"Перекресток дальних дорог (сборник)" - читать интересную книгу автора (Михановский Владимир)

Глава вторая Тайна

— Папа, а что ты знаешь об Аполлоне? — спросил Коля вечером.

— Видишь ли, Аполлон — в некотором роде историческая реликвия, — начал отец, усаживаясь поудобнее. — Он, можно сказать, родоначальник всего современного поколения белковых. Да, этому несуразному и неуклюжему роботу мы в значительной мере обязаны тем, что нынешние белковые стали самыми верными и разумными помощниками человека.

— А как ты считаешь… Он еще долго будет жить?

— Да, он может существовать еще достаточно долго, хоть столетие. Ведь его белковая основа отличается особой прочностью. Но полноценным роботом его уже не назовешь. Мне кажется, что разум сейчас в чем-то сродни разуму малого ребенка.

— Папа, — спросил Коля, — а как он мог узнать мою фамилию? Днем я встретил его в порту, он назвал меня по фамилии.

— Не знаю, — пожал плечами отец. — Скорее всего он ее услышал от кого-то из ребят, когда вы шли по улице.

Коля покачал головой.

— Может быть… А откуда у нас вообще такая фамилия — Искра?

— Происхождение фамилии всегда очень сложный вопрос, — усмехнулся отец. — Правда, что касается нашей, тут у меня есть собственная гипотеза. Говорят, был у нас в роду предок, который совершил подвиг. Не знаю подробностей, только слышал, что этот человек, рискуя собственной жизнью, спас какую-то необычайно ценную биосистему, выращенную в Зеленом городке.

— Когда это было?

— В начале XXI века.

— Ого, три столетия прошло! — воскликнул Коля, произведя в уме несложный подсчет. — А как его звали?

— Говорят, как и тебя, Николай. Спасая биосистему, он серьезно повредил себе позвоночник и еле выжил. Детали, повторяю, до нас не дошли. Но я подумал: его жизнь тогда тлела словно искра. Отсюда и могла возникнуть наша фамилия.

— А может, наша фамилия оттого, что его смелый поступок был как искра в ночи? — сонным уже голосом проговорил Коля.

Память робота отлична от памяти человека.

Человек, как известно, лучше всего запоминает впечатления детства, причем самого раннего. С годами память слабеет, и подчас пожилому человеку вспомнить то, что было вчера, труднее, чем то, что случилось с ним давно, десятки лет назад.

У Аполлона все было иначе.

Он лучше запоминал недавние события. Наоборот, то, что происходило давно, понемногу как бы выветривалось из его памяти, исчезало, таяло, и сознание этого было невыносимо.

Робот чувствовал, что его внезапный интерес к маленькому Искре был связан с каким-то очень давним, изначальным событием, память о котором была погребена под толщей столетий.

И Аполлон решил любым усилием воли, пусть самым неимоверным, восстановить этот участок своей памяти.

Однажды он увидел, как из двери одного из домов вышел старший Искра. Значит, Коля тоже жил здесь! Робот стал ждать. И дождался — Коля тоже вышел из дома.

— Аполлон!.. — В голосе мальчика радость была смешана с тревогой.

Робот шагнул к нему.

— Как ты нашел дом, где я живу?

— Сам не знаю… Но разве это важно? Здравствуй, Искра! — пророкотал робот.

— Здравствуй.

Минуту они шли в молчании.

Коля с некоторой опаской поглядывал на робота.

— Почему ты меня преследуешь, Аполлон? — строго спросил Коля. — Дел у тебя, что ли, других нет?

— Не опасайся меня, Искра. Я твой друг.

С этими словами робот сделал шаг к Коле, но тот успел отскочить в сторону.

Теперь Аполлон показался ему грозным: кустик антенны на макушке, хотя и помятый, начал вращаться, щупальца-клешни протянулись в сторону мальчика.

Коля нырнул под щупальца, ловко вспрыгнул на движущуюся ленту и помчался в сторону гавани, не оглядываясь.

Несколько дней робот ему не встречался. Похоже, он не искал больше с ним встречи, не преследовал его.

— Папа, почему в мире существует такая несправедливость? — спросил однажды Коля у отца. — Белковые серии Аполлона могут существовать по 300 — 400 лет, а человек едва дотягивает до полутораста.

— Почему несправедливость? Вон бабочка-однодневка — живет только сутки, и то не жалуется, — пошутил отец.

— Я серьезно.

— А серьезно, здесь нет никакой несправедливости. В старину говорили, что срок жизни каждой живой твари отмерен богом. Мы с тобой знаем, что это чепуха.

— Конечно, чепуха. Но у каждого живого существа имеется определенный срок жизни…

— И он определяется эволюцией, биологическими законами, которые так же объективны, как закон всемирного притяжения Ньютона. Каждое существо должно полностью реализовать то, что заложено в нем генетически, завершить свой цикл, свой круг бытия… Этим и определяется срок жизни. Я понятно говорю? — спохватился отец.

— Понятно.

— Об этом хорошо сказано в книге Карпоносова.

— Знаменитого конструктора-воспитателя биологических систем? Мы будем изучать ее в будущем году.

Отец покачал головой.

— Я имею в виду не учебник, а его книгу размышлений.

— Размышлений? О чем?

— О том, что волнует и тебя, и меня, и весь род человеческий. О жизни. О бесконечной спирали познания Вселенной… — И, закрыв глаза, отец медленно прочел: — «На неторной тропе, на чужом перевале, на каком-то витке бесконечной спирали на мгновенье помедлю и, пот вытирая, мир окрестный окину от края до края. Неподкупные реют в тумане вершины, уступают уступы, сбегая в долины, где над чудом конструкций, раскинувшись ало, заурядный закат золотится устало. Не пришелец я здесь, безъязык и безвластен! Приручаемый космос, к тебе я причастен. И в полях пожелтелых, где ветер да птицы, есть и мой колосок чистопробной пшеницы. И уйду я в туман, не боясь, не печалясь, отирая со лба вековую усталость, чтобы вынырнуть снова, прорезавши дали, на каком-то витке бесконечной спирали». Понимаешь, сын: бессмертие человека — в его делах, — добавил отец после паузы.

— Хотел бы я с ним встретиться и поговорить, — задумчиво произнес Коля.

— С кем? — не понял отец.

— С Иваном Михайловичем Карпоносовым.

Как-то, когда обычно ветры немного приутихли, ребята собрались в гавани, и Коля, признанный вожак, предложил пойти искупаться на дальний пляж. Предложение было охотно принято.

Идти на пляж решено было кратчайшим путем — через старую часть порта.

Погрузившись в свои мысли, Коля шел позади остальных. Внезапно, повинуясь необъяснимому импульсу, он обернулся: за ним ковылял Аполлон. Он двигался кратчайшим путем прямо к Коле, не обращая, как всегда, внимания на остальных.

— Искра… Искра, — явственно пророкотал Аполлон.

Услышав его голос, ребята остановились.

Посыпались шутки:

— Ископаемое пожаловало!

— Твой дружок, Колька!

— Эй, Аполлон, а где бананы?

Не реагируя на реплики, робот приближался к Коле. И мальчик испугался.

Неожиданно для себя Коля нагнулся, поднял голыш и швырнул его в Аполлона. Камень просвистел мимо, робот даже шаг не замедлил. Только выпуклые допотопные фотоэлементы блеснули на солнце.

Следующий бросок Коли оказался более метким: камень попал в чувствительное сплетение. Как бы защищаясь, Аполлон вскинул вверх клешневидные щупальца. Затем замедлил шаг и приостановился на месте.

Кто-то заметил:

— Зря ты это.

— Пусть не гоняется за мной! Что ему нужно? — выкрикнул Коля, и злые слезы навернулись на его глаза.

Притихшие ребята двинулись дальше, изредка оглядываясь на неподвижную фигуру, похожую на какую-то нелепую статую.

Аполлон замер на месте: внезапный удар камнем погрузил его в пучину воспоминаний.

…Первый его полет в открытый космос! Он юн, и мышцы его эластичны. Завязать узлом стальную двутавровую балку для Аполлона не составляет никакого труда.

Корабль в свободном полете. День за днем, месяц за месяцем трудятся с полной выкладкой фотонные дюзы, но рисунок окрестных созвездий почти не меняется. Вокруг одно и то же: безбрежная космическая пустота.

Конечно, не обладай Аполлон эмоциями, он переносил бы полет спокойно: разве жалуется машина на однообразную дорогу? Но Аполлона терзало чувство тоски по Земле, и это было мучительно. Хотелось действовать, дремлющие силы искали выхода.

Однажды, когда робот сверял звездную лоцию, прозвучал резкий удар гонга. Это был сигнал чрезвычайной опасности. Аполлон, как положено по инструкции, бросил взгляд на обзорный экран и ужаснулся: на внешней обшивке корабля то здесь, то там вскипали фонтанчики. Метеоритная бомбардировка!

Что ж, такая ситуация многократно проигрывалась его воспитателями еще там, в Зеленом. Выслушав капитана, Аполлон сделал все, что положено: проверил противометеоритную защиту, увеличил до предельной мощности экранирующие поля. Град, однако, не утихает. Может, это мальчишка кидает в него камни?..

Античастицы! Он бросается к внутреннему экрану. Здесь сводится воедино информация о множестве отсеков корабля — необходимо за считанные секунды скоординировать действия экипажа. С калейдоскопической быстротой на экране сменяются двигательный, астрофизический, оранжерейный, жилой и прочие отсеки. И тут же экран тускнеет, картины смазываются, отодвигаются, пропадают в тумане…

Работа мысли опустошила Аполлона. Когда он пришел в себя и огляделся, ребят и в помине не было, хотя красочные картины, промелькнувшие в памяти, заняли всего несколько минут.