"Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)" - читать интересную книгу автора (Куинн Джулия)

Глава четырнадцатая

За пять лет, проведенных в Белгрейве, Грейс, если и не привыкла, то, по крайней мере, осознала, чего можно достичь, имея хоть немного влияния и большое количество денег. Тем не менее, даже она была поражена, как быстро планы их путешествия обрели зримые очертания. В течение трех дней была нанята частная яхта, которая должна была переправить их из Ливерпуля в Дублин, а затем ждать столько, сколько потребуется, пока они не будут готовы вернуться назад в Англию.

Один из секретарей Томаса был послан Ирландию, чтобы организовать их проживание. Грейс почувствовала жалость к бедняге, когда тот был вынужден прослушать - а затем и повторить, причем дважды, обширные и чересчур детальные инструкции вдовы. Сама Грейс привыкла к манерам вдовствующей герцогини, но секретарь, приученный иметь дело с намного более разумным хозяином, выглядел так, словно готов был расплакаться.

Только самые лучшие гостиницы должны были ожидать таких путешественников, как они, и, конечно же, в каждой из гостиниц им должны быть предоставлены самые лучшие комнаты.

Если же эти комнаты уже были кем-то зарезервированы, то владельцы гостиницы должны были принять меры, чтобы разместить этих путешественников где-нибудь в другом месте. Вдовствующая герцогиня сказала Грейс, что ей нравится посылать кого-то вперед в случаях подобных этому. Это так любезно с их стороны - заранее уведомить владельцев гостиниц, и таким образом, те смогут найти альтернативное жилье для других гостей.

Грейс подумала, что более вежливо было бы, не выкидывать из гостиниц людей, чье преступление состояло всего лишь в том, что они зарезервировали комнату, которую захотела получить вдова, но все, что она могла сделать, - это сочувствующе улыбнуться бедному секретарю. Вдовствующая герцогиня не собиралась менять своих решений, и, кроме того, она уже начала излагать свой следующий набор инструкций, которые касались чистоты, пищи и предпочтительных размеров полотенец для рук.

Грейс провела эти дни, бегая по замку, готовясь к путешествию и разнося важные сообщения, так как остальные трое обитателей замка, казалось, были полны решимости избегать друг друга.

Вдова была столь же неприветлива и груба, как и всегда, но теперь основной ее жалобой являлось головокружение, что приводило Грейс в замешательство. Вдовствующая герцогиня была взволнована предстоящей поездкой. Этого было достаточно, чтобы заставить почувствовать беспокойство даже самых опытных компаньонок, ведь вдова никогда ни о чем не волновалась. Радовалась - да, была удовлетворена - часто (хотя еще более частой эмоцией было неудовлетворение). Но взволнованной? Грейс никогда не была свидетельницей подобной эмоции.

Это было странно, поскольку казалось, что вдове не очень-то понравился мистер Одли, и было ясно, что она нисколько его не уважает. А что касается мистера Одли, то он отвечал ей тем же. В этом отношении он очень походил на Томаса. Грейс казалось, что эти двое мужчин, возможно, стали бы верными друзьями, не встреться они при таких напряженных обстоятельствах.

Но если поведение Томаса с вдовой было откровенным и прямым, то мистер Одли был намного хитрее. Находясь в ее компании, он всегда провоцировал вдовствующую герцогиню. У него всегда было наготове замечание, настолько тонкое, что Грейс могла убедиться в его значении, только поймав его загадочную улыбку.

У него всегда была наготове эта загадочная улыбка. И она всегда предназначалась для Грейс.

Даже сейчас, только подумав о его улыбке, девушка обняла себя руками, словно удерживая ее возле своего сердца. Когда он улыбался ей, Грейс ощущала это, как будто улыбку можно было не только видеть. Его улыбка касалась ее, как поцелуй, и тело девушки отвечало на нее своего рода небольшим всплеском в животе, и розовым жаром ее щек. Грейс удавалось сохранить свое самообладание, потому что именно этому ее и обучали, и девушка даже сумела найти свой вид ответа - легчайшее подрагивание уголков ее губ, может быть, - мельчайшие изменения в ее пристальном взгляде. Она знала, что Джек видел все это. Он видел все. Ему нравилось разыгрывать бестолкового глупца, но у него был самый проницательный взгляд, какой она когда-либо видела.

И все это время вдовствующая герцогиня, совершенно искренняя в своем стремлении отнять титул у Томаса и отдать его мистеру Одли, энергично поторапливала всех. Когда вдова говорила об их будущей поездке, то никогда не говорила в том смысле, что “если они найдут доказательство”, а всегда только “когда они его найдут ”. Она уже начала планировать, как лучше всего объявить об этом остальной части общества.

Грейс заметила, что вдовствующая герцогиня не была особенно тактична в этом отношении. Что, например, она сказала совсем недавно Томасу прямо в лицо? Что-то о необходимости изменить бесконечные контракты, чтобы вставить в них правильное имя герцога. Она даже повернулась к нему и спросила, не помнит ли он, какие бумаги подписывал в то время, пока считался герцогом.

Грейс подумала, что Томас - просто образец сдержанности, поскольку не придушил свою бабушку тут же на месте. Действительно, все, что он ответил, было:

- Это едва ли будет моей проблемой, если выяснится, что я не герцог. - И затем, отвесив насмешливый поклон в сторону вдовствующей герцогини, он покинул комнату.

Грейс не могла понять, почему ее столь удивило то, что вдова не сдерживает себя перед Томасом, как будто бы прежде та выказывала заботу о чьих-либо чувствах. Несомненно, данные обстоятельства квалифицировались как исключительные. Конечно, даже Августа Кэвендиш не могла не видеть, что это, несомненно, очень жестоко, стоять перед Томасом и рассказывать ему о том, каким она планирует его публичное унижение.

А что касается Томаса, - он был сам не свой. Он слишком много пил, а когда он не уединялся в своем кабинете, то слонялся по дому как капризный лев. Грейс старалась избегать его, частично потому что он был в таком плохом настроении, но главным образом потому, что она чувствовала себя очень виноватой во всем происходившем, такой бессовестно вероломной в том, что ей очень нравился мистер Одли.

Который забыл о нем. Мистер Одли. Она проводила с ним слишком много времени. Грейс понимала это, но ничего не могла с собой поделать. И, в какой-то степени, она не была столь уж виновна в этом. Вдова продолжала посылать ее с поручениями, которые притягивали девушку в его сферу.

Ливерпуль или Холихед - какой порт для них лучше? Конечно, Джек (вдова все еще отказывалась называть его мистером Одли, а он ни за что не откликнулся бы на имя Кэвендиш), знает это.

Чего им ждать от ирландской погоды? Найдите Джека и спросите его мнение.

Можно ли приобрести приличный чай в Ирландии? Что будет, когда они покинут окрестности Дублина? И затем, после того, как Грейс принесла его ответы "Да" и "ради Бога" (придуманные ею взамен богохульств), ее вновь послали к Джеку за ответом на вопрос: «Знает ли он, как оценить качество чая».

Она испытывала смущение, отправляясь за ответом на данный вопрос. Но как только они увидели друг друга, раздался взрыв неудержимого смеха. И теперь так было всегда. Джек улыбался. И вслед за ним улыбалась и она. И Грейс понимала, насколько лучше она чувствует себя, когда у нее есть причина улыбаться.

Только что вдова приказала, чтобы Грейс нашла Джека для полного подсчета средств, необходимых для их предполагаемого путешествия по Ирландии. Грейс посчитала это излишним, поскольку полагала, что вдовствующая герцогиня к этому времени уже все решила сама. Но она не собиралась жаловаться, нет, ведь данное поручение требовало, чтобы она покинула вдову и отправилась к мистеру Одли.

- Джек, - прошептала она про себя. Для нее он был Джеком. Это имя отлично ему подходило, быстрое и беззаботное. Имя Джон было слишком уравновешенным, а мистер Одли - слишком формальным. Она хотела, чтобы он был Джеком, несмотря на то, что со времени их поцелуя она не позволяла себе так называть его вслух.

Джек дразнил ее по этому поводу - он постоянно ее поддразнивал. Джек подстрекал и льстил, и говорил ей, что она должна называть его по имени, или, он не будет ей отвечать, но она оставалась непреклонной. Грейс понимала, что стоит ей лишь раз произнести его имя, и пути назад уже не будет. А ведь она и так уже была рискованно близка к тому, чтобы навеки потерять свое сердце.

Это могло случиться. И это уже случилось бы, если бы она это себе разрешила. Стоило только дать себе волю. Она могла закрыть глаза и вообразить будущее... с ним, с детьми, с их неумолкающим смехом.

Но не здесь. Не в Белгрейве, не с ним в роли герцога.

Она хотела назад в Силлсби. Не в сам дом, так как это было невозможно, но в ощущение той жизни. Уютное тепло, огород, которому ее мать никогда не уделяла слишком большого внимания. Она хотела бы проводить вечера, сидя в гостиной, то есть в том месте, где можно сидеть. Ей было все равно, какого она цвета, или какой тканью декорирована, или в каком месте дома находится. Она всего лишь хотела бы читать у камина со своим мужем, показывая ему то, что особенно ее позабавило, и, слышать в ответ его смех.

Грейс хотела именно этого, и если набраться храбрости и быть честной самой с собой, она знала, что ей хотелось этого именно с ним.

Но Грейс не часто была честна с собой. Что толку? Если Джек не знает, кто он такой, откуда ей знать, о чем мечтать?

Она защищала себя, держа свое сердце на замке, пока у нее не будет ответов на свои вопросы. В самом деле, если он окажется герцогом Уиндхемом, то тогда она будет полной дурочкой.

***

Несмотря на то, что Белгрейв был прекрасным домом, Джек предпочитал проводить время на свежем воздухе, и теперь, когда его лошадь находилась в конюшне Уиндхема (где она, конечно же, пребывала в вечной радости, находясь в тепле и объедаясь морковкой), Джек взял за привычку выезжать каждое утро на прогулку.

Не то чтобы это сильно отличалось от его прежнего распорядка: обычно Джек всегда был в седле поздним утром. Отличие состояло в том, что прежде у него была цель: либо он ехал куда-нибудь, либо, при случае, убегал от кого-нибудь. Теперь же он выезжал ради спортивных упражнений, чтобы поддерживать себя в форме. Странная вещь - жизнь джентльмена. Физические усилия достигались благодаря организованным упражнениям, а не так, как у остальной части общества, - благодаря честному ежедневному труду.

Или нечестному, как часто бывало.

В свой четвертый день пребывания в Белгрейве, Джек вернулся в дом - ему было трудно назвать это место замком, хотя так оно и было, но это всегда вызывало в нем желание закатить глаза, чувствуя, что легкие порывы ветра над полями вселили в него энергию.

Направляясь к парадной двери, он поймал себя на том, что всматривается в дорогу, надеясь увидеть Грейс, хотя было очень маловероятно, чтобы она вышла на улицу. Джек всегда надеялся встретить Грейс независимо от того, где он был. Один ее вид заставлял что-то приятно щекотать и пениться в его груди. В половине случаев она даже не замечала его, против чего он не возражал. Он любил смотреть, как она занимается своими непосредственными обязанностями. Но если он разглядывал ее достаточно долго, а он всегда именно так и поступал, поскольку не видел ничего более достойного для наблюдения, то она всегда чувствовала его взгляд. В конечном итоге, даже если он находился от нее под неудобным углом зрения, или стоял в тени, Грейс чувствовала его присутствие и оборачивалась.

И в таких случаях Джек всегда пытался сыграть соблазнителя, пристально разглядывая ее с тлеющей энергией, чтобы увидеть, будет ли она таять под его взглядом, растекаясь лужицей хныкающего желания.

Но это у него никогда не получалось. Поскольку всякий раз, когда она оглядывалась на него, единственное, на что он был способен, это стоять и улыбаться ей, словно томящийся от любви глупец. Он мог бы испытывать чувство отвращения по отношению к себе, но она всегда улыбалась ему в ответ, и это делало приятные ощущения в нем еще более игристыми и беззаботными.

Он открыл дверь в центральный холл Белгрейва и, оказавшись внутри, замер на мгновение. Потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться к внезапному отсутствию ветра, и действительно, его тело слегка дрожало, как будто пытаясь справиться с ознобом. Это также дало ему время, чтобы оглядеться, и действительно, он был вознагражден за свое усердие.

- Мисс Эверсли! - воскликнул Джек достаточно громко, поскольку девушка была в дальнем конце холла, и, по-видимому, спешила по одному из этих нелепых поручений вдовствующей герцогини.

- Мистер Одли, - улыбаясь, ответила она, двигаясь ему навстречу.

Он сбросил свое пальто (по-видимому, позаимствованное из герцогского гардероба) и вручил его лакею, как всегда удивляясь тому, как слугам удавалось, появляться, казалось, из ниоткуда, и всегда в тот самый момент, когда они были нужны.

Кто-то их хорошо вышколил. Джек еще помнил свои военные годы, чтобы оценить это.

Грейс подошла к нему прежде, чем он успел снять свои перчатки.

- Вы ездили верхом? - спросила она.

- Да. Сегодня - прекрасный день для этого.

- Несмотря на ветер?

- С ветром даже лучше.

- Полагаю, что Вы выезжали на своей лошади?

- Конечно. Люси и я - прекрасная команда.

- Вы ездите на кобыле?

- На мерине.

Она моргнула от любопытства, нет от удивления и неожиданности.

- Вы назвали своего мерина Люси?

Он вложил в свое пожатие плечами немного драматического таланта.

- Это - одна из тех историй, которая в пересказе что-то теряет. - По правде говоря, эта история включала выпивку, три отдельных пари и склонность всем перечить, и он не был уверен, что гордится этим.

- Я плохая наездница, - сказала Грейс. Это не было извинением, всего лишь констатация факта.

- По выбору или по обстоятельствам?

- Немного и того и другого, - ответила девушка, выглядя при этом слегка озадаченной, как будто никогда раньше не думала над этим вопросом.

- Тогда Вы должны как-нибудь присоединиться ко мне.

Она улыбнулась с сожалением.

- Вряд ли это входит в перечень моих обязанностей при вдове.

Насчет этого Джек был склонен сомневаться. Он подозревал, что у герцогини имелись свои виды на Грейс. Вдова, казалось, подталкивала Грейс в его сторону при каждом удобном случае, словно некий созревший фрукт, подвешенный перед его носом, чтобы соблазнить его остаться. Он находил все это довольно отталкивающим, но не собирался отказывать себе в удовольствии находиться в компании Грейс только для того, чтобы досадить старой летучей мыши.

- Вот ещё, - сказал Джек. - Все лучшие компаньонки выезжают с гостями.

- О! - Так сомнительно. - В самом деле.

- Хорошо, по крайней мере, так они поступают в моем воображении.

Грейс покачала головой, даже не пытаясь сдержать улыбку.

- Мистер Одли...

Но он посмотрел на нее в той своей манере, которую можно было назвать забавно-таинственной.

- Думаю, что мы одни, - прошептал он.

Грейс озорно взглянула на него, наклонившись вперед.

- Что означает...?

- Вы можете называть меня Джеком.

Она сделала вид, что обдумывает его предложение.

- Нет, не думаю.

- Я никому не скажу.

- Ммм... - Ее нос напрягся, затем последовало сухое: - Нет.

- Однажды Вы уже сделали это.

Она сжала губы, подавляя не улыбку, а самый настоящий смех.

- Это было ошибкой.

- В самом деле.

Грейс судорожно вздохнула и обернулась. Это был Томас.

- Откуда, дьявол, его принесло? - пробормотал мистер Одли.

Из маленького салона, несчастно подумала Грейс. Вход был сразу за ними. Томас часто проводил там время, читая или просматривая свою корреспонденцию. Он говорил, что ему нравится послеполуденный свет.

Но сейчас был не день. И от него пахло бренди.

- Приятная беседа, - произнес Томас, растягивая слова. - Полагаю, одна из многих.

- Вы подслушивали? - спросил мистер Одли спокойно. - Какой стыд.

- Ваша светлость, - начала Грейс, - я...

- Томас, - насмешливо прервал он, - или Вы не помните? Вы называли меня так намного чаще, чем однажды.

Грейс почувствовала, как зарделись ее щеки. Она не представляла, как много из их беседы слышал Томас. Очевидно, почти все.

- Это так? - спросил мистер Одли. - В таком случае, я настаиваю, чтобы Вы звали меня Джеком. - Он повернулся к Томасу и пожал плечами. - Это будет справедливо.

Томас промолчал, хотя грозное выражение его лица было красноречивее всяких слов. Мистер Одли, обернувшись к девушке, сказал:

- Я буду звать Вас Грейс.

- Не будете, - рявкнул Томас.

Мистер Одли оставался спокойным, как ни в чем не бывало.

- Он всегда принимает такие решения за Вас?

- Это - мой дом, - напомнил Томас.

- Возможно, это ненадолго, - пробормотал мистер Одли.

Грейс подалась вперед, совершенно уверенная, что Томас сейчас набросится на него. Но Томас, в конце концов, всего лишь тихо засмеялся.

Он смеялся, но это был ужасный звук.

- Просто, чтобы Вы знали, - произнес Томас, глядя мистеру Одли в глаза: - она не переходит вместе с домом.

Грейс в шоке взглянула на него.

- Что Вы под этим подразумеваете? - спросил Мистер Одли, и его голос стал настолько ровным и нарочито вежливым, что было невозможно не услышать в нем стальные нотки.

- Думаю, Вы знаете.

- Томас, - сказала Грейс, пытаясь не допустить ссоры.

- О, мы опять вернулись к Томасу, не так ли?

- Я думаю, что Вы ему нравитесь, мисс Эверсли, - сказал мистер Одли почти веселым голосом.

- Не будьте смешны, - немедленно сказала Грейс. Поскольку этого не могло быть. Он не мог. Если Томас… ведь, у него были годы на то, чтобы что-то предпринять, хотя вряд ли из этого что-то могло получиться.

Томас скрестил руки на груди и пристально взглянул на мистера Одли - вид, который действовал на большинство мужчин так, что у тех только пятки сверкали.

Мистер Одли просто улыбнулся. А затем сказал:

- Я не хотел бы отвлекать Вас от Ваших обязанностей.

Это было предложение уйти, изящно сформулированное и бесспорно грубое. Грейс не могла в это поверить. Никто не осмеливался говорить такое Томасу.

Но Томас улыбнулся в ответ.

- Ах, теперь это - мои обязанности?

- Пока дом все еще Ваш.

- Не только дом, Одли.

- Вы думаете, что я не знаю этого?

Все промолчали. Голос мистера Одли был свистящим, низким и настойчивым.

И испуганным.

- Прошу прощения, - резко сказал Томас, и пока Грейс молчаливо смотрела на него, он повернулся и ушел назад в маленький салон, плотно прикрыв за собой дверь.

Казалось, прошла целая вечность, во время которой Грейс стояла, уставившись на выкрашенную белой краской дверь, а потом она повернулась к мистеру Одли.

- Вы не должны были провоцировать его.

- О, я не должен был провоцировать?

Она напряженно вздохнула.

- Конечно, Вы же понимаете, в каком трудном положении он находится.

- В противоположность мне, - произнес он, самым отвратительным тоном, который она когда-либо от него слышала. - Как я обожаю, когда меня похищают и удерживают против моего желания.

- Никто не стоит с оружием, приставленным к Вашей голове.

- Это - то, что Вы думаете? - Его тон был насмешливым, а его глаза говорили, что он не может поверить в ее наивность,

- Не думаю, что Вы даже хотите этого, - сказал Грейс. Почему она не поняла этого раньше? Как она не увидела этого?

- Хочу чего? - почти выкрикнул он.

- Титула. Вы не хотите его, не так ли?

- Титул, - сказал он холодно, - не хочет меня.

И она с ужасом наблюдала за тем, как он развернулся на каблуках и зашагал прочь.