Вопросы и ответы

Вопрос: А какой традиции Вы сами следуете?

Ответ: Его Святейшество Далай-лама XIV и один из его учителей, Серконг Ринпоче — мой главный духовный наставник — всегда поддерживали во мне стремление следовать их примеру, то есть изучать и практиковать все тибетские традиции, насколько это возможно, уделяя при этом основное внимание школе гелуг. Я стараюсь идти в этом направлении, насколько мне это удается.

Вопрос: Не приведет ли к путанице смешение медитативных практик различных традиций? Не запутаемся ли мы, делая множество практик различных йидамов даже в рамках одной традиции?

Ответ: Есть разные подходы к буддийским практикам, особенно к тантре. Есть такое тибетское изречение: «В Индии выполняли практику одного йидама и обретали плод ста практик; тибетцы делают практики ста йидамов и не обретают плода ни одной из них!» Смысл этого изречения в том, что если мы хотим чего-то достичь благодаря множеству практик, то важно для начала углубиться хотя бы в одну. Обширность нашей практики зависит от наших индивидуальных способностей. А чтобы оценить свои способности, нам нужно честно взглянуть на самих себя и прислушаться к совету своего учителя.

Если мы способны заниматься тантрическими практиками сразу нескольких тибетских традиций, важно, как предупреждает Его Святейшество, не делать из них сборную солянку. Следует выполнять каждую практику отдельно, в соответствии с конкретной традицией, так, как это предписано. Его Святейшество советует, что лучше не уделять равное внимание всем практикам, если большое количество этих практик запутывает нас. Если мы получили посвящения в практики разных линий или даже разных йидамов в пределах одной линии и это смущает нас, мы можем просто поддерживать кармическую связь с некоторыми из этих практик, трижды в день начитывая соответствующую мантру. А углубиться мы можем только в те практики, которые мы лучше понимаем и с которыми ощущаем наиболее сильную связь.

Я полагаю, что способность выполнять множество практик зависит от того, насколько хорошо мы понимаем общие положения тантры. Если мы правильно понимаем теорию, мы сможем увидеть, как каждая отдельная практика гармонично сочетается с другими. В противном случае существует опасность того, что наша тантрическая практика может закончиться шизофренией.

Вопрос: Не могли бы Вы подробнее прокомментировать совет Его Святейшества Далай-ламы не смешивать практики?

Ответ: Одной из причин, по которым не рекомендуется смешивать различные практики и не искажать их, является необходимость выказывать уважение к своей линии и традиции. Смешивать практики — это все равно что зайти в католический собор и сделать три простирания перед алтарем, в то время как все прочие стоят на коленях и крестятся. Пятый Далай-лама — хороший пример человека, овладевшего несколькими традициями, но никогда не смешивавшего их. Составляя гелугпинские тексты, он писал их полностью по-гелугпински; когда он составлял тексты традиции сакья, они с начала до конца были именно сакьяпинскими; а когда он писал сочинения, относящиеся к ньингма, их стиль был целиком ньингмапинским. Тексты традиции ньингма предваряет восхваление Падмасамбхавы, а не Цонкапы.

Еще одна причина для сохранения каждой практики в чистоте в том, что в практиках визуализации (садханах) каждой традиции все составные части практики, язык, сам образ выражения представляют собой стройную систему. Они гармонично сочетаются, подобно тому, как нужные детали одного производителя складываются, образуя автомобиль. Так, входящая в состав сакьяпинской версии практики Хеваджры семичленная молитва не содержит просьбы к буддам не уходить в нирвану. Дело в том, что сакьяпинское учение ламдре («путь-плод») делает акцент на проявлениях будд в измерении самбхогакайи, пребывающих до тех пор, пока все существа полностью не освободятся от страданий, в большей степени, нежели на проявлениях в измерении нирманакайи, учащих непостоянству, в том числе и своим «уходом из жизни». Этот акцент на самбхогакайе также затрагивает и то, каким образом достигается устойчивая визуализация самого себя как йидама, и получаются посвящения. Запихивать в сакьяпинскую практику ламдре гелугпинскую семичленную молитву, включающую просьбу к буддам не уходить в нирвану, — это все равно что пытаться вставить деталь от «Фольксвагена» в мотор «Форда». Ничего попросту не будет работать.

Вопрос: А есть ли примеры сочетания практик различных линий?

Ответ: В ряде случаев, когда практики приходили из одной традиции в другую, они строго сохранялись в своей первоначальной форме. Например, гелугпинская практика Хаягривы Янгзанг из терма, открытого Пятым Далай-ламой, выдержана точно в таком же стиле, как и любая другая ньингмапинская садхана.

В некоторых случаях часть практики изменялась в соответствии с традициями той линии, в которую она попадала. Например, практика Ваджрайогини, пришедшая в школу гелуг из школы сакья, обладает теми же характерными особенностями, что и обычные гелугпинские садханы. Образ медитации на пустотность, характерный для сакья, просто заменен в ней на гелугпинский.

Впрочем, иногда действительно встречаются «гибридные» практики. Например, принятая в школе карма-кагью практика Гуру Ринпоче содержит большинство компонентов ньингмапинской садханы, но в то же самое время более типичные для карма-кагью терминологию и подход к медитации на пустотность. В практике садханы Карма Пакши (Второго Кармапы), несмотря на то, что в сердечном центре Карма Пакши восседает Гуру Ринпоче и одно из подношений напоминает ньингмапинское, большая часть практики типична для школы карма-кагью. Главная особенность гибридных форм практики — это визуализация себя как йидама в облике одного из великих учителей линии. Однако для того, чтобы отважиться на подобный синтез, нужно быть весьма выдающимся практиком, обладающим обширной мудростью. На подобные визуализации не наложено табу, однако подходить к ним следует с большой осторожностью. Для обычных существ, таких, как мы с вами, попытки такого синтеза, возможно, приведут лишь к путанице.

Вопрос: Если наша основная линия — гелуг, но мы также хотели бы практиковать дзогчен, как это лучше сделать?

Ответ: Лучше всего выполнять практики дзогчен как отдельные медитативные сессии. Как в школе: когда урок математики — мы занимаемся математикой, когда пишем сочинение — заняты сочинением. Мы посещаем занятия по каждому предмету одно за другим, по отдельности. А в конце концов все, чему мы учимся, сочетается друг с другом в нашем общем развитии.

Для многих людей практиковать разнообразные методы — это слишком, так что в этом нет необходимости. Лучше держаться одного вида практики, по достоинству оценивая при этом то богатство выбора, которое предлагает нам буддийская традиция. Иначе может получиться так, что мы пойдем в другой Дхарма-центр, встретимся с другими практикующими и увидим, что они делают что-то немного по-другому, чем мы. Например, мы, будучи последователями тибетской традиции, можем зайти в дзенский центр и посмотреть, как там совершают простирания. И вот наши уши поднимаются от удивления, словно у зайца, освещенного фарами автомобиля, и мы восклицаем: «Да это же неправильно! Они держат руки ладонями вверх, а не вниз; они попадут в ад!» Тот шок и ужас, который мы испытываем, — результат нашего ограниченного знания буддизма. Все китайские буддисты делают простирания именно так. Хотя некоторые тибетские учителя и занимают фундаменталистские позиции, когда дело касается их традиции, не стоит следовать их примеру.

Вопрос: Как узнать, какая традиция лучше всего нам подходит?

Ответ: Это нелегко. В Тибете люди ходили в те монастыри и к тем учителям, которые были ближе к долине, в которой они жили. Те, кто чувствовал, что этого недостаточно, и хотел учиться дальше, уходили в другие места, завершив начальное обучение буддизму. Например, один из моих учителей, геше Нгаванг Дхаргье, будучи маленьким ребенком, поступил в местный сакьяпинский монастырь, но, когда подрос, продолжил учебу в гелугпинских монастырях сначала в своей области, а затем далеко от дома, в Лхасе.

Сейчас здесь, на Западе, ситуация совершенно иная. Во многих городах у вас есть большие возможности для выбора, так что вы можете кочевать, прицениваясь по самым разным Дхарма-центрам. Однако очевидно, что нам предстоит выбрать определенную линию, в рамках которой мы сможем сосредоточить свои усилия по изучению и практике дхармы. Все время ходить по магазинам и так ничего и не купить — очень печально. Если мы спонтанно чувствуем, что некая линия или какой-то учитель близки нам, если мы ощущаем в них что-то родное, то это добрый знак, указывающий на кармическую связь с ними. Мы чувствуем, что нашли «свое».

При выборе линии или учителя важно сохранять открытый, непредвзятый ум и не настраивать себя так: «Я собираюсь ходить только в свой Дхарма-центр. И даже не переступлю порог никакого другого центра, и не буду слушать никакого другого учителя!» Я думаю, что, поступая так, мы лишаем себя множества прекрасных возможностей чему-то научиться. С другой стороны, нет нужды стремиться присутствовать везде и всюду. Лучше развивать распознающее осознавание и придерживаться «срединного пути».

Если мы живем в отдаленной местности, где не так много возможностей для изучения дхармы, быть может, нам стоит последовать традиционному подходу тибетцев. Можно начать с того, чтобы ходить в те центры и к тем учителям, которые ближе и доступнее. Если они нам подходят — прекрасно! Если мы не будем удовлетворены, то с почтением научимся там тому, чему сможем, и, если представится такая возможность, продолжим обучение и практику в каком-либо другом месте.

Если в вашем случае так и вышло, то важно научиться не обращать внимания на мысли о том, что наш переход к другому учителю, в другой центр или даже в другую линию — это неверность и предательство по отношению к нашему центру или нашему учителю. Когда мы оканчиваем школу и поступаем в институт, это не предательство школы или школьных учителей! Точно так же обстоит дело, когда мы переводимся в другой институт, выяснив, что тот, куда мы поступили, не может дать нам знания интересующих нас дисциплин или того уровня образования, к которому мы стремимся. Если при этом мы сохраняем уважение и почтение к своим учителям и к их наставлениям, то нас ни в чем нельзя упрекнуть.

Вопрос: Как следует относиться к опровержениям философских взглядов других традиций, которые содержатся в текстах любой тибетской школы?

Ответ: Его Святейшество Далай-лама и многие величайшие учителя прошлого подчеркивали, что, несмотря на то, что тибетские школы — и даже тексты, составленные в разных монастырях одной и той же школы — выражают разные мнения по второстепенным вопросам, когда речь заходит о наиболее важных моментах, их позиции не противоречат друг другу. Более того, Его Святейшество также говорит, что ряд великих учителей прошлого не были особо сильны в систематизированном, последовательном изложении своего медитативного опыта средствами формальной логики. Однако если мы непредвзято исследуем их практику и духовные свершения, то придем к заключению, что они достигли подлинного результата.

Многие тексты описывают жаркие дебаты между разными учеными мужами не только из разных школ, но даже в рамках одной школы. Иногда текст пестрит грубыми и язвительными репликами. Можно смотреть на эти диспуты как на поединок врагов, но такое отношение не позволит нам извлечь пользу из содержания диспута. Если взглянуть на происходящее более отстраненно, мы сможем рассмотреть тот смысл, что сокрыт в их словах, например: «Если вы утверждаете, что ум постоянен, не объяснив ясно, что именно вы имеете в виду под «постоянным», то некоторые люди поймут этот термин так, как понимаю его я. И тогда они окажутся в великом смущении, потому что если вы определите постоянство так, как делаю это я, и затем припишете это качество уму, то из этого последуют такие-то и такие-то абсурдные выводы и несуразности». Я думаю, что это один из непредвзятых выводов, которые мы могли бы сделать, изучая эти ожесточенные диспуты.

Вопрос: Многие тибетские буддийские ламы весьма негативно отзывались или писали о традиции бон. Вы можете как-то это прокомментировать?

Ответ: Предвзятое отношение к бонпо восходит к древним временам завоевания царства Шанг-Шунг, родины бон, расположенного в Западном Тибете, и его вхождения в состав первой Тибетской империи в Центральном Тибете. Первоначально термин «бонпо» относился к министрам и другим чиновникам, пришедшим из Шанг-Шунга, а не к лицам, совершавшим шангшунгские ритуалы при императорском дворе. Предвзятое отношение к бонпо первоначально было продиктовано политическими причинами, а не религиозными верованиями или практиками. Его Святейшество подчеркивает, что эта предвзятость носит разделяющий и негативный характер. Тибетским буддистам лучше было бы избавиться от нее.

Мне кажется, что если взглянуть на этот вопрос с точки зрения психологической теории Юнга, то мы сможем лучше понять историческую перспективу развития предрассудков против бон. С течением времени практика восприятия своего духовного учителя как будды становилась все более и более значимой. По мере того как возрастала интенсивность преданности гуру, многие практикующие, еще не достигшие устойчивого эмоционального баланса, были не в состоянии здраво интегрировать эту практику в свою жизнь. Чем больше они подчеркивали совершенства своего учителя и проецировали на него эти совершенства, тем больше усиливалась скрытая оборотная сторона медали — то, что Юнг называл «тенью». Эта «тень» проецировалась на так называемых врагов дхармы. Значительная часть этих проекций падала на бонпо.

Мой хороший друг доктор Мартин Калфф — буддийский учитель тибетской традиции и психолог-юнгианец — говорил, что пример нападения Мары — воплощения препятствий и негативностей — на Будду Шакьямуни, медитировавшего под древом бодхи, указывает именно на этот психологический принцип. Когда мы сознательно фокусируем свое внимание на своих положительных сторонах, подсознание фокусируется на отрицательных, поддерживая таким образом равновесие. Только когда Шакьямуни явил бессилие Мары по отношению к себе, он достиг полного просветления.

Показательно, что те линии буддизма, где преданность гуру принимает наиболее фанатичные формы, часто выполняют и наиболее жестокие и кровожадные практики защитников. Чем больше их видимое преклонение перед своими гуру, тем более они зацикливаются на необходимости уничтожения врагов Дхармы. Такая поляризация — очень нездоровое явление. Для нас, западных практикующих, очень важно быть осторожными, чтобы не поддаться этой тенденции обожествления гуру своей линии и демонизации учителей других линий и религий.

Вопрос: Какая традиция самая большая в тибетском буддизме?

Ответ: В Тибете и Монголии больше всего последователей у традиции гелуг. Среди тибетцев, живущих в изгнании, гелуг также имеет наибольшее число приверженцев. Что касается жителей Запада и Восточной Азии, для которых тибетский буддизм не является традиционной религией, то, похоже, большинство из них принадлежит к школе карма-кагью. Однако в Тибетском правительстве в изгнании равно представлены все тибетские традиции.

Вопрос: Высказывал ли Его Святейшество какие-либо соображения по поводу необходимости сохранения пяти тибетских традиций или о возможных преимуществах объединения их в единую традицию?

Ответ: Ни Далай-лама, ни какой-либо другой тибетский духовный лидер не имеют ни власти, ни полномочий для такого рода реформ. Его Святейшество всегда приветствует разнообразие духовных традиций, соответствующих различным запросам людей. Однако на конференции, упомянутой мной ранее, Его Святейшество рекомендовал организовать специальный комитет, который занялся бы составлением сборника молитв, состоящего из тибетских переводов индийских молитвенных текстов, например, молитвы Шантидевы, которые все тибетские традиции могли бы принять в качестве общей литургии для проведения совместных ритуалов. Возможность молиться вместе не размыла бы рамки традиций, но сблизила бы их. Несомненно, совет Его Святейшества был бы полезен и для буддийских центров на Западе.

Спасибо.