Кабина грузовика

Петрович (продолжая поглядывать в стекло бокового вида). Ишь как! Отстали. Великая штука — высокий клиренс!

Катя. Что такое клиренс?

Петрович. Клиренс — это сколько сантиметров от дна машины до дороги. Чем выше клиренс, тем легче через ямы проезжать. Тут никакие дяди с тетями не помогут.

Катя. Значит, мы выиграли?

Петрович. Выходит, так. Если они, конечно, нас в объезд не возьмут.

Катя. И что тогда?

Петрович. Плохо тогда. На шоссе догонят они нас, рано или поздно. Догонят. Вот что: я сейчас тебя у остановки, вон видишь — впереди остановка, высажу, а сам чуть проедусь. Если никого нет, то вернусь через полчаса. А коли дяди с тетями обмануть захотят — я их долго еще покатаю. Подальше чтобы отсюда.

Катя. А я?

Петрович (доставая из-за сиденья телогрейку и протягивая ее девочке). А ты жди. Если я не вернусь, то автобуса жди. Здесь ходит автобус. Деревня вон рядом. Огоньки горят. Что не так — на свет беги со всех ног. Не побоишься? Иначе проиграем.

Катя. Я ничего не боюсь.

Петрович. Даже волков не боишься?

Катя. Здесь волки на людей не нападают. Я по телевизору видела.

Петрович. Ох и грамотная ты у нас, прям Ломоносов! Я тоже хотел летчиком быть.

Катя. Ломоносов летчиком не был. Тогда еще самолеты не придумали.

Петрович. Главное, что он водку придумал. Хорошо, что ты волков не боишься. Я боюсь, страсть. Я за Уралом жил, у меня папу туда сослали.

Катя. Как сослали?

Петрович. Не важно как. Сослали, и баста. Он недолго протянул, больной был. Вот мы с матерью одни и куковали на хуторе. Даже в поселке не разрешили жить. Такие времена были суровые. Про что это я? А — про волков. Однажды я пошел в поселок через лес. Зимой иду. Мороз — жуть. Ночью еще пошел — мать слегла, фельдшера нужно позвать. Доктор такой на Урале главный. Смотрю, из кустов здоровый волчище вышел. С бычка ростом. И на меня смотрит. Напугался я, побежал, а потом на дерево залез. До утра зверюга меня стерегла. Утром лесник выручил.

Катя. И вы к маме пошли?

Петрович. Пошел, да не дошел — умерла она.

Катя. А вы?

Петрович. Что я?! Дальше стал жить. Десять лет — один на хуторе. Жрать нечего. Кору варил. Портфель кожаный, отцовский. И портмоне тоже слопал. Портфель вкуснее был, как сейчас помню. Четыре месяца один куковал. В поселок не разрешили переселиться. Сын врага народа. Как выжил — не знаю. Весной до железной дороги добрался и в Ростов-папу. Там люди добрые, и накормили, и к делу пристроили.

Катя. Добрых людей много.

Петрович. Не знаю, может, легче было бы, кабы тот волк догнал. И ему ужин, и мне райские кущи — реки молочные, кисельные берега.

Катя. Папа говорит, что, пока человек жив, он может все изменить.

Петрович. Пока жив — это верно. Но кто знает, сколько еще крыльями махать. (Останавливая грузовику остановки.) Все, приехали. Запомнила, как делать? Или проиграем. Стыдно будет, ужас как. Не подведешь?

Катя (вылезая из кабины). Не подведу.

Петрович (отъезжая, кричит из окна). Если что — на свет лети. До скорого, Катерина Андреевна!