"Девять опусов о зоне" - читать интересную книгу автора (Круковер Владимир)

Так что не взыщите, воспринимайте мое словоблудство, как телевизионные вопли
"Русского дома Селенга". Но ваучеры, это я вам говорю авторитетно,
вкладывайте только у хорошего проктолога. Иначе может быть раздражение или
занос инфекции.
И вот тут-то, после небольшого, но напряженного раздумья, профессор
вспомнил. И весь покрылся холодным потом от этого воспоминания.
Он вспомнил, как на его скромную "трешку" надвигается уродливая морда
самосвала. Потом был треск, страшная боль во всем теле и чернота
беспамятства.
"Следовательно, - логично подумал профессор, - я попал в аварию.
И, видимо, сильно пострадал. Но, неужели наша славная медицина уже
научилась протезировать не только отдельные органы, но и целые тела.
Это ведь явно не мое тело. Отсутствие геморроя подтверждает эту
гипотезу со всей полнотой. Значит, я оказался достоин. Впрочем, я близко
знаком со вторым секретарем горкома, имею контакты со многими работниками
партийного аппарата. Выбор моего мозга вполне оправдан, кому же, как не
молодым ученым моего уровня, спасать жизнь за счет чужих, безнравственных
тел."
Профессор был близок к догадке. Но он еще не обрел славный момент
истины. И дай ему Бог не сойти с ума когда эта истина откроется перед ним во
всей своей неприглядной наготе.
Раздумья профессора прервало появление двух человек в форме. Он не
дошел еще в своих рассуждениях до анализа места, в которое занес его Рок.
Сейчас было самое время обзавестись новыми фактами для анализа.
Вошедшие грубо поставили профессора на ноги и повели. Они вывели его из
смирительной комнаты и повели по длинному коридору, с одной стороны которого
было множество металлических дверей с закрытыми окошками и глазками, а с
другой - перила, ограждавшие глубокий провал - этажей в пять. На уровне
каждого этажа во весь объем провала была растянута стальная сеть.
В голове профессора опять начали всплывать смутные воспоминания о
каком-то иностранном фильме, где действие начиналось в тюрьме. И это
страшное слово "тюрьма" на миг парализовало аналитическую деятельность его
мозга. А сопровождающие тем временем ввели профессора в небольшой кабинет и
усадили на металлическую табуретку, привинченную к полу.
За простым канцелярским столом сидел простой советский человек в
сереньком пиджачке, темном галстуке, с аккуратной прической
"канадка" и с обычной перьевой авторучкой в руке. Этот человек не счел
нужным представиться Дормидону Исааковичу, а велел его сопровождающим
удалиться и обратился к профессору странно.
- Что, Гоша, опять буянишь? - сказал он, постукивая обратной стороной
ручки по столу.
- Простите, - привстал профессор, - с кем имею честь?
- Сидеть! - неожиданно рявкнул человек из-за стола, сунул руку в
какой-то ящик и извлек огромный черный пистолет, который положил под правую
руку на бумаги.
Профессор обомлел.
- Давай кончать это дело по-быстрому, - неожиданно ласково сказал
человек. - Дело простое, что нам с тобой его мусолить. Раньше кончим, суд на
доследование не вернет, быстрей на зоне отдыхать будешь. А то тут, на киче,
какая тебе радость? Ни шамовки толковой, ни солнышка, ни кайфа. Я вот тебе