"Хрестоматия по философии (учебное пособие)" - читать интересную книгу автора (Радугин А.А.)

природном, объективированном мире. Психологически человек есть дробная часть
мира. Речь идет не о психологизме, а о трансцендентальном антропологизме.
Странно забывать, что я, познающий, философ - человек. Трансцендентальный
человек есть предпосылка философии и преодоление человека в философии или
ничего не значит или значит упразднение самого философского познания.
Человек бытийствен, в нем бытие и он в бытии, но и бытие человечно и потому
только в нем я могу раскрыть смысл, соизмеримый со мной с моим постижением.
Бердяев Н. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. - Париж. -
С. 5-11.


Г.БАШЛЯР

Использование философии в областях, далеких от ее духовных истоков, -
операция тонкая и часто вводящая в заблуждение. Будучи перенесенными с одной
почвы на другую, философские системы становятся обычно бесплодными и легко
обманывают; они теряют свойственную им силу духовной связи, столь ощутимую,
когда мы добирается до их корней со скрупулезной дотошностью историка,
твердо уверенные в том, что дважды к этому возвращаться не придется. То есть
можно определенно сказать, что та или иная философская система годится лишь
для тех целей, которые она перед собой ставит. Поэтому было бы большой
ошибкой, совершаемой против философского духа, игнорировать такую внутреннюю
цель, дающую жизнь, силу и ясность философской системе. В частности, если мы
хотим разобраться в проблематике науки, прибегая к метафизической рефлексии,
и намерены получить при этом некую смесь философем и теорем, то столкнемся с
необходимостью применения как бы оконечной и замкнутой философии к открытой
научной мысли, рискуя тем самым вызвать недовольство всех: ученых,
философов, историков. (41)
И это понятно, ведь ученые считают бесполезной метафизическую
подготовку; они заявляют, что доверяют прежде всего эксперименту, если
работают в области экспериментальных наук, или принципам рациональной
очевидности, если они математики. Для них час философии наступает лишь после
окончания работы; они воспринимают философию науки как своего рода баланс
общих результатов научной мысли, как свод важных фактов. Поскольку наука в
их глазах никогда не завершена, философия ученых всегда остается более или
менее эклектичной, всегда открытой, всегда ненадежной. Даже если
положительные результаты почему либо не согласуются или согласуются слабо,
это оправдывается состоянием научного духа в противовес единству, которое
характеризует философскую мысль. Короче говоря, для ученого философия науки
предстает все еще в виде царства фактов.
Со своей стороны, философы, сознающие свою способность к координации
духовных функций, полагаются на саму эту медитативную способность, не
заботясь особенно о множественности и разнообразии фактов. Философы могут
расходиться во взглядах относительно оснований подобной координации, по
поводу принципов, на которых базируется пирамида эксперимента. Некоторые из
них могут при этом идти довольно далеко в направлении эмпиризма, считая, что
нормальный объективный опыт - достаточное основание для объяснения
субъективной связи. Но мы не будем философами, если не осознаем в какой-то
момент саму когерентность и единство мышления, не сформулируем условия
синтеза знаний. Именно это единство, эта связность и этот синтез интересуют