"Воспоминания, сновидения, размышления" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

Пока мне так мало известно о реальных вещах, нет смысла, решил я, о них
задумываться. Одно дело - фантазии, и совсем другое - настоящие знания.
Родители позволили мне выписать научный журнал, и я читал его с увлечением.
Я отыскивал и собирал юрские окаменелости, различные минералы, а кроме того
- насекомых, кости людей и мамонтов: первые - из общей могилы под Хенингеном
(1811), вторые - на раскопках в рейнской долине. Растения меня тоже
интересовали, но с научной точки зрения. Я был убежден - не знаю, почему, -
что их не следует срывать и засушивать. Для меня они, пока росли и цвели,
были живыми существами, в них таился некий скрытый смысл, некая Божья мысль.
За ними следовало наблюдать с трепетом и философской любознательностью.
Биолог мог бы рассказать о них много интересного, но для меня это
существенного значения не имело. Что же на самом деле существенно - мне было
не вполне ясно. Как они, растения, связаны с христианской верой или с
отрицанием мировой воли, для меня было непостижимо. Они, очевидно,
находились в Божественном неведении, которое лучше не нарушать. Насекомые,
по контрасту, были "неестественными" растениями: цветами и плодами, которые
позволили себе ползать в разные стороны на лапках-ходулях, летать на
крыльях, похожих на листья, и грабить растения. За эту незаконную
деятельность они были приговорены к массовому уничтожению вроде карательных
экспедиций по истреблению майских жуков и гусениц. Мое "сострадание ко всем
Божьим тварям" распространялось исключительно на теплокровных животных.
Только к лягушкам и жабам я питал некоторую слабость из-за их сходства с
людьми.


Студенческие годы

Растущее с каждым днем увлечение естественнонаучными занятиями не
заставило меня окончательно забыть о моих философах. Временами я возвращался
к ним. Выбор профессии был пугающе близок. Я с нетерпением ждал окончания
школы. Конечно, я поступлю в университет и буду изучать естественные науки -
мне хотелось каких-то реальных знаний. Но как только я склонялся к такому
решению, меня начинали одолевать сомнения: может, все же имеет смысл
обратиться к истории и философии? - В те дни я вновь с головой ушел во все
египетское и вавилонское и больше всего на свете хотел стать археологом. Но
у нас не было денег, и учиться где-нибудь кроме Базеля я не мог. В Базеле же
некому было учить меня археологии. Так что от этого плана очень скоро
пришлось отказаться. Я слишком долго колебался, и отец уже начал
беспокоиться. Однажды он сказал: "Мальчик интересуется всем, чем только
можно, и не знает, чего хочет". Пришлось признать, что он прав. Близились
вступительные экзамены, и нужно было определиться, на какой факультет
поступать. Недолго думая, я объявил: "Естественные науки", предпочитая
оставить моих школьных товарищей в сомнениях относительно моих намерений.
Мое внезапное, на первый взгляд, решение имело свою предысторию. За
несколько недель до этого, как раз в то время, когда, раздираемый
противоречиями, я не мог сделать выбор, мне приснился сон: Я увидел себя в
темном лесу, недалеко от Рейна. Подойдя к небольшому холму (это был
могильный холм), я начал копать и с изумлением обнаружил останки какого-то
доисторического животного. Это меня необычайно заинтересовало, и тогда мне
стало ясно: я должен изучать природу, должен изучать мир, в котором мы