"Воспоминания, сновидения, размышления" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

смущался, не зная, как с ней говорить. Запинаясь, я начал объяснять, что
приехал сюда на несколько дней отдохнуть, что учусь в гимназии в Базеле и
хочу потом поступить в университет. Когда я говорил, мною овладело странное
чувство "предопределенности" этой встречи. "Она появилась именно в этот
момент, - думал я про себя, - и идет со мной так естественно, как будто мы
принадлежим друг другу". Взглянув в ее сторону, я увидел на ее лице смесь
испуга и восхищения и смутился. Неужели это судьба? Или наша встреча -
простая случайность? Крестьянская девушка - возможно ли это? Она католичка,
но, может быть, посещает того самого духовника, с которым подружился мой
отец? Она понятия не имеет, кто я, и мы, конечно, не сможем беседовать с ней
о Шопенгауэре и отрицании Воли. Но ведь в ней нет ничего зловещего. Может
быть, ее духовник не похож на того иезуита - моего "черного человека". И все
же я не мог открыть ей, что мой отец - лютеранский пастор, это могло ее
испугать или смутить. А говорить с ней о философии или дьяволе, который
значит гораздо больше, чем Фауст, хотя Гете и сделал из него простака, -
было совершенно невозможно. Она ведь еще обитает в уже далекой от меня
счастливой стране неведения, тогда как я уже познал реальность, во всей ее
жестокости и великолепии. По силам ли ей такое вынести! Между нами стояла
непроницаемая стена.
Несколько огорченный я направил беседу в менее опасное русло: идет ли
она в Захсельн, согласна ли, что погода чудесная и пейзаж прекрасен и т. д.
На первый взгляд эта случайная встреча не могла иметь никакого
значения, но внутренний смысл ее был таков, что я размышлял о ней много
дней, и она навсегда осталась в моей памяти. В то время я был еще в том
детском состоянии, когда жизнь состоит из отдельных, разобщенных
впечатлений. Как мог я угадать нити судьбы, связавшие брата Клауса и
хорошенькую девушку?

Все это время меня раздирали противоречивые мысли. Во-первых,
Шопенгауэр и христианство никак не складывались в единое целое, во-вторых,
мой "номер 1" желал освободиться от тягостной меланхолии "номера 2", тогда
как "второму" бывало тяжело вспоминать о "первом". Из этого противоборства и
возникла моя первая систематическая фантазия. Она развивалась постепенно, и
у истоков ее, насколько я помню, стояло впечатление, глубоко меня
взволновавшее.
Однажды северо-западный ветер поднял на Рейне волны. Я шел в школу
вдоль реки и внезапно увидел приближающийся с севера корабль, нижний парус
его главной мачты развевался по ветру. Это было нечто совершенно новое для
меня - парусный корабль на Рейне! Мое воображение расправило крылья. Если бы
не было этой бурной реки, а весь Эльзас превратился в озеро, У нас были бы
парусники и большие пароходы. Базель стал бы портовым городом, и вся наша
жизнь походила бы на жизнь у моря. Тогда все выглядело бы иначе - наша жизнь
проходила бы в другом времени и другом мире, где нет гимназии, нет долгого
пути в школу. Себя в этом мире я видел уже взрослым, самостоятельным
человеком. Над озером поднимался бы скалистый холм, соединенный с берегом
узким перешейком, который пересекал бы широкий канал с деревянным мостом,
ведущим к воротам с башнями по бокам. За воротами открывался бы маленький
средневековый город с домами, разбросанными на склонах холма. На скале
возвышался бы хорошо укрепленный замок с высокой сторожевой башней - это мой
дом. Он не блистал роскошью - этот небольшой дом с маленькими, обшитыми