"Парикмахер Тюрлюпэн" - читать интересную книгу автора (Перуц Лео)

Глава VIII

Тюрлюпэн приблизился к писцу парламентского советника с очень почтительным поклоном.

- Чем могу служить, сударь? - спросил он. - Я весь к вашим услугам.

Господин Фруассе уселся в кресло с видом мученика и объяснил Тюрлюпэну, что нужно сделать с его наружностью.

- Только поживее! - приказал он. - Мне здесь чертовски неудобно. Волосы справа - до уха, а слева - до плеча.

Тюрлюпэн взялся за ножницы и длинный гребень.

- К этой прическе, - сказал он, - не подходит ваша старая шапка из кроличьих шкурок. Для нее нужна широкополая шляпа с длинным пером.

Господину Фруассе очень не понравился такой совет. Он собирался носить свою старую шапку до тех пор, пока ему не подарит новой господин парламентский советник.

- Да уж ладно, - буркнул он в раздражении, - Что слышно нового?

- Нового? А и вправду есть одна новость, - шепнул ему Тюрлюпэн, только это большой секрет. Вы будете поражены, господин Фруассе, послушайте только. Одна знатная дама, из числа самых высокопоставленных, вы, может быть, догадаетесь, о ком я говорю...

- Погромче! - сказал господин Фруассе. - Я ни слова не слышу.

- Извольте. Так я повторю, - крикнул из другого угла комнаты господин Ле-Гуш. - Я рассказываю госпоже Сабо о том, как в последний год царствования покойного короля мои фермеры продали молочного поросенка за семнадцать су. Нынче ровно столько же стоит курица, больше я ничего не сказал.

- Словом, герцогиня, - продолжал шепотом Тюрлюпэн.- И у нее есть от законного супруга сын, которого она скрывает от общества.

- Какое мне до этого дело? - сказал господин Фруассе.

- Но ведь это поразительно.

- Ничего в этом нет поразительного,- заявил писец парламентского советника. - Такие случаи бывали. Было время, когда многим вельможам опасно было иметь наследников по мужской линии. Я сам знавал одного дворянина-гугенота...

- Но этому сыну, - перебил его Тюрлюпэн, - стало известно его происхождение, и он предъявляет свои права.

- А, это меняет дело, - воскликнул писец и стал быстро прикидывать в уме, какую сумму смогут извлечь из такого процесса он и его господин. - Это очень запутанный судебный казус. Подсуден он парламенту. И если парламент признает его права...

Тюрлюпэн, с ножницами в руке, блаженно улыбаясь, закрыл глаза. Он представлял себе пергамент с печатью из желтого воска, висящей на зеленом шелковом шнурке.

- Это, конечно, нелегко, - продолжал писец. - Перед парламентом каждое заявление должно быть подкреплено доказательствами. Чуть только заявишь то или другое, сейчас же со всех сторон раздается: доказательства, сударь, не угодно ли представить доказательства?

- А что ему нужно сделать, чтобы добиться признания своих прав?

- Прежде всего он должен раздобыть выпись из актов о крещении, объяснил господин Фруассе. - Это стоит денег. Затем - двух ходатаев, одного из судейского сословия, другого - из дворянского. За деньги он их найдет. Затем - готовых присягнуть свидетелей.

- Свидетелей? - спросил придушенным голосом Тюрлюпэн. - Как же он найдет в таком деле свидетелей?

- Если у него есть деньги, то он их сколько угодно найдет, - ответил писец. - Это очень просто.

Чрезвычайно озабоченный, Тюрлюпэн окончил прическу. Деньги! У него их не было. Он стал соображать, какую сумму может наспех сколотить. Продать праздничный камзол - он стоит двенадцать ливров; перину; маленькое серебряное распятие. Потом - стенной ковер, тот, что у него в комнате наверху, с изображением царицы Юдифи. Но перина и ковер принадлежали не ему, а вдове Сабо.

И Тюрлюпэн сказал тихо и удрученно:

- Денег у него нет.

- Нет денег? - разочарованно воскликнул писец. - Отчего же вы этого сразу не сказали? Если у него нет денег, то дело его заранее проиграно.

Тюрлюпэн положил на столик ножницы и гребень.

- Он беден, - сказал он уныло, - где же ему достать деньги?

- Это его дело, а не мое, - заявил писец. - Пять тысяч ливров, никак не меньше.

- А я думал, достаточно пряди белых волос, - прошептал совсем тихо и растерянно Тюрлюпэн.

Господин Фруассе встал и взялся за шапку. Но не ушел. Положил вдруг руку на плечо Тюрлюпэну и отвел его в угол комнаты.

- Надо ей написать, что вся тайна раскрылась, - шепнул он ему доверчиво.

- Написать? Кому написать? - спросил Тюрлюпэн.

- Можно таким способом извлечь пользу из дела, раз вы в него посвящены.

И так как Тюрлюпэн все еще не понимал его, писец высказался яснее:

- Она должна заплатить за молчание.

- Господин Фруассе, - прошептал Тюрлюпэн, побледнев от возмущения, вы жалкий человек. Ни слова об этом, я ничего не хочу об этом больше слышать.

Писец парламентского советника сделал еще одну попытку доводами благоразумия склонить Тюрлюпэна к этому плану.

- Я вас не понимаю, - сказал он. - Отчего вы не хотите улучшить свое положение? Какое вам дело до этой старой, тощей, расфуфыренной коровы, до этой сквалыги?

- До кого? - крикнул Тюрлюпэн.

- До герцогини.

- О, - крикнул Тюрлюпэн, - это слишком.

Он выпрямился. Как во сне увидел он перед собою высокую осанистую фигуру своей матери, ее просветленное страданием лицо, искавшие сына глаза. Ее оскорбили.

Он чувствовал, как в нем проснулась гордость его предков. Он знал, как должен себя повести.

- Сударь! - сказал он холодным тоном писцу парламентского советника. Из всех ваших слов мне ясно только одно: что вы хотите видеть меня перед собою со шпагою в руке.

- Послушайте-ка, мадам Сабо, что там происходит, - крикнул господин Ле-Гуш. - Дуэль при свете факелов! Превосходно. Дуэль между писцом и цирюльником - это забавно.

- О Боже, господин Тюрлюпэн! - завопила вдова, а господин Фруассе в тот же миг ответил:

- Тебя видеть со шпагою в руке, дурак, это было бы жалкое удовольствие.

- Вы дадите мне удовлетворение, - с глухою решимостью сказал Тюрлюпэн.

- Удовлетворение? - глумился писец. - Ты его получишь. Ты мне волосы постриг, дуралей. Вот тебе два су. Это единственное удовлетворение, на которое ты можешь притязать. А если мне заблагорассудится, олух, то я и сам ей напишу.

- Замолчать! - крикнул Тюрлюпэн.

Он бросился на писца. Но тот ускользнул от него, перескочил через стол и мгновенно задул обе свечи. Впотьмах раздавались вопли вдовы, шум опрокидываемых стульев, звон разбитого умывальника и торжествующий голос Тюрлюпэна:

- Вот ты наконец, мерзавец! Погоди, не уйдешь ты от меня!

- Ого, - крикнул дворянин из Пикардии, - у тебя, братец, силы много. Но выпусти ты наконец мою руку, а не то мне придется надавать тебе без счету оплеух!

И в то же время из другого угла донесся голос писца:

- Дай-ка поглядеть на себя, швабра! Подойди-ка сюда, пластырь! Я научу тебя связываться со мною. Распорю тебе рыбьей костью живот!

- Я задушу тебя! - вопил Тюрлюпэн, дравшийся впотьмах с ведром, метлою, парикмахерским болваном, корзиной для угля и барабаном для просушки волос. - Я переломаю тебе ребра!

- Слышите, господин Ле-Гуш! Он задушит его! - стонала вдова. - Он переломает ему ребра! Разнимите же их!

Внезапно луч света упал на побоище. Из комнаты, служившей вдове кладовой, спальней и кухней, выбежала, завернутая в простыню, маленькая Николь с огарком свечи в руке и жалобным голосом закричала:

- Господин Тюрлюпэн, что случилось? Что сделали вы с моей кошечкой? Жамина, бедненькая моя Жамина, где ты, я не вижу тебя!

Тюрлюпэн стоял, задыхаясь, посреди произведенного им разгрома. Он искал своего противника. Но как только стало светло, писец бросился к выходу и находился уже на улице, перед дверью в лавку. Чувствуя себя в безопасности, он показывал презрительным и в то же время жалостливым жестом на Тюрлюпэна, который стоял в свете свечи, взъерошенный, в разодранной одежде, с трудом переводя дыхание, с синяком на лбу и черным от золы лицом.

- Поглядите-ка на него, сударыня! - сказал он. - Не грустно ли думать, что Христос из-за этого осла погиб на кресте?

Деревянный болван полетел через всю комнату, но не попал в цель, потому что писец уже дал стречка. Тюрлюпэн, ринувшийся на улицу с щипцами в руке, готовый совершить убийство, поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как господин Фруассе исчез за ближайшим углом.

Госпожа Сабо, охая и вздыхая, подбирала с пола осколки своего умывальника, маленькая Николь сидела, кутаясь в простыню, дрожа от холода, на скамье подле печки и прижимала к груди сыскавшуюся кошечку, господин Ле-Гуш потирал себе руки.

- Пусть только посмеет ей написать! - бормотал Тюрлюпэн, чувствуя себя отвратительно. - Я ему размозжу череп. Он не знает ее имени, это лучше всего. Только бы он не показался здесь еще раз, я ему...

Он умолк, он окаменел, и щипцы вывалились у него из рук. Порыв ветра пронесся по комнате, растрепал парик господина Пижо и запутался в простыне девочки, которая от усталости задремала на скамье.

Вдруг Тюрлюпэн повернулся. В один прыжок очутился около вдовы Сабо и потащил ее за собою к двери.

- Посмотрите... там! - пролепетал он, вне себя от волнения. - Она сама явилась, она была тут. Писец солгал, неправда все, что он говорил о деньгах, и свидетелях, и доказательствах. Она сама явилась, она знает теперь, где меня можно найти, - ах, госпожа Сабо, дело идет на лад. Мне не нужно ни денег, ни свидетелей. Я очень счастлив, госпожа Сабо, я очень счастлив!

И, сжимая руку вдовы как в тисках, он показал на карету, которая медленно и тяжеловесно грохотала в темноте по улице Двенадцати Апостолов.