"Кошки в мае (Кошки в Доме #2" - читать интересную книгу автора (Дорин Тови)

настоящую истерику. Зачем, зачем, спрашивала она, прежде чем лишиться
сознания в третий раз, зачем он ей сказал, что проглотил ось? И мальчуган,
весело смеясь, что так удачно подшутил над мамочкой, ответил, что правда
проглотил ее, а только потом выплюнул.
Какая муха укусила нас пригласить мальчика с такой биографией на чай, я
понятия не имею. Ведь к этому времени он не только разбил наше окно, но в
обществе старика Адамса съел автобусные билеты, когда они поехали в город,
что вызвало неприятности с контролером, разбил окно в "Розе и Короне" (тоже
из рогатки, объяснив, что хотел позвать дедушку, который сидел внутри, - нам
это показалось доказательством большой находчивости, но хозяин придерживался
иного мнения) и выкрасил столбы ворот Ферри в кирпично-красный почтовый
Цвет.
Беда была в том, что Фред Ферри совсем недавно выкрасил их ярко-зеленой
краской. Он бежал по дороге, изрыгая пламя, - Тимоти испоганил его
новехонькую краску этой дрянью. Старик Адамс - он предпочитал красный цвет,
и краску Тимоти позаимствовал из банки, оставшейся после окраски входной
двери, - очень обиделся и предложил расквасить ему нос. Фред Ферри по
деревенскому обычаю подал на него иск - и если ему это обойдется меньше пяти
фунтов, сказал старик Адамс, уныло нахлобучивая шляпу на глаза при одной
только мысли об этом, так не видать ему завтрашнего дня.
Быть может, мы тогда прочли церковный журнал и наши нимбы подновились,
но, как бы то ни было, мы пригласили Тимоти к нам на чай. Подставляли другую
щеку в упоении - вопреки тому, что нам пока не удалось сделать с Соломоном и
Шебой - перевоспитать его.
Должна с сожалением признать, что и тут мы не преуспели. Чай он пил -
то, что не выплескивал на ковер, - с хлюпаньем, напоминающим всхлипы
засорившихся водопроводных труб. Кошки были ну просто заворожены. Хлеб с
маслом он подносил ко рту обеими руками, упорно глядя на нас поверх ломтя,
словно над бруствером. Как мы ни пытались завязать разговор, он хранил
полное молчание. Когда он кончил есть и мы спросили, чем бы ему хотелось
заняться теперь, он решительным шагом подошел к окну, взял пепельницу,
постукал, чтобы она зазвенела, а потом ловко разбил ее о подоконник. После
чего отбыл домой - и Чарльз, торопясь открыть ему дверь, наступил на другую
пепельницу, которую мы безопасности ради поставили на пол. И только на
пороге Тимоти нарушил обет молчания.
-А он ее того, - изрек он.
Продолжение потрясает меня и по сей день. На следующее утро Тимоти
явился, безмолвно повис на нашей калитке, немножко покатался на ней, а когда
обнаружил, что после его поведения за чаем я на него внимания обращать не
желаю, стрельнул в Соломона, который рыл яму в саду. И промахнулся. Но это
меня не тронуло. Вне себя от бешенства, забыв церковный журнал, я вылетела
из дома, намереваясь задать ему трепку, какую ему еще никто не задавал. Но
когда я подбежала к калитке, Тимоти все еще стоял там и смотрел на Соломона,
парализованный удивлением.
-Он мне сказал, - объявил он, даже не вспомнив, что ему следовало
улепетнуть, - что было, то было.
Когда мимо уха Соломона в роли неподвижной мишени просвистел камень, он
испустил громкий негодующий рев. Заинтриговала Тимоти не его способность
разговаривать - он уже полмесяца жил рядом с Мими и привык к говорливости
сиамских кошек, - а его бас.