 200 километрах от Праги[519]. Англичане и американцы не откликались на отчаянные призывы чехов о помощи (более того, американцы в занятом ими районе даже препятствовали населению в стихийной поддержке повстанцев), а советские войска были слишком далеко и не могли вмешаться. Поэтому 1-я дивизия РОА оказалась единственным источником помощи для повстанцев, и значение этой помощи трудно переоценить.

Приведем свидетельства двух чешских очевидцев событий. Бывший член Чешского национального совета доктор Махотка пишет, что вмешательство власовской армии оказалось „решающим“, существенно изменив военное положение в Праге в пользу повстанцев и сильно приободрив население.

В те часы, когда нам не помогли ни американцы, ни англичане, ни советские, когда никто не откликался на наши бесконечные просьбы по радио, они единственные поспешили к нам на помощь[520].

По мнению полковника Чехословацкой народной армии доктора Степанека-Штемра, в мае 1945 года начальника отдела связи 1-го Чехословацкого корпуса, главной заслугой власовцев было то, что

сохранилась старая историческая часть города и большая часть населения осталась целой и невредимой... Несомненно, именно благодаря участию власовцев в восстании на стороне чешских патриотов — хотя бы и продолжавшемуся всего несколько часов — Прага была спасена от разрушения[521].

В этой связи Степанек-Штемр ссылается на публикации прежних лет[522], в которых „войскам РОА отводилась ведущая роль в освобождении одного из крупнейших городов Европы“ и говорилось о том, что они „в 24 часа очистили город от немцев“. Он называет эти публикации „исторически достоверными и правдивыми“, противопоставляя их клевете просоветских чешских авторов.

Когда в ночь на 8 мая 1-я дивизия РОА преждевременно прекратила военные действия, положение повстанцев опять осложнилось, хотя и ненадолго и лишь в отдельных местах. Прекращение боев и вызванное этим уныние повлияли на решение ЧНС вступить в переговоры с немецким командующим генералом Туссеном и заключить, наконец, соглашение о беспрепятственном отходе немецких войск и учреждений и об условиях сдачи немцами оружия Чехословацкой национальной армии[523]. Этот эпизод в просоветской исторической литературе трактуется как грубая ошибка и даже как измена „принципам освободительной борьбы“ в Праге[524]. Но Пражское восстание с самого начала было, как указывают различные авторы, „ненужным“ и „излишним“![525], а к этому моменту, когда немцы ввиду капитуляции вермахта думали лишь о том, как бы поскорее и без препятствий добраться до позиций американской армии, и вовсе потеряло всякий смысл и могло лишь осложнить идущую полным ходом капитуляцию. Таким образом, протокол об условиях капитуляции немецких вооруженных сил, который 8 мая в 16.00 подписали председатель ЧНС профессор Пражак, его заместитель коммунист Смрковский[526], доктор Котрлий, капитан Неханский, генерал Кутлвашр и подполковники Бюргер и Каданька, а также генерал Туссен, полностью отвечал интересам Праги и ее жителей^. Этот документ никак нельзя счесть оскорбительным для чешской стороны. Кстати, примеры соглашений о беспрепятственном отводе вражеских гарнизонов можно найти и в более ранних войнах. Так, в 1813 году одержавшие победу русские и прусские войска обеспечили французским гарнизонам крепостей Торн и Шпандау беспрепятственный отход на почетных условиях и даже без сдачи оружия[527].

Назвать эту капитуляцию „постыдным актом“ могли лишь те, для кого соображения престижа оказались дороже судьбы старинного города и его жителей, для кого было важно физически добить уже ...../194] сдавшегося врага и нажить на этом политический капитал. А Советскому Союзу, присвоившему себе славу освободителя Праги, просто ничего не оставалось, как дезавуировать соглашение, обеспечивавшее немецким войскам беспрепятственный отход из Праги на запад до вступления туда советских частей. Советские симпатии оказались при этом на стороне так называемых „патриотических народных сил“, представлявших собой, по определению немецкого очевидца событий, по большей части „вооруженных подонков“[528], которые, невзирая на соглашение о капитуляции, 8 мая продолжали стрельбу. Это местами задерживало продвижение немецких войск, но боевых действий все же не вызвало. 9 мая в 4.40 в Прагу вошли танки 1-го Украинского фронта. Назначенный комендантом города генерал-майор Зиберов, передовой отряд которого на рассвете прорвался в центр и захватил мосты через Влтаву, не обнаружил „организованного сопротивления“[529], а к 10.00 с последними очагами сопротивления в Праге было покончено[530]. Доктор Степанек-Штемр совершенно справедливо замечает, что „Прага... фактически... была освобождена от немецких войск уже утром 8 мая“ и советские танки вошли „в уже освобожденную Прагу“[531].

Утверждение, будто Прага была освобождена войсками Красной армии, диктуется исключительно соображениями политико-пропагандистского характера, а держится этот тезис лишь за счет умолчания исторической роли 1-й дивизии РОА в пражских событиях 6-8 мая 1945 года и благодаря дискредитации соглашения ЧНС с немецким командующим от 8 мая. В этой связи интересно взглянуть, как оценивают роль РОА в пражских событиях советские авторы в тех случаях, когда они отказываются от метода умолчания. Гончаренко и Шнайдер в статье в армейской газете „Красная звезда“ просто переиначивают исторические факты, утверждая, что Гитлер „бросил на подавление восстания армию предателя Власова“[532]. Этой же концепции придерживается „Чехословацкий военный атлас“, изданный министерством национальной обороны Чехословакии совместно с Академией наук: в специальной карте Пражского восстания власовцы, выступление которых все же не удалось проигнорировать, обозначены той же синей краской, что и „немецко-фашистские войска“. Командующий 1-м Украинским фронтом маршал Конев ограничивается лишь кратким сообщением о взятии в плен Власова и „дивизии генерала Буняченко“ к юго-востоку от Праги, но ничего не пишет о предшествовавших этому боях в чешской столице[533]. По версии генерала армии Лелюшенко, командующего 4-й гвардейской танковой армией, „банда Власова“ была полностью разбита у Хемница (!)[534]. Генерал армии Штеменко, после войны — начальник Генштаба Советской армии, хотя и прибегает к оскорбительным прозвищам, говоря об „отщепенцах“, о „готовых на все головорезах“, все же пишет, что „некоторые власовцы вошли в Прагу“, „когда там назревало время решительного восстания против немецких оккупантов“, что „некоторые группы власовцев по своей инициативе“ вступили в борьбу, хотя Чешский национальный совет якобы и слышать не хотел об их помощи[535]. Разумеется, все документы, связанные с этими событиями (соглашение группы „Бартош“ с Буняченко 5 мая, а также договор ЧНС с ним 7 мая и соглашение ЧНС с генералом Туссеном) в корне подрывают версию об освободительной роли Красной армии. И отношение советских представителей к членам РОА и даже к членам ЧНС после занятия Праги советскими войсками свидетельствует, что они понимали это с самого начала.

Вскоре после вступления в город генерал Рыбалко прибыл на заседание ЧНС, чтобы выяснить чрезвычайно важные для СССР вопросы — „узнать о смысле восстания, его течении, участии в нем так называемой власовской армии и капитуляции немцев“[536]. Судя по реакции генерала, полученные им сообщения не удовлетворили его — он без обиняков заявил, что все власовцы будут расстреляны. В ответ на „энергичные и сердечные“ просьбы председателя профессора Пражака и других членов Совета пощадить этих людей, сражавшихся за Прагу, генерал Рыбалко пошел на „великодушную уступку“, заявив, что расстреляют не всех[537].

В боях за Прагу погибли сотни солдат РОА, множество было ранено[538]. Раненым в пражских больницах выделили отдельные палаты, на которых сначала висела надпись „героические освободители Праги“. Вскоре после вступления Красной армии в город органы СМЕРШа начали регистрацию раненых. О дальнейшем рассказывает доктор Степанек-Штемр, впоследствии эмигрировавший в Израиль[539]:

У меня была знакомая, моя землячка из Моравска-Острава, Е. Р., молодая женщина, чудом пережившая Освенцим, Тере-зиенштадт и Дахау. В первые дни после окончания войны она работала в пригороде Праги Мотол. (Рядом с больницей находился большой лагерь для пленных немцев, я часто ездил туда проводить допросы.) Е. Р. рассказала мне, что в больнице в Мотоле лежало около 200 раненых власовцев. Однажды в больницу явились советские солдаты, вооруженные автоматами. Они выгнали из здания врачей и санитарок, вошли в палаты, в которых лежали тяжело раненые власовцы, и вскоре оттуда раздались длинные очереди... Все раненые власовцы были расстреляны прямо в кроватях.

Такая же судьба постигла и солдат, лежавших в других больницах. С. Ауски на основании достоверных источников сообщает о расстреле в Праге и окрестностях более 600 членов РОА. Могилы многих солдат РОА, проливших кровь за освобождение города и расстрелянных красноармейцами, можно найти на Ольшанском кладбище.

Подверглись преследованиям и члены Чешского национального совета, заключившие соглашения с генерал-майором Буняченко и генералом Туссеном и лишившие Красную армию лавров спасителей города[540]. Пострадали все члены ЧНС, чьи имена стояли под протоколом от 8 мая: профессор Пражак был уволен с кафедры в университете, представитель социал-демократов доктор Котлрий тоже потерял работу, генерал Кутлвашр был приговорен к 20 годам заключения, штабс-капитан Неханский — казнен. Заместитель председателя ЧНС, представитель коммунистической партии Смрковский получил пожизненный срок. В числе предъявленных ему обвинений фигурировало то, что он „вызвал в Прагу полки Власова“, что вовсе не соответствовало действительности. Даже в 1949 году мы обнаруживаем отголоски событий тех дней: советский посол в Праге Зорин заявил на одной встрече, где присутствовал также доктор Махотка, что чехи, вступив в переговоры с русскими и немцами и подписав соглашение с генералом Туссеном о беспрепятственном отводе немецких войск, „потеряли честь“. В таких делах у Советского Союза особенно „долгая память“[541].

Пражская операция — всего лишь эпизод в истории РОА, но вместе с тем ее значение оказалось столь велико, что после войны несколько лет велись споры о смысле и мотивах участия власовцев в Пражском восстании. Соратники Власова, которым удалось уцелеть, постоянно подчеркивали, что не только сам Власов, но и политическое и военное руководство движением, КОНР и верховное командование в лице генерала Трухина выступали против вмешательства в чешские дела[542]. Участие в чешском восстании многие называют „пагубным, самоубийственным“, поскольку, задержавшись на несколько дней в Праге, 1-я дивизия РОА не успела вовремя добраться до американских позиций и попала в руки у Красной армии. Офицер РОА Свинцов даже возлагает вину на „Власова, его генералов и штаб“ (имея в виду прежде всего генерал-майора Буняченко), которые завели РОА во „враждебную Чехословакию“ на помощь „коварным и неблагодарным чехам“ и тем самым дали возможность Красной армии уничтожить власовцев[543]. По мнению другого офицера, Кармазина, Пражская операция не только ускорила выдачу власовцев „их будущим убийцам и палачам“*, но и невольно сыграла роль в массовых расстрелах чехами беззащитных немецких военнопленных и немецкой части населения Праги.

Все авторы подчеркивают, что участие в Пражском восстании на стороне чешских националистов ни в коей мере не означало изменений в антибольшевистской позиции солдат РОА. Бартошек, например, говоря о перестрелке между солдатами РОА и восставшими чехами-коммунистами 7 мая на вокзале Вршовице, высказывает предположение, что „власовские отряды проводят в жизнь обе части своего лозунга, борясь против „большевизма“, против коммунистов в рядах восставших“[544]. Тот факт, что в последние дни войны армия, основанная на принципе антисоветизма, разорвав заключенный союз, обратила оружие против немцев, тоже противостоящих Красной армии, составляет второе возражение против Пражской операции и расценивается авторами как „трагическая и преступная ошибка“*. С этим моментом связаны кое-какие неясные предположения. Так, Державин считает, что солидаристы, сторонники НТС, внушили ведущим офицерам РОА ложную надежду, будто поддержка чехов обеспечит власовцам симпатии западных союзников. Алымов усматривает в пражском эпизоде отдаленные последствия усилий Зыкова вбить клин „между РОА и ее нелюбимым, но единственно возможным союзником немецкой армией“*[545]. Державин говорит о „позорном ударе в спину союзника“ и о „моральных последствиях этого неслыханного по низости поступка“* для репутации Русского освободительного движения[546]. Почти дословно повторяет это суждение член президиума КОНР профессор Богатырчук: „предательский удар“* в спину отступающих немцев[547].

Но хотя Пражская операция действительно началась с предательства немецких союзников и закончилась гибелью 1-й дивизии РОА, мы не можем ограничиться при ее оценке лишь негативными факторами. На фоне последних дней войны решение об участии в Пражском восстании выглядит отчаянной попыткой спасти дивизию от гибели. Интересно отметить, что два очевидца событий с немецкой стороны проявили глубокое понимание причин и мотивов этого решения. Правда, представитель Главного управления СС при Власове доктор Крёгер не согласен с выдвигаемым многими русскими доводом, что отношение немцев к Освободительному движению в предыдущие годы не обязывало Буняченко соблюдать верность заключенному с ними союзу[548]. Такая аргументация, по мнению Крёгера, лишь подрывает репутацию русских, которые погибли „как офицеры и люди чести“, это как бы признание их ненадежности и неумения сохранять верность каким-либо союзам: ведь именно так характеризует их генерал армии Штеменко, говоря о том, что никто не мог знать, когда и против кого обратят они оружие. Но Крёгер совершенно справедливо подчеркивает, что Буняченко и его солдаты были поистине „в отчаянном положении... худшем, чем положение немцев“, и осуждать их отчаянные попытки спастись было бы „ханжеством“.

Об этом же говорит и Швеннингер, во время Пражской операции интернированный в штабе 1-й дивизии. Хотя дивизия в те дни воевала против немцев, к Швеннингеру относились с прежним дружелюбием и почтением. Разумеется, будучи немецким офицером, Швеннингер решительно высказался против участия в Пражском восстании, но по-человечески он понимал, что Буняченко решился на этот „отчаянный шаг.. не из-за слепой ненависти к Германии и немцам; им руководила страстная озабоченность судьбами вверенных ему солдат“. После разъяснении подполковника Николаева Швеннингер даже какое-то время верил в успех задуманного Буняченко предприятия[549]. После войны Швеннингер заявил, что осуждать Буняченко, его людей и власовское движение как таковое на основе пражских событий было бы несправедливо.

Вопрос об историческом значении Пражской операции следует рассматривать, исходя лишь из действительного вклада власовцев в Пражское восстание, независимо от верности русских союзу с немцами и успеха собственно плана Буняченко. Вступив в борьбу в критический момент, 1-я дивизия РОА сумела занять, за исключением нескольких островков немецкого сопротивления, всю западную часть Праги и обширный район на восточном берегу Влтавы до Страшнице. Сил РОА было недостаточно для того, чтобы занять весь город, но, разрезав город на две части, они помешали соединению немецких резервов с севера и юга. С. Ауски справедливо замечает, что, если бы не 1-я дивизия РОА, немцам удалось бы 6 мая занять западные районы Праги, а 7-го — полностью подавить восстание[550]. Даже неожиданное прекращение боевых действий в ночь на 8 мая и отход частей РОА из города имели положительные последствия, косвенно способствуя соглашению ЧНС с генералом Туссеном о беспрепятственном выводе немецких войск. И наконец какие бы возражения и споры ни вызывало решение генерал-майора Буняченко, оно стало частью истории, поскольку из хронологии событий тех дней непреложно следует, что именно 1-й дивизии РОА принадлежит основная — если не вся — заслуга в освобождении Праги от немцев. Такова историческая правда. Версия же советской историографии, по которой Прагу освободили войска 1-го Украинского фронта маршала Конева, не выдерживает научной критики и является всего лишь легендой[551].