"Эшелон (оригинал текста, никакая редактура не проводились)" - читать интересную книгу автора (Шкловский Иосиф)

осуществление эксперимента, Андрей Дмитриевич Сахаров. Он тогда еще не был
даже доктором наук (по причине недосуга), но к концу того далекого от нас
1953 года будет академиком. В тот летний вечер Андрей был на положении
именинника.
Банкет начался, и тамада предоставил первое слово имениннику. Тот
поднялся и сказал: "Я поднимаю свой бокал за то, чтобы это грозное явление
природы, которое мы наблюдали несколько дней тому назад, никогда не было
применено во вред человечеству!" Его тут же перебил тамада (имеет право!) и
в балаганно-ернической манере стал рассказывать сидящим за столом старую
русскую солдатскую байку о том, как некий священник (проще говоря, поп),
отходя ко сну, стоит перед находящейся в опочивальне иконой божьей матери,
между тем как уже легшая в постель попадья в нетерпеливом ожидании
блаженного мгновения томится под одеялом. "Пресвятая богородица, царица
небесная, - молится поп, - укрепи и наставь..." Его молитву нетерпеливо
перебивает попадья: "Батюшка, проси только, чтоб укрепила, а уж наставлю я
сама!.."
"Какой же умный человек этот Митрофан Иванович! Простой, грубый солдат,
а как четко он объяснил мне взаимоотношения науки и государства! По
молодости и глупости я даже не сразу его понял..." Эти слова Андрей
Дмитриевич говорил мне почти ровно 20 лет спустя после описываемых событий в
больнице Академии наук. А Главный маршал артиллерии и Главнокомандующий
ракетными войсками стратегического назначения Митрофан Иванович Неделин в
1960 году трагически погиб при испытании новой ракетной системы.
Уже почти выздоровев, "под занавес" я заболел в больнице сывороточным
гепатитом. Меня срочно эвакуировали в бокс инфекционного отделения
Боткинской больницы. Сахаров долго и безуспешно искал меня - ему так и не
сказали, куда я девался.


АНТИМАТЕРИЯ

Зазвонил телефон. Незнакомый женский голос сказал: "С Вами будет
говорить Мстислав Всеволодович". Дело было в 1962 году - кажется, в
декабре - помню, дни были короткие. Никогда до этого президент Академии и
Главный теоретик космонавтики не баловал меня своим вниманием - отношения
были сугубо "односторонние". Что-то, значит, случилось экстраординарное.
"Так вот, Иосиф Самуилович, - раздался тихий, брюзгливый, хорошо мне
знакомый голос, - чем говорить в кулуарах всякие гадости о Борисе Павловиче,
поехали бы к нему в Ленинград и изучили бы его работы на месте, т.е. на
Физтехе. Вы поедете "Стрелой" сегодня. С Борисом Павловичем я уже
договорился. Вас встретят. И, пожалуйста, разговаривайте там вежливо -
представьте себе, что Вы беседуете со своим иностранным коллегой. Ясно?" Я
только ошалело задал Келдышу идиотский вопрос: "А кто же будет платить за
командировку?" Я тогда не работал в системе Академии наук. "Что?" - с
омерзением, смешанным с удивлением произнес Президент. "Простите, глупость
сказал. Сегодня же еду". Раздались короткие телефонные гудки.
Это он неплохо поддел меня с иностранным коллегой - что называется,
ударил меня "между рогашвили", как выражался когда-то студент-фронтовик Сима
Миттельман. Звонку Президента предшествовало поразившее меня событие. Я
получил через первый отдел предписание явиться в определенный час в