Предисловие автора к русскому изданию

С того исторического момента, когда перед психоло­гами встала практическая задача объяснения поведения отдельного конкретного человека, изменилась и расста­новка психологических проблем. На первое место выдви­нулись проблемы мотивации. Стало ясно, что сложную структуру регуляторных процессов человека интегрирует в одно целое та задача, которую он ставит перед собой. Если такой задачи нет, то нет и программы и цели дей­ствия, нет организованного, строго направленного пове­дения. Процессы инициации и реализации действий, на­правленных на данную цель, процессы, определяющие то, что человек совершает данный поступок, а не иной, и являются мотивационными процессами. Конечно, в этом отношении мотивация неразрывно и сложно связана с процессами отражения действительности, комплексом знаний и умений, с психическими установками, потреб­ностями и биологическими влечениями.

Поэтому всякое изучение мотивационных процессов у человека есть, по сути дела, изучение личности в ее действии, личности, структура которой определена не только прошлым: индивидуальным опытом, результатом жизни в данных социальных и биологических услови­ях, но и будущим. Это значит, что личность человека определена также и тем, к чему он стремится, какие задачи может и хочет ставить перед собой. Личность человека — это система, предназначенная к решению бу­дущих задач; и глубоко ошибается психолог, который хотел бы понять ее на основании только ее прошлого. В этом состоит, между прочим, заблуждение как пси­хоанализа, так и бихевиоризма всех оттенков. Особенно важно учитывать этот факт, приступая к психологиче­ским прогнозам, а также психокорректурным и воспи­тательным мероприятиям.

Таковы вкратце взгляды автора на основы психоло­гии мотивации. Они объясняют способ изложения проб­лемы психологии человеческих влечений.

Мне представилась возможность почти два года близ­ко сотрудничать со многими советскими психологами. Когда я читал лекции в Московском университете, про­водил исследования в Институте им. Бехтерева в Ленин­граде, изучал психологию установки в Тбилиси, я встре­тил не только радушный, дружеский прием, но и настоя­щий серьезный интерес к современным проблемам пси­хологии личности. Горячие и долгие споры не только дали мне возможность расширить и углубить профес­сиональный кругозор, но и позволили высоко оценить на­учные достижения советских психологов. Их мнение об этой книге будет иметь для меня большое значение. По­этому я очень признателен издательству «Прогресс», ко­торое предоставило мне возможность, издавая мою кни­гу, возобновить научные отношения с советскими колле­гами, что я считаю большой честью для себя.

Казимеж Обуховский

Институт психологии Познаньского университета им. А. Мицкевича

Познань, 20 мая 1970 г.

ОТ АВТОРА

Хорошая книга должна сама защищать себя от на­падок критиков-непрофессионалов. Однако редко автор бы­вает настолько уверен в своем произведении, чтобы по­сле написания последней страницы не начать поисков фразы-заклинания. Той фразы, которая могла бы обес­печить правильное понимание замысла, главных идей, которая могла бы предупредить нападки и вызвать ин­терес, то есть все то, что должно дать само по себе чте­ние работы.

К прискорбию, подобное заклинание все еще остается только мечтой, питаемой, правда, сообщениями о пер­спективах, основывающихся на экспериментах по элект­рической стимуляции мозга. Пока, впрочем, нейрохирур­гов не привлекают к сотрудничеству с издательствами и не поручают им подготавливать читателей к восприятию предлагаемого текста. Автору не остается ничего иного, как ограничиться несколькими замечаниями информационного характера.

Эта книга возникла как результат раздумий психолога-практика, который среди разнородных дефиниций, миниатюрных теорий, строгих фактов и пожеланий, складывающихся в современную теорию мотивации, ис­кал удовлетворительного объяснения невротических форм нарушения приспособления. Стараясь найти возможно более верный путь, я стремился выбрать наиболее обо­снованные элементы и, подкрепив их клиническим опы­том, создать достаточно удобную и не слишком сложную теоретическую схему. По этой причине читатель, кото­рый ждет от монографии проблем, исторических очерков и критических анализов, очевидно, будет разочарован. Книга содержит только то, что я могу сказать, отталки­ваясь от собственных наблюдений, а богатый фактиче­ский материал служит для иллюстрации дефиниций и ги­потез, касающихся условий правильного функциониро­вания человека современного культурного уровня. Я по­лагаю, что читателями моей работы будут люди, кото­рые по роду своей деятельности должны разрешать сложные вопросы мотивации человеческого поведения, то есть, помимо психолога, она заинтересует юриста, вра­ча, педагога, литератора. По этой причине я также по возможности отказался от специальной терминологии и сложных, хотя и интересных анализов в пользу доступ­ности изложения.

В своей книге я хочу представить специфическую точку зрения на деятельность человека и дать достаточ­но точные понятия, которые могли бы помочь в «препа­рировании» деликатной ткани человеческих влечений, — и это все. Вместе с тем этого вполне достаточно, чтобы сомневаться, разрешает ли книга поставленные задачи? Возможно, меня оправдает высказывание Тадеуша Томашевского:

Чтобы обеспечить своей работе научную точность и расшифровать ряд неясных понятий, я пользовался по­мощью многих людей. Всем им, а особенно учителю мо­ему, профессору Анджею Левицкому, а также профес­сору Стефану Шуману, который убедил меня в плодо­творности моих усилий, я приношу здесь горячую и пол­ную уважения благодарность.

ГЛАВА III ПОТРЕБНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

В предыдущих главах рассматривалась роль мотивов и установок в поведении человека. Я пытался сформули­ровать практически применимые определения этих терми­нов и дать представление о связи обозначаемых ими яв­лений (механизм исключения мотивов, находящийся в зависимости от установок).

Но оказалось, что этих двух понятий не достаточно для исчерпывающего объяснения поведения. Они, правда, позволяют понять, почему человек в данной ситуации ведет себя строго определенным образом, но ничего не го­ворят о том, почему ситуация эта вызывает такое его поведе­ние. Они, очевидно, отражают факторы, обусловливающие особенности действия, но не сам факт его появления и продолжения. Это различие для большей ясности можно проиллюстрировать, сравнив поведение с движением биль­ярдного шара. Направление движения шара на бильярд­ном столе будет понятно нам, если мы примем во внима­ние такие факторы, как, например, особенности поверх­ности стола, столкновение шара с другими шарами, его удар о борт и т. д., но все это не даст ответа на вопрос, почему вообще шар движется. Чтобы выяснить это, мы должны еще принять во внимание тот факт, что шар по­лучил удар кием, сообщивший ему определенное количе­ство механической энергии.

Если факторы, передающие энергию данному предме­ту, мы назовем динамическими, то возникает вопрос, ка­ковы факторы, динамизирующие поведение человека? Ими, очевидно, нельзя считать ни мотивы, ни установки, ибо они только дают направление поведению, то есть вы­полняют ту же роль, что и факторы, определяющие нап­равление сдвижения бильярдного шара. Где же следует искать динамические факторы, являющиеся подлинными причинами человеческой деятельности? Ответ на этот воп­рос найти не так просто. Он формулировался по-разному, приводились такие термины, как «влечения», «инстинк­ты», «мотивы» и т. д.; значение этих понятий в конце кон­цов смешивалось. Общим для всех ответов является ут­верждение о своеобразных внутренних силах организма, побуждающих его к действию определенного вида. Силы эти называли инстинктами, мотивами или влечениями. В психологии эта концепция приобрела особую актуаль­ность с появлением работ Фрейда, который объяснял ди­намику поведения с помощью теории «либидо» и мета­морфоз, которым подвергается это влечение в жизни лич-ности (Фрейд, 1923). За ним идет длинный ряд других исследователей, из которых у нас наиболее известен Ад­лер, считавший (в противоположность Фрейду), что пове­дение динамизируют социальные факторы, руководящие проявлениями «стремления к власти» (Machtstreben). Он понимал деятельность человека диалектически, как резуль­тат борьбы противоречий, как равнодействующую эгоис­тического «стремления к власти» и «социальных чувств», возникших в ходе филогенетического развития из самого факта сосуществования людей в социальной группе (Ад­лер, 1948) [11]

В современной психологии влечения, инстинкты и т. д. определяются обычно термином «потребность». Можно было бы, следовательно, сказать, что фактором, динамизирую­щим поведение людей, является потребность. С этим сов­ременные психологи, в общем, согласны. Разногласия на­чинаются с того момента, когда ставится вопрос об особен­ностях потребностей человека. Тут возникают споры, по­добные спору между Фрейдом, сторонником концепции «либидо», и Адлером, представителем теории «стремле­ния к власти».

1 Пожалуй, аналогичную «борьбу противоречии» можно вы­явить в концепции Фрейда, только тут противоречив возникает между «либидо» и «цензурой», представляющей собой выражение аорм и взглядов, воспринятых личностью от ее общественной среды

Но здесь мы сталкиваемся с другой, более существен­ной проблемой. Когда говорят о том, что фактором, дина­мизирующим поведение, являются потребности, то есть аире деленные условия, заключающиеся в организме, в личности, это может быть понято как противопоставле­ние динамики организма динамике неживых предметов. Динамические факторы, вызывающие движение неоду­шевленных предметов (как в упомянутом примере с биль­ярдным шаром), действуют вне их, в то время как факто­ры, динамизирующие организм, находятся в самом орга­низме. Иначе говоря, организм «движется сам по себе», вто время как неживые предметы должны быть приведены в движение извне. Такое толкование, хотя и не выступаю­щее в столь определенной форме, по-видимому, часто ле­жит в основе разных теорий, оперирующих понятием «потребность» или такими терминами, как «влечение», «инстинкт» и т. д.

Но противопоставление факторов, динамизирующих ор­ганизм и неодушевленные предметы, достаточно риско­ванно. Большие трудности возникли бы при сравнении организма, например с автомобилем, не говоря уже об «электронных черепахах». Кроме того, такое противопо­ставление равнозначно утверждению, что поведение живых существ не вызывается внешними факторами, что, несом­ненно, неверно. Это утверждение полностью опровергну­то рефлекторной теорией поведения, начало которой поло­жил еще Сеченов (Сеченов, 1961). Согласно этой теории, живой организм тесно связан со средой, представляет с ней определенное единство, а основные причины поведе­ния коренятся (так же как и при классических рефлек­сах) вне его; ими являются те или иные внешние раздра­жители. Таким образом, различие между неодушевлен­ными предметами и живыми организмами не сводится, как полагают рефлексологи, к различию динамизирую­щих факторов, ибо движение и тех и других требует определенного («толчка» извне, различны только:

1) способ, которым они реагируют на этот толчок (например, удар по шару вызывает движение в направле­нии удара, аналогично этому дразнение животного может вызвать нападение с его стороны), а также

2) вид движущих факторов (раздражителями могут быть все факторы, для восприятия которых животное имеет органы чувств).

Однако чисто рефлекторная теория поведения (напри­мер, рефлексология Бехтерева или бихевиоризм Уотоона) при всей своей правильности требует определенного дополнения. Оно было сделано наконец Павловым и слиш­ком часто недооценивается его последователями. Когда мы говорим, что факторами, обусловливающими поведение животного или человека, являются раздражители, напри­мер зрительные, слуховые, обонятельные, термические и т. д., сразу встает вопрос, почему эти факторы побужда­ют организм к движению. Павлов считал, что причиной этого является существование основных тенденций орга­низма, которые возникают под влиянием раздражения извне или изнутри и руководят жизнью животных и лю­дей (Павлов, 1951).Например,под влиянием голода про­является тенденция к поискам пищи, действие половых гормонов ведет к поиску существа другого пола и т. д.

В психологии эквивалентом этого понятия является понятие «потребность»: живой организм реагирует на раздражители потому, что имеет определенные потребно­сти. Животные избегают высоких температур, потому что у них есть потребность жить при более низкой темпера­туре; поедают корм, потому что имеют потребность в пи­ще, и т. д. Внешние раздражители обусловливают пове­дение только тогда, когда действуют «на фоне» соответ­ствующих потребностей индивида. [12] Если бы индивид не имел потребности в пище, он не реагировал бы на пище­вые раздражители, а если бы он не был наделен потреб­ностью в безопасности, не реагировал бы ни на какие уг­розы. На этом основана принципиальная разница между поведением животных и «поведением» неодушевленных предметов, которые не имеют потребностей в таком пони­мании этого слова.

Следовательно, на вопрос о том, находятся ли причи­ны движения живых существ вне их или в них самих, мы можем ответить так: внешние раздражители вызывают движения, но свою «движущую силу» они черпают в по­требностях индивида, существенными динамическими факторами являются, следовательно, потребности. Однако не следует понимать это таким образом, что живые орга­низмы не подчиняются законам механики. Несомненно, что человек, сброшенный с высокой скалы, упадет вниз, так же как и камень, а сильный удар разрушит ткани тела, так же как и кусок гипса. Дело в том, что реакции, типичные для живых организмов, определяются динамикой потребностей, которая не играет никакой роли в ре­акциях неодушевленных предметов.

Теперь следует ответить на вопрос, что такое потреб­ность, как нужно толковать это понятие. Во всяком слу­чае, его нельзя считать ни ясным, ни однозначным. От­вет на этот вопрос дадим в несколько этапов. Прежде всего следует подчеркнуть, что потребности нельзя пони­мать как «духовный» фактор или «жизненную силу». По­добное понимание опирается на более или менее четко выраженные метафизические представления, не имеющие права на существование в современной психологии. Не­много пользы принесет также интроспективное понима­ние потребности как субъективного ощущения желания чего-либо. Проблему эту мы обсуждали при определении понятия «мотив».

Пытаясь понять потребность в соответствии с осно­вами естественных наук, следовало бы рассматривать ее в связи с определенной особенностью живых организмов, называемой одними «способностью к саморегуляции» (Павлов), а другими «гомеостазом» (homeostasis — Кеннон). Еще Клод Бернар выдвинул теорию о том, что ха­рактерной чертой живых существ является способность поддерживать постоянство внутренней среды, несмотря на изменения, происходящие в окружающей среде (цит. по: Селье, 1960, стр. 15). К этой идее близки взгляды Павлова, который утверждает, что для нормального функ­ционирования организма существенно состояние внутрен­него равновесия всех органов, их оптимальное гармонич­ное взаимодействие. Равновесие это, однако, часто нару­шается, так как в организме происходят изменения, свя­занные с обменом веществ и с изменениями в его внеш­ней среде, такими, как значительное повышение или по­нижение температуры окружающей среды, опасность со стороны врагов и т. д. К сожалению, до настоящего вре­мени не установлен достаточно точно диапазон процессов, обусловливающих поддержание или восстановление внут­реннего равновесия.

В этой связи представляет интерес теория фрустрации Розенцвейга (Хант, 1944, т. I, стр. 379), рассматривающая вопрос о диапазоне внутреннего равновесия у человека. Розенцвейг предполагает существование трех уровней за­щиты организма от фрустрации. Эти уровни соответству­ют трем основным функциональным системам, сдвиг ак­тивности которых трактуется (так же как и в данной ра­боте) как колебание внутреннего равновесия организма. Первый уровень — это защита «клеточного» типа, или «иммунологическая», связанная с нарушением деятельно­сти отдельных органов или части ткани организма, на­пример, вследствие местной инфекции. Второй уровень — это защита «автономного» типа, связанная с нарушением всей структуры физиологических процессов организма, ре­гулируемых главным образом вегетативной нервной систе­мой. Третий уровень — это защита «на уровне коры» (ego-defense), связанная с нарушением нейропсихической регу­ляции, вызванным, например, резким изменением внешнего стереотипа или психическим конфликтом. Нарушение в рамках этой системы может привести к неврозу.

Все три уровня защиты внутреннего равновесия инди­вида тесно связаны между собой, что позволяет в случае неудачной защиты на одном из уровней включаться выс­шим формам регуляции (интеллектуализация) или низ­шим (регрессия) до восстановления равновесия. Итак, чтобы удержать организм в состоянии внутреннего рав­новесия или, другими словами, сохранить постоянство внутренней среды, индивид должен соответственно реа­гировать на раздражители, нарушающие равновесие. На­пример, при пониженной температуре окружающей среды необходимо повысить температуру тела (люди хлопают на морозе руками, топчутся на месте, бегают и т. д., что­бы согреться), при недостатке в организме белка или ми­неральных солей нужно ввести в него соответствующее количество необходимых веществ, добывая их из окру­жающей среды; требуется обдумывать способы правиль­ного решения психического конфликта, защиты от врагов и т. д. Такое реагирование на среду, дающее возможность организму поддерживать внутреннее равновесие и опре­деленное Розенцвейгом как «реакция на фрустрацию», Павлов назвал восстановлением «внешнего равновесия», а способность удерживать равновесие со средой определил как «способность к саморегуляции» (Павлов, 1951).

Этому примерно соответствует введенный Кенноном тер­мин гомеостаз: «Гомеостаз есть присущая живому орга­низму способность поддерживать постоянство внутренней среды при всех обстоятельствах» (цит. по: Селье, 1960, стр. 15); при этом главный акцент делается на «внутрен­нее равновесие».

На основе теории саморегуляции нетрудно дать пра­вильное, в данном случае временное определение потреб­ности, свободное от каких-либо метафизических предпо­сылок. Если мы убедимся, что данный индивид без впол­не определенных условий не может нормально функцио­нировать, то есть явно обнаруживается нарушение внут­реннего равновесия, мы можем сказать, что индивид име­ет объективную потребность именно в этих факторах (та­ких, например, как определенное количество белка, ми­неральных соединений или сахара, определенная темпе­ратура и т. д.). Удовлетворение «потребностей» представ­ляет в этом смысле «цель» саморегуляционной деятельно­сти. Можно даже определить механизм «саморегуляции» как механизм удовлетворения потребностей индивида.

Каждый живой организм имеет какие-то потребности, но понятно, что потребности разных видов различны, за­висят от структуры организма и от степени его филоге­нетического и онтогенетического развития. Разными бу­дут, по существу, потребности простейших и, скажем, рыб, а потребности рыб будут в свою очередь отличны от потребностей человека. Если для нормального функцио­нирования простейших достаточно, чтобы они оказались в водной среде с определенной температурой и насыщен­ностью соответствующими веществами, то рыбы требу­ют, кроме того, растительного или животного корма, бе­зопасности от врагов и т. д., а у человека число «потреб-ностных» условий почти бесконечно. В сущности, однако, независимо от сложности и обилия потребностей речь идет об одном: каждый требует тех условий, без которых не мог бы правильно функционировать, то есть полностью использовать свои способности к деятельности и разви­тию.

Возможно, понятие «потребность» следовало бы еще более расширить. Выводя его из концепции саморегуля­ции, я сузил значение термина «потребность», ограничив его теми факторами, которые необходимы для поддержа­ния индивида в состоянии нормы, для его нормального функционирования. Однажо, как правильно подчеркивает немецкий физиолог Элерт (1959, стр. 408), для живых ор­ганизмов характерна не только способность к самосохра­нению, но также способность к сохранению вида. «Каж­дый индивид, — пишет Элерт, — должен обладать в рав­ной мере как способностью к сохранению себя, так и к со­хранению вида, поскольку сохранение индивида без со­хранения вида может привести к вымиранию последнего. Однако требования, которые ставят организму самосохра­нение и сохранение вида, не всегда согласованы...»

Таким образом, у животных также существует «видо­вая потребность», или «потребность размножения». Что­бы в приведенное понимание потребности включить так­же видовую потребность, следовало бы расширить значе­ние термина «нормальное функционирование» так, чтобы он охватывал также участие индивида в процессах сохра­нения вида. И этого еще не вполне достаточно. Нормаль­но функционирующий индивид должен иметь соответст­вующие условия для правильного прохождения фаз разви­тия или должен иметь возможность развития. Следова­тельно, «нормальное функционирование» — это и правиль­ная саморегуляция в данный момент, и способность к раз­множению, и правильное развитие, такое функционирова­ние, при котором индивид использует все свои способно­сти (понимаемые в самом широком смысле), находящие применение в данной ситуации.

Из этих рассуждений следует, что потребность в ка­ком-либо объекте Y можно определить в самых общих чертах как свойство организма X, основывающееся на том, что организм X без объекта Y не может нормально функционировать, то есть получить оптимальную возмож­ность сохранения себя и вида, а также обеспечить собст­венное развитие. [13]

Определяя потребность как «свойство организма», мы не предрешаем еще, какого рода это свойство. Для того чтобы ответить на этот вопрос, требуется дополнительный анализ проблемы.

Определение потребности как свойства организма и личности требует подробного обоснования, поскольку в психологии она чаще всего понимается как процесс, воз­никающий под влиянием нарушения внутреннего равно­весия организма, процесс, направляющий и побуждающий к совершению действий, которые восстанавливают это равновесие. Психологи, определяя таким способом потреб­ность, часто отождествляют ее с «установкой», «напряже­нием», «позицией», «мотивом», «влечением» и т. д. Для примера приведу несколько наиболее характерных опре­делений. По Камерону (1947, стр. 105), «потребность» — это «состояние нестабилизированного или нарушенного равновесия, проявляющееся обычно в поведении организ­ма как усиливающая или продолжающаяся деятель­ность и напряжение». Дефиниция эта примыкает к кон­цепции саморегуляции и включает «потребность как оп­ределенный процесс в систему механизмов саморегуляции. Аналогично понимает потребность Гольдштейн (1939), определяющий ее при объяснении принципа «самоактуа­лизации» (self-actualization) как состояние известной не­хватки, которую организм старается восполнить (о тео­рии Гольдштейна речь будет идти в следующей главе).

Другое интересное определение дает Мак-Киннон (1948, стр. 126): «Потребность есть внутреннее напряже­ние организма, которое ведет к организации сферы дейст­вия организма соответственно определенным стимулам или целям и возбуждает активность, направленную на их достижение».

Определение потребности как известного напряже­ния, динамизирующего и направляющего деятельность по добыванию того, что необходимо для нормального функционирования организма, очевидно, имеет основа­ния, потому что только так понимаемая потребность поз­воляет выяснить, как возникают процессы саморегуляции в отдельных конкретных случаях. Зная только то, что необходимо индивиду, нам не удастся выяснить, как по­лучается, что он стремился именно к этому. При выше­приведенном понимании потребности можно выдвинуть гипотезу о том, что под влиянием факторов, выводящих организм из состояния равновесия, возникают определен­ные внутренние напряжения, направляющие индивида к тому, что позволяет вернуть поколебленное равновесие. Вполне понятными становятся тогда интересные наблю­дения, касающиеся вытеснения одних потребностей другими. Известно, например, что артист или ученый, захва­ченные своим трудом, забывают иной раз о сне, о голоде, жажде, не чувствуют холода и т. д. Другой пример. Нар­коман — это человек, который не может правильно функционировать без того или иного наркотика. Известно, что такие люди предпочитают отказываться от еды и других необходимых для жизни вещей, если такой ценой могут получить наркотик (Стрельчук, 1949).

Во всех этих случаях можно считать, что данная по­требность, например творческая одержимость артиста или жажда наркотика у наркомана, представляет собой очень сильное напряжение центральной нервной системы, нап­ряжение, которое, действуя в соответствии с законом нервной доминанты (Введенский) [14] ликвидирует другие напряжения, «стягивая» к себе всю их энергию. Мы мо­жем наблюдать, как вызванная очень сильным напряже­нием установка подчиняет своим целям всю психическую активность. Возьмем для примера голодного человека. По мере усиления голода мысли его начинают концентри­роваться на одной проблеме — добыче пищи (Аткинсон, Мак-Клелланд, 1958). В крайних случаях это стремление может приобрести характер навязчивой идеи, делающей невозможной какую-либо деятельность, не направленную на добывание пищи. Ночью человеку снится еда. Голод­ный человек видит стол, полный яств, чувствует запах жаркого, свежего хлеба (Богданович, 1948). Познаватель­ные виды деятельности, воображение, память, подчиня­ются действию механизмов, обеспечивающих удовлетво­рение этой потребности, в данном случае потребности в пище. Описываемый здесь аспект потребности являлся предметом экспериментальных исследований при установ­лении иерархии потребностей у животных и был назван напряжением потребности, или просто напряжением (ten­sion). Эксперименты проводились таким способом, что животному, которое стремилось, например, к удовлетворе­нию сексуальной потребности, затруднялся доступ к сам­ке (на полу клетки между ним и объектом желания по­мещалась находящаяся под напряжением сеть). Сила то­ка, необходимая для того, чтобы задержать животное, служила показателем силы напряжения потребности (Уорден, 1931; Мосс, 1924).

Отдавая должное значению, которое для выяснения фактов саморегуляции имеет понятие «напряжение» или другие родственные термины, «влечение» или «установ­ка», можно, однако, серьезно сомневаться в полезности отождествления их с «потребностью». Рассмотрим внача­ле термин «напряжение», которым чаще всего пользуют­ся психологи при определении потребности. Прежде все­го следует обратить внимание на то, что «потребность» является понятием именованным, то есть, говоря о чьей-либо потребности, мы связываем ее с определенной кате­горией предметов или видов деятельности, направленных на то, что может удовлетворить данную потребность, на­пример с водой, пищей, лицом противоположного пола или — в случае специфически человеческих потребно­стей — с признанием, сердечностью, знанием и т. д. Меж­ду тем состояния напряжения у человека сами по себе не являются именованными, то есть не касаются никаких определенных предметов, не могут, следовательно, направ­лять поведения, а значит, не заслуживают названия по­требности. Это отчетливо видно, например, у новорожден­ных, у которых нарушения внутреннего равновесия и свя­занные с этим напряжения выражаются только в общем беспокойстве и недифференцированной, ненаправленной активности.

Понимание напряжения, которое возникает при нару­шении внутреннего равновесия, как направляющего фак­тора, связано с экспериментами над животными (где оно полностью обосновано) и механически переносится на человека. У животных, особенно у низших позвоночных, например рыб, птиц и т. д., а еще более часто у беспоз­воночных, например у насекомых, мы наблюдаем, как от­дельной особи без всякого научения удается добывать все, что ей необходимо для нормального функционирования. Факты эти объясняются с помощью теории инстинкта, согласно которой механизмы, обеспечивающие удовлетво­рение потребности, являются врожденными. По мнению таких теоретиков инстинкта, как Мак-Дауголл и Мазуркевич, инстинкт — врожденная структура, состоящая из трех элементов; гностического (или познавательного), элемента влечения и моторного элемента, действующих как одно целое. Это значит, что состояние, вызванное от­сутствием какого-либо важного фактора, например пищи, ведет не только к актуализации влечения (напряжения), но одновременно также и познавательной деятельности, направляющей моторику животного на достижение не­обходимых ему предметов, в нашем примере — на то, что связано с пищей.

Однако уже у высших позвоночных при удовлетворе­нии потребностей все большую роль играет научение. Как Мак-Дауголл, так и Мазуркевич утверждают, что у этих видов под влиянием опыта так называемые «побоч­ные элементы» инстинкта, гностический и моторный, подвергаются изменениям. Например, животное узнает новые виды пищи и новые способы ее добывания, а так­же учится распознавать пищу по новым признакам (зри­тельным, обонятельным и т. д.). Однако у животных по­бочные элементы инстинкта не исключаются полностью — по мере продвижения по лестнице эволюции они стано­вятся все более пластичными, способными к модификаци­ям под влиянием опыта.

Факты, позволяющие утверждать, что животное умеет без научения находить некоторые предметы, вещества и совершать действия, необходимые для поддержания со­стояния внутреннего равновесия, склонили многих иссле­дователей к мнению, что возникающее у него напряжение само по себе свидетельствует о направленности на дан­ные объекты и по этой причине заслуживает названия потребности. Я думаю, что этот вывод не обоснован. На­правленность у животного определяет не само наличие напряжения (центральный элемент инстинкта), а позна­вательный элемент. Еще более выражено это у человека. Известно, что у человека гностический и моторный эле­менты инстинктов или полностью исчезли, или же суще­ствуют только в виде рудиментарных функций и в ходе развития остаются подавленными эволюционно более вы­сокими типами деятельности коры мозга, связанными с накоплением опыта (Шуман и Сковрон, 1934).

Человек—«существо привычки», а не «существо ин­стинкта» (Мунн, 1956, стр. 97). В подтверждение этого тезиса можно привести множество наблюдений. Уже в 1928 году Клара Дэвис экспериментально доказала (в так называемом cafeteria-feeding experiment), что грудные дети старше шести месяцев, которым давали на выбор 30 видов пищи, выбирали представлявшие наиболее под­ходящую для них диету как с точки зрения калорий, так и витаминов. В кулинарном отношении состав блюд был необычным, в целом же, однако, по мнению Дэвис, он ненамного отличался от рекомендованного врачами, спе­циалистами по детскому питанию (Дэвис, 1928). Послед­нее обстоятельство кажется особенно поразительным, ес­ли учесть постоянные и часто резкие изменения в «на­учных» воззрениях на питание детей (в двадцатые годы, например, после периода решительного запрещения сала­тов из сырых овощей, наступил период кормления имен­но этими самыми салатами, после чего, как известно, при­шло время овсяных хлопьев, которые вскоре оказались вредными для усвоения кальция, и т. д.). Существование здорового инстинкта у детей было подтверждено также клиническими наблюдениями, например фактами, когда маленькие дети при недостатке минеральных соединений в организме стараются, несмотря на запреты окружаю­щих, есть древесный уголь из ящика с золой или штука­турку, содранную со стены (Йоншер, 1947).

Взрослый человек в аналогичной ситуации ничем не может себе помочь, заболевает и не отдает себе отчета о причине болезни, пока врач не пропишет ему соответст­вующие препараты. В его нервной системе, несомненно, существует напряжение, вызванное отсутствием этих не­обходимых для жизни факторов, больной капризничает, ему все время чего-то не хватает, он чувствует, что он сам не свой, но это напряжение не направлено ни на ка­кие определенные предметы. Нечто подобное мы наблюда­ем у женщин во время беременности. Как известно, в этой ситуации физиологические потребности организма подвергаются быстрому изменению, женщина, однако, не знает, чего ей недостает, и не может ничего сделать, пока не приобретет соответствующего опыта, случайно или благодаря помощи врача-специалиста.

Другого рода примерами могут служить обычные фак­ты потребностей, неправильно «осознанных» (Бейли, 1958, стр. 171; Клапаред, 1930, стр. 7), то есть случаи, когда человек, ощущая напряжение, неправильно пред­ставляет себе предмет потребности. Иногда благодаря пре­дыдущему опыту организма связанное с голодом выделе­ние пищеварительных соков и спазмы стенок желудка принимаются за боль желудка, вследствие чего индивид не удовлетворяет голода, но, наоборот, воздерживается от еды. В других же случаях напряжение, вызванное отсут­ствием тех или иных факторов, мы ощущаем как депрес­сию, хандру, дурное настроение и т. д., не отдавая себе отчета, что, в сущности, речь идет об отсутствии опреде­ленного объекта потребности. Бывает и так, что человек, чувствуя напряжение, понимает, что ему чего-то не хва­тает, но ложно представляет себе объект потребности. Во всяком случае, эти примеры, число которых можно ум­ножить, показывают, что отражение в сознании объекта потребности (это явление естественно назвать желанием) является чем-то иным сравнительно с изменением в орга­низме, возникшим вследствие колебания внутреннего рав­новесия и выраженным состоянием напряжения.

Говоря об общем напряжении, разряжаемом при по­мощи ограниченного числа средств, попытаемся предста­вить такой механизм разрядки.. Возьмем для сравнения аппарат, который для правильного функционирования требует: а) соответствующей температуры, б) определен­ного количества жидкости и в) сохранения определенно­го положения. Указатели этих «потребностей» аппарата соединены с общей системой сигнализации — по тревоге должна загораться красная лампочка. Она загорается в любом случае независимо от того, на каком из участков — а, б или в — происходит нарушение. Если, скажем, нару­шение произойдет на участке б (количество жидкости), то изменение положения и температуры не поможет. Лам­почка погаснет только после добавления жидкости до нужного уровня или после урегулирования обстоятельст­ва, вызвавшего горение лампочки. Однако сам факт вклю­чения лампочки (в организме — возникновение напряже­ния) не несет никакой информации о причине наруше­ния нормальной работы. Только получив дополнительные сведения — в данном случае путем измерения температу­ры и определения положения аппарата или методом проб и ошибок, мы можем установить причину нарушения.

Концепция общего, неспецифического напряжения, со­путствующего каждому изменению равновесия организма, не нова. Ее сформулировал Ганс Селье (1960) в своей теории стресса. В его понимании, организм действует ана­логично вышеописанному аппарату, а сигнальной лам­почкой служит так называемый «общий адаптационный синдром», являющийся в каждом случае реакцией на стресс, или нарушение равновесия организма. Фактором, вызывающим стр'есс, стрессором, могут быть в одинако­вой мере повреждение ткани, голод, переутомление или чрезмерное эмоциональное возбуждение. Возникающий адаптационный синдром, который Селье идентифицирует с общим, неспецифическим напряжением, представляет собой форму защиты организма, мобилизацию механиз­мов, восстанавливающих равновесие. Редукция этого на­пряжения равнозначна ликвидации стресса; так, в случае стресса, вызванного отсутствием воды, необходимо ликви­дировать напряжение путем подачи воды. Хотя Селье и не говорит прямо о проблеме обучения реагированию на стресс и об умении избегать стресса, он много пишет об искусстве жить, основывающемся на учении о стрессорах, факторах, которые вызывают нарушение. Селье пытается выяснить также физико-химические основы общего на­пряжения и считает, что оно связано с усиленным выде­лением адреналина и кортикоидов надпочечниками (стр. 342).

Казалось бы, приведенных данных достаточно для обоснования тезиса, что напряжения, возникающие при нарушениях равновесия организма, не являются имено­ванными и сами по себе не могут направлять поведение. Приравнивание направления поведения к напряжению правомерно лишь как мысленное сокращение, применяе­мое там, где следовало бы долго пояснять проблему нау­чения реакциям, редуцирующим напряжение, и пробле­му специфики стрессора, вызывающего неспецифическое напряжение. В связи с этим трудно определить «потреб­ность» как «напряжение». Такое определение слишком неточно. Пожалуй, аналогичные трудности возникают и тогда, когда вместо напряжения мы подставляем другой процесс, например влечение, волю и т. д. Единственным выходом из этой ситуации представляется обозначение термином «потребность» не процесса, а только опреде­ленной черты, свойства индивида. Поэтому в предыдущем разделе было предложено определение: потребность — это свойство индивида X, проявляющееся в том, что индивид X без объекта Y не может нормально функционировать.

Для лучшего понимания этого определения можно сформулировать его иначе: если мы говорим, что X имеет потребность в Y (например, в пище), то это означает толькo то, что если У (пища) недоступна для X, то наступа­ет колебание равновесия системы, которая является ос­новой правильного функционирования X.

При таком понимании мы будем трактовать напряже­ние как составную часть процесса удовлетворения по­требностей. Оно появляется в тех случаях, когда какая-либо потребность не удовлетворена, и вызывает деятель­ность, могущую привести к ее удовлетворению. Само удов­летворение зависит от знания о предмете потребности, от случайного совпадения обстоятельств и, конечно, от воз­можности получения предмета потребности.

Во избежание недоразумений следует добавить, что, пользуясь формулировкой «неудовлетворение потребно­сти», я не имею в виду отражение этого факта в сознании как «жажды», «желания» и т. д. Это понятие относится к объективной ситуации, в которой находится индивид.

В заключение этой главы, посвященной определению термина «потребность», я попытаюсь дать классификацию потребностей.

Классификация потребностей, как показывает история психологии, — один из наиболее благодарных разделов на­учного творчества. В настоящее время уже существует множество различных классификаций потребностей. Не стремясь дать им исчерпывающую характеристику, упо­мяну только о «глубинных» концепциях Фрейда, Адлера, Шонди и др., пытающихся все потребности человека вы­вести из одной, первичной и основной, например из «ли­бидо» или «стремления к власти», или из нескольких так называемых «векторов влечений». Другую группу состав­ляют собственно классификации, такие, как классифика­ция Мак-Дауголла, примеру которого последовали другие авторы, изменяя и дополняя список инстинктов и созда­вая, подобно Колвину и Бэгли, длинные и сложные таб­лицы, охватывающие почти все известные исследователям виды поведения, по тому самому принципу, который при­меняют зоологи или ботаники, классифицирующие раз­личные проявления животной или растительной жизни нашей планеты. К чему привела эта система в психоло­гии, наиболее последовательно показал Бернард (1924), подсчитавший, что до 1924 года было предложено 140 раз­ного рода инстинктов.

Как «глубинные» теории, так и концепция «инстинк­тов» имели целью поиски генетически первичных потреб­ностей, к.которым можно было бы свести все факторы, динамизирующие поведение человека. Интересную попыт­ку экспериментального установления числа потребностей человека сделал Мюррей, который составил длинный и, пожалуй, наиболее подробный из существующих перечень потребностей. Следует, однако, при этом обратить внима­ние на то, что потребность в его понимании не имеет ни­чего общего с теми определениями потребностей, о кото­рых мы говорили. Упрощая эту достаточно сложную кон­цепцию, можно сказать, что, согласно ей, потребность — это некая гипотетическая конструкция, вытекающая из анализа определенного поведения в определенной ситуа­ции. Ее можно было бы назвать особенностью поведения. Классификация потребностей Мюррея является, следова­тельно, систематизацией разных типов поведения с точ­ки зрения его связи с внешней или внутренней ситуацией (Мюррей, 1938).

Особого внимания заслуживает концепция Гольдштейна (1939), который понимает потребность не как процесс, а как определенное состояние. Организм, согласно его те­ории, имеет постоянное среднее состояние напряжения и к этому состоянию старается вернуться, как только на­ступает какое-либо отклонение вследствие действия внеш­них или внутренних факторов. Таким образом, следует говорить не о разрядке напряжений в процессе удовлет­ворения потребностей, но об их выравнивании — эквали-зации. Эквализация является целью действия каждой нормальной, здоровой личности. Все созревание, накапли­вание жизненного опыта — это не что иное, как только стремление к сбалансированию напряжения, что практи­чески означает стремление избежать фрустрации и внут­ренних конфликтов. Отсюда вытекает все большее сосре­доточение (centered) действия, закрепляющее приобре­тенную независимость от случайных изменений во внеш­нем и внутреннем мире.

Характер этого действия зависит от потенциальных возможностей организма; их реализация, их полное ис­пользование обеспечивают личности всестороннее разви­тие, или самореализацию (self-actualization). Поскольку, однако, внешний мир также предъявляет индивиду опре­деленные требования в связи с его готовностью и воз­можностями удовлетворения собственных потребностей, должна установиться «согласованность» (coming to terms) между индивидом и миром. Это приводит к спе­цифическому для данного индивида выбору средств и целей действия. Например, человек после повреждения мозга (Гольдштейн построил свою теорию на основе на­блюдений за поведением такого рода больных) переходит на низший, требующий менее сложной подготовки уровень регуляции.

Потребность, согласно этой теории, является состоя­нием нехватки, недостатка, проявляющегося в отклонени­ях напряжений от среднего уровня и находящегося в ка­кой-то зависимости от «потенциалов организма» и от «согласованности», недостатка, который данная личность старается восполнить, реализуя себя таким путем. Потреб­ность тем или иным способом толкает человека к ликви­дации такого недостатка. Теория эта, из которой можно вывести использованное в данной работе понятие нор­мального функционирования как полного проявления способностей в определенных условиях, выдвигает ряд ценных идей. Тем не менее наиболее существенные ее формулировки не кажутся достаточно ясными. Как, на­пример, понимать среднее напряжение, каким образом его можно измерить, чтобы определить отклонение от не­го, или что такое потенциалы, реализация которых приво­дит к самореализации? Гольдштейн обращается в таких случаях к биографическим данным, стараясь в числе про­чего установить, что индивид охотнее и лучше всего де­лает. Известно, однако, как трудно делать выводы на ос­нове такого рода информации. Что делает и что больше всего любит делать индивид — это результат слишком сложного сочетания обстоятельств, чтобы можно было свести все к одному фактору. Определение потребности как состояния выдвигает также ряд затруднений практи­ческого характера, хотя кажется, что оно является более обоснованным, чем определение потребности как процес­са. Трудность представляет нахождение критерия класси­фикации потребностей, который вытекал бы из самого определения потребности.

Иначе пытался подойти к проблеме социолог Томас (1924). Он поставил вопрос о том, каково минимальное количество потребностей, которые должны быть удовлет­ворены, чтобы человек мог нормально функционировать. Такая постановка проблемы обусловлена характером ис­следований Томаса, который проводил социологическое обследование проституток и надеялся, что знание основ­ных потребностей приведет к решению проблемы прости­туции среди молодежи. Томас перечислил четыре основ­ные потребности человека: 1) потребность безопасности, 2) потребность признания, 3) потребность дружбы и 4) потребность нового опыта. Именно эта методологиче­ская концепция установления минимального числа потреб­ностей человека, необходимых для нормального функцио­нирования, кажется наиболее правильной. Она исходит из тех же самых предпосылок, что и рассмотренное ранее понятие потребности (нормальное функционирование как ' критерий удовлетворения потребности), и может быть с пользой применена в настоящей работе.

Из такой же предпосылки исходил автор другой чрез­вычайно оригинальной классификации Юзеф Петер (1938). Наиболее существенные человеческие потребно­сти он вывел с помощью исторического анализа того, что в ходе истории наиболее часто вызывало у людей борь­бу, соперничество, соревнование. Самая ожесточенная борьба, по мнению Петера, велась за средства существо­вания, за свободу, за сексуального партнера и за веру (убеждения, идеалы). Автор полагает, что ни одна из этих потребностей не сводима к другой.

На этом можно закончить историческую часть и за­няться вопросом, который всегда встает при попытке соз­дания теории, отличающейся от существовавших до сих пор.

Целесообразно ли, учитывая огромное количество уже существующих классификаций, создавать еще одну, но­вую, и не увеличит ли это путаницу вместо того, чтобы внести большую ясность и точность в научные исследова­ния? Не обратиться ли лучше к какой-нибудь из распро­страненных классификаций? Новая классификация необ­ходима хотя бы по той причине, что определение потреб­ности, данное в этой работе, отличается от различных тол­кований ее, встречающихся в настоящее время в психоло­гии. Определение это, как я стремлюсь показать, более применимо в практике, особенно в практике клинических исследований; решение использовать его влечет за собойнеобходимость создания новой классификации потребно­стей, согласно критериям, выведенным из этого определе­ния.

Исходный пункт — вопрос, в сущности идентичный проблеме, которая стояла перед Томасом: какие потреб­ности являются наиболее существенными, то есть наибо­лее необходимыми и распространенными в процессе при­способления? Ответ на этот вопрос позволит выявить ми­нимальный перечень потребностей, удовлетворение кото­рых необходимо для нормального функционирования че­ловека.

Первый основной критерий вытекает из определения потребности, поэтому мы делим потребности на такие, удовлетворение которых служит сохранению индивида, и такие, которые служат сохранению вида. Проще всего бу­дет назвать их потребностями самосохранения и размно­жения.

Последующее деление будет также исходить из перво­начально принятых предпосылок. Потребности самосохра­нения мы можем делить, беря за основу уже произведен­ное различение процессов поддержания внутреннего и внешнего равновесия. Критерием деления будет служить способ сохранения внутреннего равновесия, то, каким об­разом удовлетворение данной потребности сохраняет внут­реннее равновесие: непосредственно или косвенно, то есть путем поддержания внешнего равновесия? Конечно, связи между этими двумя группами потребностей очень сложны, но в принципе можно сказать, что воздух, пи­ща, определенная температура составляют непосредствен­ные условия поддержания внутреннего равновесия. [15] Это те потребности, которые должен принимать во внимание, например, коллектив врачей, стремящихся сохранить жизнь индивиду, находящемуся в состоянии кататониче­ского ступора. Члены этого коллектива кормят, согрева­ют, моют и оберегают больного от механических повреж­дений. Их ориентация в физиологических потребностях больного представляет собой косвенное условие сохране­ния внутреннего равновесия посредством поддержания равновесия внешнего. В приведенном примере роль, кото­рую в саморегуляции индивида выполняет ориентировка в среде, взяли на себя врачи и медсестры. В соответствии с ролью обоих этих видов потребностей, относящихся к непосредственным и косвенным условиям поддержания внутреннего равновесия, можно назвать их потребностя­ми физиологическими и потребностями ориентировоч­ными.

Определение «физиологические» должно подчерки­вать, что объект этих потребностей включает в себя дея­тельность индивида и внешние явления, оказывающие влияние на ход физиологических процессов, например пищеварение или сон. Это согласуется с принятым в ме­дицине понятием «физиологического», как относящегося к состоянию здоровья. Таким образом, речь здесь идет о потребностях нормального, здорового человеческого орга­низма.

Определение «ориентировочные» означает, что объек­том потребности являются деятельность индивида и внеш­ние ситуации, связанные с ориентировкой в среде, то есть с реагированием на предметы и явления, состав­ляющие среду в соответствии с ценностью, которую они представляют для индивида (Левицкий, 1960, стр. 155). Очевидно, что здесь мы принимаем во внимание все уровни ориентировки — от рефлекторного отдерги­вания обожженной руки до поисков смысла собствен­ной жизни.

Я считаю, что названные потребности присущи каждо­му человеку, живущему в обществе, подобном нашему, и обусловлены как его физической и психической структу­рой, так и средой, в которой он функционирует. О каж­дой машине определенного типа мы можем сказать, что из-за имеющейся у нее изоляции в обмотке двигателей она требует помещения с небольшой влажностью, в про­тивном случае ей грозит повреждение. Так и человек с присущими ему особенностями (например, содержанием гемоглобина) требует выполнения определенных усло­вий (например, введения соответствующих соединений железа) для поддержания правильной саморегуляции; или же, учитывая изменчивость среды, в которой он жи­вет, он должен иметь возможность ориентироваться в этих изменениях, чтобы можно было функционировать без на­рушений.

Физиологические и ориентировочные потребности име­ют характер общих потребностей.

Суммируя сказанное, мы можем дать следующую классификацию общих потребностей человека.

I. Потребности самосохранения:

1) физиологические потребности;

2) ориентировочные потребности.

II. Потребность размножения (сохранения вида).

Прежде чем мы перейдем к подробному анализу от­дельных видов потребностей, что (как читатель убедится сам) приведет к дальнейшему делению ориентировочных потребностей, уделим внимание проблеме так называе­мой индивидуализации. Речь идет о том, что люди, удов­летворяя свои потребности в разных условиях и при раз­ных личных навыках, учатся различным видам техники действия, обеспечивающего удовлетворение их потребно­стей. Факт этот упрощает процесс приспособления лю­дей, находящихся в совершенно различных условиях, но одновременно очерчивает границы присущего данной личности набора форм поведения. Когда я пишу «учатся», то имею в виду нормальный процесс образования услов­ных рефлексов, как его понимали Павлов и Торндайк и как он рассматривается в теории поведения Долларда и Миллера (1950).

Предположим, что индивид находится в состоянии на­пряжения, вызванного неудовлетворением какой-либо по­требности. Если при этом действие внешнего раздражите­ля и проведенная индивидом деятельность редуцируют это напряжение, образуется условная связь между этим раздражителем, деятельностью и редукцией данного на­пряжения. Произошло научение, образовалась связь меж­ду раздражителем, реакцией и редукцией напряже­ния. [16] Индивид знает, что он должен сделать, когда в оп­ределенных условиях (время дня, характер внешних и внутренних стимулов) появляются сигналы напряжения. Например, мы сажаем обезьяну в ящик без окошек, что, как можно судить по ее поведению, не слишком приятно. Обезьяна пытается выбраться из него. Ящик сконструи­рован так, что если обезьяна сделает определенное дви­жение, то на 30 секунд откроется окошко, через которое можно выглянуть наружу (visual-exploration apparatus). Она учится, следовательно, исполнению некоторых видов деятельности, дающих ей возможность смотреть через окошко (см. Харлоу, 1954, стр.46). Возьмем другой при­мер. Ребенок, которого кормили на коленях, подрастает настолько, что может уже сам есть за столом. Родители едят. Ребенок, предоставленный самому себе в ситуации, в которой он всегда был предметом исключительного вни­мания окружающих, начинает капризничать. Теперь до­статочно родителям снова заняться его кормлением, что­бы у ребенка возникла условная связь между его капри­зами и концентрацией на нем внимания родителей. Таким образом капризы награждаются, а послушание наказыва­ется. В главе, посвященной потребности эмоционального контакта, мы увидим, что капризы и даже отказ от пищи могут стать одним из способов удовлетворения потребно­сти во внимании. Таким путем в зависимости от среды и собственных черт личности может формироваться индиви­дуальный набор способов удовлетворения потребности.

Чрезвычайно важным для обсуждаемой проблемы яв­ляется тот факт, что способы удовлетворения потребно­сти сами могут стать потребностями. Например, собира­ние книг, которое вначале должно было удовлетворить од­ну из ориентировочных потребностей, может стать само по себе потребностью, перейдя в библиофилию, а стрем­ление обращать на себя внимание может привести, на­пример, к занятию общественной работой. В процессе ин­дивидуализации на почве удовлетворения общих потреб­ностей создаются, следовательно, новые потребности — индивидуальные, перечень которых бесконечно велик. Удовлетворение этих потребностей также является усло­вием нормального функционирования индивида. Основой их служит, несомненно, динамический стереотип (см. Ле­вицкий, 1960, стр. 193).

Проблема индивидуальных потребностей здесь только намечена, более широкое ее обсуждение требует специаль­ной работы, где эта проблема рассматривалась бы наряду с потребностями патологическими и потребностями, осно­ванными на дурных привычках.

Возвращаясь к процессу индивидуализации способов удовлетворения потребностей (в дальнейшем мы будем применять более простую формулировку — «индивидуа­лизация потребностей»), мы рассмотрим три фактора, оп­ределяющие ход индивидуализации. Ими являются кон­кретизация, ментализация и социализация.

Конкретизация способов удовлетворения потребностей основывается на том, что каждая потребность удовлетво­ряется определенным способом и что число этих способов ограниченно, так как готовность пользоваться неэффектив­ными или вредными способами угасает, тогда как исполь­зование других способов закрепляется. В этом заключа­ется процесс формирования индивидуальных черт поведе­ния человека. Он ведет к закреплению в ходе повседнев­ной практики одного или нескольких способов действия, с помощью которых индивид в состоянии удовлетворить оп­ределенную потребность.

Ментализация (Бейли, 1958; Клапаред, 1930) основы­вается на отражении в сознании содержания потребности или нескольких ее аспектов. Она делает возможным соз­нательное участие человека в конкретизации способов удовлетворения потребностей и может существенно вли­ять на ход деятельности, удовлетворяющей потребность. Например, осознание того, что мой способ поведения в. данной ситуации есть результат удовлетворения опреде­ленной потребности, может вызвать творческие поиски других, более отвечающих моему ideal-self способов дей­ствия, и побудить рассмотреть вопрос о правильном под­боре мотивов (см. гл. I и II данной работы).

Социализация способов удовлетворения потребностей основывается на подчинении их определенным ценностям культуры, в рамках которой течет наша жизнь (см. Мак-Киннон, 1948, стр. 124). [17] Осуждение одних средств дей­ствия и одобрение других в зависимости от нравственных образцов вызывает характерную для данной культуры от­носительную унификацию способов удовлетворения по­требностей.

Основываясь на этом, так называемые ситуационисты, к которым принадлежит Томас, считали, что для понима­ния существенных индивидуальных черт человека доста­точно данных о его возрасте, цоле и среде, в которой он был воспитан. Этот взгляд правилен в той степени, в ка­кой верно утверждение, что при одних и тех же потреб­ностях индивида одни и те же раздражители должны ве­сти к появлению одних и тех же реакций. Он, следова­тельно, подразумевает существование общих потребно­стей, поэтому он и представляет для нас известный ин­терес.

Конечно, трудно было бы найти, по крайней мере в на­шей культуре, совершенно однородные, замкнутые социальные образования. Возможно, некоторые небольшие ре­лигиозные секты были бы с этой точки зрения благодар­ным объектом исследования. В любом случае примером влияния социализации могут служить люди со специфи­ческой социальной ролью: единственные сыновья одино­ких женщин, дети-первенцы, директора с большим ста­жем, актеры и т. д.

Таким образом, конкретизация, ментализация и социа­лизация определяют то, что можно назвать индивидуаль­ным стилем жизни. Различный у каждого человека стиль жизни является показателем его опыта, личных возмож­ностей и богатства преображений, которое всегда вдохнов­ляло поэтов и воодушевляло исследователей.