"Вакх Сидоров Чайкин, или Рассказ его о собственном свое" - читать интересную книгу автора (Даль Владимир)

протоколист, которого мы не видали уже несколько лет. Он так ел за
поминовальной трапезой, будто он во все годы эти не брал в рот ни крохи во
ожидании такого сытного случая.

Глава V. От последних фокусов Ивана Яковлевича до казенного добра,
которое не тонет и не горит

Начинается правление Сергея Ивановича, старшего наследника, потому что
в междуцарствие, до назначения и приезда опекунов, прошло много времени; а
во все это время правил делами и хозяйством он один. Правление это
ознаменовалось тем, что протоколист снова поселился в доме и остался правою
рукою нового хозяина, что француза согнали со двора, а отца Стефана,
который прежде бывал ежедневно, не стали пускать в дом. Все приметы
хорошие. В первый раз отроду пришла мне в голову мысль о том, что со
временем из меня будет? Какой мне путь открыт в мире, какое мое назначение?
Сильно овладела мною эта забота, отбивала ото сна и еды, и я пошел отвести
душу к французу, которого взял к себе в дом на время священник. Первый
потрепал меня по щеке и сказал мне по-французски то место из евангелия, где
сказано, что каждому дню подобают заботы свои; а отец Стефан, кивнув
головой, проговорил то же по-славянски. Я просидел у них долго, они утешали
меня много - но не утешили; никто из них не мог решить моего сомнения и
сказать мпе что-нибудь положительное. Я не думал тогда, что судьба печется
обо мне уже по-своему и что будущая участь моя решается в эту самую минуту
в барском доме.
Протоколист шнырял всюду, наставлял и поучал Сергея Ивановича и,
рывшись в конторе, открыл нечаянно, что покойный барин приписал меня при
последней народной переписи, когда я был еще по другому году, в свои
крепостные и дворовые; с этою вестию, с ревизскою сказкою в руках, поспешил
он к нынешнему своему покровителю. Взявши меня круглым сиротою в дом, Иван
Яковлевич, вероятно, нисколько не призадумался пристроить меня к своей
дворне; ребенок взят еще сосунком, вскормлен, - своих у него нет, здесь он
чужой, - куда же его больше девать, как не в дворовые? Когда же
впоследствии сделали из меня полубарича, то Иван Яковлевич, как сказывала
после Настасья Ивановна, намерен был дать мне отпускную; но времени впереди
казалось еще много, ребенку ведь все равно, куда он приписан и где
числится, а вырастет - успеем отпустить. Так думал Иван Яковлевич, да не
так вышло!
Не успел я воротиться от священника, как малый прибежал за мною звать
меня к Сергею Ивановичу, который уже перебрался в покои старого барина. В
углу стоял подобострастно протоколист; дурная примета, подумал я - и не
обманулся. Сергей Иванович, назвав меня в первый раз отроду не
исковерканным именем моим, Вакхом, продолжал: "Я привожу после покойного
батюшки дела в порядок и подумал также о тебе. Вот, видишь, ревизские
сказки, в которых ты значишься сыном тогдашней скотницы нашей Катерины и
должен служить господам своим не хуже другого. Полно тебе жить дармоедом,
это стыдно и грешно. Надеюсь, ты помнишь все наши благодеяния и
постараешься их заслужить; я на первый случай не помню тебе старых твоих
грехов. Бывшего старосту я сменил, а новый безграмотен, да и мало привычен
еще к делу; будь же ты у него помощником да слушайся его во всем, а не то,
если не подорожишь моею милостью, так будешь у меня свинопасом. Ступай,