"Были и былички" - читать интересную книгу автора (Арефьев Александр)

рядышком с домом генерал-губернатора Москвы, теперешним
Моссоветом. В 30-е годы прошлого столетия поставили его на рельсы да и
передвинули в переулок, который переименовали в улицу Неждановой после
строительства там Дома композиторов. А сам дом в духе того времени
переделали в коммуналку, разделив бывшие просторные номера на клетушки.
Моссовет-то тоже передвинули в соответствии со сталинским планом
перестройки Тверской, только его на 20 метров, а наш дом аж на 35, причем
жители переезжали даже не выходя из дома, правда, и скорость была, конечно,
небольшая. Такая судьба была уготована еще нескольким домам на
Тверской-Ямской, а остальные, среди которых, говорят, были изумительные
шедевры русской архитектуры, пошли на слом как отрыжка ненавистного Сталину
буржуазного режима.
Дом генерал-губернатора был на два этажа ниже (это уж потом его
надстроили), а вошел в историю тем, что был продан заезжему англичанину при
живом хозяине. Какой-то мошенник втерся в доверие к губернатору и попросил
показать заморскому гостю его усадьбу, выступив переводчиком с английского,
ибо тот, кроме французского, другими языками не владел, за что и поплатился.
Ханурик оформил купчую на англичанина, заверив ее в юридической конторе
через дорогу, просуществовавшей ровно один день, взял денежки и тю-тю, был
таков.
Представьте теперь удивление губернатора, когда ему доложили о прибытии
обоза с пожитками англичанина, намеревающегося вступить во владение своего
недвижимого имущества. Ну, об этом подробнее вы можете прочесть в книге
Гиляровского "Москва и москвичи", а вот о моем доме там ни слова, даже
обидно. А в этом доме и прожил я все свое раннее детство, ибо родители были
в долговременной командировке на о. Сахалин, а я был оставлен на попечение
бабушки. Дело было привычное, так как и до этого, буквально с рождения, я
был на ее руках - родители воевали. Мать, отлучившись с фронта ненадолго,
родила меня в Москве и, бросив на бабушку, вернулась довоевывать
(шел 1944 год-предвестник победы), а после победы родители задержались
в Берлине наводить там порядок.
Так что и воспитание самое раннее и несколько, я бы сказал,
специфическое, я получил от бабушки. Вы поймете, что я имею в виду, если
сказать, что она была урожденной графиней Котляревской (тогда это было
страшной семейной тайной) и выпускницей пансиона благородных девиц (это не
было тайной, но наложило отпечаток на ее характер).
Воспитание мое было также благородным, по крайней мере самым суровым
порицанием, которое я слышал из ее уст, было "Fi, donc" и
"Это моветон, голубчик". Правда, в крайнем случае она позволяла себе
слегка потрепать меня за ухо, но только за правое. Сейчас объясню, почему.
Левое ухо у меня слегка приплюснутое, и я по простоте душевной считал, что
отлежал его в животе у матери. Но бабушка как-то сказала, что это
генетический знак рода Котляревских, точно такое ухо было у моего
прадедушки, ее папы.
Вот, кстати к вопросу воспитания, всплыл в памяти такой эпизод.
Были мы с ней в продовольственном магазине, что от нас через
Тверскую и ближе к Красной площади. Тогда магазины кишели народом в
нескольких очередях, а потому я был оставлен у так называемого стола
покупателя, где этот покупатель раскладывал добытые в тяжелой борьбе
продукты по авоськам. Чтоб не было скучно, мне было обещано пирожное