"Шаманский Лес" - читать интересную книгу автора (Серкин Владимир Павлович)Голос льда05.11.99 «Володя» — окликнул меня голос однокурсницы, в которую был больно и неуправляемо влюблен. Боль давно прошла, и самоконтроля побольше. Но голос раздался так неожиданно, так тепло, что я дернулся и оглянулся. Плеснувший на руку из кружки горячий чай вернул к реальности. За спиной уходили вверх крутые обледенелые скалы, впереди до горизонта простиралось замерзающее море. Кое-где волна еще колыхала мелкие лепешки льда и шугу. Следующая волна стала выдавливать воздух в многообразные трещины и улитки между льдинами. На этот раз лед крикнул несколько раз протяжно, пронзительно и насмешливо. Он как бы торжествовал, что так удачно меня «зацепил». «Развлекаешься» — усмехнулся я в ответ, и поймал себя на том, что всерьез разговариваю со льдом как Шаман. Настало время обсудить это. — Как ты говоришь со льдом? — Отвечаю на его вопросы и спрашиваю. — Он знает тебя? — Уже знает и тебя. — Но он же меняется каждый год. — Не совсем так. Для него смена подобна реинкарнации, только он помнит предыдущее. Новый, но тот же. — Почему он помнит? — Структура его кристаллов остается в воде неизменной. — Что можно спросить у льда? — Все. Но он будет просто пищать или трещать, если ты не нравишься. — Как ему понравиться? — Льду нравятся люди, подобные ему. — Как человек может быть подобен льду? — Энергия человека и льда — вихрь, стихия. Попробуй почувствовать. Лед не жестокий, но очень жесткий, и очень насмешлив, не терпит сантиментов и фальши. — Но я не такой. — Когда ты идешь днями один по льду, ты собран, сконцентрирован, тверд. Ты — такой. У костра ты расслабился, и лед подшутил над тобой. 06.11.99 Сижу на скамейке Шамана и пытаюсь увидеть волны льда. Нет уверенности, что вижу. Лед отвечает на вопросы как Шаман. Не сразу, через несколько часов или дней. Возможно, на ряд вопросов он ответил, когда я уходил греться или спать. Для диалога нужно многие часы сидеть на скамейке. Элементарно замерзаю. Шаман говорит, что я мерзну, так как не могу сидеть в полной неподвижности. Он одет полегче, но сидит сколько хочет. — Что можно спросить у льда? — Пока можешь просто говорить вопрос. Что угодно. — Но это глупо. Сижу в сотнях километров от людей и вслух задаю льду вопросы. — Начни с этого. Или ничего не делай, тогда ничего не будет. — Может быть, когда долго слушаешь шумы, воображение само формирует из них ответ? — Отчасти. Лед не хочет говорить твоим языком. Он формирует энергию ответа, а уж она гоняет воздух в звук. В звуке услышишь ответ, если готов. — Может это не лед отвечает, а мы сами? — Смотри. (Шаман что-то прокричал криком, похожим на усиленный крик огромной чайки) Лед ответил сразу же серией уходящих вдаль и вновь приблизившихся криков. Городская запись: Несколько недель мело так, что я не мог выбраться из города. Организм, привыкший к длительным переходам, требовал физической нагрузки. Пошел в зал бывшего политехнического института (сейчас — часть Северного международного университета), где пару лет назад играл с преподавателями в волейбол и футбол. Все, приходящие в «наши» часы раньше играли или продолжают играть за какие-либо команды. Я ожидал, что двухлетний перерыв отрицательно скажется на моих навыках, но с удивлением отметил, что играть стал получше: резче и точнее. Может быть, из-за общения с Шаманом? — Твоя «мудрость» повлияла на мою игру? — Нет, Лед. — Как это? — Ты прошел уже сотни или тысячи километров по обледенелой кромке льда и скалам, рискуя соскользнуть в море. Десятки тысяч раз в тяжелой одежде с рюкзаком ты сохранял равновесие, скользил, цеплялся, подтягивался, изворачивался, протискивался… Тело привыкло решать эти задачи. Сейчас ты ловок почти как древний чукча-охотник, только навыков нет. — Лед повысил мастерство игры? — Ловкость, точность, равновесие, силу — базу. Ты, наверное, даже излишне прыгал по залу? — Да, как-то было комфортно, хотя и душно. — Еще бы. В легком спортивном костюме на ровном и не скользком полу. — Что-то, кроме льда может улучшить мою «базу»? — Обледенелые скалы, тяжелая одежда и груз — лучший тренер. Лучше только сознание. 17.11.99 Лед внушает тревогу. Раньше ходил по зимнему льду безбоязненно. Тут и танковая дивизия пройдет. Но сейчас… Лед может разозлиться или захочет поиграть. Или, наоборот, обнять. Шаман смеется над опасениями. — Лед делает, что хочет? — В определенных пределах. — Он может утопить меня? — Кто ты такой, чтобы лед пошевелился. — Но ответил же тебе сразу. — Могу говорить на языке его энергий. Льду скучно, он отвечает. Но не пошевелится и ради меня. — Как ты научился его языку? — Не язык. Энергия высказывания. Я облекаю смысл высказывания в энергию звука, близкую звукам льда. — Как хотя бы что-то понять об этой энергии? — Боюсь, в нынешнем состоянии у тебя непреодолимое препятствие. — Хотя бы о препятствии? — Твой ум настолько недисциплинирован, что отвлекается ото льда, даже когда ухо зачешется. А нужно, чтобы он не отвлекался из-за холода. — Если я не буду отвлекаться на холод, я себе что#8209;нибудь отморожу. — Если ты действительно забудешь про холод, его не будет. 30.12.99 Шаман прав. Лед действительно здорово тренирует. Когда задумался над этим, «увидел» как легко прохожу некоторые участки обледеневших скал сегодня. Вспомнил, как два года назад со страхом и с трудом лез по этим участкам на четвереньках под добродушное хихиканье Шамана. Раз это так, надо присмотреться к другим двигательным задачам, которые тело Шамана решает походя, а мое — с трудом. Первое, что заметил: Шаман перед новым трудным участком оглядывается назад. — Зачем ты оглядываешься перед трудным участком? — (Долгая пауза. Или я стал уже лучше понимать молчание Шамана, или мне показалось, что Шаман перед ответом решил понаблюдать за своим поведением) Когда идешь по льду в неизвестное трудное место, думай о том, как вернуться, если решишь вернуться и выбрать другой путь. (Теперь молчу я. Это почти очевидно, но я никогда не формулировал словами. Шаман, проявляя свое умение «читать мысли», приходит мне на помощь) Не расстраивайся. Ты только потому смог задать вопрос, что почти знал ответ. — Этот принцип обратного пути не только для льда? — Мы никогда и не стали бы говорить только про лед. Потому и общаемся. 30.12.99 Оттепель. Крупными хлопьями идет снег и медленно тает на одежде или ветвях. После тяжелого перехода сижу на скамейке для наблюдения за льдами с закрытыми глазами, улавливая приятное ощущение таящих на лице снежинок. Шаман молча сидит рядом. Открыв глаза, наблюдаю, как он долго внимательно рассматривает снежинки, на своей рукавице. — В детстве тоже любил рассматривать снежинки. — В детстве мы все многое чувствовали, почти знали. — Что мы знали про снежинки? — Мы чувствовали что в миллионах их узоров может быть есть ключ к пониманию всего мира. Это завораживало. — Действительно есть какой-то ключ? — Узоры снежинок, кристаллы льдов и все кристаллы устроены также, как ты или я. Разглядывая кристаллы, многое узнаю о людях. — В каком смысле? — Твое тело состоит из таких же узоров, сознание тоже. — Взрослыми мы это забыли? — Взрослыми мы перестали доверять чувствам как дети. А рационально мы это не узнали. — Как мне узнать это рационально? — Сначала смотри. Через час я почувствовал, что узнал что-то новое. Это не внушение. Я действительно стал изредка видеть человека как кристалл. 13.12.2000 В самые морозы печку приходится протапливать каждые пять-шесть часов даже в хорошо оборудованной землянке Шамана. В моем домике — каждые три-четыре часа. А в постройках краболовов возле Магадана, наверное каждый час. Эти постройки никогда не планируются, они уникальны. У меня накопился целый альбом фотографий такой бич-архитектуры. Сначала на месте ночевки возле «удачных мест» строится летний навес, потом стены от ветра. «Слабые» места постоянно укрепляются и утепляются тем, что принесет море. К зиме навес еще подпирается, чтобы не провалило снегом, стены обиваются разномастными дощечками, вискозными мешками, подсыпаются, обматываются обрывками канатов... В следующие годы в случайном порядке появляются лари, пристройки, тамбуры. Рядом строится новый летний навес, чтобы не варить краба в землянке... Понимаю теперь, почему зимой добытчики живут и «крабят» в одном месте по двое-трое, хотя это невыгодно. Нужно собирать много дров и дежурить по ночам, топить печку. Нам с Шаманом тоже приходится ходить по ледяному припаю за дровами. Припай твердый и ровный. Мы волочем по нему выбитый изо льда плавник, оставляя в снегу длинный извилистый след. На следующий день этот след бывает весь исчеркан поперечными полосками, которые вне следа встречаются довольно редко. — Что за полоски? — След зимних чаек. — Какие чайки?!! Ветер тридцать метров при морозе тридцать градусов! — Зимние чайки слишком тонки для ветра, он им не помеха. — Почему я не видел ни одной? — Они очень тонкие. — Я бы видел хоть линии. — Когда ты видишь обычную чайку снизу, у нее длинные широкие крылья. Но вот чайка летит прямо к тебе или от тебя. Ее крылья кажутся тебе тонкими, как листок бумаги. Зимние чайки еще раз в десять тоньше. Нужно долго и внимательно присматриваться, или иногда замечаешь их случайно. — Их много? — Не меньше летних. — Почему же люди не знают о них? — Охотники и рыбаки, конечно, изредка замечают. Но думают, что померещилось. Некоторые просто не считают нужным об этом говорить. — Почему? — Ты же не рассказываешь знакомым летом, что видел чаек. Слишком обыденно. — Куда зимние чайки деваются летом? — Никто не знает. Сидим с сыном в резиновой лодке метрах в трехстах от берега. Он лицом к морю, я — к берегу. Холодно, ветрено, жесткий барашек на гребне стучит в борт и брызгает. Но разнорыбица идет хорошо. Только успевай вытягивать донку. «Почему не ходим на охоту?» — спросил сын. «Не будем же мы для развлечения убивать живого зверя» — начал было разглагольствовать я. Но тут сын спросил: «А рыба?» Вот парадокс. Про рыбу то же самое никогда в голову не приходило! Сзади зашумела большая волна, и сын как-то неестественно спокойно произнес: «Папа, сваливаем отсюда, Косатка». Оглянувшись, увидел только столб воды, поднятый выпрыгнувшей и упавшей в воду акулой. Ей достаточно чуть задеть лодку, и нам до берега не доплыть — вода слишком холодная. Сын греб к берегу, я вытягивал якорь (камень в сетке) и донки. Умом мы знали, что Косатка не нападает на людей. Нет ни одного свидетельства. «Но свидетелей и не могло остаться» — мелькала полушутливая, полутревожная мысль. С берега еще полчаса наблюдали, как Косатка прыгала на месте, где стояла лодка. Наверное, это знак. С тех пор рыбу ловим редко и мало, только на уху. Шаман и рыбачит, и охотится. Не часто, но регулярно. — Не жалко убить куропатку, нерпу? — Спроси такое у эвелна. — Ну, им без этого не выжить. — И им, и лисе, например. — Считаешь, что убийство естественно в природе? — Развлечение убийством неестественно. А хищников не мы придумали. — Это у животных. А у людей? — На Севере без этого никак нельзя было. Растительной пищи не хватило бы. — Это раньше. А сейчас? — Сейчас это выбор. 31.12.99 Шаман может остановить или изменить уже начатое действие, или начать неожиданно новое действие. Часто он обосновывает такое странное поведение «получением знаков». Иногда это трудно перенести. Кажется, что разговоры про знаки выдуманы, чтобы обосновать явное сумасбродство. — С чего ты решил, что что-то является знаком? — Просто знаю намного больше тебя. — Очень убедительно. А главное, это можно сказать по любому поводу. — Не нервничай. Спроси, и я объясню тебе про знаки, которые увидел. — Ладно. Вот сейчас почти темно. Пять вечера, кругом лед. Ты видишь какие-нибудь знаки? — Например, нерпа слева от нас. — Да нерпа — дура! Она-то здесь при чем?! — При том, что мы забираем вправо. — Зачем? — Слева — трещина во льду или полынья, иначе нерпа не вылезла бы здесь. Это знак тебе для изменения траектории и осторожности. 01.01.2000 Замечаю странную вещь: когда Шаман укажет на какое-либо отношение между явлениями мира, вещами, людьми, все становится понятным и ясным. Но сам я этих отношений не вижу. Поскольку не собираюсь всю жизнь прожить рядом с Шаманом, нужно научиться самому выявлять такие отношения. — Откуда так много знаешь? — Смотрю. — И я смотрю. Но, пока ты не покажешь, ничего не вижу. — Тренируйся. — Как? Чему? — Наблюдай в привычной обстановке то, что раньше не замечал. — Как Кастанеда? — Что Кастанеда? — А что «курс»? (Смеемся) Он пытался по новому представить себе окружающий мир, когда спускаются сумерки. — Не знаю, как Кастанеда. А ты здесь или он не наблюдательны. Сумерки не спускаются, а поднимаются из земли. — Вот опять. Когда ты сказал, я сразу это понял. Но сам не замечал. Что делать, чтобы замечать такие вещи самому? — Попробуй для начала находить новые штрихи, детали в своих хороших знакомых, на привычном рабочем месте, в своей комнате... — Что это даст? — Когда научишься, продолжим эту тему. 29.10.2000 Осенью 2000 года Шаман разобрал свою землянку и закрыл место кустарником с осыпей. Стало понятно, почему он строит землянки, а не домики. В октябре Шаман жил у меня, выправлял документы, шил одежду и сутками играл в компьютерные игры. Он мог бы работать модельером уникальной по удобству и функциональности спортивной и рабочей одежды. Однажды, когда мы пили чай, в гости зашел мой давний знакомый, считающий себя человеком творческим и неординарным. Он не был у меня несколько лет, что не помешало ему явиться, как всегда, без предупреждения. Шаман почти не обращал на него внимания, что «зацепило» знакомого, и он стал, по своей привычке, ничего не зная о Шамане, советовать ему пересмотреть свою «пустую» жизнь. Шаман внимательно выслушал советы, еще более «зацепил» знакомого парадоксальными замечаниями и рефлексивной надстройкой и, в свою очередь, дал ему ряд рекомендаций. Зная, что без расспросов Шаман дает методические рекомендации только тем, кого считает больным, я был удивлен. По моим прикидкам Шаман не был в городе более пятнадцати лет, и он уверенно «лечил» современного человека. В его словах было настолько много того, что эвелны называют «сила слова», что мой нигилист после выполнил очень тщательно все рекомендации. Он изменился довольно быстро (за три—четыре месяца) и весьма неожиданно. Наверное, неожиданно и для себя самого. — Знакомый (3.): И как же мне начать? — Шаман (Ш.): Начни с малого. Спланируй изменения. — 3.: Тысячу раз я это делал, ничего дельного не планируется. — Ш.: Ты ни разу не выполнил ритуал планирования. — 3.: Может ты, о мудрейший, расскажешь мне сей древний ритуал. — Ш.: (Шаман не реагировал на иронию) Прежде всего, сходи в баню и сделай себе аккуратную модную прическу. — 3.: Это зачем? — Ш.: Потом купи себе модные хорошие туфли. Есть деньги? — 3.: Есть-есть. — Ш.: Если денег нет сейчас, помой и почисть эти. — 3.: Очень интере-е-есный ритуал! — Ш.: Купи себе хороший фирменный одеколон, ручку «Паркер» и хорошей, лучше финской, бумаги. — 3.: О, ближе к делу. — Ш.: Чисто вытри стол, положи на него пачку бумаги и ручку «Паркер». — 3.: Ну, Вы совсем утрируете. — Ш.: Надень новые туфли, глаженые брюки, свежую рубашку, сбрызни новую прическу одеколоном, выключи телефон, убери часы и сядь за стол не менее чем на полтора часа. — 3.: Это действительно ритуал. Вы не смеетесь? — Ш.: Возьми из пачки лист и напиши на нем «Паркером» сверху «Планирование реальных действий». — 3.: Вы смеетесь. — Ш.: Через две минуты тебе захочется вскочить и побежать по своим неотложным делам. Продолжай сидеть и думать о линии своей жизни. — 3.: Что это даст? — Ш.: Еще через две минуты тебе захочется записать твои творческие озарения. Отбрось их, как и предыдущую суету. Продолжай сидеть и думать о линии своей жизни. — 3.: Что Мне думать о линии жизни? — Ш.: Еще через две минуты ты поймаешь себя на том, что думаешь о посторонних вещах. Отбрось и эти мысли. Продолжай сидеть и думать о линии своей жизни. — 3.: И что это даст? — Ш.: Несколько раз тебе придется отбрасывать посторонние мысли и спокойно возвращаться к мыслям о линии жизни. — 3.: Так что это даст? — Ш.: Ты когда-нибудь делал так? — 3.: Нет. — Ш.: Эта новая для тебя практика — начало культурного действия планирования. 29.10.2000 Когда знакомый ушел «в баню», я спросил Шамана: — Ты считаешь, что он больной? — Это — больше по твоей части. Сейчас он — социопат. Но у него есть воля. — Как ты это увидел? — Приучайся и ты под слоем случайного и мелкого видеть существенное в человеке. — Почему именно две минуты на мысли? — Ты же рассказывал мне про свои опыты о произвольном усилии. — Твои рекомендации похожи на методики Гурджиева. — Я сам — Гурджиев. (Шаман захохотал) — То есть ты — как Гурджиев? (Хохочем вместе) 30.10.2000 Стоим на ветру у автовокзала, ждем рейсовый автобус, на котором уезжает Шаман. Будет добираться на перекладных: Сусуман, Нерюнгри, Якутск и еще дальше на запад. Из Магадана сейчас иначе не выбраться. Навигация закрыта, железных дорог нет, при покупке авиабилета записывают паспортные данные, что Шаману не нравится. Он уезжает в другую страну, в другие, чем были отношения, когда он в последний раз уходил на побережье. Шаман, как всегда, спокоен. Ему, наверное, интересно увидеть и пожить в «новой серии» социума. Немного завидую. Шаман давно выполнил все свои социальные обязательства и свободен от них, так как потом не набирал новых. Завтра он начнет осваивать новые для себя практики и перемещаться в новый мир. — Как человек становится консервативным? — В повседневной жизни человек похож на автомат. Например, годами моется, бреется, ест совершенно одинаково, не замечая этого. — Это плохо? — До определенного предела неплохо. — Что за предел? — Если человек долго не меняет ничего в своей жизни, автоматизм проникает в его мышление. Например, он начинает повторяться, думая, что говорит что-то новое. Окружающие замечают это. — Как бороться с этим? — Изменяйся, совершенствуй свои практики, осваивай новые. Человек — не пруд, а искрящийся бурлящий поток. — Еще вопрос. Твой Хохот — особая практика понимания? — Смотри-ка. Только три года прошло, а ты уже заметил. (Хохочет) — Автобус-то маленький и серенький. — Так незаметнее. (Хохочем вместе) Люди оглядывались на меня, но я еще некоторое время смеялся и махал рукой вслед автобусу. А в автобусе хохотал Шаман и махал мне. |
||
|