"Атмор Холл [Женщина в зеленом]" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)

V

Нелли зашла ко мне в комнату, такая розовощекая и улыбающаяся, взглянуть на меня, как будто я была лежебокой. Она поставила поднос на столик возле кровати, сказав мне свое приветливое «доброе утро», и принялась разжигать огонь.

— День будет хорошим, теплым, — сказала она. — Но я помню, что вы всегда мерзли по утрам. Мы вас снова закалим, конечно, но сейчас я немного согрею вас.

Я облокотилась на локоть и стала потягивать крепкий чай, чай, в котором не было ни капли воды или молока. Я помнила, как я не любила в те времена, когда меня будили подобным образом. «Не хочу я никакого чаю! — обычно хныкала я Джастину. — Почему они не позволяют мне еще немного поспать?» Но, конечно же, Джастину было необходимо выпить чаю рано утром, когда он уезжал в Лондон. После его отъезда меня ожидал только Атмор и ничего другого, чем мне действительно хотелось бы заняться. Я могла бы научиться работать в саду и помогать вести дом, который вовсе не нуждался в моей помощи. Я могла сопровождать Мэгги в ее благотворительных посещениях. Я могла ходить с визитами к соседям. Но где же был тот мир, который я хотела обрести такой ценой? Хуже всего было то, что я не знала, где был Джастин. Я изнывала от своей одинокой любви в то время, когда его уводили от меня механизмы, формулы, эксперименты, ради которых он забывал обо мне.

А теперь? Что я могла предложить ему, кроме того, что теперь я была на три года старше, чем когда вышла за него замуж, и, надеюсь, на три года взрослее?

— Пейте прямо сейчас, а то чай остынет, — сказала Нелли и вернула меня в настоящее.

— Что говорят о пожаре этой ночью? — спросила я.

Девушка обернулась ко мне, и я увидела, как с ее лица исчезло выражение бодрой уверенности.

— Я ничего не знала, пока не пришла сюда утром, мисс Ева. Но все говорят только о том, что это дело рук какого-то сумасшедшего. Это очень жестоко, вот что я скажу. А мистер Джастин работал так упорно и пытался сделать что-то во славу Англии.

— Неужели? — сказала я. — Именно это он пытается сделать? Я-то думала, что он работает над новой машиной.

Нелли отошла от камина, как только огонь занялся, и стала вытирать пыль, одновременно болтая со мной.

— Это не все, мисс Ева. Я имею в виду, что он разрабатывал новый двигатель для машины или новое топливо для нее.

Новое топливо? Итак, это был тот самый жуткий секрет, о котором так таинственно говорила мисс Дэвис. Но совершенно очевидно, что все в доме о нем знали.

— И что же это за новое топливо? — задала я провокационный вопрос.

Она же продолжала ходить по комнате, раздвинула портьеры, открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, несмотря на то, что горел камин.

— О, мы толком не знаем ничего. Что-то такое, что не будет отравлять воздух или не будет загораться, если машина попадет в аварию, так говорят. Машина, которая будет безопаснее всех существующих. Это будет здорово, не так ли, для всех нас в Англии?

Если Нелли была права, и Джастин действительно разрабатывал такой автомобиль, то это было открытие. Я слышала, как он часто заговаривал об этом в прошлом, но, занятый исследовательской работой для компании, он не мог посвятить себя проверке своих идей. Теперь, очевидно, он взял отпуск, чтобы заняться этим самостоятельно. Но кто-то пытался остановить его или, по крайней мере, помешать.

— Ты слышала о смерти старика Даниэля? — спросила я. — Есть какие-нибудь новости об этом? Удалось узнать, действительно ли упавшая стена убила его?

Она печально покачала головой.

— Это действительно была стена. Громадная глыба свалилась на него. Мортон сказал, что ночью приезжала полиция и что рано утром она была здесь снова, чтобы еще раз получше осмотреть место. Старику следовало бы быть благоразумнее и не подходить так близко к стене. Он знал, что это опасно. О мисс, это мне напомнило. Я принесла ваши фотографии. Мой Джейми сделал их для вас этой ночью — напечатал и все такое. Мы разглядывали их, вам удалось сделать несколько снимков того места, где упала стена. А на одном снимке виден сам Даниэль.

Это было неожиданностью. Я села на кровати и взяла пакет с фотографиями, которые она протянула мне. Я очень спешила заснять места, которые хотела сохранить в своей памяти, и не подумала, что старик Даниэль был все это время там, и что я направляла на него камеру. Я быстро просмотрела снимки и нашла один, где был изображен человек, стоящий в тени большого куста. Он был настолько погружен в густую тень, что не удивительно, что я не заметила его. Этот снимок, сделанный в последние моменты его жизни, навевал грусть, и я снова пожалела, что не поняла причину его тревоги.

Как только огонь хорошо разгорелся, Нелли подошла к моей кровати, чтобы еще раз поприветствовать меня.

— Очень хорошо, что вы снова в Атморе, мисс Ева. Вы никогда не стояли в стороне и не воспринимали все эти старинные обычаи как само собой разумеющееся, а всегда пытались что-то предпринять. Все несколько изменилось, пока вы были здесь.

Я улыбнулась ей.

— Боюсь, что я надоела всем своими речами, которые всегда начинались словами: а у нас в Америке… Как, наверное, я надоела всем!

— О нет, мисс Ева! — воскликнула Нелли. — Мне нравятся американцы. Я бы хотела как-нибудь побывать там. И я не вижу, почему бы вам кое-что не делать по-своему, не совсем так, как мы привыкли. Может, у вас это получится лучше.

Я и прежде замечала, что в Англии, как и в других странах, трудовой люд более приветлив и дружески расположен к иностранцам, чем представители обеспеченных классов. К счастью, в случае со мной они были большей частью «на моей стороне», как выразилась бы Дейсия.

— Ты очень добра, — сказала я ей. — Но я хотела бы больше узнать об Атморе, о том, как принято вести себя здесь, вместо того чтобы пытаться перевернуть все с ног на голову, как я пыталась сделать это прежде.

— Во всяком случае, у нас появился кто-то еще, кто готов этим заняться, — сказала Нелли, хитро посмотрев на меня. Она округлила глаза, как делала это вчера, и кивнула в сторону холла. — Ее милость там. Вообразите — юбка вот досюда, а на длинных ногах красные колготки. Краски, от которых глаза могут ослепнуть! Мой муж не пустил бы меня на порог, если бы я осмелилась появиться одетой таким образом.

— Это здесь, в деревне, — сказала я ей. — В Лондоне ты бы увидела такое на улице на каждом шагу, и только туристы иногда обращают на это внимание. Все это может разбудить Англию.

— Я бы охотнее продолжала спать, — сказала Нелли. Она взяла поднос и направилась к двери.

— Подожди, — сказала я. — Нелли, скажи мне вот что. Мог кто-нибудь, кто курит сигареты, войти в эту комнату, пока я была внизу во время этой суматохи ночью?

Ее розовое личико побледнело, и она со страхом посмотрела на меня.

— О нет, не сейчас! Я думала, что он оставил нас в покое. Что он хотел от вас?

— Он? — повторила я. — Кого ты имеешь в виду?

— Того самого, из Зеленой бархатной комнаты, — сказала Нелли. — Он обычно курит сигареты, хотя я ума не приложу, как он умудряется это делать.

— Нелли! Неужели имеешь в виду этого беднягу мистера Данкоума, о котором говорят, что его дух посещает эту комнату?

Она испуганно огляделась вокруг, как будто призрачная фигура могла появиться рядом с ней, и приложила палец к губам.

— Ш-ш, мисс, пожалуйста. В эти дни он слоняется тут. Я могла бы поклясться, что он побывал здесь вчера до того, как я пришла подготовить для вас комнату. Я явственно почувствовала запах дыма. Это вполне логично, что он приходит сюда, не так ли? В конце концов, его жена поселилась в этой самой комнате, пока еще мистер Данкоум был жив. Говорят, что ее любовники свободно приходили сюда по крыше и уходили по лестнице в башне. Хотя, конечно, зеленая бархатная комната, в которой поселился мистер Д., тоже была соединена с башней. Говорят, что он по крыше пришел сюда и однажды ночью поймал ее на месте. Иногда здесь слышно, как кто-то стучится сюда, как будто бы он все еще пытается войти.

Ни одна из этих старинных легенд не произвела на меня впечатления. Но привидение, раскуривающее сигареты, было нечто совершенно из ряда вон.

— Ты сказала мисс Мэгги об этом запахе? — спросила я.

Нелли утвердительно кивнула.

— Конечно же. Но она говорит, что я всегда боялась темных углов в Атморе и что мне пора бы немного повзрослеть. Я не думаю, что она восприняла все это всерьез. Но когда я… — Она вдруг замолчала, как будто и так уже сказала слишком многое, и пошла с подносом к двери.

— Погоди, — сказала я. — Продолжай. Что ты собралась сказать?

Казалось, она что-то обдумывает.

— Это всего лишь вот что. Там был мистер Марк, и я думаю, что он поверил мне. Он не сказал ни слова, но выглядел так, будто обдумывал мои слова, хотя и делал вид, что его это не касается. Но, тем не менее, он поспешно вышел еще до того, как мисс Мэгги закончила разговор со мной.

Хотела бы я знать, что думает об этом Марк и знает ли обо всем этом Джастин. А так как тайный враг находился где-то тут в Атморе, надо бы хорошенько осмотреться.

Нелли взяла поднос в одну руку, а другой открыла дверь прежде, чем я смогла задать ей еще вопросы.

— Я приготовлю вам ванну, мисс Ева. Такую теплую, как вы любите. Ее милость, мисс Дейсия, спит вечность каждое утро. Предполагается, что мы предоставляем ей возможность поправиться и отдохнуть. Довести ее до такого истощения в Лондоне, бедняжку! Одна кожа и кости. Поэтому мистер Марк привез ее сюда на свежий воздух, чтобы немного откормить. Ему тоже дали отпуск в галерее, где он работает. Но я не вижу, чтобы она здесь отдыхала: она не ложится спать ночь напролет. Во всяком случае, вы можете находиться в ванной сколько вам хочется. Мистер Найджел находится в другой стороне галереи, так что здесь вы и мисс Дейсия предоставлены сами себе.

Я позволила ей уйти, а сама занялась тем, что собрала все необходимое для ванны. Затем я спустилась вниз, где меня ждала ванна, в которую из огромного водопроводного крана лилась горячая вода, ванна, какую я никогда бы не могла увидеть в Америке. Я насыпала в розовую ванну немного соли из бутылки, что стояла рядом на столике, и погрузилась в восхитительно теплую воду. Вечером вода в Атморе не будет такой теплой, так что мне надо было наслаждаться ею сейчас.

Комната наполнилась паром, зеркала затуманились. Процедура не то, чтобы помогала мне восстановить силы, а просто позволяла хоть ненадолго расслабиться, немного отодвинуть тот момент, когда я буду вынуждена сойти вниз и неразрешимые проблемы снова встанут передо мной. Бодрое состояние духа при пробуждении утром кому-либо редко удается сохранить на весь день. Странно, но, несмотря на все ожидаемые трудности, меня не покидала мысль о старом Даниэле. В моей встрече с ним был какой-то потаенный смысл, и я должна была понять его. Случайный снимок, который я сделала, мог каким-то образом помочь мне разгадать эту загадку.

Я вылезла из ванны, закуталась в огромное и толстое, как ковер, махровое полотенце, схватила одежду и быстро побежала обратно в свою комнату.

Там я разложила все снимки на кровати, чтобы лучше их рассмотреть, а сама вытиралась полотенцем. Только самые последние из них были важны — снимки с руинами часовни, и особенно один из них имел большое значение для меня. Я взяла его и стала внимательно изучать, гораздо внимательнее, чем делала это раньше.

Фигура старого Даниэля была размытой, нечеткой, затерявшейся в тени. Он стоял возле куста недалеко от высокой части стены. Я могла разглядеть только его темную куртку и кепку, низко надвинутую на лицо. Должно быть, он стоял там, ожидая, когда я кончу фотографировать, и не сразу приблизился ко мне.

Я положила пакет со снимками и пленку в свою дорожную сумку, оставив только один, где мне удалось заснять Даниэля. Может быть, он сможет помочь в разгадке несчастного случая. Я не была в этом уверена, но положила его в сумочку, а сумочку в ящик бюро. Я решила сказать о снимке Мэгги или Джастину несколько позже.

Минут через двадцать я была уже одета и спешила вниз к завтраку. Мне не надо было расспрашивать кого бы то ни было об обычаях в этом доме. В столовой будут стоять кастрюльки с подогревом — для тех, кто опаздывает к завтраку. На тарелках будут ожидать холодные тосты, так как, по-видимому, в Англии не имели ничего против холодных тостов. И еще там будет восхитительный мармелад, горячий кипяток для чая, горячее молоко и ужасный кофе. Я снова была дома в Атморе.

Большая столовая предназначалась для больших приемов, а семейные завтраки и обеды проходили в Веджвудской комнате. Это была комната, которая мне всегда нравилась, и я немного помедлила на пороге, прежде чем войти. Ностальгия охватила меня. Мрачные краски были изгнаны из нее. В утреннем свете комната выглядела жизнерадостно, вся бело-голубая, благодаря веджвудскому фарфору на белом камине и голубым стенам, которые были гораздо бледнее, чем в моей теперешней комнате наверху, и белым лепным веджвудским бордюрам под самым потолком.

Стол был не таким большим, как в соседней, Золотой столовой, но он был от Хепплуайта, как и стулья с голубой обивкой, приветливо стоящие вокруг него. В начале нашей совместной жизни с Джастином мы часто завтракали здесь вдвоем, причем иногда под столом держались за руки.

Теперь здесь никого не было. Я подошла к буфету, чтобы положить себе еды, когда заглянул Мортон, чтобы узнать, не надо ли мне чего. Он выглядел более важным, чем я запомнила его. Мортон принадлежал к той исчезающей школе дворецких, которые всю жизнь служат одной семье и разделяют ее судьбу, какая бы она ни была, удачная или трагическая, являя собой образец достойного и правильного поведения, за которым они прячут собственное мнение и личную жизнь, которой, как притворяются их хозяева, как будто не существует. Джастин однажды сказал мне, что хороший дворецкий и хороший официант должен быть как бы невидимым, но я всегда забывала об этом и интересовалась, что представляет из себя Мортон как человек. Обо мне он был, безусловно, невысокого мнения, но я приветливо поздоровалась с ним, не обращая внимания на его нелюбезность.

Я не соблазнилась копченостями и почками, но справилась с яичницей, тостом и мармеладом. Покончив с ними, я вышла на воздух.

Я знала, как надо одеваться весной в Атморе, и надела серую шерстяную юбку, желтый пуловер, туфли на низком каблуке и повязала голову яркой желтой лентой, чтобы волосы не падали на лицо. Утро было свежим и прохладным, но в воздухе все еще чувствовался легкий запах мокрого пепелища, когда я шла по склону по направлению к мастерской и гаражу.

Березы, посаженные по краю, скрывали меня, и я старалась все время находиться за ними. Один из рабочих помогал Джастину нести какую-то обуглившуюся мокрую штуковину и свалить ее на краю дорожки. Верхний угол здания, где когда-то помещались столь милые сердцу Мэгги лошади, был весь черным и обгоревшим, несомненно, требовавшим ремонта, хотя остальная часть здания, занятая мастерской, казалась неповрежденной.

Рядом находился большой гараж, который Джастин построил за несколько лет до того, как я приехала сюда. Бедные лошади. Их могли бы держать в Атморе, но машины, как сказала Мэгги, были более необходимы в деревне. Я узнала черный моррис Оксфорд, который принадлежал Мэгги. Я иногда пользовалась этой машиной в старые времена, так как машина Джастина была всегда занята: он ездил на ней в Лондон. Две другие машины были мне незнакомы. Более новая английская модель голубого цвета была, по-видимому, машиной Джастина, которой он пользовался каждый день, так как он не любил привлекающих внимание ярких вещей. Красный мерседес-бенц принадлежал, безусловно, Марку, потому что ему обычно удавалось заполучить то, что ему хотелось, несмотря на вечную нехватку денег. Не было видно машины, которая могла бы принадлежать Найджелу, и я предположила, что, если ему было нужно, он пользовался машиной Мэгги. Еще раз я удивилась тому, что он был здесь, и тому, что он был помолвлен с Мэгги Грэхем. Были ли у него все еще дела на Багамах, поедет ли она с ним туда, если они поженятся? Как бы то ни было, я не могла представить себе Мэгги без Атмора и гнала от себя мысль, которую Дейсия заронила в мое сознание прошлой ночью, — мысль о том, что Мэгги может выйти замуж за Найджела только затем, чтобы спасти Атмор и ее дорогого Марка. Мне была ненавистна эта мысль, но я очень хорошо знала, как далеко могла зайти Мэгги ради Марка. Она доказала мне это давным-давно.

По соседству с гаражом, двери которого были открыты, я увидела небольшой чистенький новый домик, который не заметила раньше. Он тоже выглядел как гараж. Двери его были закрыты, но через переднее окно можно было разглядеть длинный серый автомобиль. Это, я предположила, и был новый экспериментальный автомобиль Джастина. К счастью, огонь не затронул его.

Какой-то шум возник у ворот, и я спряталась за ствол ближайшего дерева. Кремовый ягуар подъехал к гаражу, и я сразу же догадалась, кому принадлежит эта машина. Алисия Дейвен всегда предпочитала машины белого цвета, и именно она была сейчас за рулем. Я вплотную прильнула к дереву. Я не могла вернуться в дом незамеченной и хотела избежать встречи с ней.

Ягуар подъехал к площадке перед гаражом. Сверху все было хорошо видно. Алисия казалась такой же золотой и красивой, какой я ее помнила. Светлые волосы были заплетены во французскую косичку — ее обычная прическа. Это шло ей, придавая элегантную простоту, как, впрочем, ей шло все, начиная от белого кашемирового свитера до болотного цвета брюк, сужающихся внизу. Она была одних лет с Джастином, но выглядела моложе, благодаря своей прекрасной английской коже и тонким чертам лица. Я помнила ее глаза в густых ресницах и прямой нос с чуткими, аристократическими ноздрями. И снова мне было девятнадцать лет, и снова я испытывала жгучую ревность, ненавидя женщину, которая вознамерилась украсть у меня моего мужчину. То, что он сначала был с ней, было непреложным фактом, фактом, который я никогда не могла проглотить.

Возможно, она почувствовала мой взгляд, потому что ее темно-голубые глаза повернулись в мою сторону, и она увидела меня, выглядывавшую из-за дерева. Увидела и узнала сразу, но ничего не сказала и не отвела глаза. Следующий ход был за мной, и мне трудно было решить, что делать. Я не могла больше, подобно ребенку, прятаться за деревом. Также я не могла повернуться и побежать к дому, как бы мне ни хотелось. Это было бы поражением, а я не должна была поддаваться первым порывам. Что осталось от моего решения быть высокомерной и на провокации отвечать пренебрежением? Я должна спуститься и заговорить с ней, хочу я этого или нет.

Она молча наблюдала за мной, пока я спускалась, с тем чувством собственного достоинства, которое было присуще ей с рождения. Во мне никогда не было врожденного чувства большой уверенности в себе, а по мере того, как я приближалась к ней, его становилось все меньше и меньше, и я знала, что вовсе не хочу общаться с ней. Это было поражением, и я ненавидела его. И все же я не могла просто так уйти, сдав позиции.

— Привет, Ева, — сказала она и улыбнулась мне приветливо, но в ее улыбке чувствовалась некоторая жалость ко мне.

Я очень хорошо знала, как опасна была кажущаяся приветливость Алисии, и все же ее манера обезоруживала меня. Открытой неприязни я могла бы достойно противостоять. Но ее вечная манера слегка жалеть меня снова заставила закипеть во мне ненависть. Я даже не смогла должным образом ответить на ее приветствие. Я просто стояла возле ее белого ягуара и смотрела на нее с видом озлобленного ребенка, каким я когда-то и была.

— Мэгги говорила мне, что у тебя в Нью-Йорке дела идут хорошо, — сказала она светским тоном, игнорируя отсутствие ответа с моей стороны. — Твоя работа кажется интересной.

Я ничего не находила, что ей сказать в ответ. Я ни за что не смогла бы лицемерно, с глупой улыбкой, болтать о моей работе в туристском агентстве.

Она очень хорошо знала, что я едва сдерживаю ярость, и знала, почему. Наконец, она отбросила притворство.

— Ты не должна была приезжать сюда, Ева. Это только усложнит твое положение и создаст дополнительные трудности для Джастина. Он не любит причинять кому бы то ни было боль.

Сами слова «кому бы то ни было» звучали как удар.

— Джастин сам может позаботиться о себе, — сказала я ей и знала, что это звучит очень грубо.

По контрасту с моим, ее тон стал еще более мягким.

— Не всегда, — сказала она многозначительно.

Она намекала на то, что смогла бы позаботиться о Джастине гораздо лучше, чем я.

— Ты еще пока что не замужем за ним! — крикнула я, и эти слова, которые могли бы звучать победно, прозвучали скорее раздражительно. Именно так она провоцировала меня в прошлом, и именно это ей удалось теперь. Я знала это и знала, что делаю ошибку, отвечая ей именно так, как она хотела, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты всегда сама себе все портишь, — сказала она.

У нее была привычка произносить неоспоримые истины самым медовым голосом, какой только можно было вообразить.

Именно отсутствие этого меда в голосе до последнего момента насторожило меня. Я не поддалась провокации и улыбнулась ей. Это была улыбка, которая предвещала ей битву, и она знала это очень хорошо. Но ее тон заставил меня насторожиться, я оглянулась и увидела, как Джастин направлялся к нам из своей мастерской. Что он слышал, я не знала. Во взгляде, который он бросил на меня, сверкнула молния. Он поздоровался только с Алисией.

— Привет, дорогая, — сказал он и подошел сбоку к машине. Она приветливо подняла лицо, и он с преувеличенной нежностью поцеловал ее. По крайней мере, я почувствовала удовлетворение, зная, что в данный момент этот поцелуй был скорее пощечиной мне, чем поцелуем ей, и надеялась, что она почувствовала это тоже.

Она грациозно проскользнула под рулем на соседнее сидение.

— Ты не согласишься сесть за руль, Джастин, дорогой? Мне что-то лень сегодня с утра.

— Ты мне нравишься такой, — сказал он и включил зажигание, затем он развернул машину, причем сделал это весьма резко для такого хорошего водителя, каким он был, и поехал к парадным воротам.

Я глядела им вслед, охваченная диким, неуправляемым гневом. Да, он мог уйти к Алисии с ее обманчивым покоем, которым она умела окружить себя. Как и Мэгги, я не была уверена, что это было истинное спокойствие, которое свойственно человеку, находящемуся в мире с самим собой, но оно могло бы вполне послужить убежищем, в котором нуждался Джастин, все время пребывающий в возбужденном и встревоженном состоянии духа. А что он видел с моей стороны, кроме того, что еще более выводило его из себя? И все же я не могла быть другой Алисией и не хотела быть!

Наконец я пыталась быть честной перед собой, пыталась честно признаться в том, что делала неверно. Сомневаюсь, чтобы Алисия когда-либо пыталась сделать нечто подобное, так как она никогда не относилась к себе иначе, как к совершенству.

Машина выехала за ворота, и что-то твердое внезапно вонзилось мне под ребро, да так, что я подскочила. Дейсия Кин незаметно подошла и встала рядом со мной. Острый инструмент, который она использовала, был ее маленьким твердым локтем.

— Ты потерпела поражение, не так ли? — сказала она, кивнув в сторону удаляющейся белой машины.

Я резко отвернулась от машины и удивленно уставилась на Дейсию. Этим утром она была одета как мальчик, хотя вовсе не выглядела по-мальчишески. Ее оранжевое пальто было распахнуто, и под ним виднелась голубая блузка, расстегнутая у тонкой шеи. Ниже были мальчишеские шорты того же цвета, которые совершенно непонятным образом держались на ней, перетянутые на бедрах ремнем, еще ниже голубые колготки облегали длинные, удивительно стройные ноги. На ногах у нее были черные туфли на квадратных каблуках с серебряной пряжкой. Она пригладила свои взлохмаченные желтые волосы, на лице не было макияжа, за исключением тщательно подведенных карандашом огромных глаз с наклеенными, несмотря на ранний час, фальшивыми ресницами. Более, чем что-либо другое, ее рот не давал выглядеть ей по-мальчишески. Ее ненакрашенные губы были пухлыми и слегка приоткрытыми, хотя она могла и одарить ослепительной улыбкой, если захотела бы. Несмотря на то, что она была очень молода, ее рот был ртом опытной искусительницы.

— Ты все еще думаешь, что можешь вернуть его? — спросила она, снова нацелившись в меня своим локтем.

Мое терпение кончилось:

— Ты не боишься совать нос в чужие дела? Твоя мама никогда не шлепала тебя за это?

Она нагло усмехнулась мне в ответ:

— Не так часто, чтобы ты заметила это. Ты знаешь, кто моя мама? То, что она была поденщицей, я имею в виду. Она мыла и убирала офисы, после того как папочка сбежал, да и до того тоже, так как он предпочитал интерьер пивных интерьеру тех мест, где он когда-либо работал.

Она ожидала какого-нибудь возгласа удивления с моей стороны, вздернув свою желтую головку.

— И ты этим хвастаешься? — спросила я.

Ее бархатные глаза ненадолго задержались на мне, прежде чем она решительно сморщила носик.

— Думаю, что да. Почему бы нет? Были в Англии времена, когда дочь поденщицы не могла надеяться достигнуть что-нибудь. Надо бы сказать «чего-нибудь». Заметь, я пытаюсь говорить правильно. Марк заставил брать уроки, чтобы научиться говорить, как он. Как бы то ни было, теперь в Лондоне очень модно быть выходцем из нижних слоев. Есть что-то особенное в том, что ты дочь поденщицы. Некоторым образом пример анти-истеблишмента, если ты понимаешь, что я имею в виду. Многие гордятся собой из-за того, что они помогают тебе подняться, гордятся быть такими демократичными. Но в тебе нет ничего подобного, я чувствую, Я думаю, что это оттого, что ты американка. Вы привыкли ко всем этим мужчинам, обязанным всем только самим себе, да и к женщинам тоже. Это не так ново для вас, как для нас здесь.

Она снова, как и ночью, дружески взяла меня под руку и потянула к гаражу.

— Я полагаю, что ты заснула поздно, — сказала я. — Нелли сказала мне, что ты не спала почти всю ночь и долго не просыпалась.

Дейсия пожала оранжевыми плечами.

— Может, у меня бессоница. Кроме того, после того, как появилась ты, тут начались всякие события. Многих твое появление взбудоражило. Поэтому я спустилась, чтобы ничего не пропустить. Меня завтрак не очень беспокоит, вот я и пропустила его. Пойдем покатаемся со мной на машине Марка, а? Он учит мня водить, и мне нужна практика.

— Если Марк был твоим учителем, то я не уверена, что мне очень хочется покататься, — сказала я.

Марк был самым бесшабашным водителем, какого я когда-либо встречала. Он страстно любил машины, любил водить, в то время как Джастин, как это ни странно, не любил. Марк ездил так, как будто весь мир должен был уступать ему дорогу, и ничто не могло причинить ему вреда.

— О! Я вожу не так, как он! — воскликнула Дейсия. — Я еще хочу немного пожить. Поехали, Ева. Мы будем делать остановки, конечно, и я покажу тебе свои любимые места. Я даже подскажу тебе, как вернуть Джастина, если ты действительно этого хочешь.

— Спасибо, — сказала я сухо.

Она не обратила внимания на мою резкость.

— Может, для Марка было бы и хорошо, если бы ты снова вернула себе Джастина. Я не знаю, имело ли бы это какое-нибудь значение для меня. Марк и я понимаем друг друга очень хорошо, хотя, выйду я за него замуж или нет, еще большой вопрос. Мы часто спорим. Хотя он никогда не пытается взять верх надо мной, за исключением моих ошибок в речи, я также не пытаюсь одержать верх над ним. Но, тем не менее, я иногда пугаю его, как, например, прошлой ночью во время пожара. Не в этом ли была ошибка в твоих отношениях с Джастином? Может, вы постоянно пытались одержать верх друг над другом?

Я рассмеялась в ответ на ее бесконечную болтовню. Что касается того, чтобы «одержать верх», то это всегда было привилегией Джастина. Он сказал мне однажды, что он не собирается играть роль Пигмалиона или Генри Хиггинса. Он просто был уверен, что я перестану быть достаточно независимой американской девушкой, на которой он женился, а тотчас же превращусь в покорную английскую жену. Я попыталась, но не преуспела.

Дейсия влезла в ярко-красный мерседес и вывела его из гаража под удивленным взглядом человека, который помогал Джастину во дворе. Я села рядом с ней на обтянутое черной кожей сиденье, и она повернула на дорогу, которая шла за гаражом. По дороге она рассказала мне о новом учебном маршруте, который наметила. Большей частью он проходил по старинным дорогам для экипажей, которые были проложены в парке, окружающем Атмор. Дороги эти образовывали букву «т», перечеркнутую посередине, причем правое верхнее закругление буквы было больше, чем левое, и огибало сам Атмор спереди, оставляя позади руины Атмор Холла.

Как я и ожидала, Дейсия вела машину слишком быстро. Рыча, красная машина выехала на поперечную дорогу и круто свернула вправо на такой скорости, что завизжали тормоза. Дейсия с удовлетворением взглянула на меня и не подумала уменьшить давление на акселератор. Она вела машину как Марк, хотя и с меньшим самоконтролем.

Деревья и пруд промелькнули мимо в одно мгновение, единственное, что мы чувствовали — это скорость, и единственное, что было слышно, это ветер, который свистел в открытое окно. Я чувствовала, как волосы у меня развевались сзади, и подняла руки, чтобы их придержать. Она не уменьшила скорости, пока мы не выехали на правый изгиб буквы «т». Она взглянула на меня торжествующе.

— Разве это не замечательно! Реальна только опасность. Только опасность стоит того, чтобы жить.

— С такой же вероятностью опасность может означать смерть, — сказала я. — Ты еще недостаточно опытный водитель для такой скорости.

— Машина все делала за меня, а Джастин придумал этот маршрут для испытания на большой скорости, — сказала она. — Единственное, что требуется, — не выпускать руль из-под контроля ни на секунду. Кроме того, умереть молодой не так уж плохо, как ты думаешь. Кому хочется состариться, стать морщинистой и увидеть, как все постепенно исчезает у тебя из-под носа? Как Алисия Дейвен!

— Алисия? — хитро переспросила я. — Глядя на нее, не заметишь ничего такого.

— Не будь дурой. Она может выглядеть страшно старой. Такой же старой, как Джастин. Это ее последний шанс, и она знает это. Она страшно разозлилась из-за того, что ты вернулась домой. В конце концов, именно здесь ты украла Джастина у нее под носом. Может, ты не имеешь никакого права на него. Ты никогда не думала об этом?

Эта мысль как бы ужалила меня, и я не смогла не ответить.

— Ни одно человеческое существо не имеет права на другое. А в данном случае я даже не подозревала о ее существовании до тех пор, пока не прошло несколько месяцев после нашей женитьбы.

— Бедняжка! — сказала Дейсия, но в ее голосе было мало сочувствия. — Во всяком случае, я полагаю, у нее должно было бы хватить ума остаться первой.

— Возможно, Джастин сам захотел перемен, — сказала я с кислым видом.

Дейсия ухмыльнулась, остановила машину на обочине и высунула свои длинные голубые ноги из машины.

— Пошли, Ева. Я хочу показать тебе место, которое я обнаружила пару дней назад. Может, ты знаешь его, но все же пойдем.

Я последовала за ней по тропинке среди деревьев и тотчас же поняла, куда мы идем. Это была дорожка к руинам Атмор Холла, куда я пришла вчера днем.

Когда мы подошли к тому месту, где была разбитая стена, и лежал травянистый ковер, который поддерживался в отличном состоянии и был аккуратно подстрижен перед огромной аркой окна часовни, Дейсия побежала по нему, даже не взглянув на небо и на каменную арку. Я следовала за ней, желая остановиться. Вчера я очень спешила из-за приближающихся туристов. Теперь же мне хотелось осмотреть все более тщательно.

— Подожди, — сказала я. — Я много лет не видела всего этого. Мне бы хотелось задержаться.

Она огляделась вокруг, впрочем, без особого восхищения.

— Ох уж эти старинные камни! Пошли, здесь есть что-то получше.

Я осталась стоять на месте. Промелькнула мысль о старике Даниэле, но я не хотела теперь думать о нем. Остроконечная готическая арка взмывала в голубое весеннее небо. Камни были старыми и поросшими мхом, но там и тут виднелись серые плешины — следы пожара, который разгорелся здесь давным-давно. Там, где камни, служившие основанием окна, поднимались над травой, появились первые робкие желтые и бледно-розовые цветы куриной слепоты и примулы. И пока я стояла, как и в тот первый раз, самолет прочертил на небе белую черту.

Одни и те же эмоции могут повторяться, я поняла. На этом самом месте на меня нахлынули те самые чувства, что и тогда: мимолетное сознание того, что боль — это всего лишь краткий миг в быстротечном беге времени, сознание того, что другие страдали до меня и будут страдать и после меня. На какой-то момент вся вселенная как бы сосредоточилась вокруг меня снова, чтобы тут же я вновь поняла, что я всего лишь малюсенький фрагмент общей огромной картины, и было что-то утешительное в этом чувстве.

— Что ты там видишь? — в тоне Дейсии было удивление.

Я показала.

— Ты можешь видеть это тоже. Вон тот самолет перечеркнул арку. Старая Англия и новая. Все движется, несмотря на ужасные вещи, которые происходили или могут произойти снова, а старые вещи стоят, напоминая нам о том, что происходило раньше.

— И это и есть то, во что ты веришь? — спросила Дейсия. — В то, что это будет продолжаться без конца? Я — нет. Я полагаю, что мы все движемся к концу — пф-ф! По мне лучше наслаждаться, пока я могу.

Слово «веришь» вызвало во мне другое воспоминание. В тот самый день, когда Джастин впервые показывал мне меч Джона Эдмонда, платье Маргарет и все прочее, он употребил то же слово после того, как поцеловал меня. Я на какое-то время забыла об этом.

«А ты верующая, — сказал он, а когда я спросила его, что он имеет в виду, он не сказал мне прямо. — Вера — это не то, о чем надо говорить или что надо объяснять. Она просто есть», — ответил он.

— Я бы хотела верить во что-нибудь, — сказала Дейсия, и ее голос звучал неожиданно печально. — Это должно быть так хорошо.

Нежность, свойственная юности, появилась на ее лице, и это было очень трогательно.

— Ты разве ни во что не веришь? — спросила я ее.

Она сразу же внутренне ощетинилась и встала передо мной в своем невыразимо оранжевом пальто и голубых колготках, по-мальчишески расставив ноги в туфлях с пряжками, а на губах у нее была улыбка взрослой опытной женщины.

— Конечно же, я верю кое во что. Я верю в деньги. И боль. Боли я боюсь. Именно это и делает опасность такой волнующей. Но деньги заменяют все, и ради них я согласна дожить до старости. Когда я буду такой же старой, как Алисия или Мэгги Грэхем, я бы хотела быть ужасно богатой. Я бы не хотела быть такой же, как была моя мама, когда состарилась настолько, что не могла из-за ревматизма больше мыть полы, а я была слишком бедна, чтобы достаточно помогать ей. Теперь ты бы посмотрела на нее — она стала настоящая леди. Хотя она и не требует многого. Гораздо меньше того, что я могла бы ей дать.

Девочка могла быть неприятной, она могла быть упрямой, нетерпеливой. Она могла вообще отбросить все чувства, но, тем не менее, в ней было нечто трогательное, и это притягивало к ней, несмотря на все остальное. Нечто юное, беззащитное и доброе, что так часто она пыталась подавить в себе. Возможно, она верила в гораздо большее количество вещей, чем даже сама подозревала.

— Пойдем и посмотрим, что ты хотела показать мне, — сказала я мягко, и она поспешила по травянистой дорожке. Ее голубые ножки быстро мелькали из-под оранжевого пальто. Я знала тропу, по которой мы шли. Она вела к дороге, ведущей к старому карьеру, из которого давным-давно брали камни для строительства Атмора. Я часто ходила с Джастином к карьеру и стояла на краю, глядя вниз, в глубокую яму, поросшую зеленью, которая предотвращала осыпание крутых склонов и придавала местности не такой уныло голый вид, какой у нее был, вероятно, в те дни, когда карьером пользовались. Возможно, прежде чем уехать, я пришла бы сюда снова, чтобы сфотографировать это место на память.

Теперь же мы не пошли к самому карьеру. Мы свернули на старую дорогу и вышли на поле. Дейсия остановилась на краю поля и широко раскинула руки. Я совсем забыла о диких колокольчиках. Я совсем забыла, какое ошеломляющее зрелище они представляют весной. Далеко-далеко во все стороны простирался голубой ковер, гораздо голубее, чем небо. Головки колокольчиков слегка раскачивал легкий бриз, который долетал с далекого-далекого моря. Казалось, что можно было услышать их тихий весенний перезвон. Я стояла, захваченная этим зрелищем, минуту или две, затем взглянула на Дейсию и была поражена. Губы ее раздвинулись, потому что дыхание ее участилось, в огромных карих глазах сиял восторг, а маленький носик подрагивал, вдыхая опьяняющий воздух.

— Я никогда ничего подобного не увидела бы в Лондоне! — прошептала она, как будто бы, заговори она чуть громче, видение тут же бы исчезло. — Только подумать, что цветы каждую весну появляются здесь на этом месте! Когда я снова буду в Лондоне, я буду часто закрывать глаза и представлять себе все это. Это нечто такое, что может поддержать тебя в трудную минуту. Каменные стены и ракетные самолеты всего лишь создания человека. А это совсем другое. Если я и способна вообще во что-нибудь верить, я думаю, что это было бы это место.

Я замерла, не желая разрушать очарования, под влиянием которого она находилась при виде этого огромного синего моря колокольчиков. Но Дейсия не была бы Дейсией, если бы оставалась задумчивой надолго. Она наклонилась и сорвала один цветок.

— Я никогда не была злодейкой, что рвет цветы в парках, — сказала она. — Мне всегда это казалось отвратительным. Я даже не могу спокойно смотреть на то, как миссис Грэхем срезает цветы в саду, даже если они потом и украсят дом и наполнят его своим ароматом, а это для него совсем не лишнее. Но я думаю, что это ничего, сорвать один, когда их так много, не так ли?

Она вдела голубой цветок в верхнюю петлю своего пальто, где он, как ни удивительно, смотрелся совершенно гармонично на оранжевом фоне.

Очарование мало-помалу стало проходить, и Дейсия зашагала на своих длинных ногах впереди меня назад через лес. Там, где громоздилась упавшая стена, она остановилась и указала мне на это место,

— Видишь эту груду камней? Это — то самое место, где стена обрушилась и убила старину Даниэля. Марк так сказал.

Я уставилась на разрушенную стену и почувствовала, как по спине прошел озноб. Это произошло не только оттого, что это было то самое место, где был убит старик, но и от странного ощущения, что тут было что-то не так.

— Я знаю, — сказала я. — Я встретила его здесь случайно вчера. Я пришла сюда, чтобы сделать несколько снимков, и он оказался на одном из них.

— Потрясающе! — воскликнула Дейсия и уставилась на меня, совершенно округлив глаза. — Прямо в дрожь бросает, правда! Где он стоял? Прямо вот здесь возле стены, что упала?

Я еще раз внимательно, по-новому, взглянула на это место, особенно на то место, где упала стена. Остатки стены, с интервалами между ними, стояли вокруг часовни, некоторые из них подпирали леса, но что-то все-таки было не так,

— Нет, — сказала я. — Он вовсе не был возле той стены на моем фото. Он стоял в противоположном углу возле куста, который почти скрывал его. Я полагаю, что он подошел к стене позднее.

Я замолчала и снова почувствовала, что во всем этом было что-то не так, хотя и не могла понять, что же это было.

— Он пытался сказать мне что-то, когда увидел меня, — продолжала я. — Что-то, что казалось важным для него, что-то о шахматной игре, о шахматных фигурах в саду. Он сказал, что наступил ход туры и что лучше быть настороже.

Все это ни о чем не говорило Дейсии, она не проявляла никакого интереса к шахматам.

— Все это плохо кончилось для Даниэля, — сказала она. — Марк говорит, что он-то знал, что надо держаться подальше от этой стены. Во всяком случае, мы видели колокольчики, а теперь давай вернемся.

Мне не хотелось уходить. Кроме того, мне вовсе не улыбалась мысль о том, чтобы совершить еще раз подобную поездку с Дейсией в машине Марка.

— Я останусь ненадолго, — сказала я. — Поезжай, если хочешь. Спасибо за то, что показала мне цветы.

Она задумчиво посмотрела на меня.

— Если ты хочешь вернуть Джастина, я помогу тебе, — пообещала она, как уже делала это раньше. — Мне не нравится Алисия Дейвен. Мне не нравится то, что она делает с Марком. Я не думаю, что ее деньги были бы благом для Атмора.

— Пожалуйста, — попросила я ее. — Пусть все идет своим чередом. Я не думаю, что задержусь здесь больше, чем на день или два, особенно теперь, когда я узнала, как обстоят дела.

Она снова дерзко улыбнулась мне.

— Ну, хорошо. Но я могу понадобиться тебе вскоре. И, пожалуйста, Ева, будь осторожна, когда будешь возвращаться домой. Тебе придется пройти пешком по этой испытательной трассе, а тут внезапно из-за поворота может выскочить машина без всякого предупреждения. Джастин завел такой порядок, что все предупреждались заранее, когда он или Марк проводили настоящие испытания. Но Марк иногда бывает таким забывчивым. Несколько дней тому назад он чуть было не задавил старика Даниэля. Пожалуйста, будь осторожна.

Она пошла через лес тем же путем, каким мы пришли сюда, и я долго видела, как ее оранжевое пальто мелькало среди деревьев.

Прошлое не могло возвращаться так часто. Я не могла вернуться снова в то состояние, в каком я была в то время, когда впервые пришла сюда. Я была уже не так молода и не настолько верующей во все этакое, какой я была тогда. Я лежала на густой траве, подложив руки под голову, и грелась на теплом утреннем солнышке. Я закрыла глаза и пыталась придумать какой-нибудь разумный план действия. Как только я увидела, как Джастин уехал с Алисией, весь мой мир разрушился. До этого момента я не верила до конца, что потеряла его навсегда. Но я видела, как он поцеловал ее, видела, как потемнело его лицо от гнева при виде меня. Это были факты, с которыми я должна была смириться. Для Джастина любовь кончилась давным-давно, но не для меня.

Не впервые мне приходилось лежать здесь на траве. Это было моим любимым местом с тех самых пор, как я появилась в Атморе в качестве жены Джастина. Нет, я не могла больше думать о том времени, когда я была здесь с Джастином. Алисия стояла между нами. Кроме того, было еще одно лицо. Лицо старика Даниэля.

Загадка, окружающая его смерть, становилась все более неразрешимой. Как могло случиться, что я сфотографировала его в тот момент, когда он стоял возле другой стены, которая не обвалилась? Всего за несколько секунд до этого он шел ко мне совсем из другого угла. Это тревожило меня, это требовало объяснений. И теперь они были у меня.

Совершенно невозможно было предположить, что Даниэль, который так хорошо знал это место, был настолько неосторожен, что подошел слишком близко к стене, которая нуждалась в ремонте. Впервые я задумалась о том, действительно ли человек, который запечатлелся на моем снимке, был садовником. Насколько мне помнится, я не была уверена в том, что на старике была кепка, когда я увидела его.

Я села, скрестив ноги, и уставилась на голубое небо в проеме огромного окна, как бы желая снова обрести душевный покой при виде того, что когда-то помогало мне поднять дух. Позади внезапно выпрыгнула собака и почти опрокинула меня в своем неудержимом приветствии.

— Дейдри Макинтош! — воскликнула я, обвив руками шею животного. Я была более чем рада видеть ее.

Она повизгивала от радостного возбуждения, а затем оглянулась. По лесной тропинке, широко шагая, приближался ее хозяин. С лица его ушел гнев, но я предпочла бы гнев тому презрению, с каким он смотрел на меня.

— Дейсия сказала мне, что ты осталась здесь, — сказал он холодно.

Это и была «помощь» Дейсии, подумала я безо всякой благодарности. Я теснее прижалась к Дейдри, погрузив лицо в ее густую шерсть так, чтобы не видеть лицо Джастина Нортона. Что бы ни сказал он мне с таким видом, какой был у него теперь, я не хотела этого слушать.