"Человек из Скотланд-Ярда" - читать интересную книгу автора (Фрем Фрэнсис)

ГЛАВА 14

Джоан обрадовалась, когда объявили, что обед подан. Мистер Тимоти Уэллс сел справа от нее, Нэнси — между ним и Арчи.

— Вы, наверное, были поражены, мистер Уэллс, когда ваша опекаемая ворвалась к вам? — спросила Диана Баррет. — Мне сказали, что все это произошло совершенно внезапно и неожиданно.

— Да. Так оно и было, — мистер Уэллс улыбнулся. — Но я очень рад. Я знал, что мы законные опекуны Нэнси Ховард. Я все еще представлял себе ее такой девочкой с косичками и в школьной форме. Она попала в школе в какую-то беду, и мой дядя послал меня узнать, в чем там было дело. Я пришел в школу, мне показали ее, и, насколько я помню, в этот момент она пинала кого-то ногами.

— Возможно, меня, — сказала Джоан. — Отец собирается после обеда читать почерки.

— О, правда? Я столько слышал о мистере Артурингтоне. Чей же почерк будут читать?

— Любой. Договорились только не трогать никого из присутствующих. Или пусть они не обижаются, если отец откроет в них какие-нибудь неприятные черты.

— Вы действительно угадываете характеры по почеркам, мистер Артурингтон?

— Посмотрим.

Арчи и Нэнси принесли стол для бриджа и усадили мистера Артурингтона за него. У каждого из присутствующих был с собой кусочек какого-нибудь письма. Все смеялись и переговаривались.

— Вы не боитесь быть проанализированным прямо у всех на глазах, мистер Уэллс? — спросила Джоан. — Если нет, то Нэнси даст вам перо и бумагу, и вы напишете что-нибудь.

— Прекрасно, я готов.

Тимоти Уэллс прошел вслед за Нэнси в библиотеку.

— Не люблю я сюда входить, — Нэнси едва подавила в себе дрожь.

— Почему?

— Здесь убили человека. Вы читали об этом?

— О, да. Это было в этой комнате?

— Именно. За столом.

— Правда? Ну, сейчас я напишу что-нибудь, и мы уйдем поскорее отсюда.

— Вот перо и бумага.

Нэнси вышла и через минуту вернулась.

— Я придумал кое-что. Попробуем перехитрить его. Я напишу дважды: своим почерком и измененным. Посмотрим, удастся ли ему угадать это.

— Правильно. Мы все стараемся одурачить его. Сначала мы не собирались делать этого, но Кейт принесла письмо от своего дяди — мистера Баррета, а Джоан — от самого Артурингтона! Будет весело! Он очень способный!

Когда они возвратились, Арчи уже собрал все образцы, и представление начиналось. Мистер Артурингтон стоял, улыбаясь и заложив руки за спину. Арчи Пейдж взял из стопки два листка и положил их перед мистером Артурингтоном.

— Я начинаю.

В это время в холле послышался шум, и появился дворецкий.

— Прошу прощения, сэр. Вас хочет видеть инспектор Булл.

— О, вот забавно! Давайте, пригласим его! — весело воскликнула Нэнси.

Вот так инспектор Булл, очень заинтересованный происходящим, очутился в компании людей, в чью частную жизнь он пытался проникнуть в течение последних десяти часов.

Мистер Артурингтон начал.

— Надеюсь, всем понятно, что я не несу ответственности за то, что мне, может быть, придется сказать. Я скажу то, что я вижу в почерках. Я настаивал, чтобы здесь не было почерков никого из присутствующих. Я знаю, что по крайней мере три члена моей аудитории не могли не выполнить этого условия. Может быть, кто-нибудь хочет убрать свое письмо или посмотреть, не включили ли его без его ведома? Нет? Очень хорошо. Тогда мы готовы!

Инспектор Булл огляделся и по выражению лиц понял, что Нэнси и Джоан решили подшутить над мистером Артурингтоном. Мисс Мандель пребывала в приятном ожидании. Миссис Диана Баррет забавлялась, наблюдая за молодежью. Мистер Баррет находился в каком-то мрачном настроении и время от времени снимал и протирал свои очки. Тагерт Лейтон и Арчи Пейдж, казалось, искренне веселились. Мистер Тимоти Уэллс смотрел на всех с легким презрением. Мистер Артурингтон наклонился над листком бумаги и внимательно посмотрел на него.

— Я не читаю содержания, — сказал он, выпрямляясь. — Я только отмечаю поток букв, их рисунок и способ их образования. Это письмо написано лицом нервным, раздражительным и крайне честолюбивым. Это женская рука. Эта женщина подозрительна и довольно злобна. Ей примерно около 48 лет, она не очень образованна, но в жизни умеет добиться своего. Во всяком случае, я советовал бы быть с ней осторожным.

В комнате раздался легкий смех, но Кейт Баррет выглядела серьезной и испуганной.

— Мистер Артурингтон, — сказала она. — Вы знаете ее!

Тот покачал головой:

— Нет. Я никогда не видел этого почерка.

— Но это же замечательно! Это точно она! Это моя будущая свекровь!

— Я никогда не встречал ее и никогда о ней не слышал. Но все это есть тут. Черным по белому. Теперь следующее.

Арчи убрал письмо и положил второе.

— Это лицо — тоже женщина. — Она проста, пряма и честна, добра, щедра и несчастна. В последние годы характер ее очень изменился. Тут есть некоторые знаки… — Он внезапно остановился, опять посмотрел на письмо и бросил комично-обиженный взгляд на Джоан. — Этот почерк так похож на его владелицу, что я не стану продолжать. Давайте следующее.

— Оно было от миссис Баррет, — шепнула Нэнси инспектору.

— А это мужская рука. Он молод и, я бы сказал, имеет большие возможности. Прямой. Здравомыслящий. Не скучный, имеет достаточно воображения, соединенного с большой энергией и сдержанностью. Он хороший друг и, я бы сказал, неумолим по отношению к врагу. Это прекрасный почерк. Его владельцу можно доверять.

— Бог мой! Тагерт! — простонал Арчи.

Тагерт Лейтон быстро встал, шагнул к столу и взял листок, который «прочел» мистер Артурингтон.

— Пейдж, противный осел! — сказал он. — Я отдеру тебя за уши.

Мистер Артурингтон улыбнулся и попросил следующий образец.

— Это написано джентльменом средних лет. — Он остановился. — Что-то очень знакомое. Это мой собственный. Давайте следующий… Это писала женщина, честолюбивая, не очень интеллигентная, около 45 лет, очень настойчивая. Если кто-нибудь попадется в ее тиски — никогда не выберется из них. На вид она спокойная и мягкая, а в действительности имеет дьявольский характер. Однако держит себя в руках, и тот, кто живет с ней, не имеет никакого понятия, какова она на самом деле. Все думают, что она милая женщина, женственная и деликатная.

Мистер Артурингтон отодвинул письмо в сторону. Нэнси взглянула на Джоан, которая отвернулась от всех и поправляла цветы в вазе. Булл уловил это.

— Чье это было письмо? — тихо спросил он под шумок общего разговора. Нэнси наклонилась к нему.

— Это моя компаньонка, мисс Мандель.

— А это рука, которую я знаю. Неужели, Джоан, ты думаешь обмануть меня?

Нэнси и Джоан хихикнули.

— А это — женская рука. Молодая, импульсивная и интеллигентная. Я бы сказал, что у нее все еще впереди.

— Вот видишь, Нэнси, — закричала Джоан, — это ты! Чудесно, папочка! Ты узнал ее?

— Я никогда не видел этот почерк. Интересный. Честно говоря, в нем больше силы и глубины, чем в других, кроме этого. — Он подхватил тот листок, который только что отложил в сторону.

— Почерк Джоан тоже интересный, но он очень похож на ее лицо.

Арчи положил на стол три листка.

Мистер Артурингтон взглянул на них по очереди.

— Эти два написаны одним лицом. Третье — отличается. В то же время обе эти руки похожи. Эти люди воспитывались в одинаковом окружении, но на автора двух документов влияла более суровая дисциплина.

Он посмотрел на них опять. Недоуменно нахмурился.

— Такие мужские почерки, я бы сказал, характерны для людей хищного типа. Они проницательны, совершенно беспощадны как к другу, так и к врагу, не останавливаются ни перед чем. Эгоистичны и честолюбивы, каждый в своем роде. Если не затрагивать их интересов — они очаровательны, но если встать им поперек дороги — они просто опасны. Повторяю — они не останавливаются ни перед чем, даже перед преступлением, а может быть, и перед убийством.

Инспектор Булл внезапно увидел отдельно от других три лица. На одно мгновение, короткое, как мелькнувшая мысль, он увидел обнаженное чувство. Это был страх.

Булл лег спать около одиннадцати часов, ожидая, что ночью будет томить бессонница. «Представление» в доме Артурингтона окончилось довольно неловко. Хозяин дома, придя в себя и опомнившись, с очаровательной изысканностью разуверял всех в графологии и пытался доказать присутствующим, что все это сущая ерунда, и к этому следует относиться, как к шутке.

Присутствие инспектора Булла усилило неловкость. Все понимали, что он находится здесь из-за убийства, совершенного под этой самой крышей. Булл решил, что при данных обстоятельствах производить следствие в этот вечер и среди этих людей бестактно. И постарался уйти как можно скорее, унеся с собой твердое убеждение, что «представление» имело гораздо больший успех, чем ожидал Артурингтон.

По пути домой инспектор Булл все время твердил себе, что двумя главными причинами, вызывающими преступления, оказываются любовь и деньги. В этом деле любовь, видимо, была не при чем. Правда, когда Тимоти Уэллс сказал что-то чересчур лестное своей опекаемой, глаза Арчи Пейджа очень красноречиво свидетельствовали о том, что он способен и убить.

До сих пор инспектор Булл полагал, что при сложившейся ситуации в выигрыше могла оказаться только Диана Баррет. Но после визита в банк в Гилдфорде понял, что тут фигурировали гораздо более крупные суммы, чем 5000 фунтов. Во всяком случае, здесь фигурировала большая часть от 100 000 фунтов, а, если принять во внимание и дочь, то эта сумма еще увеличивалась.

Инспектора Булла не покидала мысль о том, что человек, убитый в особняке мистера Артурингтона и находящийся сейчас в морге — не Симон Крейки. Мысль эта была почти неправдоподобна. Она противоречила всем известным Буллу фактам, но как же иначе объяснить все фантастические события прошлой недели?

Булл старался представить себе, почему Симон Крейки — если человек в черном пальто действительно был Симон — убил своего брата? А если убил не он, то кто же? Давид Крейки завещал дочери Симона около 50 000 фунтов. Если Симон собирался жить в Кобхэм-Парке с дочерью, он бы никогда не допустил потери этих денег.

Только одно было несомненным — у Симона Крейки была дочь. Не требовалось большого труда, чтобы понять, что Симон Крейки хотел покончить со своей прежней жизнью в Лондоне. И он хотел не просто уехать. Он хотел перестать быть Симоном Крейки, хотел порвать со всем своим прошлым — и со своим именем, и со своим делом.

Он собирался жить жизнью деревенского джентльмена под именем Сильвестера Кернса. И, чтобы за ним невозможно было проследить как за Симоном Крейки, поместил свои деньги в ценные бумаги и в банкноты по одному фунту.

И вдруг в мозгу инспектора Булла сверкнула внезапная идея. Он опять представил себе мертвого человека без бороды в библиотеке мистера Артурингтона: если Симон Крейки старался изменить свою внешность, перевоплощаясь в Сильвестера Кернса, разве не избавился бы он от бороды прежде всего? Затем перед мысленным взором инспектора Булла возникла фигура человека, который вчера явился в банк Гилдфорда и в агентство по продаже земельных участков. Что это значило?

Многие люди, меняя имя, хоть что-то оставляют от прежнего. Симон Крейки так и сделал. Он оставил себе свою национальность. Сильвестер Кернс тоже был шотландцем. Даже не принимая во внимание подписи, которые инспектор Булл еще не успел показать мистеру Артурингтону, можно было не сомневаться в том, что Симон Крейки поехал в Гилдфорд, собираясь остаться там жить. Но случилось что-то такое, что заставило его быстро уехать оттуда. Инспектор не сомневался в том, что его сейф в Среднем и Южном банке, в котором, несомненно, одно время лежало около 75 000 фунтов, сейчас пуст. Или сам Симон Крейки, или кто-то очень ловко замаскировавшийся под него, уверенно взял вклад, опустошив тем самым весь сейф. И Булл был склонен верить последней гипотезе.

Кроме единодушного утверждения всех видевших его лиц — от юного Бледсоу до мистера Лайта, — что человек в черном пальто это — Симон Крейки, не было никаких причин сомневаться в тройной идентификации трупа, опознанного портным, сапожником и окулистом.

Если же предположить, что какой-то незнакомец выдавал себя за Симона Крейки, то это лицо было:

1. Кем-то, кто знал привычки, манеры и внешний вид Симона Крейки и был в курсе его частных дел. Учитывая, что Симон был каким-то таинственным человеком, человеком скрытным и нелюдимым, что за те семнадцать лет, которые он прожил на Теобальд-Роуд, мало кто видел его, такое предположение казалось странным.

2. Кем-то, кто не боялся, что его примут за Симона Крейки, когда он под него не маскировался. Одно это могло объяснить, почему он открыто и охотно появлялся в тех местах, которые были связаны с Симоном Крейки.

Тут возникал более серьезный вопрос. Или интерес этого незнакомца к дочери Симона Крейки состоял в том, что он хотел дать ей возможность получить 50 000 фунтов, завещанных Давидом Крейки, или…

Здесь инспектор остановил ход своих размышлений. Такая гипотеза означала, что этот человек знал, где находится и кто она, эта дочь Крейки.

А дальше возникла тревожная мысль: человек, который сознательно убил Симона Крейки, вряд ли остановится перед убийством дочери Симона, если это будет необходимо.

Инспектор Булл не знал Розу Крейки, не знал, где она. Но он не хотел, чтобы ее убили.

Мистер Пинкертон появился в доме Булла в Хэмпстеде в 7.30 утра. Его возбуждение немного улеглось. Ему пришло в голову, что, как бы ни интересно было его открытие, инспектор уже мог знать об этом.

Булл открыл дверь и с удивлением взглянул на своего маленького друга.

— Что вы еще натворили, Пинкертон? — спросил он скорее печально, чем сердито. — Но сначала войдите и позавтракайте.

— Я был на Чок-Фарм-Роуд, — сказал мистер Пинкертон, помешивая чай и атакуя пирожок.

Миссис Хамфри завтракала в постели, что позволяло использовать время завтрака для тактических дискуссий. Инспектор Булл подозрительно взглянул на Пинкертона.

— Ну продолжайте.

— Я разговаривал с женщиной, которая живет на той же улице, только немного подальше, — миссис Хоуэй. Она сказала мне, что кошки принадлежали старой леди.

Инспектор Булл уставился на него.

— Ну?!

Мистер Пинкертон заторопился.

— По мнению улицы, мисс Портер — сумасшедшая, а старая леди выходила из дома только раз в неделю, в театр. И больше никогда не выходила. Затем я поговорил с молочником. Они прекратили заказы на молоко на две недели. Старая леди уехала сейчас, потому что ее нельзя было оставить там, когда собирались уничтожить кошек. Я понял, что ее отъезд для мисс Портер был чем-то вроде праздника. Когда в доме жила старая леди, она тоже выходила из дома только на полчаса, чтобы прогуляться ночью по улице.

Инспектор Булл помешивал ложечкой чай и с беспокойством смотрел на маленького человека.

— Послушайте, — наконец сказал он, — тут какая-то явная бессмыслица. Все это очень странно. Почему они никогда не выходили из дома, а теперь, когда собрались убить кошек, вдруг уехали на две недели? Почему?

Первый раз за всю свою жизнь мистер Пинкертон позволил себе прервать собеседника.

— Тут есть одна особенно странная вещь. Молочник сказал мне, что они уничтожили не всех кошек, а только некоторых. Со следующей пятницы они просили его приносить им только две кварты молока. А раньше брали четыре.

— Значит, нескольких кошек они взяли с собой?

— Кроме того, — продолжал мистер Пинкертон, — молочник сообщил мне еще одну важную вещь, о которой я должен был бы и сам догадаться. Большинство кошек были очень старыми и очень ценными. Он сказал, что голубой кошке было 17 лет и стоила она 100 фунтов. Это и дало мне ключ к разгадке.

Булл нервно улыбнулся:

— Пинкертон, ради Бога, кончайте поскорее! И не говорите мне каких-нибудь ужасных вещей, что вы например, оскорбили Государственного Секретаря.

— Нет, нет. Но я подумал вот что: имея таких хороших кошек, что нужно с ними делать?

— Давать им четыре кварты молока в день, — не задумываясь, ответил Булл.

— О нет. Конечно, вы бы никогда не оставили их не похороненными, на полу ванной комнаты. Особенно, если бы вы собирались вернуться через две недели.

Беспокойство в глазах Булла все увеличивалось.

— Кончайте, Пинкертон!

— Ну, самое главное состоит в том, что, если бы у вас были такие прекрасные кошки, что бы вы делали с ними? Вы бы выставляли их на выставках. Вот поэтому я и смог узнать, кто такая эта старая леди.

— Хорошо сработано, Пинкертон, — сердечно сказал Булл, и довольная улыбка расплылась по его лицу. — Я не вижу в этом пользы для себя, но сработано хорошо!

Мистер Пинкертон тоже наслаждался своим триумфом.

— Ну, мы по крайней мере сможем все узнать о ней, — сказал он солидно. — Я отправился в отдел периодических изданий Британского Музея, взял все номера «Кэт Франсьер» за последние двадцать лет и просмотрел их. И вот я узнал, что в 1912 году первую премию на выставке в Сандрингэме получил голубой персидский кот Тоби и первая премия пошла потомству Леди Маргарет от Тоби. Вот там я и нашел имя владелицы.

Мистер Пинкертон, надеясь, но еще не зная, что его информация будет в какой-то степени полезна Буллу, размешивал свой чай и краем глаза наблюдал за инспектором. Менее мягкий и терпеливый человек, чем инспектор Булл, швырнул бы ему в голову крышку с чайника. Но Булл таких вещей никогда не делал. Более того, несмотря на то, что профессиональное чутье подсказывало ему, что в доме на Чок-Фарм-Роуд есть что-то странное и даже, более того, что-то зловещее, он еще и не подозревал, что в сообщение мистера Пинкертона кроется что-то очень важное для него и всего расследуемого им дела.

— Ее имя, — сказал мистер Пинкертон, — миссис Роза Крейки Дункан. И я подумал…

Он остановился, увидев, что инспектор Булл уставился на него с таким напряженным выражением на своем обычно спокойном и маловыразительном лице, какого он у него никогда не видел. Пинкертон искренне встревожился:

— В чем дело?

— Боже мой, Пинкертон!!! — воскликнул Булл.

Это был незабываемый момент. Стол закачался, когда инспектор Булл вскочил на ноги. Стул отлетел и упал на пол. Инспектор, потеряв равновесие, с треском свалился на него. Затем, тяжело поднявшись с обломков, кинулся к телефону. Мистер Пинкертон вытирал чай со своего костюма.

— В чем дело? — пролепетал он и направился вслед за инспектором в холл.

Там он увидел, что Булл в спешке надевает пальто. Через пять минут они мчались мимо Риджент-Парка. Только тогда изумленный мистер Пинкертон понял, куда они направляются. Через несколько минут они остановились перед домом мисс Портер. Там уже стояла большая полицейская машина. Не говоря ни слова, инспектор Булл пробежал через боковой проход во двор. Мистер Пинкертон неотступно следовал за ним. В саду за домом стояла дюжина полицейских. Когда инспектор Булл и мистер Пинкертон подошли, им кивнул окружной инспектор. Один из полицейских яростно копал землю и в конце-концов докопался до большого картонного ящика.

— Вытащите его, — распорядился инспектор Булл, — и продолжайте копать дальше.

Лопата вонзилась в мягкую землю. Полицейский отбросил лопату и начал выбрасывать землю своими грубыми красными руками.