"Серебряные ночи" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 12


Во второй половине одного из морозных дней декабря на горизонте застывшей от холода степи показались красные зубчатые крыши села Берхольское.

Софи, которая, с тех пор как выехали из Киева, почти не отрывалась от окна, подпрыгнула на скамье словно от неожиданности. Слезы навернулись на глаза, и она, внезапно застыдившись своих чувств, отвернулась от Адама.

Все было ясно. Он осторожно взял ее за подбородок и повернул к себе. Слезы катились градом.

– Я даже не могла себе представить, что когда-нибудь снова увижу Берхольское, – всхлипывая, проговорила она.

Он стер пальцем мокрую дорожку со щеки.

– Ты же не хочешь показаться деду с таким зареванным лицом, дорогая!

– Если он еще жив, – наконец выговорила она ту мысль, которая пугала ее в течение многих недель, – Не могу понять, почему он ни разу не написал…

– То, что ты не получала от него писем, не означает, что он не писал их, – осторожно заметил Адам, глядя в ее лицо.

Мгновение она смотрела на него непонимающим взглядом. Затем слезы моментально высохли, словно их и не было. От осознания сказанного она пришла в ярость, которая была хорошо знакома Адаму, но сейчас это его только радовало.

– Павел прятал их от меня. Ты это хочешь сказать?

– Не могу утверждать наверняка, – кивнул он, – но это вполне возможно.

– Как мне хочется убить его! – в неописуемой ярости подпрыгнула она на скамье. – Даже если это будет стоить мне жизни!

– Иногда вы способны нести такую чушь, Софья Алексеевна, – холодно заметил Адам и тут же поежился от негодующего взгляда.

Затем на лице ее появилось насмешливое выражение.

– В таких случаях я всегда могу быть уверена, что ты меня остановишь, – с усмешкой заявила она и с возрастающим нетерпением снова выглянула в окно. – Как жаль, что нельзя поскакать на Хане! Мы бы через двадцать минут были дома! Мы просто ползем! – Она сжимала и разжимала кулачки, немыслимо сплетала пальцы, притопывала ногами…

Адам, сидя в своем углу, с улыбкой наблюдал за ней, прикрыв веки. Двухдневная остановка в Новгороде, первом после Петербурга крупном городе на их пути, позволила прикупить ей подходящую одежду и все необходимое, так что, несмотря на все невзгоды путешествия, она больше не выглядела бездомной цыганкой. Конечно, все они были грязны, что не мудрено в таком долгом путешествии, почти забыли, что такое настоящее тепло, как можно жить, не кутаясь с ног до головы в меха, из которых они не вылезали сутками в течение месяца, забыли о ванне, о том, что можно спать в мягкой постели в теплой комнате и нуждаться при этом всего лишь в ночной сорочке… Все это ожидало их впереди. Губы его растянулись в блаженной улыбке от предвкушения предстоящих ночей наедине с Софьей Алексеевной, от желания обнять ее обнаженное тело…

И тут же возник образ князя Голицына. Еще неизвестно, как отнесется желчный старик к их двусмысленному положению.

– Можешь положиться на меня, – негромко произнесла Софья. Только теперь Адам заметил, что она внимательно смотрит на него.

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

– Нетрудно догадаться. – Она улыбнулась. – С grand-pere у нас трудностей не будет. Это не в его характере.

– Мне придется уехать в Могилев, – задумчиво сообщил он. – Императрица отпустила меня навестить семью. Мне будет очень трудно объяснить, почему я этого не сделал.

– Но не обязательно же ехать прямо сейчас! До, весны из столицы в эти края не выберется ни один курьер. До той меры Павел не узнает о том, что я осталась жива, и императрица ждет тебя в Петербурге не раньше марта.

И то правда, подумал Адам с радостным облегчением. Спрятавшись в этих непроходимых снегах, можно было пожить вместе, насладиться любовью, пусть и короткое, но бесконечно драгоценное время, жить тайной жизнью, и эта тайна никогда не должна покинуть пределов Берхольского, запастись впечатлениями и чувствами, воспоминания о которых будут греть их потом, что бы ни произошло. Он улыбнулся в ответ:

– Ты права. Мы можем подарить себе несколько недель.

– Идиллия Диких Земель. – В глазах ее сверкнули искорки. – Берхольское зимой – сказочное место. Волшебное. Я покажу тебе это волшебство, Адам.

– Твоего собственного волшебства, Софи, мне хватит на всю оставшуюся жизнь.

Легкий румянец тронул ее высокие скулы.

– Как сладко слышать такие слова!

– Это всего лишь правда.

Оба почувствовали величие момента. Да, и ему, и ей был ниспослан дар; даже если этот дар придется возвращать, следует как можно лучше распорядиться им в отпущенное на это время.

Сани со свистом заскользили вниз, мимо тополей по обеим сторонам дороги и наконец выскочили на круглую площадку перед домом. Софи, забыв обо всем, выпрыгнула на ходу, зацепилась капюшоном за дверцу, чертыхнулась, с треском разорвав плотную ткань, и рванулась к подъезду.

В сером свете дня дом оставлял впечатление запертого на все запоры. Дух опустошения исходил от слепых окон. Софи схватила большой медный молоток и принялась что было сил колотить им в дверь без передышки, пока подоспевший Адам не схватил ее за руку.

– Побойся Бога, Софи! Ты так мертвых поднимешь! – проговорил он успокаивающе. – Дай им время подойти открыть!

– А если некому подходить? – Под темной гривой волос лицо ее было смертельно бледным. – Сомневаюсь, что там вообще кто-нибудь есть. – Она снова размахнулась молотком.

– Не говори глупости, – удержал ее руку Адам. – Подожди немного!

Твердый взгляд, уверенный голос, холодный здравый смысл его слов как будто успокоили ее. Она глубоко вздохнула, переводя дыхание, и тут же послышался скрип запоров. Не обращая внимания на то, что ее удерживают, Софи дернулась к двери.

– Кто там еще? – С этими словами дверь приоткрылась, и появилось бледное и встревоженное лицо Анны. Щуря подслеповатые глазки, она испуганно загораживала проход. Затем, разглядев, принялась размашисто креститься. – Господи помилуй, вы ли это, Софья Алексеевна? Это вы? О Боже ты мой, да неужели! – всплеснула наконец руками старуха.

– А ты подумала, призрак из Диких Земель? Здравствуй, Анна! – Растерянность женщины вернула Софью к обычному состоянию. Она крепко обхватила ее обеими руками. – Чувствуешь? Я, из плоти и крови! – Отодвинув домоправительницу, Софи быстро вошла в знакомый квадратный зал, где дышала теплом большая изразцовая печь, а в топке гудело пламя. – Где grand-pere?

– В библиотеке, – взволнованно ответила Анна. – Борис! Это ты? – воскликнула она, разглядев подходящего к дому мужика, и снова всплеснула руками. – После того как Татьяна рассказала…

– Татьяна? – круто обернулась Софья. – Таня здесь?

– Да, слава Богу, княгиня! Уже месяц, если не более. Пришла пешком из самой Калуги. Ох, и понарассказывала она нам всего! Князь с тех пор места себе не находит.

Но Софья, не дослушав, уже неслась по коридору в глубину дома.

– Grand-pere!

Грохнув дверью, она влетела в залитую светом, уставленную книжными шкафами комнату.

Князь Голицын вскочил со своего кресла; тяжелая книга в кожаном переплете с грохотом упала с коленей.

– Софи!

Как и Анна, он уставился на нее, словно на привидение.

Адам, чертыхаясь про себя, поспешил войти следом. Он просто не успел предотвратить ее стремительный порыв, хотя прекрасно понимал, что столь внезапное появление любимой внучки может оказаться опасным для здоровья пожилого человека.

– Это Софья Алексеевна, князь, – скороговоркой подтвердил он, в два шага преодолев пространство от двери до старика. – Жива и здорова. Садитесь, пожалуйста! – Поддерживая под руку, Адам осторожно опустил внезапно обмякшее, дрожащее тело в кресло.

– О, grand-pеre, я не хотела тебя напугать! – подбежала к деду Софи и опустилась перед ним на колени. Взяв его за руки, она с тревогой всмотрелась в лицо. – Какие руки холодные! Это из-за меня?

Старый князь глубоко, прерывисто вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Дай-ка мне взглянуть на тебя, petite! Я ведь сам собирался в Петербург, как только сойдет снег. – Он с нежностью провел рукой по ее волосам. – Ты не отвечала на мои письма…

– Я их не получала! – с жаром перебила Софи, – А после того как он отослал Татьяну… Правда, Таня здесь?

– Да, она у нас. – Гнев вспыхнул в потемневших глазах; слабость, казалось, уже покинула старого князя. – Она совершила невероятное путешествие. Но пришла, полная решимости. Она вернулась, чтобы рассказать о твоем… – на лице промелькнула тень, – о твоем муже. Ты ушла от него?

Софи провела рукой деда по своей щеке.

– Это длинная история, – уклонилась она от ответа и взглянула на Адама, который молча стоял у камина, наблюдая за встречей.

Голицын тоже повернул голову в его сторону,

– Значит, – улыбка преобразила старческое, осунувшееся лицо, – вы ее увезли, граф, и вы же решили вернуть ее обратно?

– Можно сказать и так, – с улыбкой ответил Адам. – Это было весьма сложное путешествие, князь, и я думаю, Софи захочет сама вам рассказать обо всем. А я вас покину. – Отвесив поклон князю, он совершенно спокойно подошел и поцеловал ее в уголок губ. – Попробую выпросить у прислуги горячую ванну. – Он подмигнул. – Ты тоже можешь потом этим заняться.

Адам вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

– Значит, вот как все сложилось, – протянул старый князь, потирая подбородок.

– Да, grand-pеre, все сложилось именно так, – подтвердила Софи. – Если бы не Адам, я бы просто погибла… Отдала Богу душу – в переносном, а месяц назад – и в прямом смысле.

Она сбросила свою меховую накидку, более не нужную в жарко натопленной комнате, а затем принялась рассказывать всю свою историю, не упуская ничего с того самого момента, как впервые увидела Павла Дмитриева.

Наконец она умолкла. В библиотеке повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да порывами ветра, стучащего в окно. Потом старый князь произнес:

– Ну и что же ты намереваешься делать дальше, дорогая моя Софья Алексеевна?

Софи молча смотрела в огонь. Она правильно предположила, что дед не станет принимать решение за нее. Она – взрослая женщина и сама должна отвечать за себя… Она и Адам, мысленно поправила она себя.

– Пока я думала только о том, как добраться сюда, – честно призналась она. – Мой муж считает, что я погибла. И мне надо решить – оставить его в этом заблуждении либо сообщить правду.

– Рано или поздно он сам узнает об этом, Софи. Мы, конечно, живем достаточно уединенно, но все же не в полной отгороженности от внешнего мира. Когда сойдут снега, здесь, как обычно, начнут появляться путники.

Софья кивнула.

– Это верно, но до конца февраля об этом можно не думать. И мы спокойно поживем с нашей тайной. – Их глаза встретились. Он прекрасно понимал, какую тайну она имеет в виду, и понимал, что она ждет его разрешения, хотя по голосу это трудно было предположить.

– Я в огромном долгу перед графом Данилевским – произнес князь. – Не знаю, насколько мудро ваше решение доставить себе столь призрачное счастье, но в любом случае решение принимать вам.

– Должен ли человек отказываться от счастья, когда оно само идет к нему в руки? – Обхватив его ладонь двумя руками, Софи сосредоточенно перебирала старческие, с крупными суставами пальцы. – С тех пор как уехала отсюда, я поняла, что счастья в мире гораздо меньше, чем горя.

– Вы с Адамом можете здесь жить как муж и жена сколько угодно, – погладил старый князь по щеке внучку. – Не знал, удастся ли мне тебя когда-нибудь увидеть вновь.

– Я тоже. – Глаза ее затуманились. Она прильнула губами к его руке. – Борис тоже очень хотел тебя видеть. Могу я прислать его к тебе?

– Не стоит. Я сам его найду. – Голицын не без труда выбрался из кресла. – Куда подевалась моя палка?.. Впрочем, нет, не надо… Думаю, я и без нее обойдусь, – отмахнулся он от массивной трости. – С недавних пор я чувствую себя сильно помолодевшим. – Князь несколько напряженно, но не более чем Софи привыкла видеть, направился к двери. – А ты иди к Татьяне, ma petite. Граф совершенно прав. Тебе необходимо принять ванну. – Он усмехнулся. – Твои родители, когда бывали в Берхольском, всегда останавливались в западном крыле. Им там очень нравилось. Думаю, тебе тоже там будет хорошо.

Дед ушел, а Софья еще пару минут провела в библиотеке вдыхая знакомые домашние запахи. Она ощущала прилив бодрости; на сердце стало необыкновенно легко. Она вернулась к себе, вернулась туда, где вновь засияли широко распахнутые ворота рая.

Покружившись по комнате, она пританцовывая выпорхнула из библиотеки и побежала наверх по лестнице.

– Таня, Таня! – разнесся по всему дому ее радостный крик.

– О Господи, Софья Алексеевна, дайте же мне на вас наглядеться! – бросилась ей навстречу из спальни верная служанка. По еще не старому лицу катились слезы, но глаза сияли. Она с жаром обняла свое драгоценное сокровище. – Боже ты мой, как же вы исхудали, бедняжка!

– Ой, не ругай меня, Таня! – воскликнула Софи, смеясь и плача одновременно. Они расцеловались.

– Прежде всего я хочу ванну. Потом тебе с Анной надо будет приготовить комнаты в западном крыле. Я не буду спать в моей старой спальне.

– Хорошо, – понимающе кивнула та. – Анна уже предложила графу голубую комнату.

– Тогда я схожу к нему. Перенеси туда все его вещи, хорошо? – Подпрыгивая, она пробежала по коридору и толкнула дверь в голубую спальню. Адам наслаждался в сидячей фаянсовой ванне. Рядом гудел камин. Повернув голову на звук, он одарил бодрую посетительницу полусонным взглядом.

– Имей же хоть чуточку терпения, Софи, – дрогнувшим голосом произнес он. – Я уже забыл, когда получал такое наслаждение.

– Не очень-то лестно, – шутливо надула губки Софи. Опустившись на колени перед ванной, она поцеловала его. – Мне казалось, недавно у нас были гораздо более сладостные мгновения. – Рука ее нырнула под воду. – Ты правда спишь? – озабоченно поинтересовалась она, нахмурив брови. – Хм, так уже гораздо лучше!

– Ты же на поросенка похожа, Софи! – воскликнул Адам, обнимая се за талию. Прежде чем она сообразила, в чем дело, он притянул ее к себе и окунул в ванну. – Никаких игр, пока не вымоешься!

Софи вырвалась, разбрызгивая воду во все стороны.

– Ну посмотри, что ты наделал! Я же теперь вся мокрая! – Она принялась отряхиваться в притворном негодовании.

– Это только начало, – сообщил он, вылезая из ванны в полный рост. – Таня приготовила ванну в твоей комнате. Почему бы тебе не отправиться туда?

Софи окинула его оценивающим взором.

– А можно я тебя вытру? – Она уже протянула руку за полотенцем, но Адам опередил ее.

– Никаких игр! – Под сладострастным наблюдением он быстро вытерся Софи медленно облизывалась, высунув язычок. Адам накинул теплый халат и туго завязал пояс, а потом решительно шагнул к ней.

– Адам… Адам. – подалась она назад. – Нет!.. Что ты делаешь! взвизгнула она, уже оказавшись бесцеремонно переброшенной через широкое плечо

– Пришло время мыться. – Широко шагая, Адам вошел со своей шумной, извивающейся ношей в соседнюю спальню, где уже была Татьяна.

– Вот спасибо вам, барин! Ставьте ее сюда!

– Он меня мучает, Таня! – жалобно воскликнула Софи, почувствовав пол под ногами.

Князь Голицын сидел внизу и улыбался, слушая, как звенящий голосок и приглушенный смех внучки возвращают жизнь старому дому. Смех теперь был несколько иным, не похожим на прежний, но князь не жалел об этом. Голос всегда выдает влюбленную женщину. С этим приятным размышлением князь отправился в свой подвал, чтобы выбрать подходящую для такого торжества бутылочку-другую старого доброго вина.

По возвращении в библиотеку он обнаружил там Адама Данилевского – уже в чистом, отутюженном темно-зеленом мундире.

– Вы несколько изменились, граф, – с улыбкой заметил Голицын, направляясь к буфету, чтобы налить водочки.

– Да, благодаря стараниям Анны, – откликнулся Данилевский, принимая предложенную рюмку. – Ей удалось сотворить чудо с содержимым моей одежной сумки.

– Надеюсь, Софи тоже ожидает подобное преображение, – приветственным жестом поднял князь свою рюмку.

Адам усмехнулся, отвечая тем же.

– Я оставил ее в надежных руках Татьяны, которая грозила применить все возможные кары, если она не перестанет вести себя как перевозбужденный ребенок в день рождения.

Князь улыбнулся с несколько отсутствующим, как заметил Адам, видом и проговорил:

– Расскажите мне об этом Дмитриеве, граф. Софи не может быть справедлива, что вполне понятно.

– Я тоже так думаю, – согласился Адам. – Я знаком с ним много лет. Попробую, как смогу.

Когда он закончил свой рассказ, Голицын молчал целую минуту. Подойдя к камину, он подбросил поленья и долго смотрел в огонь.

– Как, на ваш взгляд, он отнесется к известию о благополучном прибытии Софи сюда?

– Дмитриев терпеть не может, когда его планы рушатся, – пожал плечами Адам. – Скорее всего, он отречется от нее как от собственной жены и удовлетворится тем, что она останется здесь в бесчестье. Однако…

Он замолчал. Голицын терпеливо ждал продолжения.

– Однако он понимает, что подобный поступок ни в коей мере не уязвит Софи, наоборот, она будет только рада этому. Поэтому не думаю, что он выберет этот путь.

– Она не должна… О, Софи, вот и ты, ma chere! – Князь плавно ушел от разговора при появлении внучки. – Нельзя сказать, что ты сама элегантность, но изменения в лучшую сторону налицо, – с доброй насмешкой заметил он, оглядывая ее белую блузку и простого покроя янтарную плисовую юбку.

– Единственная одежда, которую я нашла, – с сожалением откликнулась Софья. – Я ведь ничего не привезла с собой за исключением тех двух платьев, которые купил мне Адам в Новгороде, да и то они уже отслужили свое, – рассмеялась она. – Буду рада, если ты расплатишься с Адамом, grand-pere. Он взял на себя все расходы в дороге и не позволил мне продать аквамарины, чтобы я могла заплатить за себя сама.

– Только из-за твоего взволнованного состояния прощаю тебе столь несусветную глупость, Софи, – ровным голосом заметил Адам. – Будем считать этот разговор оконченным.

– Но, Адам, я действительно не могу позволить, чтобы ты…

– Нет уж, послушайте меня, Софья Алексеевна! За последние четыре недели вы сражались с разбойниками, скакали верхом в метель, делали все, что вам заблагорассудится и когда захочется вне зависимости от того, насколько это было необходимо, и мне едва хватало сил, чтобы увещевать вас. Я прекрасно знаю, что вы терпеть не можете, когда вас принуждают к чему бы то ни было, но с данной минуты вам следует прикусить свой язычок и научиться уважать мои желания.

Софи осеклась и принялась внимательно разглаживать складки юбки. Никогда раньше Адам не позволял себе говорить с ней в таком тоне, но было совершенно ясно, что даже если она будет продолжать настаивать, он не уступит. Могущие последовать за этим неприятности способны разрушить волшебную идиллию. – Пойду-ка посмотрю, как там Анна управляется с ужином, – благоразумно нашла она приличный способ замять неловкость.

– Примите мои поздравления, дорогой граф, – сухо улыбнулся Голицын. – Не буду повторять ее ошибки, тем не менее хочу выразить вам свою благодарность.

– Надеюсь, на этом мы и порешим, князь? – с легким нетерпением откликнулся Адам. – Если я и сделал нечто, заслуживающее благодарности, это с лихвой восполняется вашим гостеприимством.

Слегка поклонившись, старый князь вернулся к прерванному с появлением Софи разговору:

– Я хотел сказать, граф, что Софи не должна ни под каким предлогом возвращаться к мужу. Если он этого потребует, я отправлю ее за границу. У нас есть родственники во Франции. Там она будет вне пределов его досягаемости.

– Будем молиться, чтобы не пришлось предпринимать столь решительных мер, князь.

Адам подошел к застекленной балконной двери и хмуро уставился в ночную тьму. Мысль о том, что он может лишиться права предложить ей свою защиту, давно уже грызла его, как червь капустный лист. У него нет на нее никаких прав, ровным счетом никаких. Он всего-навсего любовник, дармоед, живущий и наслаждающийся за чужой счет…

– Ужин готов, – весело сообщила Софи, появляясь в дверях. – У нас сегодня утка, можешь себе представить, Адам, утка!

– Боюсь, что нет. – Он решительно отринул прочь тяжелые мысли и обернулся. – За последнее время язык мой настолько огрубел, что, наверное, утратил способность ощущать изысканные блюда.

– Ну, утка, приготовленная нашей кухаркой, возродит все твои утраченные способности, – невинным тоном заметила Софи, беря его под руку и направляясь в столовую. – Она вылечит самый загрубевший язык. – Она села и встряхнула салфетку. – Салфетка, Адам! Скатерть! Изумительно! – Глаза ее весело оглядывали стол. – А после ужина мы поедем кататься на коньках в Чашу дьявола!

– Куда поедем? – переспросил Адам севшим от изумления голосом.

– На каток. – Софи по-прежнему была сама невинность. Распахнув глаза, она поинтересовалась: – Ты же умеешь кататься на коньках?

– Да, конечно.

– Ну вот. Я покажу тебе мое самое любимое местечко. Лучше всего туда ездить именно ночью, особенно такой звездной, как сегодня!

– Не сегодня, Софи, – заметил Адам, сосредоточив внимание на утке.

– Но мне хочется…

– Не сегодня, – повторил он тем же тоном.

Плечи князя Голицына стали трястись от еле сдерживаемого хохота. Софи, со своей неуемной жизнерадостностью и подъемом, имела страсть немедленно делиться своими сокровищами и терпеть не могла откладывать свои желания на потом.

– Но такой прекрасной ночи может еще долго не быть, – нахмурилась она, пригубив вино. – Я же обещала показать тебе все волшебные места Берхольского!

– Я тоже говорил тебе кое-что насчет волшебства, – так же ровно напомнил Адам. – Ты не забыла?

Она не забыла. Адам понял это по нежному румянцу, охватившему ее скулы, который он так любил.

– Ну, если ты устал, то мы, конечно, можем и не ходить сегодня, – пробормотала она, пряча улыбку в бокал.

– Да, путешествие – дело весьма утомительное, – великодушно согласился Адам, поймав взгляд князя. Голицын испытывал явное наслаждение, слушая их нежные препирательства.

Софи подняла голову и перехватила этот взгляд, отчего покраснела еще больше. Но взяла себя в руки и потянулась за вазочкой с черной икрой, стоящей посередине стола. Положив себе изрядную порцию, она поинтересовалась:

– Адам, а ты не хочешь попробовать? Очень вкусная икра. После ужина все отправились в библиотеку, но просидели там недолго. Софи, чье недавнее возбуждение, встретив соответствующий отпор, несколько улеглось, не стала возражать, когда дед поднялся, сообщив, что привык рано отходить ко сну. Вслед за ним встал Адам и подал ей руку. Положив ей руку на талию, он повел ее вверх по лестнице в западное крыло дома. На лице его играла улыбка, а в глазах стояло смешанное выражение удивления и упрека.

Они оказались в просторной спальне, стены которой были украшены фресками.

– Не могу не заметить, Софья Алексеевна, что вам следовало бы поточнее разобраться со своими увлечениями, – сообщил он, закрывая за собой дверь. – На каток! Господи помилуй! Мы с тобой наконец одни, чистые, вымытые, нас ждет теплая комната и пуховая перина, завтра никуда не надо ехать, а эта женщина хочет кататься на коньках! – всплеснул он руками в подчеркнутом изумлении.

– Это просто от волнения, оттого, что я дома, – смутилась Софи. – И мне правда хочется, чтобы ты полюбил вес, что я здесь люблю. – Темные глаза взглянули на него снизу вверх. – Но я уже поняла, что немного поторопилась.

– Самую малость, – согласился он, заключая ее в объятия и зарываясь лицом в густую, отливающую каштаном, блестящую при свечах гриву волос. – Как долго я мечтал об этом! – выдохнул он. – Твой запах весенних цветов и лаванды сводит меня с ума.

– Не так уж и долго, – поправила Софи и закинула руки ему на плечи. – Поцелуй меня.

Наступила тишина. Только весело потрескивали дрова в изразцовой печи да чуть мигала свеча под легким дуновением ветра из оконной щели.

– Люби меня, – шепнула Софи, прервав на мгновение поцелуй. – Люби меня скорее, Адам!


Спустя неделю от здорового образа жизни Софи уже обрела былую свежесть, а еще через некоторое время и косточки стали менее заметны под влиянием хорошего аппетита, причиной которого в равной степени были как прогулки, так и кулинарное мастерство кухарки. Она летала по дому, снова взяв все в свои руки и наполнив дом свежестью зимней степи. Сад ее спал под снегом, тем не менее она водила Адама и туда, рассказывая, как будет происходить весеннее пробуждение.

Сколько же в ней жизнерадостности, с восхищением думал Адам. Она буквально вкладывала душу во все, что ее интересовало, будь то домашнее хозяйство, подбор прислуги из близлежащих сел, окраска одной из гостиных, состояние новорожденных щенят, шахматы или карточные игры.

К своему глубокому изумлению, Адам обнаружил, что в карточной игре она неумело, но отчаянно мухлевала. Это можно было расценить только как невероятное противоречие, что столь прямая и бесхитростная натура, какой она являлась в жизни, готова пуститься на любые уловки в картах; впрочем, все ее хитрости Адам видел насквозь.

– Я снова выиграла! – воскликнула она в очередной раз, когда они играли после ужина, и бросила карты на стол. – Видишь, у меня туз! – И довольно потерла при этом руки. – Адам, ты должен мне уже целое состояние!

– Ничего я тебе не должен, – заявил он. – Думаешь, я не заметил, как ты скинула этого туза себе на колени, когда сдавала?

– Ничего я не скидывала! – возмутилась она, но порозовевшие щеки се выдали.

– Ты не умеешь врать так же, как и мухлевать, – заявил Адам. – Только поэтому я не стану применять к тебе меры наказания, которых ты явно заслуживаешь.

– Мне никогда не стать карточным шулером, – печально сообщила она. – Знаешь, я часто мечтала – как здорово было бы поиграть в настоящих игорных домах! Если освоить разные премудрости, можно выигрывать состояния!

– Бессовестное создание, – притянул ее к себе Адам и усадил на колени, – И мечты у тебя неприличные.

– Неужели? – рассмеялась она. – У каждого есть право на свои грехи, разве не так? Поедем кататься на коньках в Чашу дьявола? Сегодня удивительно звездная ночь!

Адам с явным сожалением посмотрел на горящий огонь в камине, на рубиновое вино в своем бокале.

– Там так холодно, Софи.

– Но ты же обещал когда-нибудь пойти со мной туда, – настаивала она. – Уверяю, дальше будет еще холоднее. Ты никогда не видел ничего более прекрасного… никогда в жизни, правда, grand-pеre?

Князь Голицын оторвался от книги.

– Сочувствую тебе, Адам, но Софи права. Если ты хочешь как следует понять, что такое степь, Чаша дьявола в такую ночь подходит для этого как нельзя лучше.

– Ну что ж, в таком случае идем. – Адам встал и лениво потянулся. – Сдаюсь на милость победителя, Софья Алексеевна. Но ты бессовестная хвастунья.

– Я просто хочу доставить тебе удовольствие, – пояснила она. – А для этого человека иногда полезно вести за руку.

– Ох, Софи, – только и смог выдохнуть он, снова пораженный до глубины души этой чуть асимметричной улыбкой, которую он так бесконечно любил.

Ночь казалась хрустальной от сухого и морозного воздуха. Они запрягли высокого, с широкой мощной грудью мерина в открытые сани. Софи уложила изогнутые металлические лезвия, которые можно было привязать прямо поверх меховых сапог, за ними – пару пистолетов.

– Волки, – кратко сообщила она, словно Адам нуждался в подобном пояснении. Забравшись в сани, она накинула сверху толстую меховую полость и взяла в руки вожжи.

Адам сел рядом, предоставив Софье полное право распоряжаться в этом путешествии. На глубоком черном бархате северного неба ярко сияли крупные алмазы; белоснежные сугробы искрились и переливались под их голубоватым светом. Ночная степь жила своей жизнью, однако трудно было выделить какие-то отдельные звуки, наполнявшие воздух. Повернув голову, Адам взглянул на свою спутницу. Ее точеный профиль четко вырисовывался на фоне серебристых снегов, уходящих к горизонту и упирающихся в черноту, вышитую звездами. Казалось, Софи полностью растворилась в окружающем мире, стала его частичкой.

– Что ты видишь? – спросила она, не поворачивая головы.

Стало быть, предположение о ее полной растворенности оказалось преувеличением. Адам улыбнулся:

– Тебя. В твоем собственном мире.

– Да, это мой мир, – невозмутимо согласилась Софи. – Думаю, не смогу с ним расстаться еще раз.

А если придется? Но Адам не стал об этом говорить. Он опять откинулся на спинку саней, борясь с демонами отчаяния и беспомощности, вновь обуявшими его. Как ему примирить свою бесконечную любовь и желание защитить ее с пониманием того, что это не в его власти? Он не может взять ее с собой в Могилев. Его родовое поместье расположено на территории Российской империи и находится под юрисдикцией этого государства. Муж, узнав о том, где скрывается неверная жена, имеет полное право востребовать ее обратно. И на его стороне вся сила законов – церковного, гражданского, морального права. И уехать с ней за границу он тоже не может. Поступив так, ему придется дезертировать из армии, отказаться и от семьи, и от состояния, предать все, чем он дышал с младенческих лет. Поступив так, он превратится в человека, покрытого несмываемым пятном предательства и бесчестья, и не будет иметь права на любовь такой мужественной, храброй, честной женщины, как эта казачка.

– Вот мы и приехали. – Софи отпустила поводья. – Ты думал о чем-то грустном, но сейчас постарайся выкинуть все из головы. – Она взяла его за руку и пристально взглянула в глаза. – Сейчас перед тобой откроется волшебный мир, Адам. Идиллии никогда не бывают вечными. Столкнувшись с земной жизнью, они рассыпаются в прах. У нас есть то, что есть, и нам этого должно быть достаточно. – Только увидев понимание в его глазах, она отвела взгляд. Он кивнул и прикоснулся пальцем к ее губам.

Софи выбралась из саней и привязала лошадь к стоящему неподалеку стволу терновника. Адам достал коньки. Она взяла его за руку.

– Закрой глаза. Иди за мной.

Он подчинился со смехом. Пройдя некоторое расстояние по сугробам, она остановилась.

– Теперь можешь смотреть.

Адам открыл глаза. Он стоял на краю заснеженного склона круглой впадины, внизу которой блестела ледяная гладь. На ее девственно чистой поверхности не было ни единой царапины. Сюда, казалось, действительно никогда не ступала нога человека. Он стоял, очарованный красотой, боясь нарушить ее неловким движением. И постепенно почувствовал, что тоже становится частью этого мира.

– Как же туда спускаться?

– Очень просто, – похлопала себя по заду Софи.

– А как подниматься?

– Немного сложнее. Ну, вперед. – Она села на край склона, плотно подобрав под себя полы шубы, и покатилась вниз, хохоча во все горло от щекочущего страха и возбуждения.

Прежде чем последовать ее примеру, Адам помолился, подняв глаза к небу, затем резко оттолкнулся и поехал, вздымая снежную пыль. Коньки при этом он крепко прижимал к груди. Наст оказался настолько твердым, что он покатился как на санках. Ликующий крик, непроизвольно вырвавшийся из груди, эхом отозвался в глубокой котловине. Склон закончился, но он по инерции прокатился дальше по льду и очутился где-то на середине пруда, рядом с Софьей. Она так и сидела на шубе.

– Теперь посмотри вверх.

Он поднял голову. Неимоверная белизна окружала их со всех сторон; с черного бархата неба лился серебряный звездный свет. Стояла полная тишина. Жизнь степи продолжалась где-то там, над головами, за пределами чаши.

– Это место называют Чашей дьявола, но мне кажется, это неверно. Здесь слишком божественно для такого названия. Разве что вспомнить Люцифера, прежде чем он стал падшим ангелом. – Она забрала у него свои коньки. – Я же говорила тебе, что это волшебное место.

– Или дарованное Богом? – начал он привязывать острые лезвия к сапогам.

– В православной религии достаточно мистики, чтобы признать и то и другое, – небрежно пожала она плечами, потом поднялась и глубоко вздохнула.

От ледяного воздуха перехватило горло. Оттолкнувшись одним неуловимым изящным движением, она заскользила прочь. Однако сила ее толчка стала ясна Адаму лишь тогда, когда он увидел, что Софи на одной ноге докатилась до противоположного края пруда. Он смотрел затаив дыхание, как она объехала длинный снежный язык, потом перенесла тяжесть тела на другую ногу и начала выписывать замысловатый узор на нетронутом льду. Потом кивнула ему, и Адам, по-прежнему не проронив ни звука, тоже решился двинуться в путь.

– А сумеешь повторить то, что я написала? – приглушенно, словно из уважения к тишине, проговорила Софи.

Адам увидел вычерченный коньками вензель из букв «С» и «А». Сосредоточившись, он кивнул, прикидывая, как это сделать. Через несколько секунд его коньки вырезали на льду такой же узор. Он остановился, критически разглядывая проделанную работу.

– Теперь у нас с тобой есть свой герб, – прошептала она, подъехав и беря его за руки.

– До тех пор, пока не растает снег, – откликнулся