"Тьма… и ее объятья" - читать интересную книгу автора (Крушина Светлана Викторовна)

ЧАСТЬ 1

Глава 1

–

На кладбище было очень холодно и ветрено. Надвигалась метель. Снежные хлопья метались в воздухе, гонимые жестокими порывами ветра, запутывались в непокрытых волосах, кололи лицо. Заледеневшая земля быстро покрывалась белым покрывалом, пока еще тонким, но я знал, что через несколько часов оно превратится в ватное одеяло сугробов.

Я стоял у кладбищенской ограды, ссутулившись и сунув руки в карманы. Покидая вчера утром дом, я меньше всего думал о соответствии одежды погоде. Перчаток у меня не было, и пальцы окоченели так, что я их уже почти не чувствовал. Ледяной ветер пробирал до костей, а тонкая куртка нисколько не защищала от холода. Я совершенно оцепенел, но едва сознавал это. В голове мутилось, перед глазами стояла пелена, я чувствовал себя совсем больным, и жгучий холод еще усиливал это чувство. Привалившись боком к чугунной ограде, — ноги едва держали меня, — я смотрел вниз, в землю, и ни о чем не думал. Просто не мог.

Я уже не помнил, зачем пришел сюда. Даже не был уверен, что меня вела какая-то конкретная цель. Возможно, просто шел, куда ноги несли, и не задумывался о конечной точке маршрута. Соображал я последние два дня с трудом и почти ничего не помнил о вчерашних скитаниях.

В двух шагах от меня на низеньких скамейках сидели несколько женщин, укутанные в теплые платки, из-под которых виднелись только носы да глаза. У ног их стояли корзинки, пестревшие венчиками неярких осенних цветов. Я уставился на эти цветные пятна, резко выделявшиеся в окружающей хмури и мути, долго пытался сообразить, зачем они здесь. Что делают цветочницы на кладбище? Потом до меня дошло: ведь люди, приходящие на кладбище, хотят оставить на могилах близких что-то живое… Они покупают цветы.

Серое, темное небо висело низко над головой и давило, давило, давило… Мой несчастный затылок готов был проломиться под его тяжестью. Временами казалось, что еще минута, и я упаду, но проходила минута, за ней другая, а я все еще стоял, сам не понимая, как мне это удается. Вид у меня был, надо думать, до странности замученный и жалкий, потому что торговки цветами смотрели с жалостью и удивлением. Наверное, они думали, что я пьян.

В самом деле, что можно подумать, наблюдая на кладбище в такую погоду, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, бледного пацана, который с трудом держится на ногах, которого шатает так, что он вынужден искать опору в чугунной ограде? Да и одежда моя наводила на подозрения: дорогая, сшитая на заказ, но порванная и заляпанная грязью. И легкая, едва ли не домашняя куртка в ноябре.

И разбитая губа и затравленный взгляд.

— Что-то случилось, сынок? — решилась, наконец, спросить одна из женщин. Та, что сидела ближе всех ко мне.

Я взглянул на нее.

Действительно, я мог бы быть ее сынком. По возрасту, конечно. А она вполне могла быть моей матерью. Которой я никогда не знал и не видел. Даже на фотографиях.

— Может, тебе помочь? — продолжала сердобольная женщина.

Помочь? Я покачал головой. Чем она может мне помочь? Чем вообще кто-нибудь может мне помочь?

А она уже шла ко мне, неловко переваливаясь в своей многослойной одежде, и что-то несла в сжатых ладонях. Протянула ко мне руки:

— Возьми вот это, сынок. Согреешься немного. Выпей!

Я как робот принял у нее пластмассовый стаканчик, — это была крышка от термоса, — над которым поднимался пар. Схватился за него голыми руками, не замечая жгучей боли, причиняемой горячими стенками. Отпил. Кажется, это был очень сладкий кофе с коньяком, но я не мог утверждать с уверенностью. Меня сразу затрясло, так, что зубы взялись выбивать дробь о края стаканчика. Горячий комок провалился в желудок, обжигая внутренности. До этой минуты я был весь заледеневший, и физически, и мыслями, и чувствами. Как будто мне вкатили немалую дозу новокаина в сердце. Теперь же лопнул лед, облепивший душу, и лавина ощущений обрушилась на меня с жестокой отчетливостью. Я все вспомнил.

Стаканчик с легким шорохом упал на снег, разбрызгивая темную жидкость.

Из-за невыносимого жжения в глазах пришлось зажмуриться. По холодным щекам, обжигая их, потекли слезы. Ноги окончательно отказались служить, и я, вцепившись изо всех сил в ограду, медленно осел на землю.

Со стороны события вчерашнего утра, должно быть, выглядели как сцена низкобюджетного боевика. Бесшумно затормозившие у дома черные лимузины. Плечистые парни с оружием в руках. Беспомощно звенящие стекла, сорванная с петель дверь. Сухие щелчки выстрелов.

В доме были только я и отец. Я, одетый, валялся на неубранной постели наверху, в своей комнате, листал журналы и слушал музыку. Накануне у нас вышел конфликт, шумный, как калифорнийский ураган, и отец велел мне отправляться под домашний арест и хорошенько подумать над своим поведением. Разумеется, я не думал ни о чем таком, а прикидывал, как попасть на улицу, на свободу. Отец сидел в гостиной и работал, и мне, чтобы покинуть дом, пришлось бы пройти мимо него. Характер у него был тяжелый, о скором примирении не стоило и мечтать. Да и я был на самом деле здорово виноват, только не хотел признать это перед ним. У меня характер тоже не сахар, мы с отцом друг друга стоим. Когда мы начинали ругаться, земля и небо менялись местами.

Из-за громкой музыки — играли мои любимые «Крэдлы» — я не понял сразу, в чем дело. Внизу как будто что-то падало, трещало и разбивалось, это показалось мне странным, и я высунулся на лестничную клетку.

Если бы я знал, что в это время плечистые парни уже переворачивают с ног на голову наш дом, я хорошенько подумал бы, прежде чем поступить так.

У нижней ступени лестницы лицом вниз, неподвижно, лежал человек, из-под которого медленно растекалась черная густая жидкость. В человеке этом было что-то очень знакомое. Но мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что у него черные, как у отца, волосы, и рубашка на нем тоже отцовская. Рядом с ним на корточках сидел незнакомый мужчина и шарил по его одежде. Все мои чувства и мысли остановились. Я тупо смотрел на черное пятно, не в состоянии осознать, что происходит. Откуда-то, из других комнат раздавался грохот, там что-то падало, билось и скрежетало. Мне вдруг стало дурно, я вскрикнул и грудью навалился на перила, почти на них повиснув. Сидящий на корточках мужчина поднял голову и встретился со мной глазами.

— А вот и ты, — сказал он, медленно поднимаясь и вытирая о белоснежный носовой платок руки. Его губы растянулись в ненатуральной улыбке. — Как хорошо, что ты сам вышел. Стой, где стоишь, мальчик, не шевелись.

И он поставил ногу на первую ступеньку лестницы и сунул руку в карман пиджака. Я, как замороженный, неотрывно смотрел на него, и не мог шевельнуться. Лишь когда мужчина был уже на середине лестницы и начал поднимать вытянутую руку с пистолетом в ней, а внизу лестницы показались еще два шкафоподобных типа, я отмер и шарахнулся назад, в комнату.

— Стой! — повелительно крикнул незнакомец с пистолетом.

Я нырнул за дверь и защелкнул замок. И тут же понял, что загнал сам себя в ловушку. Кто бы ни были эти типы, они не станут церемониться с хлипкой преградой, которую легко выломать, посильнее надавив плечом.

Незнакомцы даже этим не стали утруждать себя. Подергав ручку, стрельнули несколько раз по замку. Я схватил первый попавшийся под руку тяжелый предмет и запустил им в окно прямо через штору. Посыпалось стекло. В тот самый момент, когда дверь дрогнула, готовая вот-вот открыться, я запрыгнул на подоконник и соскочил вниз со второго этажа.

На супермена я ни при каких обстоятельствах не тяну; только чудом я сумел приземлиться, ничего себе не повредив. Зато вмазался прямиком в еще одного плечистого парня, который скучал перед домом. Стоял себе человек на шухере, а тут я лечу. Думаю, он был здорово ошарашен, но быстро собрался, вскочил, и схватил меня за руку. Вот тут-то, наверное, я губу и рассадил, когда стал выкручиваться у него из пальцев. Держал он крепко, но я умудрился высвободиться, и рванул что было сил.

Так я еще никогда в жизни не бегал. Не знаю, была ли за мной погоня, но вслед мне стреляли, это точно. Тогда я все еще ни о чем не думал. Понимал только краем сознания, что меня хотят убить. Зачем? Этим вопросом я не задавался.

Где меня мотало вчера весь день и сегодня полдня, я так и не вспомнил. Пытался спрятаться, наверное; чуял седьмым чувством, что меня будут искать. Страха я не испытывал, только затмение какое-то нашло. А может, это защитный рефлекс такой сработал, я не знаю.

Кофе подействовал наподобие хорошей оплеухи. Все произошедшее за два дня обрушилось на меня снежным комом, и я как-то сразу осознал, что отца убили, и с прежней жизнью покончено. Кто сделал это, зачем, что искали вооруженные люди у нас в доме? Ответа не было, но пока он мне и не требовался. Мне бы для начала суметь справиться с простым фактом, что отца у меня больше нет. Я остался один.

Женщина-цветочница, наверное, не на шутку перепугалась, когда я вдруг сполз по решетке на землю и забился в рыданиях. Может быть, даже за припадочного меня приняла. Я же рыдал так, как никогда не рыдал в детстве. Казалось, что я или задохнусь, или захлебнусь слезами. В общем, постшоковая реакция — так, вроде бы, называется, — которая вылилась в самую настоящую истерику.

Длилась она недолго. Я и без того был вымотан до крайности во всех отношениях, так что на долгое слезоизлияние меня не хватило. Скоро рыдания перешли во всхлипывания, и я почувствовал, как кто-то пытается поднять меня с земли. Сквозь пелену слез я увидел все ту же цветочницу. Преодолев испуг, она обхватила меня за плечи и уговаривала, словно маленького, успокоиться. У меня не оставалось сил даже чтобы освободиться от ее рук, и пришлось встать. Вдохновленная успехом, женщина повела меня к маленькому раскладному стульчику, на котором до того сидела сама. Ее товарки смотрели на меня со смешанным выражением испуга и жалости, и я внезапно почувствовал что-то вроде злого раздражения: они еще будут меня жалеть! Злость помогла мне сбросить с плеч руки женщины, жестом я отказался сесть.

— Присядь, сынок! — не отступала цветочница. — На тебе лица нет.

Возможно, настойчивость доброй женщины сломила бы меня, в конце концов, и я перестал бы сопротивляться ее заботе. И, вполне возможно, принялся бы лить слезы у нее на плече. Тогда события могли бы повернуться совершенно по-другому. Но краем глаза я заметил вдруг черный лакированный бок длинного автомобиля, неспешно подплывающего к кладбищу. Не успев подумать, имеет этот лимузин отношение к произошедшему вчера или нет, я в один момент оказался по ту сторону кладбищенской ограды, и что было сил припустил по дорожке между могил.

Я не бывал никогда ни на одном кладбище. Мне показалось странным, что здесь так много деревьев, ведь это же не лес и не парк. Летом, должно быть, это место выглядело очень умиротворяюще, сейчас же деревья стояли, молчаливые и черные, застывшие в преддверии надвигающейся зимы. Они выглядели до странности голыми, и я подумал, что они не способны никого ни спрятать, ни укрыть.

Через какое-то время я решил, что никто за мной не гонится, никто не выкрикивает мое имя и не стреляет вслед. Тогда я сбавил скорость и еще через минуту перешел на шаг, выравнивая дыхание.

Я забежал довольно далеко вглубь; ограды уже не стало видно. Со всех сторон меня окружали деревья и каменные надгробия, перемежающиеся с маленькими мавзолеями и склепами. Я замедлил шаг, приглядываясь к надписям и неподвижным фигурам, возвышавшимся над могилами. Было что-то завораживающее в их молчаливом бдении, и тишина была такая, что собственные шаги эхом отдавались в ушах. Даже ветер стих, не смея нарушать покой мертвых. В голове понемногу прояснялось. Сначала отупение, потом истерика; теперь ко мне возвращалась способность мыслить разумно. Вместе с тем пришла и свербящая головная боль. Ничего удивительного: столько эмоций, броски от безразличия к отчаянию, любая, даже самая крепкая голова разболится. Хорошо было бы присесть где-нибудь и чуток подумать; я огляделся в поисках подходящего укрытия.

По правую сторону склонилась в скорбном раздумье маленькая фигурка девушки из темного шершавого камня; каменная рука опиралась на каменный постамент, из полуразжатых пальцев выглядывали каменные цветы. Скромное, но изящное надгробие. Я подошел поближе. Ничего лишнего, всего два слова, выбитые на постаменте: "Милой Денизе". Милой. Наверное, от мужа или друга.

За этим надгробием укрытия искать не стоило; я посмотрел налево.

Н-да. Вот это, пожалуй, то, что нужно. Я задрал голову и принялся рассматривать скульптуру: огромная, в два, а то и поболее, человеческих роста, пугающая фигура ангела с бессильно опущенными крылами. Высечен он был небрежно, даже грубо, но за грубостью скрывался особый умысел и немалое искусство скульптора. Скорбно склоненная голова, слезы на щеках, в руке — меч. Странная фигура, но мне было не до размышлений о связи оружия и скорби. Меня больше заинтересовала надгробная плита, такая огромная, что могла бы послужить пиршественным столом средних размеров. Если устроиться за ней, с дорожки меня никто не увидит.

Сидеть на запорошенной снегом земле было очень холодно, но выбирать не приходилось. Кроме того, я так замерз, что дальше было уже вроде бы и некуда. Хорошего мало. Я съежился, обхватив колени руками, и попытался сосредоточиться. Усталость и ощущение непоправимости случившегося невыносимо давили на меня; страх, голод и холод разъедали изнутри. С трудом удалось собраться с мыслями и более или менее упорядочить их. Я пытался понять, почему произошло то, что произошло. Ничего странного, если бы мой отец был связан с преступным миром, и парни в черном приехали на разборку. Но… мой отец и мафия? В голове не укладывалось. Отец занимался научными разработками в области генетики, возглавлял кафедру генетики и общей микробиологии в городском университете, и мне было трудно представить, чтобы его работы могли заинтересовать преступников. Хотя, конечно, я слишком мало понимал в том, что он делал. Почти ничего не понимал.

Теперь он был мертв, а я даже не мог вернуться домой, чтобы в последний раз взглянуть на него и попрощаться. Меня тоже хотели убить, а значит, с большой вероятностью меня в доме ждали. Хотя, наверное, теперь там хозяйничает полиция. Прошло больше суток, и она должна уже знать. Обратиться к полицейским за помощью? Больше мне идти некуда. Родственников в городе у меня не было. Матери я не знал. Родители отца давно умерли, его единственная сестра жила очень далеко. Они почти не общались, только изредка переписывались или созванивались. Вряд ли тетка обрадовалась бы моему появлению, да и не добраться мне до нее. К друзьям идти я не хотел: придется долго объяснять, что случилось, почему я в таком виде. Если не спросят ребята, то уж точно поинтересуются их матери. К объяснениям я был не готов. Да и друзей у меня, по сути, не было.

Потом в голове как будто щелкнула какая-то пружинка. Кристиан! Как я мог про него забыть? Они с отцом были близкими друзьями много лет, я знал его с детства и звал по имени. Мы вместе запускали змеев и модели самолетов, он частенько помогал мне подготавливать школьные доклады. В общем, скорее даже не отцовский друг, а дядюшка. Я ни разу не обращался к нему с серьезными проблемами, но мы часто беседовали о всякой всячине. Пожалуй, можно пойти к нему. Я ненавижу напрягать людей своими проблемами и неприятностями, но, скажите, что еще мне было делать?

Когда я поднялся из-за надгробия, произошло странное событие, которое еще сильнее меня напугало.

На дорожке между ангелом и девушкой стоял высокий человек в черном длинном пальто. Увидев его, я сразу нырнул обратно. Как он попал сюда, я же не слышал шагов? Не прилетел же по воздуху? Собравшись с духом, я осторожно выглянул из-за каменной плиты. Человек был неподвижен. Снег, валивший с неба хлопьями, огибал его, чтобы не коснуться даже краешка пальто. Человек стоял ко мне спиной, засунув руки глубоко в карманы, и медленно поворачивал голову, осматриваясь. Мне было видно только его спину, выражавшую крайнюю уверенность. Я скорчился в своем укрытии. У меня не было никаких оснований думать, что мужчина — один из тех, кто устроил разгром в моем доме, но я не хотел ни в коем случае попадаться ему на глаза. Ни за что!

— …Илэ-э-э-р… — шершавый, томный, царапающий горло шепот ледяными струйками потек над притихшим безлюдным кладбищем. — Илэ-э-э-э-р…

Первый раз в жизни при звуках собственного имени волосы у меня поднялись дыбом.

— Илэ-эр… — снова потек прилипчивый шепот. Я невольно качнулся вперед, но ткнулся ладонями в гранит надгробия, очнулся и отпрянул. — Я знаю, ты здесь, мальчик… Иди же сюда, Илэр. Чего ты боишься?

Томный шелестящий голос, как шелковый шнур, обвивался вокруг шеи, завязывался крепким узлом, тянул, тащил за собой, как аркан. Я едва мог бороться с наваждением. Мне было до чертиков страшно.

Мужчина начал медленно поворачиваться. Как это часто бывает в кошмарах, я не мог пошевелиться и не мог даже оторвать взгляда от его лица. Оно показалось сначала в четверть оборота, затем в профиль, и, наконец, мы взглянули друг другу в глаза. Лицо у него было странное и жуткое: белое, пористое, как творог, с темной узкой прорезью рта и черными дырами глаз, которые казались двумя могильными ямами.

— Илэр! — томный шепот взлетел до пронзительного чаячьего крика, резанув по ушам, рыбья прорезь рта разошлась в нечеловеческой улыбке, и мужчина шагнул вперед.

Я шарахнулся назад, попытался подняться на ноги, поскользнулся в глинистой грязи и упал. Мужчина с глазами-ямами медленно шел ко мне и на ходу вытаскивал руки из карманов, не вытаскивал даже — выдирал, как выдирают ноги из болотного месива. Я не стал дожидаться, пока карманы обнаружат причину столь странного своего поведения. Чувствуя себя на грани обморока, кое-как поднялся, повернулся и побежал прочь, не разбирая дороги и думая только о том, как не упасть, запутавшись в собственных ослабевших от страха ногах.

Бег между надгробий, сквозь пелену лениво падающих мохнатых хлопьев снега, напоминал продолжение ночного кошмара; декорации были соответствующие. Ни разу не остановившись и даже не запнувшись, я пробежал все кладбище насквозь и уткнулся в ограду, которая тянулась влево и вправо, сколько хватало глаз, и растворялась в снежистой мгле. Я оглянулся, никого не увидел, но побоялся терять время на поиски калитки или ворот. Даже не знаю, как мне удалось перебраться через ограду. Спрыгнув на асфальт по другую ее сторону, я припустил вниз по улице.

— Илэр! Слава богу, ты жив! Где ты был? Я уже не знал, что и думать!

Несмотря на все сильнее терзающие меня холод и голод, и на разбушевавшуюся вконец метель, я осмелился появиться у дома Кристиана только после наступления темноты. До того я неприкаянно болтался по улочкам и переулкам, стараясь не выходить в людные места. Это был, пожалуй, самый тяжелый и самый печальный день в моей жизни.

Когда Кристиан увидел меня на пороге, я являл собой, вероятно, довольно жалкое зрелище. Он сгреб меня в охапку и буквально затащил в дом. Он обращался со мной, как с маленьким: раздел, замотал в теплое одеяло, усадил в кресло в гостиной, сунул в руки огромную кружку с крепким сладким чаем. Оказавшись в тепле и безопасности, я почувствовал себя как во сне. Напряжение разом спало, вместо него нахлынула усталость. Я сидел, как неживой, и с трудом понимал, что говорит Кристиан, обращаясь ко мне.

— Я все знаю, Илэр. Я так боялся, что ты тоже мертв или попал им в руки! Я всюду искал тебя. Где же ты был?

— Не помню, — тихо сказал я, и это было правдой.

— Да ты совсем замучен! Поговорим потом. Сейчас тебе нужно поесть и хорошенько выспаться.

Я и впрямь был очень голоден, за прошедшие два дня моей единственной пищей был глоток кофе. Но ел я чисто автоматически, и совершенно не чувствовал вкуса пищи. Голова моя горела. Кристиан заметил, что еще немного, и я уткнусь носом в тарелку и усну. Через пять минут я оказался в постели.

Я уснул — как в обморок провалился. Думал, что во сне снова буду переживать вчерашнее утро, смотреть с лестницы на распростертое внизу тело отца. Но вместо этого я увидел давешнего высокого незнакомца в черном пальто. Он смотрел на меня, не отрываясь, и глаза у него были странные и пугающие: черные, глубокие, нечеловеческие. Чернота заливала всю радужку, так что не различить было зрачка. "Илэр, — услышал я мертвый голос. Губы незнакомца не шевелились, но слова исходили от него, без сомнений. — Илэр. Почему ты боишься меня? Илэр?"

— Илэр?

Со вздохом я выпал из сна и увидел, что надо мной склоняется Кристиан, и лицо у него озабоченное. Увидев, что я открыл глаза, он чуть улыбнулся:

— Илэр? Ты в порядке? Я услышал, как ты стонешь во сне, и подумал, что ты… видишь плохие сны.

— Я видел человека, — сказал я медленно. — Он звал меня по имени.

— Человека? Какого человека? Ты видел его раньше?

— Да. Днем. На кладбище. Он искал меня.

Кристиан взял меня за руки и заглянул в лицо. В синих глазах его росла тревога. Он хотел что-то сказать, но промолчал, только сжал мои ладони.

— Что происходит? — спросил я.

— Поговорим завтра. Теперь спи, я посижу с тобой. Пожалуйста, Илэр, спи, прошу тебя.

Я проспал больше двенадцати часов и проснулся в удивительно спокойном состоянии духа, чувствуя только сильную физическую слабость. Так было всегда, когда рядом находился Кристиан: с самого детства одно его близкое присутствие вселяло в меня спокойствие и уверенность. А теперь он не просто был рядом, он сидел у моей кровати и держал меня за руку. Вероятно, так он провел всю ночь. Я приподнялся на подушках.

— Крис…

Кристиан улыбнулся, и его усталое лицо преобразилось. Нужно сказать, что лицо у него вообще своеобразное и на людей производит неизгладимое впечатление. Слишком строгое, чтобы быть красивым, оно так и просилось на икону. Черты его были крайне лаконичны: никакой нечеткости или расплывчатости. Но когда он улыбался, становился похожим на ангела.

— Тебе лучше, малыш?

— Кажется, да. Ты понимаешь что-нибудь, Крис?

— Илэр, — сказал Кристиан очень серьезно. — Тебе нужно уехать.

Я уже достаточно пришел в себя, чтобы не соглашаться со всем подряд без возражений.

— Уехать? Куда? И зачем мне уезжать?

— Я боюсь, что с тобой может случиться беда.

— Со мной уже случилась беда… И я ничего не понимаю. И я никуда не уеду, пока не пойму.

— Ох, Илэр… Ты можешь поверить мне на слово? Ничего не спрашивая? Для тебя будет лучше уехать, правда. Хотя бы на некоторое время. Тебя уже ищут, сам же видел. И если найдут… Поверь, смерть не самое худшее из того, что может случиться с тобой тогда. Остальное еще страшнее. А я обещал Адриену позаботиться о тебе. Понимаешь? Я очень боюсь за тебя.

— Подожди, Крис… подожди! — все мои мысли окончательно запутались. Отец взял с Кристиана обещание позаботиться обо мне? — Ты что же, хочешь сказать, что отец знал, что случится?

— Он опасался этого. Илэр, пожалуйста, не спрашивай! Тебе лучше не знать.

Да что же это такое? Почему Кристиан не хочет рассказывать? Чего мне лучше не знать? К горлу подступал горький комок, а к глазам — слезы. Чтобы скрыть их, я отвернулся.

— Убили моего отца! — крикнул я. — А ты говоришь, что я не должен спрашивать, кто и за что?! И меня, между прочим, тоже хотят убить! Кто они? Что им нужно?

Еще немного, и я снова расплакался бы. Больше всего я сейчас боялся, что Кристиан обнимет меня и станет утешать. Но он не сделал ни малейшего движения в мою сторону. Сидел на стуле, наклонившись вперед и сцепив руки на коленях, и смотрел теперь уже в пол. Вид у него был смертельно усталый. Он очень долго молчал, давая мне время успокоиться. Когда мне удалось, наконец, взять себя в руки, он заговорил очень тихо, и не поднимая глаз:

— Адриена нашли полицейские, они забрали его… тело. Они уже вызывали меня для опознания, и задавали чертову тучу вопросов. В том числе и про тебя. Полиция тоже тебя ищет; они полагают, что ты успел убежать. Если хочешь, можем сходить в участок. Тогда… тогда ты сможешь присутствовать на похоронах. А я смогу официально оформить опекунство над тобой. Думаю, твоя тетка не будет его оспаривать. Но… если ты останешься у меня, и они тоже будут знать, где ты. И ты не сможешь вернуться к обычной жизни.

— Я в любом случае не смогу, — резко сказал я. — По крайней мере, не сейчас.

— А если я расскажу тебе, что знаю, то не сможешь уже никогда. Прошу, подумай об этом.

Я посмотрел ему в глаза.

— Крис, ты уже столько таинственности напустил вокруг вчерашнего дня, что теперь просто не можешь не рассказать. Я никуда не поеду. А если ты будешь молчать, я просто стану изводить себя. Все равно как-нибудь да узнаю. Я не оставлю это просто так. Крис, ведь убили моего отца! Как я могу?..

Кристиан покачал головой.

— Думаю, Адриен не хотел, чтобы ты знал. Иначе он сам рассказал бы… А может быть, он просто ждал, когда ты вырастешь. Не знаю, мы никогда на эту тему не разговаривали. Но, наверное, сейчас у меня просто нет другого выхода… Ты можешь встать? Тебе нужно поесть, а после поговорим. Разговор будет долгий. Я даже не знаю, с чего начать… и как сказать, чтобы ты поверил.

Дрожа от нетерпения, я встал и надел приготовленную для меня одежду, принадлежащую Кристиану. Она оказалась велика: Кристиан был выше меня на полголовы. Рукава и штанины пришлось подвернуть. На кухне меня ждал завтрак, но я едва мог проглотить несколько кусочков хлеба и выпить немного кофе. Кристиан сидел напротив и смотрел, как я ем. Как всегда, выглядел он изысканно и строго: темные тяжелые волосы, блестящие сединой, зачесаны над высоким бледным лбом и собраны в хвост, щеки гладко выбриты, тщательно выглаженная рубашка застегнута на все пуговицы. Даже в тяжелых ситуациях он не позволял себе распускаться.

— Так что же, Крис? — спросил я, когда понял, что не смогу больше ничего съесть или выпить.

Кристиан глянув на меня виновато, нахмурился и потер ладонью лоб.

— Может статься, ты подумаешь, что я рассказываю сказки. Или что я сошел с ума и сам не понимаю, что говорю. Так даже было бы лучше. Тогда ты, наверное, согласился бы уехать.

— Господи боже мой, Крис, ну куда уехать, куда?! — вскричал я. — Рассказывай же, прошу!

— Ты видел людей, которые пришли в ваш дом, — медленно начал Кристиан. — Видел того, кто искал тебя на кладбище. Скажи, тебе что-нибудь в них показалось странным?

Я пожал плечами. Странным? В тех парнях, которые ворвались в дом с оружием, я не увидел ничего необычного. Высокие, сильные люди, все, как один, одетые в черное. Ничего особенного — после такого количества боевиков, которое я просмотрел за пятнадцать лет жизни. Оружие в их руках рождало страх, недоумение (за что?!), но не выглядело странным. Другое дело — человек на кладбище. Вот он произвел на меня сильное впечатление.

— Тот парень на кладбище, — сказал я после раздумий. — Лицо у него было кошмарное, а голос, кажется, так и застрял у меня в голове. Больше было похоже на змеиное шипение, чем на человеческую речь.

Кристиан кивнул.

— Видишь ли, Илэр… Все эти люди — на самом деле не люди. Или, точнее сказать, не совсем люди…

— Что ты имеешь в виду? — напрягся я. Лицо и интонации Кристиана вдруг напугали меня так, что я чуть было не закричал, чтобы он не говорил ничего больше. Я уже не хотел ничего знать. Дрожь пробежалась ледяными пальцами вдоль моего позвоночника. Кристиан вновь замолчал, подбирал слова, и вдруг в коридоре хлопнула входная дверь. Было это так неожиданно, что я подскочил и расплескал кофе.

— Кто это? — шепнул я охрипшим голосом.

— Не знаю. Сиди, я схожу посмотреть. Не двигайся и молчи.

Вид у Кристиана был встревоженный. Бог знает, кого он ожидал. Я тоже был не спокоен, сидел, замерев и стараясь не дышать. О чем я тогда думал, мне трудно вспомнить. Наверное, ждал, что вот-вот услышу глухие щелчки выстрелов или что-то подобное. Я даже не сразу сумел заставить себя расслабиться, когда из коридора донесся удивленный и исполненный облегчения возглас Кристиана:

— Агни! Что случилось? Почему ты здесь, а не в школе? Что за вид?!

Я с трудом перевел дыхание.

Агни — это дочь Кристиана. Мы с ней были давно знакомы и поддерживали приятельские, хоть и не сказать чтоб тесные, отношения. Она мне, пожалуй, нравилась. Миленькая девушка, удивительно ладная и бойкая. Не знаю, кому именно из родителей пришло в голову дать ей такое странное имя — ведь так звали бога огня в индийской мифологии.

Через минуту Агни вместе с Кристианом появилась на пороге кухни, и я окончательно растерял все слова. Даже забыл на время про свои проблемы: Агни просто убила меня своим видом. Она, вообще, не красавица, но какая-то изюминка в ней есть: большие карие глаза, круто изогнутые арками брови, маленький точеный нос с горбинкой и крошечный яркий ротик. Не знаю, в кого она пошла, явно не в отца, а мать я ее никогда не видел. Настоящая персидская красавица, из тех, что рисовали на старинных миниатюрах, разве что медово-желтая грива нарушала образ. Волосами она всегда очень гордилась, это была ее краса и отрада, как сама она говаривала (не без сарказма). И потому я опешил, когда увидел Агни сейчас. Что-то в ней было не то. В дверях стояла девушка, вроде бы очень знакомая, но только… почему-то без волос. То есть не совсем лысая, а постриженная вроде как под машинку. Видимо, волосы у нее только-только начали отрастать.

У Кристиана вид был обалделый, я едва ли выглядел лучше. Агни посмотрела на нас и прыснула:

— Салют, Илэр! Что это у тебя такое лицо кислое? Лимон съел?

— Агни! — одернул ее Кристиан неожиданно резко. — Оставь его. Объясни лучше, почему такой дикий вид.

— Вовсе даже и не дикий, а вполне себе милый, — Агни остановилась перед стальной, полированной дверцей холодильника и взялась крутиться перед ней, придирчиво себя разглядывая. — Даже, я бы сказала, оригинальный! Разве нет?

— Я жду объяснений, — сухо сказал Кристиан.

— Да что объяснять? Поспорила с ребятами. И остриглась на спор, ясно? Вот и все.

Я смотрел на нее в тихом восхищении. На подобный поступок решился бы не каждый парень, а тут — девчонка! Скажите, много вы видели остриженных налысо девушек на улицах? Кристиан же восторга дочери и моего восхищения не разделял.

— Черт побери, Агни, ты хуже мальчишки! Надо же — на спор! Что за детская выходка? Мать видела?

— Ага.

— И что?

— И ничего. Ей сейчас не до меня, у нее новый хахаль. Я потому и тут.

— Не смей говорить в таком тоне о матери, — Кристиан, разговаривая с дочерью, смотрел почему-то на меня. Может быть, опасался, что разговоры подобного «семейного» содержания разбередят мое горе?

— Хорошо, в таком больше не буду… Пап, можно я у тебя поживу? Уж такая у этого типа морда мерзкая, да и смотрит он на меня так, что по зубам дать охота. Разреши, а? Я буду тихой-тихой, как мышка, честное слово.

Агни подошла к отцу, повисла у него на шее и с умильным выражением на мордашке заглянула ему в глаза. Кристиан колебался, не в силах отказать в просьбе любимой дочери, и вместе с тем испытывая тревогу за нее. Ведь в его доме теперь жил я, и я нес в себе некую угрозу. Кристиан готов был подставиться под удар неведомых сил сам, но не хотел навлекать опасность на Агни. Но и о «хахале» бывшей супруги, как я заключил, он был наслышан, и мысль о том, что дочь вынуждена находиться в его обществе, очень ему не нравилась. Он стоял и молчал, переводя взгляд с меня на Агни и обратно. Любопытно, о чем он думал в эти минуты? Решал, насколько я ему дорог? Может ли он из-за меня подвергнуть риску свою собственную дочь? Подленькое предположение, я ведь знал, что не чужой ему. Мне стало стыдно.

— Я сейчас позвоню твоей матери, — наконец, сказал Кристиан, не уточняя, впрочем, с какой целью будет звонить. Тем не менее, Агни смачно чмокнула его в щеку, после чего оставила в покое отцовскую шею и переместилась на покинутый им стул напротив меня.

Кристиан ушел к телефону, оставив нас вдвоем.

— А тебе нравится моя прическа? — поинтересовалась Агни с любопытством.

— Хм… что-то в этом есть.

— Ну и хитрюга, ну и дипломат! Если не нравится, так и скажи.

Я пожал плечами. Агни прищурилась на меня, закинула ногу на ногу и переменила тему:

— Как у тебя дела?

— Хреново, — ответил я честно.

Агни округлила глаза.

— Что, правда, плохо? Что случилось?

— Моего отца убили два дня назад.

— Как убили?! Ты серьезно, Илэр? Как… как это произошло?..

— Не возражаешь, я обойдусь без подробностей? — только заговорив об отце, я сразу почувствовал, как к глазам подступают горькие слезы. А если я еще мог бы плакать при Кристиане, то при девчонке — увольте. Замолкнув, я изо всех сил стиснул зубы и отвернулся, чтобы не видеть исполненного ужаса и сочувствия взгляда Агни. Она смотрела на меня огромными повлажневшими глазами, и жалела меня, а от этого становилось еще хуже.

К счастью, в этот критический момент в кухне вновь появился Кристиан и сказал строго:

— Избавь, пожалуйста, Илэра от расспросов, хорошо, Агни? И вот еще что… Илэр немного поживет у меня, а ты не очень об этом рассказывай своим друзьям. Лучше вообще не рассказывай. Ясно?

Агни с несколько потерянным видом кивнула, потом лицо ее прояснилось:

— Значит, мне можно остаться? Пап?

— Да, на пару дней можешь остаться. Твоя мать требовала, чтобы ты немедленно возвращалась домой, но я ее… переубедил.

— Ой, спасибо, пап! Я тогда пойду вещи брошу в комнату, — хитрая Агни, конечно же, заявилась сразу с вещами, изначально рассчитывая на согласие отца. — Вот увидишь, я тебе не помешаю. Пока, Илэр. Заходи ко мне, если захочешь поболтать, не стесняйся.

Он вспорхнула со стула, наклонилась ко мне и мазнула губами по щеке. И убежала. Я вспыхнул, не зная, как реагировать. Поступок Агни на несколько минут даже заставил меня забыть о моей беде. Кристиан терпеливо ждал, пока пройдет мое смущение, и пил вторую чашку кофе. Немного оживившись во время разговора с дочерью, он снова впал в задумчивость. Наконец, я смог собраться с мыслями и вернуться к прерванному Агни разговору.

— Так что насчет тех людей, Крис? Ты начал говорить, что…

Жестом прервав меня, Кристиан оглянулся на открытую дверь в кухню. Тихо ступая, подошел к ней; я подумал, что он сейчас запрет дверь на ключ. Но он ограничился тем, что плотно прикрыл ее и вернулся на место. Видимо, закрытая, хоть и незапертая дверь должна была послужить для Агни достаточно ясным сигналом того, что сюда соваться ей не следует.

— Видишь ли, Илэр… — Кристиан снова нахмурился. — Ах, черт, как бы сказать-то! В общем, те люди… то есть не совсем люди… они — вампиры.

— К-кто?!

Нет, я крикнул "Кто?" совсем не потому, что не знал, кто такие вампиры. Наоборот, потому что слишком хорошо знал это. Но, скажите, какой человек поверит, когда ему говорят, что к нему посреди белого дня заявились вампиры? Причем не просто так, а с автоматами и на черных лимузинах? И вместо того чтобы пить кровь, элементарно расстреляли моего отца очередью из автомата?! Все это как-то совсем не укладывалось в образ вампира, создаваемого книгами и видео-индустрией. Не то чтобы я был крупным специалистом по вампирам, но уж "Дракулу"-то читал, и сочинения Энн Райс и Лорел Гамильтон тоже, и «Хеллсинг» смотрел. Да и вообще, вампиры — это чушь, бред и сказки! Какой идиот в них верит в наши дни?!

— Вампиры, Илэр, — ровным голосом повторил Кристиан, пристально на меня глядя. — Или, если угодно, носферату. Впрочем, нет. Носферату — высшие, а те, что были у вас — мелочь, шушера. Вот на кладбище, возможно, ты видел одного из высших.

— Чушь! — крикнул я.

— Я же говорил, что ты не поверишь.

— Бред! Какая связь между моим отцом и этими… носферату?

— Увы, самая прямая. Так ты все-таки веришь мне, Илэр?

Я молчал. Разум отказывался принимать не укладывающиеся в нем факты, существованию которых противоречил весь мой жизненный, пусть и не очень большой, опыт. С другой стороны, мне вспоминалась встреча на кладбище и приснившийся вслед за тем сон. М-да, тот человек, пожалуй, смахивал на вампира в классическом представлении. Я поймал себя на том, что рассматриваю слегка обозначенную Кристианом картину так, как будто она могла быть реальностью, и немного разозлился.

— Если они вампиры, так почему же пришли среди дня? — пошел я в наступление. — Разве солнечный свет не убивает их?

— Далеко не всех. Видишь ли, Илэр, не все, что написано в книгах — истина. Вампиры вовсе не восставшие мертвецы, боящиеся чеснока, серебра и осины, не говоря уже о распятии. Это было бы слишком просто.

— Может быть, они еще и кровь не пьют?

— К сожалению, пьют. Это — главная составляющая их природы. И жертвы их часто погибают. Даже, я бы сказал, почти всегда. Но давай по порядку, Илэр. Мне очень не хочется читать тебе лекцию о вампиризме, не время и не место, но без этого я не смогу объяснить тебе, во что впутался твой отец. Так что, прошу, потерпи и послушай меня внимательно.

Кристиан мог бы и не говорить этого; я был само внимание. Неужели он думал, что я буду витать в облаках, в то время как он рассказывает мне, из-за чего убили отца?!

— Вокруг вампиров столько всего накручено за века их существования, что я даже не знаю, с чего начать, — сказал Кристиан, нервно хрустнув пальцами. — Наверное, стоит подчеркнуть, что большая часть так называемых общеизвестных сведений о вампирах — сплошные выдумки. Самое главное: это не поднявшиеся из гробов покойники, поддерживающие свежей кровью видимость жизни. Кровь они пьют затем, чтобы не расстаться с жизнью настоящей. Физиологически вампиры не умеют обходиться без крови. Она требуется их организмам, чтобы поддерживать жизнь. Если хочешь, это можно назвать болезнью. И это основное отличие их от обычных людей. Из него же, как полагают, вытекает все остальные. Дело в том, что в организме вампира происходят некие изменения. Например, вследствие мутаций глаза его становится весьма чувствительными к свету, именно поэтому вампиры не очень любят выходить на улицу днем, особенно в солнечную погоду. Меняются цвет и структура кожи, убыстряются реакции и усиливаются регенерационные функции. Кроме того, удлиняется срок жизни. Последнее у каждого индивидуально, но известно, что некоторые носферату живут не по одной сотне лет.

— А мой отец? — перебил я его нетерпеливо. — При чем тут он?

— Адриен знал о существовании вампиров. Он столкнулся с местным кланом давно, еще до твоего рождения, и так получилось… в общем, это отдельная, очень долгая история, подробностей ее я даже не знаю. Вампиры его не убили, хотя обычно стремятся уничтожить всех людей, которые проникают в тайну их существования. Твой отец очень заинтересовался способностями носферату. Он не мог спокойно пройти мимо подобного явления, которое, к тому же, лежало в области его профессиональных интересов; он считал, что вампиризм, как заболевание, имеет генетический характер. Адриен принялся исследовать… Тут нужно сказать, что, обладая такими замечательными свойствами, и имея склонность к темной стороне всего сущего, вампиры не могли не объявить себя высшей расой. Произошло это очень, очень давно; их ничуть не смущал тот факт, что расой, по сути, они не являлись. Вампиры практически не способны к размножению; лишь очень небольшая часть их может иметь потомство. Подобная ущербность происходит, по-видимому, оттуда же, откуда и остальные их свойства. Кроме того, даже родившийся у пары вампиров ребенок может не унаследовать их… особенностей. От подобных «неполноценных», как они говорят, детей избавляются: умерщвляют (как бы страшно это ни звучало) или просто отдают воспитывать на сторону. В паре с обычным человеком вампир может обзавестись потомством с большей вероятностью, но только на контакт с людьми вампиры идут в исключительных случаях. Они считают нас существами низшими и несоизмеримо более примитивными. Кстати, именно поэтому вампиры без угрызений совести могут «засосать» свою жертву насмерть, хотя это вовсе не обязательно; человек, укушенный вампиром, выживает, если только его не выпить досуха. Так вот, вампиры стараются свести свои контакты с людьми к минимуму, — я не говорю о периоде их «охоты», — или хотя бы вести себя так, чтобы никто не догадался об их природе. Они очень сильно держатся друг за друга, не допускают к себе посторонних и не отпускают своих "на сторону". В общем, нечто вроде закрытого клана, очень немногочисленного. Ведь количество вампиров пополняется почти исключительно за счет рождения детей с особенными свойствами — это, так сказать, истинные вампиры, именно они становятся носферату, если проживут достаточно долго…

— А можно сделать вампиром обычного человека?

Кристиан помолчал.

— Можно, но очень трудно. Для этого проводился специальный ритуал, который требует долгой и сложной подготовки и разрешения главы клана. А разрешение такое дается очень, очень редко. Но это уже не относится к делу… Твой отец, Илэр, занимался своими исследованиями не просто из любопытства. Он был одержим идеей разгадать тайну этой болезни, и… Нет, не пугайся, он не собирался сам примыкать к носферату, или делать людей такими же, как они. Наоборот. Он хотел найти способ излечения от вампиризма…

— И за это его убили?

— Вероятно. Видишь ли, я точно не знаю, до чего именно Адриен докопался и что стало известно носферату. В последнее время он часто говорил о каких-то новых открытиях, которые сдвинули дело с мертвой точки; ведь он много лет буквально топтался на месте. Но что это за открытия, он не говорил, а я не спрашивал… Видно, сведения, которые стали известны твоему отцу, представляли некую опасность для вампиров. Они сочли его опасным для себя. И вот Адриен мертв, а дом ваш перевернули с ног на голову в поисках чего-то, весьма для них важного.

— Они нашли?

Кристиан покачал головой.

— Не знаю. Если бы хотя бы знать, что они искали…

— Ну а я-то им зачем?

— Если допустить, что поиски не увенчались успехом… Они могут полагать, что искомая вещь находится у тебя.

— Могли бы подумать: ну когда бы я успел взять хоть что-то? Не говоря уже о какой-то ценной вещи. Я же убегал через окно, Крис…

— Объясни это им. Думаю, они подходят с той точки зрения, что всегда лучше перестраховаться. Странно, что они не добрались еще до кабинета Адриена в университете. Но, думаю, все впереди. Так что скажешь, Илэр? Теперь, когда я вкратце рассказал тебе, все что знаю, ты согласишься уехать?

— Да куда ты меня хочешь спровадить? — психанул я. — Куда мне ехать? К тетке? Ну и на кой черт я ей сдался? Да и вообще… если все так серьезно, как ты говоришь, меня найдут и у нее… — мороз продрал меня по коже при мысли, что я ведь уже все рассказанное Кристианом воспринимаю всерьез! И всерьез рассматриваю существование в реальном мире — моем мире! — каких-то там кровососущих человекообразных тварей. А фраза про темную сторону всего сущего, оброненная Кристианом, вообще звучала как джедайский бред из "Звездных войн". — Крис, а ты-то откуда столько знаешь? Тоже общался с… вампирами?

— Нет, не приходилось. Адриен кое-что рассказывал, но… ходил туда всегда один. И работал над своими исследованиями один. Кажется, он про них никому, кроме меня, никогда не рассказывал. Да и мне рассказал в общих чертах.

Удивительное дело: работать над темой полтора десятка лет, и ни единой душе не рассказать про свои открытия! Мой отец, конечно, замкнутый человек (то есть, поправил я себя с тоской, БЫЛ замкнутым человеком), но чтобы настолько… Кроме того, мне начинало казаться, что вот тут Кристиан что-то темнит. Слишком много он знал для человека, которому "в общих чертах", "кое-что рассказывали". Но я не стал придираться и уточнять, сделав мысленно пометку "разобраться позже". Мне бы разобраться с тем, что я уже услышал! Куда уж выяснять новые подробности…

— Что же теперь, Илэр? Разумеется, ты можешь оставаться у меня, но тебе нужна будет одежда… и вообще твои вещи. Придется известить полицию, чтобы они разрешили тебе вернуться в дом. Впрочем, об этом не беспокойся, я все устрою.

Я покачал головой. Вернуться в дом, где убили отца, я не мог. Во всяком случае, не сейчас. Когда-нибудь после, конечно, я захочу пойти туда, но, думаю, до этого момента пройдет немало времени. И дело тут, поверьте, не в обычном страхе.

— Когда похороны, Крис?

— Стоит ли тебе идти? — заколебался Кристиан. — Я все понимаю, но лучше, если бы ты не…

— Я хочу пойти! — прервал я. — Это мой отец! Могу я хотя бы в последний раз увидеть его? Когда, Крис?

— Похороны завтра, — произнес Кристиан тихо после долгого молчания. — Поедем вместе, Илэр.

Я кивнул, сглотнул подступивший к горлу комок и заплакал. Я ничего не мог с собой поделать. В синих глазах Кристиана была мука, но он сказал только:

— Тебе нужно отдохнуть, завтра будет трудный день. Мне придется уехать сейчас, а ты располагайся, как удобно. Если что-то понадобится, звони мне на мобильный или скажи Елене, она скоро придет, — (Еленой звали женщину, которая приходила каждый день, чтобы прибраться и приготовить еду). — Хорошо? А лучше попробуй поспать. Хочешь, я найду тебе успокоительное?

— Не нужно.

Я и впрямь чувствовал себя смертельно уставшим и разбитым после длинного разговора, но уснуть не сумел бы. Какой тут сон, когда завтра хоронят твоего отца, единственного родного человека? Но и успокоительные таблетки я принимать не хотел.

— Тогда до вечера, — сказал Кристиан, вставая. У дверей он обернулся и добавил мягко: — Крепись, малыш.

После того, как ушел Кристиан, я еще немного посидел один в кухне, пока тишина не начала отдаваться звоном у меня в ушах. В голове было абсолютно пусто; редко случается так, что не остается ни одной, самой завалящей, мысли. Ощущение неприятное, но сейчас я был ему рад. Казалось, начни я хоть о чем-нибудь думать, и голова лопнет; а мне и без того было достаточно плохо.

Потом, все так же бездумно, я поднялся наверх, в комнату, где провел ночь.

Дом у Кристиана был большой, а жил он один. Жена ушла от него давно, почти сразу после рождения Агни. Он жил на широкую ногу, многое мог себе позволить, будучи весьма обеспеченным человеком: последние пять лет он возглавлял крупное архитектурно-проектное бюро. Если не ошибаюсь, его дом был построен по его же проекту. Наверное, Кристиану бывало в нем очень одиноко. Впрочем, дома он проводил мало времени, чаще пропадал допоздна на работе или у нас.

Комната моя была в самом конце коридора, и мне пришлось пройти мимо еще нескольких дверей; все они, кроме одной, были заперты. Из-за приоткрытой двери доносилась приглушенная музыка. Я остановился послушать и узнал вступительные аккорды "Portrait Of The Dead Countess" Крэдлов. Удивительно, я не знал, что Агни слушает такую же музыку, что и я… Композиция пришлась очень в тему к произошедшему разговору, меня даже передернуло. Моя любимая группа, но слушать ее сейчас я бы не смог.

Я тихонько постучался в дверь.

— Заходи!

Агни, как была, в джинсах и свитере, валялась на застеленной постели на животе, подложив под подбородок сцепленные в замок пальцы. Она так и не удосужилась разобрать вещи, и застегнутая на «молнию» сумка валялась рядом с кроватью. Увидев меня, Агни живо перевернулась на спину, потом села.

— Не думал, что тебе нравится такое, — я кивнул в сторону музыкального центра, колонок которого доносилась уже "Lustmord And Wargasm". — Странное пристрастие для девушки.

— Ага, и ты такой же, как все. Никто не верит, что девчонка может слушать подобную музыку. Тебе нравится?

— Крэдлы — моя любимая группа, — ответил я, сам себе удивляясь. Надо же, я еще в состоянии вести разговоры о музыке.

Агни смотрела на меня, по-видимому, не имея ни малейшего понятия, как и о чем со мной еще говорить. Я тоже не знал, стоял молча и рассматривал комнату. Видно было, что здесь живут нечасто и не подолгу: абсолютно ничего лишнего, никаких постеров и фотографий на стенах, почти полное отсутствие безделушек и книг на полках. И обставлена комната сдержанно, без всяких медвежат и розовых бантиков, которые так любят девчонки. В общем, совершенно не девичья комнатка.

— Тебе лучше лечь поспать, — выдала вдруг Агни. Похоже, мысли ее двигались в том же направлении, что и у отца. — Вид у тебя совершенно убитый.

Еще бы не убитый! Впрочем, хорошо, что только вид, а не я сам. Я подавил неуместный истерический смех и повернулся, чтобы уйти.

— Пойду, правда, прилягу.

До вечера я пролежал на кровати в своей спальне, стараясь ни о чем не думать. Лучше всего было бы уснуть, но сон бежал от меня; а вот мысли потихоньку возвращались, и вместе с ними навалилась такая тоска, что впору было взвыть. Чтобы немного отвлечься, я принялся обдумывать все, что поведал мне Кристиан. Этой информацией нужно было как-то распорядиться, я не собирался просто принять ее к сведению и так все и оставить. Я, правда, не знал еще, что намерен предпринять и зачем. Знал только, что в лапы тех, кто убил отца, попадать мне не стоит, особенно, если они и впрямь думают, будто у меня есть нечто нужное им. А стоит, пожалуй, все-таки наведаться домой, и пошарить по оставленным там вещам; может, и найду то, что прятал отец. Он, наверняка, вел какие-то записи, и я должен найти их. А потом подумаю, что с этим делать.

До самого вечера меня никто не потревожил, и только Кристиан, вернувшись, зашел узнать, в порядке ли я. Заодно принес сумку с моей одеждой: он уже успел поговорить с полицией и поставить их в известность о том, что я цел и невредим. Ему разрешили забрать из дома некоторые мои вещи. Я поблагодарил. Выглядел Кристиан сильно подавленным, в каждом движении сквозила усталость, и мне снова стало его жаль. Даже чертовски элегантный темно-серый костюм смотрелся на нем помято и уныло. Я только сейчас подумал, что Кристиан, должно быть, взял на себя все заботы по организации похорон, переговоры с полицией, связь с родственниками и коллегами отца, а так же еще множество крупных и мелких забот. Да тут еще я на его голову. И Агни, которая, впрочем, ничего не знала, пока не появилась тут. И еще мне подумалось, что Кристиан, на самом деле, завяз в проблемах моего отца гораздо глубже, чем хотел показать. Только он ни за что не станет загружать ими меня, уж я-то его знаю…

— Как ты вообще, Илэр? — Кристиан все не решался уйти из дверей моей комнаты.

"Очень плохо?" — спросили его глаза, но губы — не решились.

— Я в порядке.

— Уверен, что не хочешь выпить успокоительного? Нет? Тогда, спокойной ночи, Илэр.

— Спокойной ночи, Крис.