"Другая история Московского царства. От основания Москвы до раскола [= Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола]" - читать интересную книгу автора

Дмитрий Донской

Вспомним ещё раз князя Ольгерда. Его похоронили по православному обряду, а вот имя его православное неведомо, — так он и вошёл в историю под именем языческим. А его противоречивое завещание привело к смуте, поскольку свою часть Великого княжества (Виленскую) он завещал не старшему сыну от первой жены, Андрею Ольгердовичу Полоцкому, а Ягайле, сыну от второй, тверской жены.

По традиционной историографии, одновременно начинается смута в татаро-монгольской Орде. Причина — разногласия хана Тохтамыша с его же тёмником Мамаем. Противостояние приводит к Куликовской битве, где московский князь Дмитрий объективно оказывается на стороне Тохтамыша против Мамая, а упомянутый Мамай приглашает на свою сторону генуэзскую пехоту. Но ведь это ещё не всё! На стороне Мамая мы также обнаруживаем любимого Ольгердова сына, Великого литовского князя Ягайлу, а на противоположной, московской стороне — обиженных тем же Ольгердом, обойдённых наследством его старших братьев, князей Андрея и Дмитрия!

Мамай был тёмником, то есть одним из полководцев Золотой орды, но на территории Руси он выступал фактическим руководителем этой организации, хотя его легитимность и не была ничем подтверждена. Он был как бы сам по себе: и не «татарин», и не «монгол». Судя по контексту событий, он на неизвестных условиях пошёл в наёмники к генуэзцам, чтобы перекрыть в их интересах Дон, единственно по которому осуществлялась тогда международная торговля Москвы: Днепр был для неё закрыт Литвой, Волга — «монголом» Тимуром.

Если бы авантюра Мамая удалась, генуэзцы становились монополистами на северном отроге Великого шёлкового пути, а Мамай получал их безусловную и мощную поддержку, увеличив своё политическое господство по сравнению, например, с Тохтамышем.

Можно было бы ожидать увеличения потока товаров, но и прибыль стал бы сгребать Мамай, а не «татарин» Тохтамыш, что повысило бы экономическое могущество Мамая.

Нам представляется очень важной история о десяти сурожских (крымских) купцах, которые пошли в поход с князем Дмитрием. Зачем их взяли? Как это ни парадоксально, подобные «нелепые» сообщения крайне важны. Если бы их придумали, то постарались бы как-то объяснить. А те моменты, которые просто «выпирают» из текста и никак не обоснованы, и представляют наибольший интерес. Так в чём же здесь дело? Дело в том, что если купцы финансируют войну, то, значит, они видят в ней выгоду для себя. И посылают с войском своих наблюдателей. И это подтверждает, что сражение произошло из-за препятствий, чинимых Мамаем торговле Москвы с Крымом.

Ведь если Волга была перекрыта Ордой, а Днепр контролирует Ягайло, а теперь ещё мамаевские военные эскапады перекрыли Дон, то как же князю Московскому получать торговли налог? Чтобы его получать, ему благополучие купцов защищать надо. Наверное, всю историю следует переосмыслить с точки зрения развития торговли. Со стороны Мамая спосорами выступали генуэзские купцы, со стороны Москвы — сурожские.

А зачем понадобилась Мамаю генуэзская пехота, ведь тактика татар была совсем другая: они ходили «изгоном» на чужие территории. Быстро пришли, разгромили зазевавшихся, нахватали имущества и пленников и скорее назад. Так они поступали и до, и после Куликовской битвы, сообщают нам историки. Использование ими пехоты — уникальный случай. Через два года Тохтамыш обошёлся без неё.

В случае же «торговой» причины столкновения можно объяснить это тем, что не Мамай нанимал себе воинов, а сам был нанят генуэзцами как раз для перекрытия торговых путей и ликвидации, таким образом, конкурента в лице русских купцов-сурожан. А если Генуя финансировала операцию, то, естественно, дала Мамаю и своих пехотинцев, и своих стратегов, считая, что без них он проиграет. В конечном итоге, генуэзцы Мамая и убили: не оправдал доверия, зря денежки потратил.

Ягайло, враг немецких крестоносцев, отнюдь не был врагом всем прочим странам Европы. Оказаться на стороне Генуи, в случае победы Мамая, ему было бы выгодно. А оказаться на её стороне в случае поражения — невыгодно. И мы не видим его на поле боя, а видим болтающимся невдалеке от него, и убегающим при известии, что Мамай проиграл. А вот какого счастья искали в этой битве его старшие братья, Андрей и Дмитрий Ольгердовичи?..

Также следует отметить, что расстановка героев русско-генуэзско-литовско-татарской драмы на поле боя очень удивительная.

Если мы задумаемся над сообщениями историков, то обнаружим, что строил войска на поле отнюдь не князь Московский, Дмитрий-будущий-Донской, а, по его поручению, воевода Дмитрий Боброк-Волынский. Передним, Сторожевым полком командовали Симеон Оболенский и Иван Тарусский, стоявшим сзади него Большим полком — боярин Тимофей Вельяминов, засадным — который называют также «основным резервом», — князь Владимир Андреевич и тот же Боброк-Волынский, полком левой руки — князья Василий Ярославский и Фёдор Моложский.

А чем занимался в ходе подготовки, да и на поле во время битвы сам князь Московский, Дмитрий Иванович? Он ведь получил прозвище Донского за победу руководимых им войск на этом поле, у реки Дон! Но вот, оказывается, он не командует ни одним полком и совсем не руководит боем. Полюбовавшись, стоя «в партере» (в Сторожевом полку), на единоборство русского инока Пересвета и татарского богатыря Темир-Мурзы, он… переодевается простым пехотинцем, чтобы «сражаться в первых рядах вместе со всеми»! Так пишут историки на основе, понятное дело, литературного произведения. То ли он в кустиках переодевался, то ли ему кабинку специальную принесли, — сказать трудно. Мысль в бою выдавать за князя другого, в общем, здравая, но вряд ли он затеял меняться с кем-то княжескими штанами на глазах всей честной компании.

Итак, нас уверяют, что Мамай, как оно и положено военачальнику, руководил своими войсками с Красного холма, где была его ставка, — и проиграл, а князь Дмитрий ставки не имел, боем не руководил, а топтался «вместе со всеми» прямо посередине поля боя, — и выиграл.

Теперь вспомним «русских литовцев», и сразу скажем, что дружина под командованием литовского князя Дмитрия (Корибута) Ольгердовича стояла в так называемом «частном резерве» за левым флангом Большого полка. Это довольно странно: наёмников и союзников-чужестранцев всегда ставят или перед собой, или сбоку, но никак не сзади. Зачем же князь Московский добровольно поставил за собой заградительный отряд из литвинов? А может, всё было наоборот: литвины здесь были не наёмниками, а друзьями? А может, князья были и в родственных отношениях? Если так, то не удивительно, что на схеме расположения войск «частный резерв» князя Дмитрия расположен зеркально ставке Мамая. А его брат, князь Андрей Ольгердович (Полоцкий) руководил полком правой руки, состоявшим из полочан.

К сожалению, точно не известен весь комплект имён этих князей; Дмитрий и Андрей — это христианские имена, а имя их отца Ольгерда — языческое. Также, с другой стороны, имена Мамая и Тохтамыша языческие, они могли принадлежать людям, имевшим и православные, и католические имена. Этот период Средневековья для историков очень проблематичен из-за сложностей с идентификацией личностей. Кое-что известно: например, Скиргайло был ещё и Иваном, Свидригайло — Львом и Болеславом. Единокровный брат князей Дмитрия и Андрея, Яков, имел ещё языческое имя Ягайло, и католическое Владислав. Двоюродный их брат, Юрий, был «по совместительству» язычником Витовтом и католиком Александром. Причём в католичество он крестился как минимум трижды.

Любимый сын Ольгерда — Ягайло, он же Яков (под этим именем он княжил в Витебске), а позже Владислав, согласно традиционной версии, спешил на помощь Мамаю, но не успел, и встал в двадцати километрах от поля битвы. Существуют разные толкования, почему он не участвовал в бою: начиная от банального опоздания, заканчивая величием дружбы славянских народов, благодаря которой белорусы не стали оказывать помощь татарам.

Поиски «литовского следа» в истории Московии могут породить немало версий! Здесь мы коротко излагаем версию Игоря Литвина; она интересная, хоть и спорная. Литвин указывает на несколько странных совпадений.

За восемнадцать лет до Куликовской битвы, в 1362 году Ольгерд в битве на Синих Водах разгромил три татарские орды, которыми командовали «отчичи и дедичи Подольской земли», султаны Кутлубук, Качибей и… Дмитрий. Через год, в 1363 году «другой» Дмитрий получил власть в Москве. Но другой ли это был Дмитрий, — спрашивает Игорь Литвин. И ведь известны странные походы Ольгерда в 1368–1372 на Москву, без кровопролития и с неизменным выражением любви; также известно, что он обошёл старших детей, среди которых был и Дмитрий, в своём завещании в пользу Ягайлы. Войны между родичами за власть — отнюдь не редкость!

Версия о соответствии Дмитрия (Корибута) Ольгердовича Дмитрию Ивановичу (Донскому), выдвинутая Игорем Литвиным, объясняет две загадки. Первая: где был Дмитрий Донской во время Куликовской битвы, и вторая: почему он так странно вёл себя во время погрома Москвы Тохтамышем в 1382 году.

В первом случае Дмитрий находился там, где и положено полководцу, а именно в своей ставке, а отнюдь не «частном резерве», за Большим полком, не занимаясь дракой в рядах пехотинцев.

Вторая загадка сложнее.

Согласно традиционной трактовке событий, в 1382 году хан Тохтамыш совершает опустошительный набег на Москву. Дмитрий Донской ещё до подхода татар покидает город, — полагают, чтобы собрать войско, — и оставляет за себя… литовского князя Остея, внука Ольгерда. Мягко говоря, странное решение. Откуда бы взялся на Москве тот литовский князь?.. Но ещё удивительнее, что вместе с литовским князем Остеем оборонять Москву остаётся литовский митрополит Киприан!

А вот если Дмитрий Донской — это Дмитрий Ольгердович, то нет ничего странного, что он, отправляясь собирать войско, оставил командовать гарнизоном Москвы внука Ольгерда. Это, повторим, версия Игоря Литвина; на самом деле родство с Ольгердом вовсе не предполагает непременного отождествления двух Дмитриев.

Вызывает вопросы и странная синхронность двух событий: разгром Москвы ханом Тохтамышем 23–26 августа 1382 года, и государственный переворот в Великом княжестве Литовском в начале того же месяца. Там сначала (ещё в 1381 году) родной брат Ольгерда Кейстут, захватив Вильно, арестовал Ягайлу, — но затем его отпустил. Через год Ягайла при поддержке немцев захватил самого Кейстута, заточил его в башне Кревского замка, а 15 августа старый князь и вовсе был задушен. С его убийством Ягайло получил власть над обеими половинами княжества. Но тут на него обиделся сын Кейстута, ягайлов двоюродный брат Витовт, который даже переехал в Мальборк, рассчитывая при помощи тевтонов вернуть Великое княжество себе. А Андрей Ольгердович отдался под руку Ливонского ордена, союзного тевтонам. Куда делся Дмитрий Ольгердович?

Не менее интересные события произошли через несколько месяцев. В декабре 1382 года Ягайло просит поддержки у Дмитрия Донского! Неужели к московскому пепелищу взывал он о помощи? Подозреваем, что ужасы разорения Москвы сильно преувеличены, если москвичей зовут в качестве военного союзника. Правда, союз не состоялся, поскольку Дмитрий потребовал от Ягайлы… признания его старшинства. В излагаемой версии он был прав, ибо как старший брат мог этого требовать. Но Ягайло отказался признавать себя «младшим», вступил в союз с поляками, женился в 1385 году на польской королеве Ядвиге и после подписания Кревской унии стал королём Польским и Великим князем Литовским одновременно.

1385. — Кревская уния Великого Княжества Литовского и Польского Королевства. С юридической стороны означал инкорпорацию Литвы в состав Польши. Многие историки считают этот документ более поздней фальсификацией, о чём будет сказано ниже.

1387. — Вильно первым из белорусских городов принял магдебургское право.[16]

Согласно традиционной версии, во время московского погрома 1382 года князь Остей был убит. Но вот ещё одна странность: одновременно из Москвы исчез сын Дмитрия Донского, Василий.

Можно подумать, что скитающийся подросток (наверняка без паспорта и миграционной карты), даже если он сумел бы кому-либо доказать, что он — сын зависимого от Орды московского князя, мог представлять интерес в качестве жениха. Но дело даже не в этом. По традиционным представлениям, Орда была в Заволжье. Как же это надо было петлять, чтобы попасть из Заволжья в Москву через Литву? А встретиться с самим князем Витовтом он и вообще смог бы только в результате специальных ухищрений, ведь в это время Витовт был у тевтонов в Мальборке. Как занесло Василия из Орды в Орден?

В рождество 1390 года в Коломне сыграли свадьбу сына Дмитрия Донского Василия с литовской княжной Софьей. И на этой свадьбе принял участие в рыцарском турнире… вполне живой Ольгердов внук, князь Остей! (См. Klein A., Sekunda N., Czernielewski K., Banderia Apud Grunwald, I, II?уd? 2000). И в заключение: в 1425 году, когда умрёт Василий I Дмитриевич, Великий князь Литовский Витовт станет опекуном его десятилетнего сына, Василия II Васильевича Тёмного: ведь он его внук, сын его дочери Софьи.