"Зверь над державой" - читать интересную книгу автора (Бриз Илья)

Глава 8

— Без тебя разберутся. Привыкай. Ты теперь не только директор СГБ, но и член Политбюро. Лицо, так сказать, нашей партии. Поэтому, хочешь, не хочешь, а обязан посещать официальные мероприятия, — сказал Лазарь Моисеевич и был таков. А то, что мои ребятки обнаружили сосредоточение английских войск на границе Ирана, его не волнует. Для Кагановича главное — это порядок в его многочисленных министерствах. Во, министр-многостаночник! Железные и автомобильные дороги в его руках. Тяжелая и топливная промышленность под ним. Метрострой тоже под себя заграбастал. При этом он один из замов премьера и член Политбюро. И как он везде успевает? Сие уму непостижимо! Моему, во всяком случае. Еще и указания дает! Значит, должен присутствовать на праздничном концерте в Центральном Доме Советской армии? Лицо партии демонстрировать? Виссарионыч речь перед телекамерой толкнул и на ближнюю дачу работать смотался. А я отдувайся. Кто будет на концерте? Ворошилов? Обязательно. Лаврентий Павлович со своей красавицей женой Нино? Наверняка! А если? Вот тут я немного задумался. Доложат Самому? А как же. Настучат! Но из подполья все равно надо выходить. Заодно и покажем народу лицо нашей родной Коммунистической партии Советского Союза. Переименовали из ВКП(б) на последнем съезде.

Так, первое. Звоню в оперативный отдел дежурному.

— Самохин? Молодец, Самохин! Найди мне Торопову и Зейдлиц из седьмого управления. Живыми или мертвыми. Тьфу, черт, конечно живыми! И пусть их обеих доставят со всеми причиндалами ко мне домой.

Кто такие Торопова и Зейдлиц? Лучшие гримеры-визажисты Москвы. Да, да. Эта специальность и здесь уже так называется. Почему они работают у меня в седьмом управлении? Так наружка же, то бишь, наружное наблюдение. Из принца сделают нищего и строго наоборот легко и непринужденно.

Ровно в восемнадцать сорок пять мой министерский «Паккард» останавливается перед Домом Советской армии. Журналисты наши и ненашенские — а как же без иностранцев? — толпятся перед входом, но на красную ковровую дорожку не заступают. Знают уже, что мои ребята из девятого управления[37] могут «демократизаторами» по почкам пройтись, невзирая на лица. Только что отъехала машина Берии, а сам он с женой еще на дорожке. Из передней дверцы моего транспортного средства выскакивает ординарец и открывает мою дверь. Я в белом парадном мундире со Звездой Героя, двумя орденами Ленина и Красной звездой на груди выхожу из «Паккарда», поправляю фуражку с высокой тульей и, непринужденно повернувшись ко всем присутствующим верхней частью своих нижних конечностей, протягиваю руку внутрь машины. И вот появляется она — моя Светлана. Почти мгновенно наступает тишина. Слышны только редкие охи и ахи. Говорить с отвиснувшей челюстью несколько сложновато. Светка гордо стоит в изящных туфельках на длиннющих шпильках и белоснежном длинном платье без рукавов с боковым разрезом снизу почти до трусиков. Высокая причудливая прическа, голые плечи и полуголая спина. Еле заметный макияж подчеркивает кажущиеся огромными карие глаза моей любимой. И никаких украшений. Только белые же почти прозрачные перчатки до локтей. Тишина продолжалась пару минут, затем защелкали блицами опомнившиеся репортеры. Светлана берет меня под руку, и мы гордо идем по ковровой дорожке. Подходим к чете Берии и раскланиваемся. И все это под ярким светом софитов, которые я распорядился установить на здании еще днем. Что там выход английской королевы, которая здесь еще принцесса? Вот где настоящая принцесса! Со мной под руку. Мы — лучше! Мы — Свободные! Пусть потом смотрят на красочную обложку «Огонька» и завидуют! Лаврентий Павлович уже давно пришел в себя, прокачал ситуацию и даже успел незаметно подмигнуть мне. Мы идем смотреть первомайский концерт.

Интересно, это что политическая мода такая в двадцатом веке, переходить границу именно в воскресенье? Англичане ввели свои войска в Иран пятого мая, чем дали нам законный повод для войны.

Свежую сводку мне привезли прямо на дом в полдевятого утра. На аэрофотоснимках, переданных из Баку по фототелеграфу, были отчетливо видны колонны английской пехоты, марширующие от пирсов под косыми лучами восходящего над Ираном солнца. В принципе, из разведданных мы знали о подготовке британского вторжения и ждали его со дня на день. А в девять утра нас посетил Сам. Он прошел прямо ко мне в кабинет, грозно потрясая свежим номером «Огонька», еще пахнувшего типографской краской. Вероятно, второго числа ему доложили о нашем триумфальном посещении Дома Советской армии, но не решились красочно описать. А сегодня утром он, просматривая свежую корреспонденцию, нарвался на большое, во всю обложку, изображение дочери в откровенном вечернем платье.

— Егор, это что за стриптиз вы мне устроили в центре Москвы?

Журнал лег мне на стол сверху многочисленных документов.

— Доброе утро, Иосиф Виссарионович, — я вгляделся в обложку.

Нда, и куда цензура смотрит? Ретушеры несколько перестарались, выделяя еле заметные соски, топорщившиеся через тонкий лиф платья. Явная недоработка ведомства Берии. Или, быть может, наоборот? Четкое выполнение задания Лаврентия Павловича? Надо будет на досуге озаботиться этим вопросом. А сейчас, хочешь — не хочешь, придется оправдываться:

— На фотографии это выглядит совершенно не так, как на самом деле.

— Да как ты вообще посмел привезти мою дочь на концерт в таком платье?

Я еще раз посмотрел на обложку. Из разреза на боку был виден ажурный край нейлонового — или из чего их там делают? — чулочка на изящной ножке. Сногсшибательно выглядела моя девушка, это надо признать.

Дрыхнувшая до того Светка, разбуженная гневным голосом отца, влетела в кабинет в одной длинной ночнушке и с ходу повисла у папы на шее. Гнев Виссарионыча мгновенно утих и он, несколько раз переведя взгляд с сонного радостного Светланкиного лица на красочную обложку журнала, успокоился. Как мне показалось, у него даже появилась некоторая гордость за свою дочь.

За завтраком мы обсуждали разведсводку и вчерне планировали наши ответные действия. Ударный авиакорпус и две полноценные дивизии мотострелков уже были скрытно сосредоточены в Советском Азербайджане. Вместе с несколькими дивизионами реактивной артиллерии БМ-21 «Град» и ствольной 2С1 «Гвоздика» и 2С3 «Акация» они были готовы в любой момент отразить вражеское нападение.

Во время разговора я несколько раз поймал довольный взгляд Сталина на мою Светку, уписывающую за обе щеки яичницу на беконе.

— Ты думаешь, они решатся через горы и ущелья напасть на нас? — неожиданно спросил меня Вождь.

Я глотнул кофе, подмигнул Светланке и только потом ответил:

— Очень сомневаюсь. Они не самоубийцы. На горных перевалах мы их перещелкаем как мух. Да и сколько они всего войск введут? Пять-шесть дивизий — это максимум. Реально — не больше трех.

Сталин покивал головой больше своим мыслям, чем мне, рассеянно глядя на дочь. А потом неожиданно улыбнулся, наблюдая, как Светка вороватым движением накалывает на вилку понравившийся ей кусочек бекона в моей тарелке.

У нас с шахом старый, еще двадцать первого года, но действующий договор. В нем в пятым и шестым пунктами четко оговорено, что право вводить войска имеем только мы в случае угрозы своим южным рубежам. В понедельник наш посол вручил в Форин-офисе министру иностранных дел его величества ноту протеста с требованием немедленно вывести войска. Выдержав положенные трое суток эти гребаные англичане ответили что, мол, войска введены в связи с беспорядками на нефтепромыслах и будут немедленно выведены как только, так сразу. Знаем мы эти ваши беспорядки. Сами же их и организовывали. Откуда, как вы думаете, у местной голытьбы вдруг деньги появились? А строго ответить наглам мы не можем, иначе сорвутся все планы грядущей войны. Теперь придется делать вид, что мы смирно ждем вывода войск. Ага, как же! Раскатали губу.

Советская армия начала выдвижение к исходным рубежам. Эшелоны с людьми и техникой грузились в глубоком тылу и двигались на запад. Разгрузка проходила только ночью на оцепленных внутренними войсками полустанках или вообще прямо в чистом поле и воинские части тут же уходили в подготовленные замаскированные лагеря. Утром, при свете дня уже ничего нельзя было обнаружить. Даже следы танковых гусениц заметались специальными машинами. Случайный человек и даже не очень, не мог определить, что здесь этой ночью проходила тяжелая техника. Каждый день над районами выгрузки и сосредоточения летали наши разведчики и производили аэрофотосъемку. Тщательное анализирование снимков иногда позволяло определить, где еще требовалось усилить меры по маскировке подразделений Советской армии.

Одновременно продолжалась мощная кампания по дезинформации противника. Еще в январе по нашему отсчету времени в том мире специалисты «Шмеля» сумели выйти на штаб-квартиру Абвера и разведки СД. Нами были немедленно взяты под контроль редкие вражеские разведчики, умудрявшиеся до того как-то ускользать от нашей контрразведывательной сети. Теперь адмирал Канарис чуть ли не каждый день с удовольствием потирал руки. Информация об отвратительном положении дел в Советской армии поступала к нему регулярно. Тщательно скоординированная «деза» лилась в уши и глаза его шпионов каждый день. В наших газетах стали периодически появляться фотографии летчиков в траурных рамках. Бьются, видите ли, Сталинские соколы на своих древних этажерках. Новый советский массовый бомбардировщик Ан-2, гордо показанный на параде первого мая в окружении юрких «ишачков» с легкостью поднимал аж полторы тонны бомб. Скорость, конечно, немного маловата. Но, зато у нас их очень много! Над Красной площадью пролетело почти триста штук «Антошек» стройными колоннами. Вы когда-нибудь видели одновременно три сотни самолетов в воздухе? Очень впечатляющее зрелище! Ничуть не хуже обстояло дело с дезинформацией на флоте. В Черном море затонул старый крейсер" Коминтерн" после пожара орудийного погреба — во всяком случае, именно так было написано в Севастопольской газете на следующий день — прямо на глазах пары румынских суденышек и немецкого разведывательного судна. Прозвучало три взрыва ниже ватерлинии. Экипаж, правда, мужественно боролся до конца за спасение корабля. Но, после того как крен достиг тридцати градусов, все-таки вынужден был покинуть тонущий крейсер, не потеряв ни одного матроса. Моим аквалангистам ведь надо было потренироваться на натуре и проверить действие магнитных мин?

— Ну, хоть в этот раз ты мне скажешь хоть что-нибудь хорошее? — У высокого было плохое настроение.

— Ни хрена, — настроение неброского было ничуть не лучше, — охраняют этот институт не хуже резиденции президента. Ближе сотни метров к забору не подойти. Сразу засекут. Нужна как минимум небольшая армия.

— Совсем никак? — спросил высокий и глотнул коньяку из своего бокала.

Неброский скептически посмотрел на собеседника и тоже сделал глоток, но не выпил сразу, а сначала посмаковал.

— Есть одна зацепка, — после небольшой паузы ответил он, — Логинов тогда проболтался, что иногда, после каких-либо успехов в том мире, они всей компанией ездят в один уютный ресторанчик. Некая "Таверна у веселого Шушпанчика".

— Дурацкое название, — тут же высказался высокий.

— А тебе не все равно? — парировал человек в сером свитере и джинсах, — Так вот, я сам не поленился и съездил туда. Надо признать довольно уютное местечко и готовят не хреново. Я уже распорядился выкупить его.

— Зачем? — удивился высокий.

— Вот так и знал, что спросишь! — хмыкнул неброский, — Охрана «шмелевцев» наверняка проверяет эту таверну перед приездом начальства. Снаружи, если будем работать в лоб, даже если у нас прилично боевиков будет, пока положим спецназовцев, они подмогу успеют вызвать. И получишь ты дырку от бублика. А так, — он еще выпил немного коньяка, опять посмаковал, — внутри хватит всего несколько человек, и стволы с глушителями нормально запрячем. Пока боевики будут выбивать охрану, мы возьмем этих «шмелевцев» тепленькими. С пылу, с жару расслабленными. Я сам там буду каждый вечер сидеть. Стану, так сказать, постоянным клиентом собственного ресторана.

— Сам? — опять удивился высокий, задумался, а потом, понимая, что теряет контроль над ситуацией, спросил — Слушай, а ты меня потом не кинешь?

Неброский посмотрел презрительно на собеседника и констатировал:

— Дурак. И что я потом один буду делать со всей этой информацией? Это ведь у тебя налаженные каналы продажи новейших инноваций на запад. Да и сдать ты меня можешь в любой момент. Зелененьких у тебя раз этак в пятьдесят больше. А без них я разворачиваться слишком долго буду, несмотря на все мои связи с ГРУ. Грушники, кстати, меня-то терпят только потому, что сами в этот «Шмель» залезть не могут. Знают, что президент наложил вето на любые телодвижения в сторону проекта. Но им, все же, интересно. А ты… Мне просто делиться с тобой выгоднее, чем с другими. И постарайся все же не забывать, что это я тебя когда-то завербовал в осведомители КГБ, а потом вытащил все бумажки из архива, когда Союз накрылся.

Снаряды перемалывали стены казарм пограничников и МПД наших войск, расположенных близ границы, как картонные. Бревна летали, как спички. Артобстрел начался ровно в четыре часа воскресного утра шестнадцатого июня. Продолжался он ровно двадцать минут. Тысячи тонн снарядов рвали в клочья нашу родную советскую землю. Надо честно признать, что стреляли немцы довольно метко. Смешали цели с землей качественно. Вот только… пустые это были казармы и зимние лагеря. Потерь с нашей стороны практически не было. Ровно в десять вечера субботы началась эвакуация мирного населения внутренними войсками на двадцать — двадцать пять километров от линии фронта. Плакали женщины, ревели разбуженные солдатами дети, хмурили лица мужики, но лихорадочно грузили все самое ценное на телеги и уходили на восток.

Советская армия была одновременно поднята по тревоге в девять вечера накануне войны на всем протяжении западной границы. Во всех подразделениях были зачитаны сразу Постановление Советского правительства и приказ. В Постановлении было сказано о создании Государственного Комитета Обороны во главе с товарищем Сталиным и о передаче всей власти в стране ГКО. Приказ Верховного Главнокомандующего извещал личный состав о наступающей завтра войне и призывал воинов быть твердыми и мужественными в обороне Родины.

Немцы во многих местах заметили подозрительные действия на нашей территории, но остановить уже раскрученный маховик войны было невозможно. В два часа ночи пограничники начали покидать казармы и устраиваться в блиндажах и окопах, без особой спешки отрытых и замаскированных заранее в короткие летние ночи.

Около половины четвертого взлетели ночные разведчики Ту-2. В те же четыре ноль-ноль они уже начали фиксацию точных мест расположения вражеских батарей. Натренированные штурманы только и успевали, что щелкать кнопками дистанционных спусков затворов фотоаппаратуры. На аэрофотоснимках потом отлично были видны длинные засветки огненных языков пламени из стволов орудий.

В четыре двадцать пять вперед двинулись немецкая пехота и танки. Вот только далеко пройти не смогли. Так как большая часть границы проходила по водным рубежам, то первые же танки, въехавшие на пограничные мосты, уходили на дно вместе с взорванными пролетами. Пехота, попробовавшая форсировать реки и речушки на заранее собранных лодках, нарвалась на огонь крупнокалиберных пулеметов, тяжелые пули которых рвали тела немецких солдат в клочья. Появились первые жертвы этой Великой Войны. Там же, где немцам все-таки удавалось высадиться, ни о каком серьезном продвижении на восток они даже и не задумывались. Берег оказался густо усыпан минами на всех направлениях, где фашисты планировали прорыв нашей обороны. Попытки использования противником полевой артиллерии и минометов тут же пресекались появившимися неизвестно откуда чудовищными бронированными монстрами. Самоходные артиллерийские установки 2С3 «Акация», неделями уже дожидавшиеся своего звездного часа в неглубоких капонирах в паре километров от границы, выезжали из своих замаскированных убежищ и прямой наводкой укладывали свои 152 миллиметровые снаряды точно по целям. Тяжелый многомесячный ночной труд саперов по подготовке укрытий для техники не пропал даром. А как сложно было скоординировать в каждом конкретном случае действия по маскировке шума двигателей этих тяжелых самоходок, когда они ночами буквально на ощупь заползали в свои капониры. То пьяный якобы тракторист решит доярку покатать ночью на тракторе с оторванным глушителем (Утром наблюдатели сопредельной стороны с большим удовольствием через цейсовскую оптику фиксировали, как эти варвары вытаскивают лошадьми свалившийся в овраг трактор). То опять ночная рыбалка на этой их алюминиевой «Казанке» с подвесным двухтактным мотором, который всю рыбу в реке распугивает.

На сухопутных участках границы положение у немецких войск оказалось ничуть не лучше. Точно так же граница оказалась густо усеяна минами. Точно так же неизвестно откуда появлялись тяжелые самоходки и прямой наводкой расстреливали фашистов. Сами при этом получая только царапины на краске. Основная немецкая противотанковая артиллерия — 37-мм РаК-35/36 не могла повредить нашим самоходным орудиям никак. После первого же выстрела — в том случае если их не засекли раньше — эти игрушечные пушечки немедленно уничтожались. Немецкие танки не успевали подойти на дальность прямого выстрела, так как самоходки начинали их уничтожать с дистанции четыре километра или после первого появления из-за складок местности и естественных укрытий.

В это же самое время реактивная и ствольная артиллерия открыла огонь по подтвержденным авиаразведкой местам расположения вражеских батарей. Имея оружие значительно более высокой точности и дальности поражения, наши артиллеристы практически лишили Вермахт большей части всех приготовленных к войне стволов большого калибра. Расход снарядов и ракет был огромным, но армейских снабженцев это не очень волновало — многочисленные склады были заполнены всем необходимым. После уничтожения вражеской артиллерии огонь был перенесен на расположение штабов противника. В результате Вермахт оказался частично обезглавленным.

Первая ночь войны. Нервничал ли я тогда или нет? Конечно, нервничал! Еще как! Светку удалось уложить только в одиннадцать. Уже не один раз, за последнее время, успев подслушать разговоры о том, что завтра начнется война, она тоже была на взводе. А тут еще звонок Василия по телефону неделю назад. Лучших курсантов училища ускоренно произвели в лейтенанты и разогнали по авиаполкам. Совершенно не понимаю, как Васька попал в лучшие? Наверное, фамилия сработала.

Уложил свою любимую и поехал на Лубянку. Давно уже переименовали в площадь Дзержинского, а я привычно называю по-старому. Надо еще раз проверить готовность моих служб. Вот, казалось бы, все готово, проверено и перепроверено не один раз. Так нет же, какие-то мелочи наверняка не успели сделать. Вопреки опасениям серьезных просчетов пока не обнаружилось. В полвторого я не выдержал и, узнав у дежурного по девятому управлению, что Сталин все еще работает в своем кабинете, поехал в Кремль. Все доклады ведь пойдут в первую очередь туда. В кабинете вождя было накурено. Запах чувствовался, несмотря на открытые окна.

— А, Егор, — Верховный кивнул головой и указал мне на пустой стул возле себя за длинным столом.

Кабинет был полон. Можно подумать, что вчерашнее совещание так и не закончилось. За письменным столом Самого сидел начальник секретариата Поскребышев и отвечал на частые звонки телефонов. Доклады сыпались один за другим. Судя по всему, Сталин в эту ночь изменил своим правилам, и телефоны были переключены с приемной на кабинет. Спокойным и невозмутимым выглядел один Берия. Он не торопясь пил крепкий чай и, чуть ли не снисходительно, поглядывал на остальных через стекла своего пенсне. Нет, Лаврентий Палыч тоже волнуется, понял я, заметив, как он вслушивается в разговор Поскребышева по телефону.

— Ну, что там? — не выдержал Ворошилов, когда Александр Николаевич положил трубку.

— Все в порядке, Климент Ефремович, — улыбнулся Поскребышев, — Очередного перебежчика взяли.

— Так и воевать скоро не с кем будет, — нервно хохотнул Министр обороны, — скоро уже второй десяток беглецов от Гитлера наберется.

В двадцать минут четвертого доложился Покрышкин. Локаторы во многих местах засекли приближение большого количества немецких самолетов к нашей границе. Точно по плану работают фашисты.

Сталинские соколы в эту ночь тоже не спали. Расположение всех объектов Люфтваффе уже давно было нанесено на полетные карты советских летчиков. Первыми, пока механики грели моторы бомбардировщиков, поднялись в воздух ночные истребители-перехватчики. Целеуказания от локаторов ПВО они получали уже после взлета. Следующими на ВПП вырулили тяжело нагруженные бомбами «Тушки». Им пришлось долго разбегаться по взлетным полосам своих аэродромов, прежде чем шасси отрывались от земли. Хорошо натренированные экипажи ночников на Ту-2 нанесли удары по всем без исключения прифронтовым аэродромам противника. Часть из них, правда, оказались пустыми, так как вражеские самолеты уже успели взлететь для бомбежки нашей территории. Советских летчиков это не смутило. Уничтожению в этом случае подверглась вся инфраструктура аэродромов. Горели бензохранилища и склады боеприпасов. Полутонные бомбы оставляли глубокие воронки на взлетно-посадочных полосах. Мало кто из немецких зенитчиков успел отреагировать на неожиданный налет в первую ночь войны. Зенитные средства противника уничтожались в первую очередь. Подготовленных ночных истребителей у немцев на восточном фронте не было вообще. Они никак не могли предположить, что у Советского Союза есть бомбардировщики, оснащенные ночными прицелами и пилоты, способные на таких машинах летать. Успевшие до бомбежек взлететь враги с черно-белыми крестами на крыльях еще до пересечения линии фронта нарвались на новейшие советские истребители. Пилоты «Яков», оснащенных инфракрасными прицелами, расстреливали фашистские самолеты как на учениях. Тридцати и двадцати трех миллиметровые снаряды авиационных скорострельных пушек рвали немецкие самолеты на куски. Беспорядочно побросав бомбы неизвестно куда, иногда даже нанося какой-то урон своим войскам, бомбардировщики повернули назад. Ошибка гитлеровских генералов в оценке советской авиации дорого обошлась фашистской Германии. Семьдесят процентов или даже больше самолетов Люфтваффе на восточном фронте перестало существовать.

Значительно более сложное задание получили экипажи тяжелых дальних бомбардировщиков Ту-4. Они поднялись в воздух и пересекли границу еще до начала немецкого артобстрела нашей территории. На полетных картах была Германия. Все до одного хранилища химического оружия и химические заводы и фабрики по его производству были обозначены в качестве первоочередных целей.

После четырех часов ночи доклады посыпались без перерыва.

— Брест. Вражеская артиллерия подавлена сразу после начала артподготовки, — еле заметно улыбнувшись, сообщил Поскребышев.

— Попытка бомбардировки Киева сорвана на линии Государственной границы, — улыбка стала чуть заметней, — к городу не смог прорваться ни один немецкий самолет.

— До Витебска тоже не дошли. Сбито до сорока процентов немецких самолетов.

Доклады следовали один за другим. Напряжение в кабинете Сталина начало понемногу спадать. Лица присутствовавших, очень напряженные с вечера, постепенно разглаживались.

— Доклад из Азербайджана. Одновременный налет до трехсот пятидесяти бомбардировщиков с английскими, турецкими, французскими и итальянскими опознавательными знаками. До нефтепромыслов не долетел никто. Сбито более двухсот самолетов противника.

Улыбка на лице Александра Николаевича становилась все заметнее. Под утро этот обычно невозмутимый человек уже говорил, не переставая улыбаться во все лицо.

Немецкие войска не смогли прорвать ни один участок фронта. Везде, где было намечено их наступление, они были отброшены обратно за линию границы.

Английская эскадра шла курсом зюйд-зюйд-вест прямо на вход в Кольский залив, далеко в море обогнув полуостров Рыбачий. Сразу два разведчика Ту-2м с гермокабинами посменно кружили в полусотне километров от нее на высоте двенадцать тысяч метров. В сером небе британцы так и не заметили их. Под неярким светом полярного дня огромная эскадра выглядела очень грозно. Отличная просветленная оптика ЛОМО[38] позволяла разглядеть флот вторжения даже с такой дальности. Англичане стянули в него все свои лучшие корабли. Во главе основного ордера за корветами противолодочного охранения шел, вероятно, лучший на этот момент корабль британского военного флота — линкор «Nelson». Его четырехсот шести миллиметровые орудия главного калибра могли уничтожить любого противника на дальности до ста шестидесяти кабельтовых. Англичане пригнали линкор для уничтожения якобы многочисленных береговых батарей. Собранные со всех океанов планеты кильватерными колоннами шли линейные крейсера и их более легкие, но быстроходные, многочисленные младшие братья — тяжелые крейсера. В центре ордера находилось сразу одиннадцать пассажирских лайнеров, набитых пехотой, предназначенной для высадки на советскую землю. Все они тащили на буксире минимум по паре плашкоутов для выгрузки десанта на берег. За лайнерами шли авианосцы во главе с тяжелым «Ark Royal» и новейшим «Illustrious». Пятерка авианесущих кораблей имела на борту больше двух сотен палубных истребителей и истребителей-бомбардировщиков. Это без учета огромного количества сухопутных самолетов, упакованных в специальные ящики в трюмах и на палубах нескольких выделенных под авиацию грузовых судов, которые следовали позади основного ордера в составе группы многочисленных кораблей сопровождения. За авианосцами шлепали довольно древние — некоторые постройки конца девятнадцатого века — мониторы и канонерки. Старые, но прекрасно подходящие для разрушения береговой инфраструктуры, пока новейшие корабли будут уничтожать Северный флот Советского Союза. Все это окружало огромное количество легких крейсеров и корветов, тщательно высматривая и выслушивая несовершенными гидрофонами советские подводные лодки.

— Кузнецов доложил, — громко, так чтобы слышали все, ответил на мой вопросительный взгляд Поскребышев, — В пятидесяти пяти милях от берега с британских авианосцев начали массово взлетать самолеты.

— Операция «Полярный лис» началась, — констатировал Якубовский, а я тоскливо посмотрел на стоящий на ножках в углу кабинета выключенный телевизор. Не научились здесь еще передавать без искажений на большие расстояния видеосигнал. Да и телекамеры на разведчиках включать было нельзя. Ширина радиоканала для передачи изображения превышала шесть мегагерц. Британцы мгновенно засекли бы передатчики.

Сталин перехватил мой взгляд, усмехнулся себе в усы и сказал:

— Потом на киноэкране посмотрим.

До меня вдруг дошло, что этот, далеко уже не молодой человек, вымотан за последние дни и эту ночь до предела. Сидит со всеми вместе за одним столом, потягивает периодически свою трубочку и только иногда одним — двумя предложениями поддерживает остальных присутствующих.

— Конечно, — оживился Громыко, — зря мы, что ли в Америке столько кинокамер закупили.

Все советские производства точной механики и оптики перешли на выполнение заказов Министерства обороны еще в тридцать восьмом. Прицелы, дальномеры и армейские бинокли были нужнее кинокамер и фотоаппаратов.

А я еще раз задумался, почему наглы пошли на эту авантюру. Англичане всегда на русский север зарились. Плюс апатиты, никель, платина… Хотя с их точки зрения это никак не авантюра. Британцы же не знают о наличии у Советского Союза нового оружия. Воевать вместе, плечом к плечу, англичане с фашистами не будут. Слишком много между ними противоречий. Объединяет их только общая ненависть к усиливающемуся на глазах СССР. Боятся не успеть. С другой стороны коалиция уверена, что общими усилиями ей сейчас удастся победить нашу державу. А что будет с их точки зрения потом? Конечно война с ослабленной текущими битвами Германией. Для того чтобы для немцев эта война была на два фронта британцам и нужен плацдарм на Кольском полуострове.

Тройка шустрых «Ишачков» встретила полторы сотни британских самолетов палубной авиации точно над границей двенадцатимильной зоны территориальных вод на высоте три тысячи метров. На требование по радио покинуть советское воздушное пространство англичане никак не отреагировали. Одна короткая очередь трассирующими патронами перед носом впереди летящего самолета вызвала в ответ целый град пуль из многочисленных пулеметов калибра семь и семь миллиметра. Некоторые из них тоже были трассирующими, и через объектив кинокамеры хорошо было видно, что до «Ишачков» пулеметные очереди не дотягиваются. Оператор, грамотно работая трансфокатором,[39] перенес рамку визира камеры на циферблат большого морского хронометра, затем на карту. Шариковая ручка указала на точку чуть южнее линии, обозначающей морскую границу Советского Союза. После этого камера зафиксировала все тем же длинным эпизодом прибрежную панораму — теперь уже никто и никогда не сможет обвинить Советский Союз в неспровоцированной агрессии против англичан в нейтральных водах — и вернулась к британским палубникам, стройными порядками летевшим разведывать и бомбить Северный флот. Тройка, как их называли в Испании, «Чатос"[40] развернулась и, на глазах отрываясь от тихоходных британцев, полетела почти строго на юг. Неожиданно сверху на английскую армаду свалились два десятка небольших, но очень быстрых самолетов. Даже на глаз было заметно минимум двукратное преимущество в скорости. Пятнадцать или больше палубников,[41] рассыпаясь и чадя, посыпались вниз. Пройдя английский строй насквозь, Як-3, а это были именно они, лучшие в это время истребители мира, развернулись и начали издали поливать противника пушечным огнем, непрерывно сбивая крайних. Гордые бритты не выдержали неожиданной атаки и, беспорядочно разворачиваясь, полетели назад, под защиту корабельных зенитных автоматов. Высоко над ними показались силуэты больших четырехмоторных самолетов, летящих в том же направлении.

— Избиение младенцев, — констатировал командир торпедного катера, с борта которого велась киносъемка, и скомандовал механику, — Заводи. Будем вылавливать бедолаг. Водичка холодная. Простудятся еще, — съязвил капитан.

Все небо было усыпано белыми пятнами парашютов, точно указывающих направление на британскую эскадру.

В это время включились мощные передатчики на берегу и в двух самолетах радиоэлектронной борьбы. Они вещали один и тот же текст на всех частотах английской военной радиосвязи.

Мелодичный перезвон колокольчиков и приятный женский голос, говорящий на английском языке:

— Attention, please! Советское правительство предлагает мужественным британским морякам сдаться. Ваше буржуазное правительство обмануло вас, послав на верную смерть к Советским берегам. Сложите оружие, застопорите ход, и мы гарантируем вам жизнь.

И опять мелодичный перезвон колокольчиков и приятный женский голос:

— Attention, please!

Магнитофонная пленка, склеенная в кольцо, крутилась без перерыва…

Ту-4 не особо торопясь с крейсерской скоростью четыреста сорок километров в час летели на высоте шесть тысяч метров. У каждого самолета под плоскостями между моторами были подвешены две модернизированные крылатые ракеты П-15М «Термит». От таких же ракет морского и сухопутного базирования они отличались отсутствием стартового ускорителя и уже развернутыми трапециевидными крыльями. На дальности двадцать километров от противника штурмана запускали аппаратуру предстартового контроля. Долетая до дистанции пятнадцать километров, ракеты отцеплялись. Их двигатели автоматически запускались. Скорость на снижении достигала почти скорости звука. На высоте каких-то тридцати метров над поверхностью моря ракеты летели управляемые штурманами-операторами до включения радиолокационных головок самонаведения где-то за две тысячи метров до хорошо видимых с высоты целей. Там «Термиты» еще снижались до каких-то двух — трех метров, первым зарядом гарантированно пробивали любой, даже хорошо бронированный борт и взрывались внутри корабля. Детонировавшие вместе со вторым зарядом полтонны не отработавшего ракетного горючего ТГ-02 и окислителя АК-20К рвали переборки и днище как бумагу. На эсминец хватало одной — двух ракет. Легкому крейсеру — четырех. Подводные лодки, не успевшие погрузиться, вполне обходились одной. А вот на линкор «Nelson», красу и гордость английского флота, пришлось потратить целых восемь «Термитов». Иногда системы самонаведения сбивались и ракеты поворачивали на безоружные лайнеры и авианосцы. В этом случае штурманы-операторы успевали в последний момент нажать пресловутую красную кнопку, вызывая самоподрыв БЧ.[42] Шесть единиц дорогостоящего оружия было уничтожено, чтобы не допустить неоправданных жертв. Бомбардировщики поочередно спокойно освобождались от своего смертоносного груза и, не заходя в зону действия зенитных средств вражеской эскадры, поворачивали на полуостров Рыбачий заправляться горючим и подвешивать новые ракеты. На все про все на земле уходило полчаса. Экипажи, тоже плотно заправившиеся стартовым пайком, успели сделать по два вылета, когда британцы капитулировали. Пассажирские лайнеры, многочисленные суда сопровождения и несколько оставшихся эсминцев спустили флаги, продолжая подбирать спасающихся на подручных средствах моряков с затонувших кораблей. Ускользнуть сумели только три подводные лодки, чьи командиры вовремя отдали команду на погружение.

— В Баренцевом море все идет по плану, — продублировал доклад Командующего Флотом Советского Союза Поскребышев, — На Черном море к нашим берегам также идут корабли противника.

— Операция «Лермонтов» — сказал что-то записывающий в свой пухлый блокнот Якубовский.

Двадцать четыре ракетоносителя Ту-4, восемнадцать ракетных катеров и восемь эсминцев все с теми же «Термитами», — подумал я, — и еще сорок семь «Рубежей"[43] в резерве. Все это при поддержке четырех полков истребителей. Не пройдут. Сделано все возможное, чтобы не тратить наш самый ценный ресурс — человеческий.

— Андрей Андреевич, в приемной Министерства Иностранных Дел собралось много иностранных послов, — обратился Поскребышев к Громыко в полшестого утра.

— Уже иду, — отозвался тот и посмотрел на меня.

— Да там два взвода уже с вечера ожидают, — ответил я на не заданный вслух вопрос. Интернировать послов противника будем прямо в МИДе.

Сталин посмотрел на всех присутствующих. У многих, особенно из тех, кто был постарше, глаза были красные, вид очень уставший. Вождь решительно поднялся.

— Все, товарищи. Давайте расходиться. Война завтра не кончится, а впереди у нас еще очень много важных дел.

— А как же наступление? — не выдержал все тот же замминистра обороны Якубовский.

— У нас есть начальник Генштаба Василевский. Ему было приказано спать до пяти часов утра. А он товарищ ответственный. Вот пусть теперь и контролирует реализацию всех планов.

Сталин посмотрел на Поскребышева.

— Александр Николаевич, распорядитесь о переключении всех линий связи на Генеральный штаб и тоже идите отдыхать.

От Боровицких ворот Кремля быстро разъезжались машины членов ГКО по всему центру Москвы. Улицы просыпающейся столицы были еще пусты. Я включил радио. Стандартное пикание — шесть часов утра.

Новый гимн нашей державы. Очень вовремя. И низкий голос Левитана:

— Сообщение Советского правительства. Сегодня шестнадцатого июня тысяча девятьсот сорокового года в четыре часа утра немецко-фашистские войска без объявления войны попытались перейти границу Советского Союза на всем протяжении наших западных рубежей. В ожесточенных боях атаки противника были отбиты доблестной Советской армией, как на земле, так и в воздухе. Бои продолжаются. На Баренцевом и Черном морях крупные соединения британских, германских, итальянских, турецких, румынских и болгарских кораблей пытаются прорваться к нашим берегам. Советские летчики и моряки не позволяют им этого. Всюду враги несут огромные потери. В двенадцать часов дня ожидается выступление товарища Сталина на Центральном телевидении Советского Союза.

Так, в сообщении о французах ничего не говорится. Значит, де Голлю и его сторонникам удалось. Нет, конечно, не остановить французский флот, а только чуть-чуть задержать его. Увидев, как идут на дно вырвавшиеся вперед корабли других стран коалиции, французские адмиралы, я думаю, догадаются повернуть обратно.

В холле на первом этаже моего дома дежурил усиленный наряд милиции и оперативники девятого управления. Война. А в этом доме были квартиры многих руководящих работников страны. Открыв дверь своим ключом, я махнул рукой вскочившему со своего стула в прихожей дежурному ординарцу. Первым делом заглянуть в комнату любимой. Светланка спала, разметав свои темные волосы по подушке и тихо посапывая носиком. Я поправил сползшее тонкое одеяло и ушел на кухню. Большая чашка ароматной арабики и несколько толстых бутербродов с копченой колбасой и сыром ощутимо улучшили мое самочувствие. Запершись в кабинете, я включил приемник, надел стереонаушники и поскреб по пюпитру для документов. Выкрашенный в белый цвет он служил отличным микрофоном для той стороны. Обменяться мнениями с полковником Коганом мне сейчас остро необходимо.

Тяжелая неделя. Очень тяжелая. Хотя все началось с утра в среду, но насыщена она была как полмесяца, что прошли там с начала войны. Оторваться от мониторов было невозможно. Свежие съемки фронтовых кинооператоров постоянно крутились по телевидению и, для точного анализа обстановки, в Генеральном штабе того мира. Посмотреть все, с учетом быстрее текущего там времени, было просто невозможно. Каждый выборочно просматривал, что хотел, затем обменивались мнениями и потом вместе смотрели самые захватывающие эпизоды. Ночные кадры начала войны на континенте особого впечатления не произвели. Стрельба, яркие вспышки взрывов в ночной тьме, длинные цветные цепочки трассеров выглядели красиво, но как-то беспорядочно. Другое дело смонтированный еще в том мире фильм об уничтожении британского флота. Да еще и операторы там попались явно не из худших. Вид сверху и немного сбоку на огромную армаду кораблей внушал какой-то мистический ужас. Сначала панорама с длинными тенями от висящего где-то сзади солнца и долгое планирование вниз, к бронированному монстру. Камера плавно наплывала на громадный линкор и, кажется, заглядывала в жерло огромного орудия. Опять общий план, и наплыв на авианосцы. Самолеты взлетают и по очереди пристраиваются к лидерам. Вот уже они в стройных построениях уходят на юг к солнцу, как перелетные птицы. Возвращение палубной авиации выглядело менее впечатляющим. Самолеты англичан, их теперь было значительно меньше, прижались друг к другу, пытаясь огнем своих многочисленных, но неэффективных пулеметов отогнать снующие вокруг пары «Яков». А те, казалось, играя, как обучаемые волчата в стае во время охоты, подскакивали к британцам и огнем своих пушек «отгрызали» один за другим палубники от тающего на глазах сомкнутого строя британцев. При приближении воздушного боя к эскадре наши истребители чтобы не попасть под зенитный огонь с кораблей развернулись, набрали высоту и пристроились в качестве почетного эскорта к огромным четырехмоторным бомбардировщикам Ту-4. Те поочередно сбрасывали крылатые ракеты. «Термиты», как выкинутые из гнезда птенцы, сначала падали вниз, затем врубали двигатели. На глазах набирая огромную скорость, ракеты снижались к самой поверхности воды и, повиливая, как щенки хвостиками, направлялись к огромным кораблям. Взрывы в момент контакта были, вроде бы, не очень мощными, но результат поражал. У эсминцев иногда вспухала и лопалась как мыльный пузырь палуба. Корветы вообще переламывались пополам. Картина была просто фантастическая и завораживающая. Взрывы, огонь, тысячи человеческих тел в воде.

— А ведь проект «Шмель» можно считать окупившимся. Если Голливуду показать махонькие кусочки наших записей, то они миллиарды не пожалеют за все содержимое наших винчестеров, — прокомментировал Дима.

— Да уж, — не отрываясь от экрана, подтвердил Николай, — съемки с натуры и с отличным качеством.

Запись выступления Сталина руководство проекта тоже смотрело вместе.

Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!

Сегодня ночью немецко-фашистские войска вероломно, без объявления войны напали на нашу Родину — Советский Союз. Вмести с ними на нас ополчились буржуазные Англия, Франция, Италия, Румыния, Турция, Болгария.

Доблестные Советская армия и Советский флот нигде не пропустили противника на нашу территорию. В ожесточенных боях атаки противника были отбиты, как на земле, в воздухе, так и на море. Бои продолжаются.

Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии — если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение более полугода и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

Что выиграла и проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Ничего не выиграла! Она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Советской армии в войне с фашистской Германией.

Почему вместе с фашистской Германией на нас напали буржуазные Англия, Франция и их многочисленные приспешники? Потому, что они боятся нас. Боятся растущей на глазах научной, технической, культурной мощи Советского Союза.

Вот почему вся наша доблестная армия, весь наш доблестный военно-морской флот, все наши летчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии, Англии и Франции клеймят вероломные действия германских фашистов, английских империалистов и сочувственно относятся к Советскому правительству, одобряют поведение Советского правительства.

Прежде всего, необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток, многочисленен и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу.

Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе и самоотверженно шли на нашу освободительную войну против фашистских поработителей. Великий Ленин, создавший наше государство, говорил, что основным качеством советских людей должно быть храбрость, отвага, незнание страха в борьбе, готовность биться вместе с народом против врагов нашей Родины. Необходимо, чтобы это великолепное качество большевика стало достоянием миллионов и миллионов Советской армии, нашего Советского флота и всех народов Советского Союза.

Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага. Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм и английский империализм неукротимы в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине, обеспечившей всем трудящимся свободный труд и благосостояние. Народы Советского Союза должны подняться на защиту своих прав, своей земли против врага.

Советская армия, Советский флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь Советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.

Мы должны организовать всестороннюю помощь Советской армии, обеспечить усиленное пополнение ее рядов, обеспечить ее снабжение всем необходимым, организовать быстрое продвижение транспортов с войсками и военными грузами, широкую помощь раненым.

Мы должны укрепить тыл Советской армии, подчинив интересам этого дела всю свою работу, обеспечить усиленную работу всех предприятий, производить больше винтовок, пулеметов, орудий, патронов, снарядов, самолетов, организовать охрану заводов, электростанций, телефонной и телеграфной связи, наладить местную противовоздушную оборону.

Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие нашим истребительным батальонам. Нужно иметь в виду, что враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов. Нужно учитывать все это и не поддаваться на провокации. Нужно немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица.

Войну с фашистской Германией, с английским империализмом и их приспешниками нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Эта война сорвала маски с профашистского руководства Британии и Франции в лице Чемберлена и Даладье. Целью этой всенародной войны против фашистских угнетателей и британских империалистов является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом фашизма-империализма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице свободолюбивых народов всего мира, в том числе в лице германского народа, порабощенного гитлеровскими заправилами. Наша война за свободу нашего Отечества сольется с борьбой народов всего мира за их независимость, за их свободу. Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу, против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера и армий его прихвостней. Товарищи! Наши силы неисчислимы. Зазнавшиеся враги должны будут очень скоро убедиться в этом. Вместе с Советской армией поднимаются многие тысячи рабочих, колхозников, интеллигенции на войну с напавшим врагом. Поднимутся миллионные массы нашего народа.

В то же время нельзя забывать, что в этой войне классовые границы совпадают с государственными. В испуге от успехов Советского Союза в деле улучшения жизни трудящихся буржуазия фашистских и профашистских стран усиленной эксплуатацией колоний и обещаниями прибылей от завоеваний во многом купила свои эксплуатируемые классы и оболванила их длительной пропагандой против СССР, лишив истинных целей. Теперь перед нами враги, не разделённые на классы, единые в своём порыве уничтожить Советский Союз и наши свободные народы. Классовое сознание там проснётся только перед неминуемым разгромом. А до того надо помнить, что враг в военной форме должен быть уничтожен или пленён.

В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина-Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Советской армии и Советского флота, для разгрома врага, для победы.

Все наши силы — на поддержку нашей героической Советской армии, нашего славного Советского флота! Освободим мир от опасности фашизма!

Сразу после выступления Сталина по телевидению и радио прозвучала несколько странная фраза голосом Левитана:

— Над Москвой светит ясное солнце.

А затем зазвучала еще не слышанная в том мире песня.