"Двухаршинный нос" - читать интересную книгу автора (Даль Владимир)

живут, да еще и песни поют - вот как. Мало ли, на свете не без того, есть
всякая обида, да нашему брату надо терпеть. Вот у нас ину пору, например,
номерной староста кого вздумает прижимать, коли из чести не даешь ему
полтинника за выправку нумера: так чем ему взять? Вот он и пойдет наряжать
тебя раз в раз, как требуют извозчика в часть, глядеть, когда над нашим
братом расправа бывает, за какую провинность; вот он и наверстает тебе на то
же, и полтиннику не рад будешь, а того гляди без хлеба останешься. Или вот
городовой - ну, свезти бы его в часть с пьяным каким, что ли, это бы можно,
ничего; так ведь там-то стоишь после, стоишь, уехать не смеешь, покуда не
отпустят, либо еще номер отберут: вот и находишься после за ним. Зато уж наш
брат знает это: как только завидел его где, что оглядывается, то вот как
зайцы из-под облавы, все врознь, кто куда попало, только давай бог ноги...
Ну уж зато как оплошаешь да попадешься, так только держись... А все ничего,
слава богу, то есть нечего бога гневить, жить можно.
- А рекрутство как у вас идет?
- Да мы, благодаря бога, некрутством не обижаемся; у нас хорошего
мужика не отдаст барин ни за что, хоть сто лет живи; а вот как чуть который
зашалит, так ему и забреют лоб взачет, запас и есть; а набор пришел -
квитанции у барина готовы. А там у них есть чередной, хоть жеребьевой, все
одно: и очередь и жребий - все в воле божьей да в руках начальства. Есть у
меня там кум, богатый мужик, да из-за этого самого дела вот того гляди по
миру пойдет: известно, всякому своего жаль; мы того не разбираем, что и
другому своего жаль: кошке котя, а княгине ребя - тоже дитя. Ну, как только
набор скажут - а семья у него большая, - так он и пойдет хлопотать; раз
усадил сот-ню-другую невесть куда, и в другой раз, а в третий уж никак сот
семь. Другие, известно, обижаются этим, ходят, просят, ярыжек зазывают,
потчуют, задаривают, напиши то есть просьбу; ну, тот, известное дело, что
богаче мужик, что больше с него надеется вымозжить, то и просьбу длиннее
пишет, и настрочит тебе в просьбу то, чего и сроду не бывало, а может
статься, коли и было что, так ведь, не обмотав вокруг пальца, не докажешь.
Вот и стал виноват. Одного потянули, другого потянули, все перепугались, так
что беда. За кого тут взяться? Известно, за богатого. Опять принялись за
моего кума сердешного, да так то есть обработали его, что никуда не годится.
А что проку? Год прошел, опять сказан набор, опять дело его не минует:
отбыть уж и не стало сил; разориться разорился в разор, а року не миновал:
среднему сыну таки забрили лоб.
- A y тебя из родни есть кто в солдатах?
- Есть брат, да не родной. Ну, нечего грешить, его таки отдали за дело:
за свою правду стал, да уже задорен больно - вот хоть с кем, так на драку
готов. Отобрали, вишь, конопляник у него, что уж годов с двадцать все владел
и наземом поправлял, а отвели другой, почитай что кочкарник, обделывай,
дескать, снова. Ну вот он тут за свою обиду и постоял да вилами всю одежду
перепорол на том мужике, за которого с барского двора, от самого то есть
господина, девку отдали, а за нею и конопляник этот пошел, как будто то есть
в приданое. Пришел сам приказчик унимать, - ну, а брат стоит себе с вилами
на стороне, настороже, на своем коноплянике, никого, говорит, не пущу, хоть
что хошь делай. Приказчик к нему, да то есть чтобы в зубы его, а тот его по
лбу вилами, да на них же поднял, да через тын и махнул; тот насилу встал,
словно бока отлежал. Вот оно какое дело было. Ну, барин и осердился и
приказал тотчас его сдать. Как сказали ему, что в солдаты, так он и бросил