"Мотивы научного исследования" - читать интересную книгу автора (Эйнштейн Альберт)

картин? Благодаря использованию языка математики эта картина удовлетворяет
наиболее высоким требованиям в отношении строгости и точности выражения
взаимозависимостей. Но зато физик вынужден сильнее ограничивать свой предмет,
довольствуясь изображением наиболее простых, доступных нашему опыту явлений,
тогда как все сложные явления не могут быть воссозданы человеческим умом с той
точностью и последовательностью, которые необходимы физику-теоретику. Высшая
аккуратность, ясность и уверенность - за счет полноты. Но какую прелесть может
иметь охват такого небольшого среза природы, если наиболее тонкое и сложное
малодушно и боязливо оставляется в стороне? Заслуживает ли результат столь
скромного занятия гордого названия "картины мира"?
Я думаю - да, ибо общие положения, лежащие в основе мысленных построений
теоретической физики, претендуют быть действительными для всех происходящих в
природе событий. Путем чисто логической дедукции из них можно было бы вывести
картину, т. е. теорию всех явлений природы, включая жизнь, если этот процесс
дедукции не выходил бы далеко за пределы творческой возможности человеческого
мышления. Следовательно, отказ от полноты физической картины мира не является
принципиальным.
Отсюда вытекает, что высшим долгом физиков является поиск тех общих элементарных
законов, из которых путем чистой дедукции можно получить картину мира. К этим
законам ведет не логический путь, а только основанная на проникновении в суть
опыта интуиция. При такой неопределенности методики можно думать, что существует
произвольное число равноценных систем теоретической физики; в принципе это
мнение безусловно верно. Но история показала, что из всех мыслимых построений в
данный момент только одно оказывается преобладающим. Никто из тех, кто
действительно углублялся в предмет, не станет отрицать, что теоретическая
система практически однозначно определяется миром наблюдений, хотя никакой
логический путь не ведет от наблюдений к основным принципам теории. В этом суть
того, что Лейбниц удачно назвал "предустановленной гармонией". Именно в
недостаточном учете этого обстоятельства серьезно упрекают физики некоторых из
тех, кто занимается теорией познания. Мне кажется, что в этом корень и прошедшей
несколько лет назад полемики между Махом и Планком.
Горячее желание увидеть эту предустановленную гармонию является источником
настойчивости и неистощимого терпения, с которыми, как мы знаем, отдался Планк
общим проблемам вауки, не позволяя себе отклоняться ради более благодарных и
легче достижимых целей. Я часто слышал, что коллеги приписывали такое поведение
необычайной силе воли и дисциплине, но мне представляется, что они не правы.
Душевное состояние, способствующее такому труду, подобно религиозности или
влюбленности:
ежедневное старание проистекает не из какого-то намерения или программы, а из
непосредственной потребности.
Он здесь вместе с нами, наш дорогой Планк; он внутренне посмеивается над этим
моим ребяческим манипулированием фонарем Диогена. Наша симпатия к нему не
нуждается в банальном обосновании. Пусть любовь к науке продолжает украшать ему
жизнь и приведет его к разрешению им самим поставленной и значительно
продвинутой важнейшей физической проблемы нашего времени. Пусть ему удастся
объединить квантовую механику, электродинамику и механику в логически стройную
систему.
* Эта речь включена в сб. "Mein Weltbild" (Amsterdam, 1934) под заглавием
"Принципы научного исследования". Русский перевод был напечатан в сб. "Физика и
реальность".