"Павел Алексеевич Игривый" - читать интересную книгу автора (Даль Владимир)

его, если тот задумается или запнется. Когда один из приятелей Павла
Алексеевича спросил его, глядя на эту знаменитость, откуда он достал такого
урода и свой ли он, то Павел Алексеевич отвечал: "Нет, это наемный,
проскуровский мещанин, я плачу ему по четыре целковых в месяц да отпускаю
еще месячину. Свой на это дело не годится, сам первый уснет наперед
сказочника, тогда что я с ним стану делать - браниться да драться? Нет,
этого я не люблю. А этот боится, знает, что сгоню со двора, коли нехорошо
служить станет, так он и держит ухо остро. Притом и я к нему привык: не могу
глядеть на него, чтоб не стало клонить ко сну, а как растворит ворота да
зевнет - так тут и я уснул".
Когда все это устроилось в порядке и оба должностные лица заняли свои
места, Павел Алексеевич покряхтел, потом вздохнул, там зевнул и промычал:
"Ну". Сказочник начал покрякивать, а понукалка приосанился и с этой минуты
вступил в свою должность. Командное словечно "ну" развязывало и ему самому
язык на это же коротенькое словцо и давало ему власть понукать сонного
сказочника. Этот начал очень плавно и бойко, молол с четверть часа
безостановочно, а там забормотал менее внятно и захотел перевести дух.
"Ну", - начал его пришпоривать понукалка, у которого также слипались глаза,
но который не смел прилечь, чтоб не заснуть, и все стоял на своем месте.
"Ну..." Меледа крякнул и продолжал:
- На том на море на окияне, на острове на буяне стояла береза - золотые
сучья, на тех на сучьях яблочки серебряные, в них зернышки - граненый
алмаз...
- Ну, - начал опять от скуки понукалка, покачиваясь и не слушая,
впрочем, говорит ли тот сказку или дремлет.
- Стояла корова - золотые рога; на одном рогу баня, на другом котел:
есть где помыться, попариться...
- Ну...
- Ну да ну; чего ты нукаешь?
- Да, вишь, ты не бойко говоришь, дремлешь...
- Сам ты дремлешь, дармоед; гляди: затылком двери пробил; а я не
дремлю... На том на острове текут речки медвяные, сытовые, берега кисельные;
девка выйдет, ударит коромыслом, черпнет одним концом - зачерпнет два красна
холста; черпнет другим...
Тут Павел Алексеевич всхрапнул довольно внятно и несомнительно;
сказочник, сидя на полу и обняв руками колени, понурил на них голову и
замолк, а понукалка не счел уже нужным его тревожить и, постояв еще немного,
вышел в соседнюю комнату и там прилег.
Часу в седьмом утра Павел Алексеевич проснулся, и все в доме
зашевелилось. Обувшись в бараньи сапожки домашней выделки и в халат свой, он
умылся, помолился и стал советоваться с Ванькой, чего бы напиться сегодня:
малины ли, бузины ли, шалфею, липового цвета, кипрею, ивана-да-марьи,
ромашки с ландышами или уж заварить настоящего чаю? И Ванька рассудил, что
бузина пьется на ночь для испарины, малина после бани, шалфей в дурную
погоду, липовый цвет со свежими сотами, иван-да-марья и ромашка, когда
неможется, кипрей, то есть копорский или иван-чай, по нужде, за недостатком
лучшего, и потому полагал заварить сегодня настоящего китайского чаю, что и
было исполнено. От чая сделан был незаметный переход к завтраку; а между тем
староста, мельник, скотница и другие сельские сановники отбывали доклады
свои и получали приказания. По временам книжка будто невзначай опять