"Дьявольское кольцо" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

Герасим явно метался между страхом и товарищескими чувствами. Особенно
он заинтересовался перспективой уехать до Абакана экспедиционной машиной и
получить билет из брони через покровителей экспедиции.
Рассказ его был... Впрочем, судите сами.
С вечера Герасим обревизовал свою палатку - огромная шестиместка. В
задней части - жилой полог со спальником. При входе свален инвентарь.
Потом он развел огонь в очаге, между трех огромных камней, и стал
кипятить чай.
У него был чай, три пачки курева, бутылка свекольно-красного портвейна
местного разлива и приблудная собачка Булка. Гера еще и потому спокойно
оставался на дежурство, что, прижившись в экспедиции, Булка исправно несла
службу. И в случае чего подняла бы пронзительный визгливый лай, который и на
расстоянии слышать было отвратительно и тошно.
И явись на раскоп кто-то нехороший, Герасим успел бы взять в руки топор
и оставшийся в экспедиции с незапамятных времен, торжественно вручаемый
дежурным штык-нож длиной добрых сантиметров тридцать.
Позади, в нескольких метрах от Герасима, проходила дорога, и весь день
по ней шли КамАЗы, на строительство. Но даже они не наделали пыли - столько
воды вылилось с небес на хрящеватую насыпную дорогу. Строители и задумали, и
сделали дорогу так, чтобы вода стекала с нее, просачивалась под полотно.
Однако и сейчас еще на дороге были лужи.
Герасим видел равнину километров на двадцать, до замыкающих ее холмов.
В Хакасии вообще много разного помещается в одном месте. Географы
называют это красиво: емкость ландшафта. Но, чтобы заметить емкость
ландшафта, необязательно быть географом. Вполне достаточно оглядеться
вокруг.
Стояла тишина. Глубокая, особенная тишина вечерних полей и лугов. В
деревне все же слышны какие-то движения людей, мычит, сопит, чешется скот.
То пробежит собака, то завопит соседская девчонка - то ли ее укусил щенок,
то ли наступили на кошку. И даже ветер не только шелестит листвой, шуршит
песком и травой; он еще и стучит плохо прибитой доской, и звенит в проводах,
и скрипит дверью сарая.
А в долине между сопками вообще никаких звуков нет. Если поднимется
ветер, он еще шумит в кронах деревьев, а чаще нет и этих звуков.
Сначала Герасим пил чай, смотрел, как все затихает, слушал удивительную
тишину вечера. Временами он наклонял бутылку с портвейном, добавлял в чай
свекольно-красную, резко пахнущую жидкость. Чай начинал пахнуть так же, по
его поверхности бродили пятна сивушных масел, а прохладный вечер
окончательно становился Герасиму не страшен.
Потом стало совсем темно, и пространство резко сократилось. Даже в
свете луны холмы еле угадывались. Если раньше за дорогой различались
орошаемые поля, лесополосы и склоны, то теперь придорожные тополя совершенно
замыкали горизонт.
Герасим все активнее подливал в чай из заветной бутылки, включил
транзистор. Вот как будто приятная музыка...
Костер угасал, вспыхивал последними, догорающими ветками. Булка сонно
вздыхала и возилась, блаженно вытянув лапы. Транзистор транслировал что-то
полуночное, поздневечернее... от чего сильней хотелось спать.
Никто не злоумышлял ни против раскопов, ни против матчасти экспедиции.
Герасим думал было заглянуть в раскоп... так просто, на всякий случай.