"Палачи и киллеры" - читать интересную книгу автора (Кочеткова П.В., Ивановна Ревяко Татьяна )

Все закрыто, закупорено наглухо.
Окон нет, свет поддерживается искусственно.
Весь "суд" длился двадцать минут. Ему сказали: ты бандит. Судили не
только за убийства, за применение оружия, за сопротивление при задержании.
По совокупности преступлений вынесли приговор: 100 лет каторги.
Своеобразные, однако, в ЮАР законы. Приняли во внимание, что убиты его
жена, сослуживцы, скинули 50 лет. Пестрецов поклонился шутливо: мерси.
Впрочем, возможен компромисс. Он - разъяснили - отказывается
возвращаться в Россию, а ему даруют свободу. Сейчас же. Пусть выбирает.
Он выбрал.
Военно-транспортный самолет перенес пленного на самый юг страны, в
Кейптаун. В газетах Пестрецов вычитал, что в нейтральных водах появился наш
военный корабль "Казбек". Не за ним ли? Юаровцы отреагировали моментально,
упрятали в подземную тюрьму. Разумеется, на "Казбеке" не слыхали о
прапорщике. Корабль заправился и ушел.
Пятьдесят лет одиночества!
Работать не заставляли - не положено. Гулять выводили. На улице -
зелень, цветы круглый год.
Через год прапорщику принесли радиоприемник, поставили видео. Камеру не
закрывали. Он терялся в догадках. Неспроста все это. Неужели, несмотря на
фантастический срок, освобождение не за горами?
- Чутье не обмануло. Вас обменяли... Помните тот день?
- Конечно, помню. Двадцатое ноября восемьдесят второго года...
А через неделю я уже был в России.
Пестрецова обменяли на захваченного кубинцами американского летчика.
Юаровцы признавали только обмен. Раненых меняли на раненых, мертвых - на
мертвых.
Обмен и вылет в столицу Замбии планировался в конце сентября.
Сорвалось.
В октябре - тоже.
Причины не назывались. Прошли ноябрьские праздники, а там - скорбное
известие из Москвы: умер генсек. Было не до Пестрецова.
И вот наконец-то! С американским пилотом они встретились лицом к лицу -
точь-в точь как в кинофильме "Мертвый сезон".
Перед этим Николая проинструктировали: вы должны друг другу пожать
руки. Пестрецов вскипел, сказал как отрезал: "Убийце руки не подам!". Так и
прошагал мимо молча, смерив "обменную половину" испепеляющим взглядом.
- Как вас встретили дома? Может быть, наградили?
- Ничем меня не наградили. Но на работу назад, на ту же самую
(командиром ремонтного взвода) и в ту же часть, приняли.
Год посчитали за три, выдали удостоверение участника войны. Вот и все.
Какой психолог сумел бы поставить ему диагноз? Хоть и взял под начало
подразделение, но не до службы было Пестрецову.
Страшное, труднообъяснимое состояние - подавленность, неоправданная
раздражительность, стремление уединиться - охватило его.
Разговорить его никому не удавалось. Он старался меньше показываться на
людях. Одиночество - тоже своеобразный плен.
Ни семьи, ни детей. Пусто.
Подал рапорт: "Прошу направить для оказания интернациональной помощи в
Афганистан..." Мстить хотелось, безразлично кому, лишь бы мстить. Тогда