"Нефритовые глаза" - читать интересную книгу автора (Гилл Уильям)ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ– Угадайте, что? Вам прислали еще цветы, миссис Феллоус! – радостно объявила медсестра, входя к Фрэнсис в палату. Она проворно очистила часть стола, уже уставленного многочисленными букетами, и гордо поставила корзину с белоснежными лилиями. Любуясь своей работой и этими нежными цветами, медсестра отколола от атласной ленточки визитную карточку и громко прочитала: – „От твоего мужа, который всегда будет любить тебя". – Это так романтично! – щебетала она, подходя к Фрэнсис, чтобы проверить пульс. – Мистер Малон придет еще раз обследовать вас, но сегодня ночью вы спали намного лучше. Я обязательно сообщу ему об этом и думаю, что еще до полудня он выпишет вас домой. – Это было бы прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Я действительно чувствую себя сегодня намного лучше. Вчера ее привезли в больницу и тут же, сделав соответствующее обследование, поставили диагноз: „сотрясение головного мозга". Ночью ее несколько раз будили, чтобы убедиться, не потеряла ли она сознание. Если не считать ужасного кровоподтека на лице, она чувствовала себя прекрасно. Ей очень хотелось домой, чтобы увидеть Питера, которого Норман вчера забрал из больницы, после того как врач осмотрел его и нашел абсолютно здоровым. Фрэнсис бросила взгляд на цветы. В нагретом воздухе комнаты их аромат становился просто удушающим. – Дороти, пожалуйста, оставь только лилии и азалии, а все остальные цветы унеси из комнаты, – попросила Фрэнсис. – Я сейчас пришлю кого-нибудь, миссис Феллоус. Боюсь, у меня нет времени сделать это самой, – ответила медсестра. Как только Фрэнсис осталась одна, она собрала все карточки, присланные вместе с цветами, и вынесла все это буйное великолепие в коридор, аккуратно расставив цветы вдоль стены. Вернувшись в комнату, она лишь успела расправить лилии и азалии, красовавшиеся на столе, как послышался стук в дверь. Испугавшись, что это может быть врач, Фрэнсис быстро нырнула в постель. – Войдите, – крикнула она. Дверь отворилась, и вошел Норман. Он поцеловал жену, а затем протянул ей огромный букет роз. – Рад видеть, что тебе лучше. Вчера ты страшно напугала меня, – с нежностью в голосе сказал он. – А ты заставляешь меня чувствовать себя кинозвездой, присылая эти восхитительные букеты цветов, – улыбнулась Фрэнсис. – Да, я видел целую оранжерею в коридоре, – рассмеялся Норман. – Все страшно беспокоятся о тебе. Фрэнсис протянула мужу розы. – Будь добр, дорогой, поставь их вместе с остальными. Азалии прислали Мейджоры, и я подумала, что тебе будет приятно видеть эти цветы. – С любовью от Джона и Нормы, – громко прочитал он, разглядывая пышный букет. – Не всякий может позволить себе купить цветы на Даунинг-стрит, – после небольшой паузы прибавил он. Еще много лет назад Фрэнсис заметила, что общественное положение было в некотором роде самым важным для ее мужа, с годами эта слабость стала проявляться все более отчетливо. – Как Питер? – спросила она, делая вид, что не обратила внимания на его замечание. – Очень хорошо. Евгения продолжает его баловать, а я собираюсь уже завтра отправить его в школу. Если ты не хочешь, чтобы он зря болтался дома, я могу заехать за ним по дороге в Свентон и отвезти его в школу прямо сейчас. Фрэнсис почувствовала скрытую критику и неодобрение в словах мужа. Норман всегда считал, что она и Евгения чересчур пекутся о Питере. – Я думаю, нет никакой разницы, сегодня или завтра. Поступай так, как тебе удобнее, – ответила Фрэнсис. – Перед тем, как прийти сюда, я звонил Миранде и предупредил, что тебя сегодня не будет, но не сказал, почему. Как всегда, Норман поступил правильно, подумала Фрэнсис. Если сказать Миранде всю правду, она замучает телефонными звонками, а своим любопытством и заботой может довести до белого каления. – По дороге к тебе я встретил мистера Малона, – продолжал Норман. – Он сказал, что зайдет и осмотрит тебя. Но поскольку эта ночь прошла хорошо, он считает, что нет смысла задерживать тебя здесь. Я уже договорился, за тобой приедет машина и отвезет домой. Она, должно быть, уже ждет внизу. – В таком случае, мне надо одеваться, – радостно воскликнула Фрэнсис, отбрасывая в сторону одеяло. Норман бросил взгляд на часы. – В коридоре ждет полицейский, он хочет поговорить с тобой. Почему бы тебе не принять его сейчас? Тогда я смогу присутствовать при разговоре. И ты будешь себя более спокойно чувствовать. Как всегда, трудно было сказать, чем руководствовался Норман, давая этот совет: искренним беспокойством о жене или собственной выгодой. Фрэнсис ничего не ответила, и Норман распахнул дверь. – Моя жена хочет видеть вас сейчас, инспектор, – сказал он, жестом приглашая посетителя в комнату. – Доброе утро, миссис Феллоус. Я инспектор Лукас, – вежливо поздоровался мужчина. – Рад видеть, что вам лучше. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, если не возражаете. – Нет, нисколько, – ответила Фрэнсис. – Садитесь, пожалуйста. Инспектор Лукас открыл маленькую записную книжечку и положил ее к себе на колени. – У нас есть показания вашего сына, и они стали бы более содержательными, если бы вы поделились своими воспоминаниями о случившемся, – обратился инспектор к Фрэнсис. – Мы ехали за город, там должны были встретиться с мужем, а по дороге Питер уговорил меня зайти на Спайтелфилдскую ярмарку. Он узнал, что там открылся специальный трек, и захотел испробовать свои новые роликовые коньки. Мы пробыли на ярмарке где-то около получаса. А когда, уже возвращаясь оттуда, подходили к моей машине, откуда ни возьмись появился белый фургон. Из него вышли двое мужчин и напали на нас. – Кроме цвета, вы что-нибудь еще можете сказать о фургоне? – Нет. – Опишите, пожалуйста, мужчин. Вы видели их лица? – Я не разглядывала их, инспектор. Могу лишь сказать, что они оба среднего телосложения, один чуть выше. Первый был одет в голубой спортивный костюм, а второй в джинсы и черную кожаную куртку. Им где-то около тридцати. У обоих каштановые волосы, но вот описать их лица, боюсь, не смогу. Не думаю, что узнала бы их, если бы снова встретила. – Они говорили с вами? – Нет. Перед тем, как потерять сознание, я предлагала им деньги, но они ничего не ответили. Инспектор оторвал взгляд от своей записной книжки и внимательно посмотрел на Фрэнсис. – А вы видели другого мужчину, что пришел вам на помощь? Фрэнсис отрицательно покачала головой. – Я лишь слышала его голос, но очень слабо, неотчетливо, откуда-то издалека, а потом я впала в забытье и уже ничего не помню. Инспектор посмотрел на свои записи. – Нас интересует этот мужчина, потому что он знал вас. Он назвал ваше имя и имя вашего сына, когда вызывал „скорую помощь", но Питер сказал, что не говорил ему, кто вы. Мы проверили его имя, адрес и номер телефона, которые он оставил диспетчеру. Они оказались ложными. – Боюсь, ничем не смогу вам помочь. Я не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть. – Инспектор, фотографии Фрэнсис и Питера были в журнале две недели назад, – вмешался в разговор Норман. – Этот человек мог видеть их. – Хочу надеяться, что не все поклонники журнала „Хелло!" разгуливают по улицам с оружием в рунах, мистер Феллоус. Питер сказал, что мужчина был вооружен, хотя он не может утверждать точно. – Инспектор Лукас положил свою записную книжку в карман и встал. – Не хочу вас больше задерживать, миссис Феллоус, но мы обязательно свяжемся с вами через пару дней. Было бы неплохо, если бы вы и ваш сын помогли нам составить устные портреты этих мужчин. – Я не хочу вовлекать сына, – резко ответила Фрэнсис. – Он уже достаточно пережил за последние дни. – Тем не менее это было бы полезно для следствия, – настаивал инспектор. – Это было всего лишь обычное хулиганство, которое случается на улицах нашего города каждый день, – сдержанно проговорила Фрэнсис. – Я понимаю, вы делаете все возможное, но согласитесь, что полиция не в состоянии переловить всех бандитов в Лондоне. Было очень приятно встретиться с вами, – вежливо прибавила она, настойчиво выпроваживая его с очаровательной улыбкой. Норман пошел проводить посетителя. – Был бы вам очень признателен, инспектор Лукас, если бы это происшествие сохранилось в тайне, – произнес он, как только они вышли в коридор. – Сегодня утром мне звонил мистер Несбит из Центрального управления, так что можете не беспокоиться, мистер Феллоус, сообщение о нем не появится в прессе. Фрэнсис одевалась, когда Норман вернулся в палату. – Неужели необходимо было упоминать о ежедневно случающихся в Лондоне хулиганствах?! – принялся отчитывать он жену. – Ради бога, Норман! Это же была не пресс-конференция на тему закона и правопорядка. В любом случае, думаю, он будет голосовать за консервативную партию. А составлять портреты преступников, которых я не помню, – лишняя трата времени. Да и вообще все эти служаки ходят передо мной на задних лапках потому, что я твоя жена, – оборвала мужа Фрэнсис, не желая продолжать бессмысленный разговор. На следующее утро Фрэнсис встала, когда еще не было и семи. Как обычно, она сначала приняла душ, оделась, как следует уложила волосы, привела в порядок лицо и лишь после этого вышла из спальни и поднялась в комнату Питера. Мальчик еще сладко и безмятежно спал. Фрэнсис долго стояла, разглядывая его милое, спокойное личико, затем нежно погладила спутавшиеся во сне волосы и решила дать ему возможность поспать лишние полчаса. Школьная форма Питера, приготовленная еще с вечера, аккуратно висела на спинке стула, но Фрэнсис, еще раз желая убедиться, что все в порядке, поправила ее и лишь после этого осторожно вышла из комнаты. По дороге на кухню она зашла в гостиную и отдернула занавески. Фрэнсис не любила темные комнаты, тем более если на улице в это время было светло. Она стояла у окна, разглядывая площадь, до сих пор окутанную туманной дымной и спокойствием раннего утра. Все выглядело, как всегда, и в то же время совсем по-другому. Это чувство пришло к ней вчера, когда она наконец вернулась под защиту своего дома, к своей прежней жизни. Вчера ей вдруг показалось, что это происшествие на Спайтелфилде было лишь началом великой охоты, устроенной на нее. И это чувство лишь усилилось, когда ей пришлось идти вечером в спальню по темным коридорам дома одной, потому что Норман вынужден был задержаться в Свентоне. Под влиянием какого-то импульсивного порыва Фрэнсис резко отошла от окна и, подойдя к телефону, торопливо набрала номер их загородного дома. – А я ждал, когда можно будет позвонить тебе, – приветствовал жену Норман. – Я думал, ты сегодня захочешь поспать подольше. Как ты провела ночь, дорогая? – Хорошо, спасибо, – соврала Фрэнсис. – Я хочу сегодня отвезти Питера в школу, поэтому пришлось встать пораньше. Вчера я разговаривала с мистером Томпсоном и предупредила, что Питер будет на месте около десяти часов утра. – А потом ты можешь приехать сюда, – предложил Норман. – Первую половину дня я буду свободен, и было бы прекрасно, если бы ты провела со мной это время. – Мне бы тоже хотелось, но, боюсь, у меня не получится. Я должна сегодня идти на работу. – Она не хотела рассказывать мужу о мучивших ее всю ночь страхах, но беспокойство за сына не покидало ее. – Знаешь, Норман, мне не очень нравится мысль, что Питер после всего случившегося останется в школе один. Мне кажется, необходимо договориться с полицией о его охране. – Я думаю, это лишнее. Ты же сама сказала инспектору Лукасу, что было обычное хулиганство, подобное многим. Они не могут обеспечить охраной всех, кто попадает в подобные неприятные истории. – Питер всего лишь ребенок, и он твой сын! – Она услышала в трубке, как Норман тяжело вздохнул. – Будь благоразумной, Фрэнсис. Даже кабинет министров полиция не может себе позволить держать под охраной круглосуточно, не говоря уж об одном ребенке. – Тогда мы можем кого-нибудь нанять, – настаивала Фрэнсис. – Это невозможно, дорогая. Людям сразу станет все известно и начнут говорить, что на улицах города стало слишком опасно и что поэтому министр, сторонник партии консерваторов, нанимает своему сыну телохранителя… Извини, но я не думаю, что это хорошая идея. – Тебе легко так рассуждать, потому что тебе не десять лет. А Питер страшно напуган, – нервно прокричала она в трубку. – В таком случае для него это будет самым лучшим способом быстрее вернуться к прежнему расположению духа и к своей прежней жизни, – спокойно и твердо проговорил Норман. – Я могу понять твои беспокойство и заботу, но мы должны уметь сдерживать свои эмоции. А сейчас мне нужно идти. Вернусь домой вечером, тогда и поговорим. Ничего не ответив, Фрэнсис положила трубку и направилась на кухню в надежде найти поддержку и утешение в компании Евгении. Нет, она не будет ничего рассказывать экономке. Фрэнсис знала, что та все поймет и без слов. – Доброе утро, Евгения, – приветливо сказала она, заходя на кухню. Когда бы Фрэнсис ни встала, она всегда находила Евгению здесь, как она сама говорила, „на ее кухне". Одевалась Евгения всегда в черное, а на голове неизменно возвышался аккуратно уложенный пучок седых волос. – Питер еще спит. Я подумала, что сегодня ему можно позволить отдохнуть лишние несколько часов. – Маленький мистер Феллоус стал ее любимцем с тех самых пор, как она впервые вошла в этот дом. Питеру тогда не было еще и года. Евгения хорошо и достаточно бегло говорила по-английски, но однажды она обнаружила, что в этом доме понимают все, что бы она ни сказала на испанском, и с тех самых пор, игнорируя недовольство Фрэнсис, экономка семьи Феллоус стала говорить только на своем родном языке. – – Доктор считает, что Питеру вредно слишком часто есть яйца. А вчера у него уже была на завтрак яичница, – заметила Фрэнсис. Она всегда говорила с Евгенией на английском. Обе женщины притворялись, что не знают другого языка, кроме своего родного. Но логика сильнее разума, а потому лишь глупец, услышав их разговор, мог по-настоящему поверить в эту игру. – – Твоя племянница еще не завела собственных детей? – спросила она Евгению. И, хотя у Фрэнсис было много более важных и неотложных дел, которые ей надо было обсудить с экономкой, она решила, что короткая светская беседа не помешает, а даже, наоборот, несколько успокоит ее. – Мам, здесь продается новая игра „Супер-Марио". Пожалуйста, давай купим ее на этой неделе! – Я уже купила тебе две новые игры всего несколько дней назад… Ну хорошо, я подумаю, – ответила на просьбу Питера Фрэнсис. Стремление во всем ограничивать сына проявлялось у нее только на словах, и они оба знали об этом. До ворот школы оставалось всего несколько сотен ярдов, и потому машина замедлила ход. – Я куплю ее тебе, если ты мне кое-что пообещаешь, – прибавила Фрэнсис. – Пожалуйста, не заговаривай на улице с незнакомыми людьми. – Ты уже повторяла мне это миллион раз, – застонал Питер. – Ты все еще беспокоишься о том, что произошло в субботу? – А ты? – задала Фрэнсис встречный вопрос сыну, радуясь тому, что у них завязывается откровенный разговор. Она уже не раз пыталась поговорить с Питером о случившемся, но он всякий раз уходил от темы, называя ее „скучной". – Все было так неожиданно и так необычно, мам. Нечто похожее показывали по телевизору в передаче „Криминальные новости". Помнишь, в прошлом месяце? – рассуждал Питер с серьезностью взрослого человека. Должно быть, он видел эту передачу в школе, в прошлом семестре, догадалась Фрэнсис и решила поговорить с Евгенией, чтобы она не разрешала мальчику смотреть телевизор после восьми часов вечера, когда он бывал дома. – Инспектор сказал мне, что ты видел того мужчину, который спас нас, – продолжила Фрэнсис, не желая прерывать начатый разговор. – Он был прекрасен и выглядел, как кинозвезда, – серьезно ответил Питер. – А на кого он похож? – спросила Фрэнсис. – На Брюса Уиллиса! – воскликнул мальчик. С тех пор как на экраны страны вышел фильм „Тяжело умирать-2", для Питера с его небольшим пантеоном героев не существовало других кумиров. – Только он выше, темноволосый и с карими глазами. – Но тогда он не похож на Брюса Уиллиса, – рассмеялась Фрэнсис. – Но ты же понимаешь, что я имею в виду… Они въехали в ворота Доддингтон-Хилл, и лицо Питера омрачилось. – Мам… – Что, дорогой? – Помнишь прошлогодний праздник в честь годовщины вашей свадьбы? – спросил он. – Помню. И что же? Фрэнсис была удивлена, почему Питер вспомнил об этом спустя почти шесть месяцев. – Это был месяц вашей свадьбы? – Нет, мы поженились в июне, но летом все уезжают из Лондона, и мы решили отметить это событие в сентябре. – Понятно… – Питер опустил глаза. – Что понятно? – Мой день рождения в октябре. Мне десять лет… – пробормотал он. Наконец Фрэнсис поняла, почему Питер выглядел смущенным, когда начал разговор. – Что ты имеешь в виду? – спросила Фрэнсис, хотя прекрасно поняла, о чем идет речь. У Питера всегда было хорошо с математикой, но Фрэнсис смущало другое – он еще слишком мал, чтобы беспокоиться о столь щекотливом вопросе. – На прошлой неделе Александр сказал мне, что, когда они получили приглашение на мой праздник, его мать пошутила по этому поводу. Александр был школьным другом Питера, и Фрэнсис решила, что при встрече обязательно поговорит с его матерью об этой злой шутке. И она поняла наконец, что это и есть настоящая причина нежелания Питера возвращаться в школу. И „дурацкий журнал" здесь ни при чем. – Ты просто родился чуть раньше положенного срока, дорогой, вот и все, – весело сказала она. Но Питер не был глупым ребенком, и Фрэнсис знала, что он не поверил объяснению. Мальчик внимательно посмотрел на мать. – Александр сказал, что ты была беременна уже до того, как вышла замуж за папу, – после небольшой паузы сказал он. Фрэнсис, как будто не замечая слов сына, задумчиво смотрела на дорогу. Ее жизнь стала сейчас достоянием публики, и теперь было вдвойне трудно опровергнуть или пресечь любые сплетни. – Ты просто преждевременно появился на свет, дорогой. Я еще не была беременна, когда выходила за твоего отца. Клянусь тебе. Александр сказал вздор, – спокойно и твердо произнесла она. Питер всегда мог понять, когда его мать лгала ему, но сейчас Фрэнсис прочитала на его лице облегчение – он ей поверил. Минуту спустя в ветровое стекло машины уже можно было видеть здание школы. – Тебе не надо идти со мной, мама, – сказал Питер, выходя из машины. Он надел кепку, забросил на спину рюкзак и, шурша гравием, направился к главному корпусу. – Подожди минуту, – догоняя его, остановила сына Фрэнсис. Она никак не могла поверить, что он так легко отбросил в сторону свои тяжкие сомнения. – Давай обойдемся без бурных поцелуев, – проворчал Питер, как только они оказались у двери школы. – Кто-нибудь может увидеть нас, и потом будут дразнить меня. Норман был бы доволен – жизнь начинает входить в свое прежнее русло, подумала Фрэнсис. – Только один, на прощание, ладно? – улыбнулась она. Фрэнсис лишь слегка коснулась губами лба Питера, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не заключить сына в крепкие объятия. Питер развернулся и пошел прочь, ни разу даже не оглянувшись. А Фрэнсис еще некоторое время продолжала стоять неподвижно, борясь с непреодолимым желанием войти внутрь и поговорить с его учителем, или директором школы, или с кем-нибудь еще, кто бы мог успокоить ее и убедить, что позаботится о ее сыне. Но она уже разговаривала сегодня с директором школы по телефону, а Норман не раз предупреждал ее, чтобы она не надоедала со всякими пустяками. Фрэнсис огляделась по сторонам. Ландшафт вокруг школы напоминал ей спокойный, безмятежный сельский пейзаж, подобный парку в Лас-Акесиасе. Картины знакомых мест, где она когда-то была счастлива, вдруг так ярко и отчетливо предстали перед ее взором наперекор всем ее многолетним стараниям вычеркнуть из памяти все, что было связано с теми счастливыми и одновременно самыми жуткими месяцами ее жизни. Ей вдруг стало страшно. Фрэнсис решила немедленно забрать Питера домой, но тут же представила реакцию Нормана и признала, что ее муж будет, как всегда, прав. Это Англия, а не Аргентина. И лишь ее собственный страх был единственным звеном, связывающим в одно целое Питера и то, что когда-то произошло в далеком прошлом. Фрэнсис вернулась к машине, села в нее и поехала прочь. – Фрэнсис, мы лидируем! Последние данные показали, что у нас больше на пять процентов голосов. В прошлом месяце мы были впереди наших конкурентов на три процента, а ведь кампания началась всего неделю назад! – Норман сиял от восторга, просматривая первую страницу „Дейли экспресс". – Я разговаривала с заведующим интернатом, – сказала Фрэнсис. – У Питера все хорошо. – Я же говорил тебе, что проблем не будет. Питер разумный парень. – Это все так, но за последнее время на него слишком много всего обрушилось, – раздраженная равнодушием мужа, возразила Фрэнсис. – В любом случае, в пятницу он уже будет дома, – успокоил ее Норман. – Что ты собираешься делать в уик-энд? – спросила Фрэнсис. С тех пор как Норман стал членом парламента, они купили в его избирательном округе маленький домик и большинство выходных проводили там. – В воскресенье состоится заседание в центральном офисе. Мне обязательно нужно там быть, а вы с Питером можете вместе отдохнуть где-нибудь. Думаю, я справлюсь без тебя, – ответил Норман. – Нет. В таком случае мы останемся с тобой. Для Питера лучше, если мы будем вместе. Мы придумаем, чем заняться в тот вечер, пока тебя не будет. – Я пригласил Дэвида на обед в воскресенье, – разбивая все надежды Фрэнсис на тихий вечер в семейном кругу, сказал Норман. – Нам надо обсудить некоторые вопросы. И поскольку ты останешься здесь, я попрошу Дэвида взять с собой Джудит. Фрэнсис подумала, что Питер не будет в восторге от вечера, проведенного за обсуждением политических проблем, не будет от этого в восторге и она. Но ничего не сказала. Норман тщательно сложил брюки и вместе с остальной одеждой аккуратно положил их на тумбочку около кровати. Когда-то Фрэнсис нравилось это свойство мужа, но сейчас крайняя педантичность Нормана казалась ей абсурдной и она предпочитала не обращать на нее внимания. – Как дела на работе? – спросил он. Фрэнсис уже лежала в кровати и читала на сон грядущий. Оторвавшись от книги, она посмотрела на мужа. – У меня возникли некоторые проблемы с одной сумасшедшей маркизой, – задумчиво ответила она. – Сегодня утром мне пришел от нее факс: она хочет получить за прием туристической группы на своей вилле большую сумму денег, чем мы оговаривали раньше. Но я уже не могу изменить соглашение. – И что ты собираешься делать? – Я отослала ей факс, в котором напоминаю, что наш договор уже подписан и что я не собираюсь ей платить больше. – Прекрасно. У тебя талант к бизнесу. Мне нравится это, – одобрительно сказал Норман, снимая и аккуратно складывая рубашку. Фрэнсис посмотрела на него. – Но, похоже, мой талант убил в тебе способность любить меня. Их глаза встретились, и Фрэнсис пожалела о сказанном. Такого рода намек мог быть расценен мужчиной либо как выговор, либо как приглашение. Заметив на миг вспыхнувшую в глазах мужа искру, Фрэнсис решила, что Норман воспринял это как последнее. Он всегда умел находить правильное решение во избежание ненужного конфликта. Но импульсивное желание Нормана заняться сейчас любовью все равно не могло вычеркнуть из сознания Фрэнсис тот факт, что на протяжении последних нескольких недель ее муж ни разу не сделал попытки даже прикоснуться к ней. Норман направился к кровати. На секунду Фрэнсис закрыла глаза, представляя, что последует дальше: его губы ласкают ей грудь, ее ноги обвивают его бедра… Она почувствует головокружительную истому, как только ощутит от неистовых поцелуев вкус его крови на своих губах и нежные мужские руки на своем теле. Но когда Фрэнсис снова открыла глаза, она увидела Нормана, неторопливо завязывающего тесемку своих пижамных штанов. И на губах она чувствовала лишь приятный маслянистый вкус своего дорогого ночного крема. Фрэнсис огляделась вокруг: слабый свет, выцветшие занавески, потускневшее от времени дерево некогда дорогой изысканной мебели. И она вдруг ясно осознала, что нет уже той юной девушки, а есть лишь начинающая стареть женщина. Возможно, их любовь умирает вместе с этой обстановкой, подумала Фрэнсис, кладя книгу на тумбочку. – У меня закрываются глаза. Спокойной ночи, дорогой, – ласково сказала она, зарываясь в мягкий шелк постельного белья. Норман повернулся к ней спиной, открыл портфель и, достав оттуда толстую папку с бумагами, уютно устроился на кровати. Затем он взял с тумбочки очки, включил ночник и, повернувшись к Фрэнсис, поцеловал ее в лоб. Уже минутой позже он был полностью поглощен чтением документов, содержавших данные о состоянии сил консервативной партии накануне выборов. По дороге на работу Фрэнсис обдумывала мучивший ее на протяжении двух последних месяцев вопрос об увольнении Миранды. Для такого маленького бизнеса, как у Фрэнсис, секретарша была излишней роскошью. С одной стороны, Фрэнсис сделает Миранде большое одолжение, уволив ее сейчас, до выборов, пока еще не вступила в силу новая экономическая программа. Потом же подыскать себе другую работу станет намного труднее, и тот факт, что Миранда является специалистом первого класса лишь в любовных делах, также был не в ее пользу. Но, с другой стороны, из-за того, что Миранда была дочерью главного сотрудника Нормана, Фрэнсис никак не могла решиться уволить свою секретаршу. Когда Питеру исполнился год, Фрэнсис заставила себя вновь пойти работать. Как бы старательно Норман ни притворялся, Фрэнсис знала, что он не в восторге от этого решения. Но тем не менее именно Норман помог ей устроиться младшим сотрудником в Центральный торговый банк. Фрэнсис была решительной молодой леди, имела немалый опыт и, самое главное, могла через обширные связи своего мужа наладить контакт с нужными людьми. Все это помогло Фрэнсис, и она быстро поднималась по служебной лестнице. Возможность в скором времени занять руководящую должность стала более вероятной, точно так же, как и возможность Нормана получить пост в кабинете министров. Но неожиданно разразившийся на рынке акций скандал подорвал прочно занимаемые Фрэнсис позиции. Если бы даже она не была вовлечена во всю эту неразбериху, сложившаяся ситуация могла неблагоприятно отразиться на карьере Нормана. В итоге в 1989 году Фрэнсис пришлось отказаться от работы в банке и заняться своим собственным бизнесом: организацией дорогих туров по Франции и Италии в сопровождении гидов-переводчиков. Она пересекла Веллингтонскую площадь, подошла к офису и позвонила. Немного подождав и поняв, что дверь ей не откроют, она принялась искать ключ. Миранда, видимо, будет позже, подумала Фрэнсис, заходя в кабинет. Она подняла жалюзи и некоторое время задумчиво смотрела на площадь. Она всегда любила это место, потому что оно напоминало ей о том времени, когда Питер еще только начинал ходить. Они часто гуляли с ним по площади, потому что Норман считал, что ребенку нужны большие пространства, и именно поэтому же они купили тогда дом на Ханс-плейс. Иногда Фрэнсис жалела, что они уехали оттуда. Когда-то они были счастливы там. Заработал факс, и этот шум вернул ее к жизни. Фрэнсис решила, что пришел ответ от маркизы, но ошиблась – это было сообщение из Мадрида, подтверждающее очередной предварительный заказ. Она записала на небольшой листок бумаги все необходимые данные и положила его под стекло стола, чтобы позже не забыть позвонить в Севилью, и только тогда заметила мигающую красную лампочку автоответчика. Фрэнсис перемотала кассету и включила магнитофон. Первое сообщение было от Миранды, которая жаловалась на то, что провела беспокойную ночь (в каком-нибудь клубе, предположила Фрэнсис) и что она задержится сегодня утром. Второе сообщение было от самой Фрэнсис. Она просила Миранду сразу, как только та придет на работу, позвонить в типографию. Фрэнсис сделала этот звонок вчера вечером. Значит, Миранда знала, что проведет бессонную ночь, еще перед тем как уйти с работы. Фрэнсис была недовольна выходкой своей секретарши и решила серьезно поговорить с ней. Но больше всего ее раздражала не безответственность Миранды, а ее глупость – она даже не могла как следует придумать самой себе алиби. Прослушав все сообщения, Фрэнсис набрала номер присланного этим утром факса. – Могу я поговорить с мистером Биндхамом? – Он сейчас на другом телефоне. Вас соединить? – Пожалуйста, передайте ему, что звонила Фрэнсис Феллоус. Мне бы хотелось связаться с ним как можно скорее. Положив трубку, она спустилась вниз, забрала почту и, приготовившись просмотреть ее, вернулась к себе в кабинет. Только Фрэнсис собралась распечатать первое письмо, как раздался телефонный звонок. – Алло! – вежливо ответила она. – А твой голос не изменился, он все такой же, Ojos de Jade. – Фрэнсис узнала этот странный акцент, который столько лет жил в ее памяти… Никто другой никогда не называл ее так. – С кем я говорю? – Вопрос бессмысленный, но это было все, что она смогла сказать. – Ты прекрасно знаешь, с кем говоришь. Мой голос не слишком изменился за это время. – Где?.. Как?.. Почему ты?.. – Фрэнсис не знала, с чего начать, – было слишком много вопросов. Поэтому она решила еще раз убедиться. – Диего, это ты? – Жди меня в „Ритце" в четыре часа. Будь одна, – сказал он, и в трубке послышались короткие гудки. Фрэнсис положила телефонную трубку. Она старалась взять себя в руки, но не могла, точно так же, как не могла оставаться сейчас здесь одна. Она уже хотела вернуться домой, но передумала. Это было бы еще хуже – Фрэнсис не смогла бы объяснить Евгении свой столь ранний приход. Она, конечно, может сказать, что больна, но тогда экономка устроит чудовищный скандал, лишь только Фрэнсис попытается уйти вечером из дома. Сначала Фрэнсис обуревало отчаянное любопытство. Ей хотелось встретиться с Диего немедленно и узнать все сию же минуту. Но потом она испугалась своего нетерпения. Ее стал мучить вопрос: как Диего остался жив? На протяжении долгих лет Фрэнсис оплакивала его; желая защитить себя от мучительных переживаний, она старалась похоронить в самом дальнем уголке памяти воспоминания о нем, оградить себя от всего, что связывало ее с далеким прошлым. Миновало уже одиннадцать лет с тех пор, как она в последний раз видела Диего. Теперь Фрэнсис жила в другой стране, у нее были другой муж и другое имя. У нее была другая жизнь! И у нее был Питер. Вспомнив о сыне, Фрэнсис пришла в бешенство – Диего знал, что она беременна, и тем не менее оставил ее. Из-за другой женщины, вероятно, как она и подумала тогда, когда Диего настоял, чтобы она поехала в Нью-Йорк одна. Его родители хотели убить ее, а он, даже не задумываясь, отказался от нее, отверг ее любовь. Фрэнсис переполнял гнев: ведь она поверила в его историю о Марине. Тогда Диего просил Фрэнсис присоединиться к нему в Нью-Йорке, но неожиданное появление Амилькара в Рио разрушило их планы. Может быть, она не говорила ему о беременности? Она лишь помнит, что звонила из Рио в Буэнос-Айрес и узнавала результаты анализов, но сейчас, по прошествии стольких лет, она не могла с точностью сказать, говорила ли она об этом Диего. Эта мысль на некоторое время вернула Фрэнсис спокойствие. Но затем новая версия тех далеких событий ясно предстала перед ее мысленным взором, и она в сотый раз прокляла Диего. Если бы он тогда был с ней откровенен, если бы взял с собой в Нью-Йорк, они до сих пор были бы вместе. А может, и нет. Этого она не знала. Одно Фрэнсис знала точно: она хочет его видеть снова. – Миссис Сантос? Фрэнсис вздрогнула – уже давно никто не называл ее так. Она повернулась и увидела маленького мальчика-посыльного, который, казалось, вырос из-под земли. Вот уже пятнадцать минут она неподвижно сидела здесь, под брызгами золотого фонтана, и неотрывно смотрела на дверь. Мысль о столь неожиданном появлении Диего тревожила ее точно так же, как возможность увидеть его снова после стольких лет. – Да, – отозвалась Фрэнсис. – Ваш муж просит прощения за опоздание. Он сказал, что скоро будет. – Где он? – Я не знаю, мадам. Портье просил меня разыскать вас и передать это сообщение. – Благодарю. После некоторого времени, прошедшего в нетерпеливом ожидании, Фрэнсис наконец встала и пошла к выходу. Она остановилась около стеклянных дверей и в последний раз окинула взглядом огромный зал, на случай если Диего все-таки пришел. И тут она заметила, что портье пристально разглядывает ее. Испугавшись, что мужчина может ее узнать, она развернулась и стремительно пошла прочь от главного входа. Вернувшись в зал ресторана, она увидела за тем самым столиком, который недавно покинула, Диего, внимательно наблюдавшего за ней. Он встал, улыбнулся ей той самой обворожительной улыбкой, которой встретил ее в первый день их знакомства в Нью-Йорке, и Фрэнсис удивилась своей реакции на это обычное приветствие: она никак не могла ожидать, что стоявший перед ней мужчина, столь не похожий на Диего, которого она знала, мог произвести на нее такое впечатление. Годы оставили маленькие морщинки вокруг его глаз и посеребрили несколько прядей густых волос. Но, как ни странно, время не уменьшило его обаяния, а наоборот, даже увеличило его привлекательность. И только восхищенный взгляд его глаз сохранил прежнюю непосредственность молодого Диего. – Ты не изменилась, Мелани. Ты и сейчас самая прекрасная женщина на земле, – сказал он, заботливо отодвигая стул и помогая ей сесть. Диего встретил ее так легко и непринужденно, что казалось, они не расставались никогда. – Благодарю, но я изменилась. Сильно изменилась. Может, твоя память все еще спит после столь затянувшейся смерти? – едко заметила Фрэнсис. Диего улыбнулся. – Тебе незачем применять сарказм как оружие против меня, – заметил он. – Возможно, это одно из изменений, происшедших со мной. Диего поймал ожидающий взгляд официанта и заказал чай. – Это самый лучший чай в Лондоне, – объяснил Диего, увидев ее удивленный взгляд. – Да, да, я до сих пор считаю то, что я люблю, самым лучшим. Но ведь это правда, – улыбнулся он. – Какое забавное слово ты употребил, – не желая вести вежливую светскую беседу, огрызнулась Фрэнсис. – Ты имеешь в виду „правда"? Почему? Я никогда не лгал тебе. Я не всегда все рассказывал, но это только ради твоего же спокойствия. – Ты лгал мне все время. Ты солгал мне об истинной цели твоей поездки в Нью-Йорк. Ты отправился туда, чтобы до нитки обобрать собственных родителей. Ты разыграл свою смерть… – Откуда ты узнала о деньгах? – прервал Фрэнсис Диего. – Твоя мать сообщила мне, когда рассказывала о наркотиках. Подошел официант с их заказом, и им пришлось на время, пока они вновь не остались одни, прервать беседу. Но тот факт, что Диего, как казалось, оставался невозмутимым, увеличил злость и раздражение Фрэнсис. – Тебе следует налить сразу – ты же не любишь слишком крепкий чай, – посоветовал ей Диего. Фрэнсис наполнила чашки и протянула одну ему. – Как странно, что мать рассказала тебе все. Должно быть, она любила тебя больше, чем я думал, – задумчиво произнес Диего. – Да, это правда, что я взял деньги. Но это были и мои деньги. Я инвестировал их. Я скопил их, а не родители. – Ты никогда не говорил мне о наркотиках. Ты знал, что я не выйду за тебя замуж, если мне станет известна правда. – Но я, так же как и ты, не имел ни малейшего представления о наркотиках, – возразил Диего. – Я узнал все лишь после нашей свадьбы. Ты, конечно, не веришь мне?! – Не выгляди глупым. Почему я должна верить тебе? Наклонившись вперед, Диего внимательно посмотрел Фрэнсис в глаза. – Потому что это правда, – настаивал он. – Отец всегда говорил мне, что мы занимаемся сельскохозяйственным бизнесом и что используем систему двойного расчета. Он заявлял номинальную стоимость экспортного товара в Аргентине, а оплачивал его уже за границей, главным образом в Америке, но затем товар выезжал из страны, минуя американские налоги. Я думал, что помогаю ему скрывать нечистые деньги, а не прибыль с наркотиков. Но потом узнал правду… Я был шокирован… – Не сильнее шокирован, чем я, когда твоя мать сообщила мне, что мой муж управляет наркобизнесом в Америке, – резко отозвалась Фрэнсис. Диего откинулся на спинку стула. – Это все выдумки моей матери. Она всегда ревновала меня к тебе и, должно быть, хотела причинить тебе боль. Клянусь, что ничего не знал о наркотиках до того злополучного лета, но сейчас это уже не важно. Я хотел выйти из игры, Мелани. Вот зачем я поехал в Нью-Йорк – сообщить обо всем в Агентство по борьбе с наркотинами. – Да, конечно. Ты был счастлив, сдав своих родителей полиции и забрав у них при этом миллион долларов в качестве моральной компенсации. И после всего этого с чистой совестью решил начать новую жизнь. Жаль, что ты забыл сообщить об этом мне, – спокойно, стараясь сдержать свое негодование и возмущение, произнесла Фрэнсис. – Я же говорил тебе, что у меня были на те деньги такие же права, как и у моих родителей. Если бы я не забрал их, деньги конфисковало бы правительство. А я не понимаю, почему должен был преподнести ему столь приятный сюрприз, и поэтому решил сохранить деньги для себя. – Ты отнимаешь у меня время. Я не хочу больше слушать твои объяснения, – отодвинув стул и потянувшись за сумочкой, решительно сказала Фрэнсис. Диего схватил ее за руку. – Пожалуйста, не уходи, – начал защищаться он. – Я делал это только ради нас. Я действительно хотел порвать со всем этим, чтобы ты и я могли начать новую жизнь. Может быть, я погорячился с деньгами, но я не могу жить без них. Но ведь это же не грех. Родители всегда говорили мне, что настанет день, когда я стану очень богатым. Я не мог начинать новую жизнь, не имея за душой ни гроша; и я не был уверен, что ты будешь любить меня, как прежде, если я буду нищим. – Я бы любила тебя так же, – резко ответила Фрэнсис. Она старалась, она очень хотела поверить его объяснению, потому что оно полностью оправдывало его поступки, но последние слова Диего причинили Фрэнсис боль. Он усомнился в ней. Или в ее любви, хотя в этом не было никакой разницы. – Ты только так думаешь. Но я был бы уже не тот Диего, что прежде… Я до сих пор помню твое лицо, когда ты впервые увидела Лас-Акесиас. – Да, я любила это место, – согласилась Фрэнсис. – Но тебя я любила больше. Деньги еще не все, по крайней мере, для меня. – У бедняков нет собственных парков и озер, – усмехнулся Диего, левой руной откидывая назад выбившуюся прядь черных волос, – жест, который Фрэнсис хорошо помнила. Диего проследил за ее взглядом. – Это кольцо. Я все еще женат на тебе, – сказал он. – Но у тебя кольца не мои, и этот камень уже не тот, что я дарил тебе. У твоего мужа, похоже, нет фантазии и вкуса. Фрэнсис опустила руку на колено, под защиту стола, подальше от пытливого взгляда Диего. – Улетая в Нью-Йорк, я должен был быть уверен, что отец ничего не заподозрит, – продолжал прерванный рассказ Диего. – Я не мог взять тебя с собой. Ты была нужна мне в Рио как мое алиби. – Тогда история о твоей сестре была неправдой? – Да. – А где она сейчас? – Она покончила с собой в клинике через несколько месяцев после того, как ее поместили туда. Это был тяжелый удар для меня. Понадобилось время, чтобы я пришел в себя. Фрэнсис вспомнила расческу, которую нашла у себя в комнате в Сальте. Мария отрицала факт заточения там Марины, но она также отрицала и факт существования своего брата, а Фрэнсис имела неопровержимое доказательство обратного – она видела его собственными глазами. Диего опять говорил правду, но сейчас она уже не хотела прощать его. Много лет назад ненависть была единственным утешением Фрэнсис, благодаря чему она смогла пережить его потерю, а сейчас эта же самая ненависть стала единственным противоядием от возможного вторжения Диего в ее жизнь. – Когда я был в Нью-Йорке, я связался с Агентством по борьбе с наркотиками и сообщил им имена людей моего отца. Список я взял в офисе. А потом я вдруг понял, что ФБР получит все права на мой арест, как только у них появятся доказательства. И я решил бежать. Сразу же, как только мы снова будем вместе. Мне понадобилось всего несколько дней, чтобы сделать нам с тобой фальшивые документы. Вот зачем мне была необходима эта история с неисправностью самолета. Я не ожидал, что произойдет крушение. Я нанял на свое место другого пилота и отправил самолет обратно в Буэнос-Айрес. Если бы не авария, ты успела бы исчезнуть из Рио до приезда моего отца. Я ждал тебя в Нью-Йорке, но ты так и не приехала. Фрэнсис села. Донос Диего на своих родителей объяснял те страшные события, которые произошли в Сальте в ночь ее побега, но остальное было ложью. Вспомнив, как Мария после крушения самолета что-то говорила о диверсии, Фрэнсис теперь была убеждена, что Диего специально послал кого-то вместо себя погибнуть в этой аварии, им же подстроенной, а сам, используя это надежное прикрытие, незаметно исчез вместе с деньгами. – Я не верю тебе, – сказала Фрэнсис. – Ты бросил меня. Если бы я хоть что-то значила для тебя, ты связался бы со мной в Буэнос-Айресе. – Как? Я знал, что в доме прослушиваются все телефоны. Вы получали письма только после тщательной проверки. Моя „смерть" была лишь случайностью, но самой лучшей – она давала нам возможность начать все сначала. Я пытался найти способ связаться с тобой, но ты вдруг неожиданно исчезла. Неужели ты думаешь, что я был бы сейчас здесь, если бы хотел избавиться от тебя? Фрэнсис не знала, что думать. – Как ты нашел меня? – спросила она. – Ко мне в руки попал журнал. Ты изменила имя, но я все равно знал, что это ты. – Ты жил в Испании все это время? – продолжала расспрашивать Фрэнсис. – Я жил то там, то здесь… – настороженно оглядываясь, ответил Диего. – Почему ты все время смотришь по сторонам? Такое ощущение, что ты ждешь кого-то, – обратив внимание на странное поведение собеседника, поинтересовалась Фрэнсис. – Прости. Мне всегда кажется, что за мной следят. Старые привычки трудно забыть, – извинился Диего и внимательно посмотрел на Фрэнсис. – Ты не веришь мне, – пытаясь разобраться в ее чувствах, продолжил он. – Какое это имеет значение? У тебя своя жизнь, у меня – своя. Лучше оставить все, как есть. Прощай. Фрэнсис встала. – Еще слишком рано, чтобы расставаться. Мы так и не поговорили о Питере, – остановил ее Диего. – Тут не о чем говорить. Диего пристально посмотрел на Фрэнсис. – Похоже, не только моя память стала изменять мне, – усмехнувшись, сказал он. – Ты говорила мне, что беременна, помнишь? Если бы даже я и не знал, нетрудно было бы догадаться – он точная моя копия на той фотографии в журнале. Я хочу его видеть, хочу говорить с ним. Тебе следует сесть, на нас начинают оборачиваться. Ты же не хочешь привлечь к себе внимание. Фрэнсис медленно опустилась на прежнее место. По крайней мере, сейчас она знала истинную причину столь пристального интереса к своей персоне. Этой причиной был Питер. Именно из-за Питера Диего захотел видеть ее вновь. – Ты, должно быть, сошел с ума? – резким, злым шепотом ответила она. – Неужели ты думаешь, что я захочу разрушить жизнь собственного сына и расскажу ему о тебе?! Забудь о нашем существовании и оставь нас в покое! – В прошлое воскресенье ты так не говорила, – улыбнулся он. Фрэнсис понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что Диего имел в виду. Ее предположение было столь невероятным и так поразило Фрэнсис, что она с трудом смогла говорить. – Это был ты, тот, кто?.. – Хочешь сказать, что только сейчас узнала об этом? – прервал ее Диего. – Ты следил за нами?.. – Конечно. Неужели ты думаешь, что я не захотел бы вас увидеть, зная, где вы оба находитесь? – нетерпеливо произнес Диего. Казалось, удивление Фрэнсис начинало надоедать ему. – Я считал, что ты догадалась обо всем. Я присылал тебе в больницу цветы и сам подписывал карточки. Когда-то ты была более наблюдательной, Мелани. Ведь я и раньше дарил тебе лилии и присылал письма. Ты должна была узнать мой почерк. Фрэнсис вспомнила полную нежных белых цветов корзину. – Я не видела твоих посланий. Все записки читала мне медсестра. Мне присылали в больницу много цветов; ты не можешь обвинять меня в том, что я не запомнила их все… Не было нужды объяснять что бы то ни было Диего, но Фрэнсис смогла собраться с мыслями. Она была смущена столь неожиданным признанием, и первой ее мыслью было поблагодарить Диего, но она передумала, испугавшись, что овладевшее ею новое чувство заставит ее простить Диего, и она уже не сможет ненавидеть его, а значит, станет беззащитной. – Почему ты вернулся? Ты надеялся, что приедешь сюда и сможешь забрать то, что некогда оставил? – спросила Фрэнсис, смущенная тем, что вопрос может быть истолкован как намек. Диего улыбнулся. – Отчасти. И, вижу, я не ошибся. Твои глаза не умеют лгать… Я хочу, чтобы в следующую нашу встречу ты привела Питера с собой. Он мой сын, Мелани. Я имею право познакомиться с ним. – Не называй меня так! – А раньше тебе нравилось, когда я шептал это имя тебе на ухо. И я буду шептать его снова, когда ты вновь окажешься в моих объятиях. Пойдем ко мне. Я остановился… – Ты Фрэнсис схватила свою сумочку и, не оборачиваясь, бросилась к выходу. Ей очень хотелось надеяться, что она никогда больше не увидит Диего. – – Спасибо, Евгения. Есть еще какие-нибудь новости? – спросила Фрэнсис, стоя уже у лестницы. То, что Норман задерживается, не удивило ее – это было обычным явлением. – Фрэнсис направилась к себе в комнату. Она знала, что Диего не будет звонить сюда, но на всякий случай решила спросить. С тех самых пор, как она вышла из отеля, мысли о Диего не покидали ее, и сейчас ей мерещилось, что он, подобно тени, следует за ней по пустынным коридорам дома. Фрэнсис вошла в спальню, бросила плащ на кровать, села в кресло напротив окна, устремив безучастный взор на улицу. Было глупо потерять над собой контроль, думала Фрэнсис. Теперь у нее нет другого выхода, как ждать, когда Диего предпримет новую попытку встретиться с ней. Он не сдастся так просто. Фрэнсис знала его. Вопрос был в том, как далеко он зайдет в своем желании добиться поставленной цели. Раздался звонок в дверь. Фрэнсис спустилась вниз и услышала, как Евгения открывает дверь. – Кто это? – Ее собственный пронзительный голос шокировал Фрэнсис. Она поймала себя на том, что до боли сжимает полированную гладь перил. – Молочник, – удивленная странным поведением хозяйки, откликнулась Евгения. Услышав ответ, Фрэнсис облегченно вздохнула и улыбнулась. Но ее спокойствие длилось лишь секунду. Она вдруг подумала, что этим неожиданным посетителем вполне мог быть и Диего, хотя он скорее дождался бы того времени, когда Норман и Питер будут дома. А если он пошел в школу к Питеру… Фрэнсис вернулась в спальню и стала торопливо перебирать аккуратно сложенные в стопку журналы, пока наконец не нашла тот, ставший роковым, номер „Хелло!". Она пробежала взглядом всю статью – в ней не упоминалось название школы, и Фрэнсис отбросила журнал в сторону. „Я больше не могу так жить", – подумала она. И вдруг осознала, что ведет себя слишком глупо, ей незачем столь сильно бояться Диего. Он не сказал Фрэнсис, где живет и чем занимается. Вероятно, у Диего было не меньше причин избегать скандала и скрывать свое тайное убежище. Это был вопрос, от которого зависело ее спокойствие, и Фрэнсис, подойдя к телефону, набрала номер центральной справочной. – Отель „Ритц", пожалуйста. Узнав нужный номер телефона, Фрэнсис позвонила. – Мистера Диего Сантоса, пожалуйста. С-а-н-т-о-с-а. Она должна встретиться с ним снова. Невозможно говорить о Питере по телефону, думала Фрэнсис, ожидая, пока ее соединят с Диего. – Сожалею, мадам, но никто, зарегистрированный под таким именем, не останавливался у нас, – услышала она ответ портье. |
||
|