"По ту сторону" - читать интересную книгу автора (Доставалов Александр)

ГЛАВА 36

Утром Женька, как обычно, долго и тщательно брился остро отточенным, обломанным на конце складным ножом. Он старался повторять эту процедуру через день, дабы не обрастать щетиной, остальные относились к своей внешности менее ответственно. Жестяной стаканчик с горячей водой стоял прямо на земле, Женька время от времени смачивал в нем пальцы, затем проводил ими по крохотному обмылку и втирал в скулу образующийся скользкий налет. Кожа таким способом размягчалась долго, зато мыло почти не расходовалось. Квадратное зеркальце со сколотым углом примостилось прямо перед ним на ветке с подходящей развилкой. Вся процедура отнимала не менее пятнадцати минут; самое сложное было обойти родинку на шее.

— Женя, вы еще долго?

У Зойки был талант подбираться с вопросами в самые драматические моменты. Косо поглядывая в зеркало и натягивая кожу на подбородке, Женька ухитрился кивнуть Зойке, в смысле, спрашивай, чего уж…

— Нам надо быстрее двигаться, командир. Скоро снег ляжет, осталось всего недели три. Может, стоит бросить часть груза или хотя бы окрестную разведку вперед не высылать?

Женька тщательно оскреб родинку со всех сторон, смочил горячей водой микроскопический порез и обернулся к Зойке:

— С чего ты взяла, что именно три недели? Ты что, синоптик?

— Кто?

— Ну, в службе погоды работаешь?

— Нет. Но я так думаю. Я же знаю, примерно, когда у нас снег выпадает.

— Я думаю, здесь он ляжет позже, — Женька помассировал весь подбородок влажными пальцами, — но, в общем, ты права. Запаса времени почти не остается. Разведкой пренебрегать нельзя, слишком опасно, а вот груз…

Покупать второго коня на базар пошли Женька, Гришка и Маша. Выбор оказался невелик — пара полудохлых кляч и мелкий, почти что пони, жеребец относительно здорового вида. Продавали его два серых монаха, о которых скалолазам уже доводилось слышать.

— У них что, здесь монастырь? — спросил у Маши Женька, как будто уральская девчонка могла знать о костромских монахах больше него.

— Даже два, — серьезно ответила Маша, которая, как оказалось, действительно что-то знала. — И еще несколько скитов по Ярославской дороге.

Гришка, шмыгнув носом и подмигнув самому себе, поправил нож в потайных ножнах, скрестил пальцы и ухмыльнулся.

Торговались недолго. Собственно, цена скалолазов устраивала, Женька только для приличия попытался ее сбить, на что старший из монахов сразу же согласился. Ударили по рукам.

Уже рассчитавшись и забирая повод, Женька поймал внимательный взгляд и обернулся. Старший монах сделал ему знак рукой. Они отошли в сторону.

— Вы нездешние. Издалека идете. — Монах говорил тихо, не глядя в сторону Женьки, оглядывая обычную базарную суету. На них никто не обращал внимания.

— Может и так, — уклончиво ответил Женька.

Монах ему понравился, но доверять первому впечатлению не стоило. Вернее, он настолько привык, что любого человека может проверить Мирра, что сейчас ему как-то не хватало карлика.

— Вы чисты. У вас ясные, серые глаза.

Теперь Женька посмотрел на монаха с некоторым удивлением. Глаза у него всю жизнь были голубые. С возрастом, они, правда, действительно слегка посерели, но монах, скорее всего, имел в виду не цвет. Или не только цвет. Впрочем, в его ответах странный собеседник пока не нуждался. Маша, стоявшая в стороне, пялилась в их сторону с откровенным любопытством. Гришка строгал какую-то щепочку.

— Вы опасаетесь встречи с патрулем. Ничего не попросили у серых монахов. Кто вы и куда идете?

— Этого я вам не могу сказать.

Ответ Женьки монах воспринял как должное. На какое-то время он задумался и замолчал. Наконец, когда Женька уже счел разговор оконченным, он заговорил снова:

— Если хотите, я могу дать вам проводника. Он доведет вас, куда нужно. Если будете идти мимо скитов, возьмете еды. Хлеба, сыра. Не держите его больше двух недель. Оплата — марка в день, и в конце пути на монастырь столько, сколько сами захотите.

На этот раз задумался Женька. Условия были заманчивыми, и что-то в этом монахе ему понравилось, но… Хотя лучше рискнуть сейчас, чем потом полагаться в дороге на какую-нибудь местную пьянь. Он принял решение.

— Я согласен.

Монах подозвал своего спутника, сказал ему тихо несколько фраз и показал рукой на Женьку. Тот молча кивнул и снова взял в повод своего пони-переростка.

На прощание старший монах очень серьезно пожелал им серого света.

— И как это объяснить, Владимир? Заметь, я просто задаю тебе вопрос. — Ивс погасил сигарету в красивой пепельнице, напоминающей большого паука.

Рябов криво улыбнулся.

— Так и знал, что это плохо кончится. Ивс, Вова все понимает. Ты не ставишь даже детектор лжи; надеюсь, мы останемся друзьями. Хотя, конечно, ты можешь проверить мои слова. У тебя есть разные методы.

— Я попробую обойтись без них. — Ивс длинным ногтем подцепил за фильтр новую сигарету. Последнее время он пристрастился к американскому табаку с «той» стороны. Во всем Союзе только несколько человек могли позволить себе такую роскошь. — Почему ты упустил эту четверку?

— Мне даже неудобно это формулировать, мой фюрер. — Рябов проводил взглядом кольцо дыма, красиво уходившее под потолок, и снова криво усмехнулся. Затем через паузу выдохнул: — Я их пожалел.

Ивс не стал переспрашивать. Он чуточку приподнял одну бровь. Рябов, следивший за его лицом, кивнул и зачастил, развинчивая, разламывая в пьяных пальцах авторучку.

— Первого я убил сам, поторопился, начало боя, азарт, я вообще люблю метать ножи, я его срезал. Я часто так делаю, это засчитывается как рукопашка, да обычно нож и идет в рукопашной; этот лопух стрелял, я спешил, в общем… Зато следующего мы взяли вполне нормально, хотя у него оказалось тяжелое вооружение, чего никто не ожидал. Но манекены это манекены, сам понимаешь, и ребята, видно, не смогли настроиться всерьез. Ивс, этот парень оставил у себя на животе гранату. Как он смог взорваться, ума не приложу. То ли случайно, то ли специально, то ли бросить ее хотел, сейчас только гадать можно.

— Вот именно, — обронил реплику Ивс.

— Я понимаю, это надо было разобрать и выяснить, это сбой, но его на части разорвало, а Ваське руку посекло. Остальные осколки ушли в панцирь. А последние, ты не поверишь — это была влюбленная парочка. Оторвались от наших, или они так думали, что оторвались, и сидят себе, соловьев слушают. Солнышко встает, почки распускаются. Картинка. Ты бы, конечно, разобрался, что там съехало в программе, — Рябов криво усмехнулся, — но я вспомнил… Кстати, и тебя тоже вспомнил. В общем, я отдал им легкую смерть.

Ивс молча курил, только на скулах его проступили желваки. Рябов закончил терзать пластиковое тело авторучки и ссыпал обломки в корзинку для мусора. Повисло долгое молчание. Наконец Ивс очень тихо, на выдохе, произнес:

— У тебя был приказ.

— Букву приказа я выполнил. Приказ взять материал живым носил рекомендательный характер. — В голосе Рябова сверкнула сталь; они встретились глазами и напускная покорность, будто шелуха, слетела со спецназовца — перед Ивсом щетинился матерый, очень опасный волк. Он знал, что не прав, но не считал себя заслуживающим наказания. Из-под верхней губы Рябова на мгновение показались клыки. Ивс смотрел на него тяжелым, пронизывающим взглядом. Рябов, набычившись, хмуро молчал в ответ, и постепенно становилось ясно, что сильнее в этой паре Ивс. Наконец огромный эсэсовец моргнул и, потупившись, отвел глаза.

— Ты понимал, что ставишь себя под подозрение?

— Нет, обергруппенфюрер. На тот момент нет. Это была сентиментальность, — Рябова пробил пот, — наитие какое-то. Больше такое не повторится. Если бы я мог что-то исправить, я бы лично доставил тебе всех четверых.

Ивс кивнул, неотступно глядя на Рябова.

— Твои действия объяснимы, но не оправданы. Я извиняю твою ошибку. Надеюсь, впредь будет выполняться не буква приказа, а его суть.

Рябов кивнул и еле уловимо качнулся к выходу. Небрежным, но не оскорбительным жестом Ивс позволил ему уйти и отвернулся к окну кабинета.

Значит, манекены не просто взбунтовались. Там якобы была любовь. Забавно.

Рябов говорит правду. Его показания совпадают с показаниями косвенных свидетелей, и унижать штурмбаннфюрера специальным допросом не стоит. Повторять свои ошибки Ивс не собирался. Разумеется, он далеко не всегда полагался на обычную психологию. Людям свойственно ошибаться. Всех своих наиболее важных агентов, а иногда и простых охранников, Ивс обязательно проверял на специальных осциллографах, синусоидальные графики которых очень многое говорили специалисту. «Липучку» для контроля над подчиненными, как многие другие высшие чины СС, Ивс не применял никогда, и за это его очень уважали. У него были другие, более изящные способы воздействия на персонал. Через браслеты, с их тонизирующими уколами, через обручи защиты, которые не всегда являлись собственно защитой, реже — специальные блокирующие инъекции или «обучающая» кассета-волна. Ивс никогда не вмешивался в чужой мозг без причины. Так, чуть-чуть. Добавить преданности, ответственности, увеличить работоспособность. Иногда, для спецопераций, убрать страх. Многие близкие, и даже не очень близкие к нему люди, работавшие в его лабораториях, вообще не подвергались обработке.

Рябов — это его щит, броня от всякого рода семеновцев. Плохо поддается пси-воздействию, а сентиментален. Слабость. При случае можно будет использовать. В манекенах увидел влюбленных. Интересно, сколько настоящих влюбленных вдыхают сейчас оживший вирус иммунодефицита?

С начала операции «Счастье народов» прошло уже несколько дней.

Женька так и не открыл монаху настоящих целей группы, хотя кто знает, что понял из отрывочных разговоров их молчаливый проводник. Серый капюшон почти всегда был низко опущен, но Мирра ни разу не выказал тревоги по поводу его советов или действий. Иногда Женьке казалось, что карлик избегает и разговаривать о монахе, и оставаться с ним наедине. Но, в общем, все было нормально. Двигались они много быстрее, чем прежде, удачно обходя опасные или труднопроходимые места. Проводник знал маршруты всех окрестных патрулей, как автолюбитель знает излюбленные «секреты» гаишников. Он сказал, что в Москве до сих пор живут люди, а вокруг Москвы стоят заставы регулярных войск. Шоссе они пересекали дважды, обычно двигаясь лесными дорогами или вдоль каких-то малоприметных троп.

На окраины огромного города скалолазы вышли на двенадцатый день. Здесь Женька щедро расплатился с провожатым и вернул ему пони. Монах взял деньги, с достоинством поклонился и ушел, медленно растворяясь в вечернем сумраке.

Мирра как-то сразу приободрился.

Последнюю лошадь оставили у крестьянина с побитым язвами лицом и гноящимися глазами. Договорились, что скалолазы заплатят за пригляд, либо, если до зимы они не вернутся, лошадь останется в собственности хозяина. Очень довольный соглашением мужик щедро отсыпал «хорошим людям на дорожку» мелких, чуть отсыревших семечек. Поговорили, не особо раскрывая душу, обменялись слухами и новостями. Где-то под Костромой у мужика жил двоюродный брат, которого тот не видел уже четыре года. Отношения регулярных войск и населявших руины мутантов были сложными. Облавы с проверкой медицинских карт и документов не мешали мирному сосуществованию, и даже сотрудничеству. Мутанты постепенно вымирали, даже на грязную работу их брали только в самых исключительных случаях, но в последние годы все-таки специально не расстреливали.

Москва действительно была мертвой. Руины бывшей столицы, заросшие жесткой травой и кустарником, осевшие здания с глазницами окон, дочиста обглоданные крысами кости. Много костей, в основном черепа. Они, видимо, дольше сохранялись.

Скалолазы шли притихшие, настороженные, с обязательной круговой разведкой. Продвигались медленно, но никто этим не тяготился. Не хотелось погибнуть так близко от цели из-за какой-нибудь случайности.

Они шли по району Медведково, хотя здесь он назывался иначе.

Огромное пепелище.

Ближе к центру на улицах начали встречаться люди. Народ попадался самый разный, поэтому на скалолазов никто особенного внимания не обращал. Оружие ребята до времени убрали под плащи. Наблюдалось что-то похожее на движение транспорта: по улице проезжали телеги, большие армейские тягачи и машины, напоминающие гибрид джипа и «уазика». Проезжали мотоциклы, с колясками и без, и даже обычные легковушки. В разбитых подъездах курили кошмарного вида дети. Кое-где народ бойко торговал несвежими продуктами, а однажды им встретился мусорный грузовик.

Мелкой, противной пудрой сыпал дождь. Иногда поднимался ветер, порывистый и холодный — казалось, дождь вот-вот перейдет в снежную крупу. Все вокруг было влажным, осклизлым и, по слухам, небезопасным для кожи. На ночлег устроились в одном из множества пустых домов.

Надвигалась еще одна зима, и дожидаться ее прихода на пропитанных ядами руинах Москвы скалолазам не хотелось. Они уже знали, что гильбростанцию надо искать в направлении Клина, так что идти осталось совсем немного.

Уже через день впереди показался бетонный забор пятиметровой высоты.