"Объяснение в ненависти" - читать интересную книгу автора (Владимирский Петр, Владимирская Анна)

5. КОРПОРАТИВНЫЕ ПРАВИЛА ЯНИСА ПЫЛДМАА

С утра у Веры Алексеевны снова не заладились взаимоотношения с миром. Снилось что-то гадкое. Проснулась и сразу почувствовала сквозь стену страх и враждебность. Это Юрий с мамой в кухне ее обсуждают. Боятся и взглянуть теперь, ходят по стеночке. Вот и ладно. И вообще они сегодня уходят на полдня. А чтобы не киснуть, займемся-ка мы лучше делом для головы и рук.

Вскоре Вера сидела за любимой швейной машинкой «Зингер» и занималась любимым делом. Еще успевала краем глаза в раскрытое окно поглядывать. На дворе май, каштаны в старом дворе уже подставляют солнцу свежие зеленые ладошки со свечой-цветком. Пенсионеры на лавочках еще не заседали с утра до ночи, лишь начали собираться кучками, ожидая солнышка и настоящего весеннего тепла. А в Одессе, откуда она только вчера вернулась, солнце припекает совсем по-летнему.

Она с ранней юности любила заниматься шитьем. Ее всегда завораживал магический процесс превращения простого куска ткани в стильную одежду. Вера легко и быстро освоила технику шитья, все эти строчки, оверлоки, снятие мерок. Она опытным путем научилась из какой-нибудь на первый взгляд неброской «дерюжки» создавать настоящий шедевр. Шила она, как это делала бабушка: не по выкройкам, а закалывая прямо на себе нужные вытачки и складки. Для нее сам процесс шитья был не менее увлекателен, чем его результат. Во время работы с тканью, иголкой и ниткой у нее рождались весьма продуктивные мысли, и доктор Вера могла внезапно догадаться, как «вести» того или иного пациента. А иногда во время шитья успешно решались и сложные детективные задачи, подсунутые знакомыми.

Доктор Лученко не играла на скрипке, как Шерлок Холмс, не выращивала орхидеи, как Ниро Вульф, не занималась японской гимнастикой, как Эраст Фандорин. Она шила. В этом можно справедливо усмотреть некое сходство с увлечением внимательной старушки мисс Марпл, которая вязала и считала петли. Видимо, шитье, это женское занятие, давало Вере возможность сосредоточиться, когда руки заняты любимым делом, а мысли блуждают в поисках решения очередной головоломки. А может, просто так уж устроен женский ум. Мужчина думает головой, а женщина — всем телом…

Сегодня Вера не взялась бы за шитье, никаких детективных загадок на горизонте не просматривалось, да и настроение совсем не «шитьевое». Но дело в том, что вышедшая замуж прошлым летом дочь Оля теперь будет венчаться. По всем житейским меркам, в ее молодой семейной жизни все складывалось хорошо: муж Кирилл — чудесный парень, по профессии системный администратор. Несмотря на молодость, он уже опытный специалист, отлично разбирается в компьютерной технике и получает неплохую зарплату. Семья зятя живет в Санкт-Петербурге, Верины сваты — интеллигентные ноли, преподаватели вуза, юная невестка Олечка им нравится, впрочем, как и они ей. Было и главное — любовь. Казалось бы, чего еще желать?

Однако была одна маленькая закавыка. В прошлом году, когда Ольга с Кириллом поженились, они решили никакой свадьбы не устраивать. Поставив родителей перед фактом, молодые расписались в районном загсе как последние хипари: в джинсах и майках. Потом попили пива в своей студенческой компании, в баре «Бульдог», и на этом свадебную церемонию закончили. Могла ли Вера, мечтавшая, как любая мать, увидеть свою единственную дочь в белом подвенечном уборе, оставить все как есть? Конечно же, не могла. Воспитанная родителями-атеистами, сама она тянулась ко всему, что связывает человека с Богом. Кто бы что ни говорил, но она смутно чувствовала глубинную, не ограниченную религиозными обрядами цивилизующую силу веры. В профессии своей доктор Лученко старалась исполнять заповедь о любви к ближнему, с ее призывом к состраданию и пониманию. Поэтому и проявляла интерес к тому, кто эту заповедь сформулировал, не заботясь о версиях: был ли Он смертным, человеком или Богом, гипнотизером или целителем. И ей очень хотелось, чтобы жизнь дочери сложилась в браке лучше ее собственной. Постепенно она стала внушать мысль о венчании и молодым, веря в это церковное таинство, благословляющее союз двух любящих сердец. Ольге и Кириллу идея венчания понравилась, разговоры про белое платье и фату как про «полный отстой» прекратились. И Вера Алексеевна стала шить дочери свадебное платье.

Хотелось сотворить не просто нарядное платье, а нечто уникальное. Пусть у Оли нет мамы-богачки, чтобы купить готовый шедевр свадебного искусства, но зато есть мать-фантазерка. На аккуратно застеленном большой простыней полу лежал белоснежный батист. «Монастырская работа» — так называется особо тонкая, искусно выполненная белая вышивка на хлопчатобумажном батисте. Этим изысканным шитьем белым по белому в прежние времена занимались монахини. Вера Алексеевна еще в прошлом году по секрету от жениха и невесты купила батист и отдала его одной знакомой, замечательной вышивальщице. И вот теперь перед ней красовалась вышивка: белая гладь по белому полю подражала брюссельскому кружеву «внасыпку», на тончайшей белоснежной ткани нежно проступали мелкие гирлянды, букеты с бантиками. Монограммы «О» и «К», украшенные вензелями, были похожи на иней. Весь батист напоминал одновременно и зимний лес с мохнатыми лапами елей, и старинную хрустальную посуду, и ледяной узор на окне.

Эх! Юдашкин и Зайцев, видели бы вы эту дивную работу! Этот домашний кутюр от Лученко! Небось, попытались бы переманить к себе такую одаренную портниху-белошвейку. Ан нет! «Неделя высокой моды! Последние тенденции! Лучшие Дома!» — все это происходит в отдельно взятой квартире старого киевского дома. Здесь и сейчас. На старичке «Зингере», все еще бодро покрякивающем всеми своими железными шестереночками, лапкой и редко ломающейся иглой. Трудно поверить, но именно на этой антикварной швейной машинке шьется подвенечный наряд: иней и серебряная изморозь, батистовое лебединое крыло и нежнейшая вышивка с белыми гирляндами и монограммами имен новобрачных шелком по белому полю.

Зазвонил телефон. Дома уже никого не было, и Вера взяла трубку.

— Слушаю.

— Вера Алексеевна?

— Она самая. Константин.

— Приятно, что узнаете. Вера Алексеевна, я в двух словах, потому что убегаю и не могу долго разговаривать. Короче, приезжайте к нам в офис.

— Для чего, позвольте узнать?

— Понимаете, у меня сейчас встреча с представителем Европейского банка реконструкции и развития…

— Так встречайтесь, потом перезвоните. — Вера положила трубку и вернулась к платью.

Она взяла лист тонированного картона и принялась старательно, сверяясь с предварительными набросками, делать эскиз платья. Для этого заранее были приготовлены цветные карандаши и черный фломастер. Она полностью погрузилась в рисование, но тут вновь запел трелью домашний телефон.

— Да.

— Вера Алексеевна…

Это снова был Бойко. Лученко глянула на часы и удивилась: прошло почти два часа, с тех пор как он звонил. А для нее время за работой остановилось!

— Ну что, — перебила она его, — освободились?

— Да… Пожалуйста, я вас прошу от имени Яниса Раймондовича и от своего, конечно, приехать к нам в «Океанимпэкс».

— Что случилось?

— Э-э… Понимаете, такие объяснишь… И потом, мне некогда, я еще не встретился с…

— Уважаемый Константин Юрьевич! Зачем вы звоните и отрываете меня от личных дел? И от своих отрываетесь. Ведь вам некогда.

— Но…

— Позвоните, чтобы сообщить что-нибудь более интересное, чем то, что вам некогда. И поговорим. Всего доброго.

Она посмотрела на свой эскиз. На рисунке перед ней был великолепный венчальный убор. Вера осталась очень довольна увиденным, прорисовала цветными мелками крой и совсем уже собралась резать дивную материю, но тут, цокая копями по паркету, пришел Пай. Песик решил полюбопытствовать: чем это таким интересным занимается на полу его хозяйка? Бело-лунный окрас спаниеля не противоречил батисту, а гармонировал с ним. Пай осторожно понюхал краешек ткани, потом улегся на нее и внимательно посмотрел на Веру своими большими темными, как у восточного принца, глазами.

— Только вас, ушастых, тут не хватало, — проворчала хозяйка для виду.

Пес вздохнул и положил голову на лапы, словно желая сказать, что на батисте ему лежать очень удобно и пусть Вера устраивается со своим шитьем как хочет, а лично он никуда уходить не собирается.

— Ах ты ж, хулиганская морда! — рассмеялась женщина, схватила Пая за ушки цвета топленого молока и расцеловала прямо в морду. Убедившись, что он пришел в нужное время и в нужное место, спаниель перевернулся на спину и подставил живот, чтобы хорошо выдрессированная хозяйка погладила его и таким образом исполнила свой хозяйский долг. Тут снова зазвонил телефон,

Пай вскочил и забегал вокруг него. Пришлось Вере подниматься и брать трубку. Если опять Бойко, то…

— Да!

— Вера Алексеевна, добрый день, Пылдмаа беспокоит.

— Здравствуйте, Янис.

— Что ж вы, — укоряюще проговорил Янис, — моих сотрудников обижаете?

— Нажаловался уже.

— Ну, не то чтобы нажаловался… Я его попросил связаться с вами, потому что сам уезжаю на несколько часов…

— Послушайте, Янис, вот вы вроде деловой человек, а размазываете манную кашу по столу. Нельзя ли без предисловий, сразу к делу? Ваш Константин звонил мне дважды только для того, чтобы сказать, с кем он встречается. А на мои вопросы не ответил. Теперь вот вы. Мне что, должно быть безумно интересно, куда и зачем вы уезжаете на несколько часов?

— Понял, — растерянно произнес Янис. — Исправлюсь. Нуждаемся в вашей профессиональной помощи и светлом уме… Нет, с головой у нас все в порядке, а вот у компании в целом неприятности. Убийства происходят, сотрудники компетентных органов обложили со всех сторон, Артема арестовали… В общем, без вас «Океанимпэкс» дальше жить не может. Если конкретно, я вас очень прошу: проведите несколько тренингов, таких, как вы умеете. На любых условиях. И попутно помогите разобраться, что у нас происходит. Я знаю, вы подобное уже делали.

— Ого, — сказала Лученко, — тогда понятно. Хорошо. Я приеду к вам через полтора часа.

А что, решила Вера, это удачная мысль — сейчас, когда передней маячит увольнение, вернуться к тренингам! Она аккуратно сложила недошитое платье и накрыла «Зингер» старым деревянным футляром.

Ровно через час и тридцать минут она вошла в «Океанимпэкс» и объяснила, кто ей нужен. Подошел Бойко и сразу повел ее в конференц-зал: дескать, там удобнее разговаривать. Но Вера поняла нехитрый маневр менеджера: впечатление хотел произвести. Действительно, интерьер свидетельствовал о том, что здесь работают не временщики, а люди серьезные. В мансарде, на высоте четырнадцатого этажа, зал парил над землей, как океанским или космический лайнер, — дух захватывало от обилия света и воздуха. Вера была не слишком искушена в архитектуре, все ей понравилось, но она решила пока этого не показывать. Константин, не сводивший с гостьи глаз, провел ее через все три выхода на террасы, показал и курдонеры — маленькие садики размером с крохотную комнатку. Тут было царство сочной зелени, цвели небольшие кустики сирени и крупные ароматные ландыши в продолговатых керамических ящиках. Можно было присесть на кованые скамейки к небольшим кофейным столикам.

Принесли кофе, и Вера ожидала, что маркетинг-менеджер приступит к разговору. Однако он то и дело отвечал на звонки мобильного телефона, прикладывал трубку к уху и говорил что-нибудь вроде: «Мы размещали наш ролик внутри сериала «Пуаро», перед ним и после, такова договоренность с каналом», «Нет. Нам не интересно быть спонсорами концерта Забаштанского. Ну и что, что его поддерживают на самом верху? Нашему руководству больше нравится Паваротти. Вот когда пригласите Паваротти, мы с удовольствием проспонсируем», «Солнце мое. У меня сейчас времени нет, чтоб толком поговорить. Ну, не капризничай! Как только освобожусь, сразу тебя наберу», «Да. Мы будем участвовать в «Брэнде года». Что нужно для аккредитации? Перешлите по факсу коммерческое пред…»

После очередного звонка Вера встала и шаг пула к выходу. Поэтому удивленный Константин Бойко прервал фразу на полуслове.

— Вера Алексеевна, вы куда?

Она повернулась и посмотрела на него строгим докторским взглядом, как если бы он нарушал все мыслимые врачебные предписания.

— У себя в клинике я давно завела правило: как только пациент переступает порог моего кабинета, первым делом он отключает свой мобильник.

— Но…

— Отключите телефон или приходите со своими проблемами ко мне в клинику. Запись на прием заранее, за три дня.

Лицо Бойко выразило явное неудовольствие резким поведением Лученко. Но он все-таки выключил телефон. В комнатке повисло ощущение взаимной неловкости и легкого раздражения.

— Да что же вы, как-то… Да садитесь же… — Он не знал, как повести себя теперь.

— Пропустите все предисловия. Ждете помощи, так говорите, что болит у «Океанимпэкса». Что произошло, рассказывайте по порядку: первое, второе, третье. Кого убили? Почему арестовали Артема?

Вначале запинаясь, потом все более связно Бойко рассказал и о приходе милиционеров, и о смерти Гургена Карапетяна, и об убийстве журналистов, и, наконец, об аресте Сирика.

— Не буду скрывать от вас, Вера Алексеевна, у нас такой черной полосы никогда не было. Прямо беда!

— Константин Юрьевич…

— Можно просто Константин.

— Хорошо. «Просто Константин», вы понимаете, что я не следователь, не частный сыщик и не маг?

— С последним утверждением не соглашусь. Вы волшебница. Вера Алексеевна. — Константин проводил множество переговоров и знал, что лучшее оружие в коммуникационных баталиях— откровенная лесть. — Вы можете то, чего не может никто другой! Разве не вы пару лет тому назад сказали одному банкиру, чтобы он не летел одиннадцатого сентября в Нью-Йорк, а он, дурак, полетел ? И увы, его уже нет с нами.

— Откуда вы знаете? — сощурилась доктор Лученко. Доброе слово, конечно, услышать приятно, даже когда видишь: льстит. Но откуда он раскопал такую подробность конфиденциального дела?

— Так Киев же — большая деревня. Мир тесен!

Лученко покачала головой.

— Нет, Константин, мир не тесен, он огромен. Тропинки протоптали узкие, вот и сталкиваемся лбами. А сойдешь с тропинки — и по уши в неизвестном… Ладно, не хлопайте ресницами. Что еще вы знаете?

— Заинтриговал я вас?

— Не очень.

— А вот вы меня очень. Мне шеф рассказывал, что десять лет назад вы между делом, так, на бегу, подсказали ему точную стратегию развития нашей компании.

— Подумаешь, тоже мне, бином Ньютона! Ведь это же было очевидно! Тогда был этап дикого капитализма, безумный рэкет. Никакой бизнес, не только рыбный, не мог противостоять всем тем, кто мешал работать. Выплывали либо бандиты, либо обладатели самой надежной крыши. Поэтому я подумала и предложила вашему шефу поработать с рыбсовхозами. Он бы и сам до этого вскоре додумался.

— А ваша последняя идейка, подброшенная Артему, тоже из серии «биномов Ньютона»?

— Какая идейка? Не помню я никаких идей. — Вера прекрасно помнила, о чем они говорили с Артемом на презентации в «Титанике». Но ей не нравился кавалерийский напор Бойко и хотелось заставить его перейти на менее пафосный тон. Это был один из редких случаев, когда она не подыгрывала собеседнику, не перенимала мгновенно его манеры «игры», чтобы поймать одну волну проникнуться его проблемами, — а, наоборот, заставлять! его напрягаться. Раздражали самомнение Константина, его апломб и уверенность в том, что она непременно будет выполнять для «Океанимпэкса» какое-то расследование. Однако Константин Юрьевич Бойко не зря так стремительно делал карьеру. Он решил набраться терпения не столько из доверия к этой странной докторше с мужскими мозгами и необыкновенными способностями, сколько понимая ее значимость для Яниса. Будет доволен хозяин — тогда будет доволен и он, Константин.

— Вы предложили Сирику идею рыбных бистро, — напомнил Бойко.

— Ничего я никому не предлагала, — иронично поправила Вера. — Мы просто раз-го-ва-ри-ва-ли! С тем же успехом я могла рассказать ему о погоде или о новых тенденциях в мужской моде.

— Мужская мода… Это очень интересно. Мы обязательно поговорим с вами и об этом, Вера Алексеевна, но скажу главное. Если б не ваша идея, Артем не сидел бы сейчас в тюрьме.

— Если вы хотели меня удивить, можете радоваться, я удивлена. Продолжайте.

Вера нахмурилась и внутренне собралась. Ей мгновенно стал безразличен этот мелкий карьерист. Почему Бойко считает ее причастной к аресту Сирика? Так ли это на самом деле? Брякнул ли он это ради красного словца? Думает ли так же и Янис? Вопросы вихрем пролетали в уме. Словно отбрасывая их подальше, она тряхнула головой, волосы на секунду взлетели и снова улеглись золотисто-каштановой волной вокруг порозовевшего лица.

— Есть такая наука, логика, — продолжал Константин. — Факт первый: вы подбрасываете Артему богатую идею. Факт второй: он приходит с ней ко мне, и мы решаем, что самая подходящая фигура для совместного проекта — Карапетян. Факт третий: Гурген Карапетян заинтересовался нашей идеей, более того, стал ее горячим сторонником, и в тот роковой день, когда кто-то его отравил, привез варианты договора с «Океанимпэксом» о совместной работе над проектом.

Повисла тишина. Бойко не спеша включил кондиционер, закурил. Лученко задумчиво смотрела на крохотный садик за прозрачным стеклом.

— Если бы проект пошел, что это сулило Артему? — спросила она, наливая себе новую чашку кофе.

— Карьерный рост, большой бонус по итогам года. — У Бойко была нервная привычка теребить нижнюю губу. Сейчас его пальцы просто выкручивали губу в разные стороны, а сигарета то и дело грозила попасть в глаз.

— Костя! Положите, пожалуйста, эту отраву в пепельницу и оставьте губу в покое. Вы мешаете мне сосредоточиться. — Помолчав, Вера добавила: — Если предположить, что Артему было очень важно, чтобы Гурген Арменович жил как можно дольше, то выходит, кто-то был против этого проекта. И поэтому отравил Карапетяна. Если, по вашим словам, его отравили здесь, то этого не мог сделать никто посторонний.

— Вот видите, Вера Алексеевна, какая сложная задачка со многими неизвестными! Сами мы ее не решим. Менты схватили первого попавшегося, то есть Артема. Проект завис. И что теперь делать?

— Забудьте о проекте. — Вера поднялась. — А завтра соберите здесь весь отдел. Я хочу познакомиться с вашими сотрудниками. Для них версия такая: мы начинаем бизнес-тренинг. Зачем им напрягаться, зная, что мы затеяли свое собственное внутреннее расследование?

Константин потушил сигарету и выключил кондиционер.

— Хорошо. До завтра.

Янис Пылдмаа заехал в свою компанию вечером, в восьмом часу. Нужно было взять кое-какие документы, чтобы просмотреть их перед сном. Он вошел в кабинет, увидел, что в нем кто-то есть, и застыл на пороге. Отсюда не было видно, кто именно сидит спиной к нему в кресле за столом. Голова девушки то появлялась, то исчезала в неверном свете настенного светильника, на фоне штурвала в верхней части начальственного кресла.

Что за черт!..

Янис не сразу узнал мелированную прическу Майи Щербаковой, трафик-менеджера компании, отвечавшей за движение информации о фирме. Совсем другие, недвусмысленные движения совершала она сейчас над чьим-то распростертым в кресле телом. Расходящиеся в разные стороны перекладины штурвала казались змеями вокруг головы Майи-Медузы-Горгоны-Щербаковой.

Президенту «Океанимпэкса» было и трудно поверить в такую наглость, и противно обнаруживать свое присутствие. Но он пересилил себя и шагнул вперед. Ну-у, господа мои, это уж совсем!.. Он увидел потное лицо и закатившиеся глаза Кости Бойко, начальника отдела маркетинга своей фирмы, фактически заместителя. Сейчас молодой амбициозный руководитель выглядел не так стильно, как всегда: обычно зачесанные назад и обработанные гелем вьющиеся волосы растрепались. Он находился уже в преддверии блаженства. Любовные усилия пылких сотрудников сопровождались воплями, хрипами и стопами, их энтузиазм вот-вот должен был разрядиться бурной лавиной оргазма. Но тут послышалось сердитое покашливание.

Не будь Янис так зол и возмущен поведением своих подчиненных, он наверняка нашел бы, над чем повеселиться. Зрелище было неслабое. Насмерть перепуганный Бойко пытался столкнуть с себя Щербакову, но ее буквально охватил спазм. Она судорожно, как мартышка, вцепилась в своего партнера, и продолжала сидеть на нем верхом, боясь шевельнуться.

— Ну, давай же, отпусти!

— Что?..

— Слезай скорее!!! Блин…

Майя очнулась и вихрем исчезла за створкой двери. Костя Бойко с грохотом задел коленом что-то под столом и вывалился из кресла, на ходу застегивая все расстегнутое.

Это могло показаться Янису забавным, если бы не происходило в его собственном кабинете и в его собственном любимом кресле. Черт их дери, этих сексуально озабоченных подчиненных!

— Я тебе все… Кхе-кхе… сейчас объясню, — кашлем прочищая горло, еле выдавил провинившийся маркетолог-любовник.

— Не сомневаюсь, — сказал Пылдмаа. Лед в его голосе мог бы превратить Бойко в айсберг. — Но только завтра.

Подчиненный, расстроенный своим конфузом, рад был поскорее улизнуть без пространных оправданий. Да и как тут оправдаешься? Незапланированная страсть в стенах учреждения — позор для карьериста! Серьезному бизнесмену не до любви, на нее времени нужно ого-го сколько! А с сексом, если не складывается по-настоящему, идешь на что-нибудь необременительное. Между составлением сметы и поездкой на переговоры. Но и для секса нужны силы и пустая голова, а вечером еле до постели доползаешь. И все же как легко он разрешил банально трахнуть себя! Хотя перед напором сексуально озабоченной Щербаковой мало кто мог устоять. Как получилось, что он с Майей оказался в кабинете своего шефа? Костя уже не помнил, почему зашел туда. Кажется, ему понадобилось что-то из деловой библиотеки Яниса, какая-то книга. А тут вдруг появилась Майя и оседлала его в обычном своем стиле — прямо в святая святых…

Оставшись один, Янис в опоганенное кресло не сел, а подошел к бару и налил себе коньяка. Аккуратно поддернув брюки, опустился на стул, выпил, покатал жгучий терпковатый напиток по небу, глотнул. Ничего, это все легкий бриз, внутренние шероховатости. Бывало и хуже, по-разному бывало…

Он никогда не ныл и не скулил, не делился ни с кем ни своими проблемами, ни тайными планами. У него было несколько жизненных рецептов. Первый из них: много работать. Не рассказывать всем, какой ты бедный и несчастный, не плакаться в жилетку. Не сваливать заботу о себе на государство, тетю, дядю, а работать по восемнадцать часов в сутки и перестраиваться на ходу, если жизнь пытается ставить тебе подножки.

Рецепт номер два — должно быть интересно каждый день. Глядя по вечерам в зеркало, Янис любил думать о том, что день прошел не зря: столько всего успел, столько работы переделал, сделок заключил, пара толковых идей пришла в голову, что-то из придуманного сумел реализовать.

День его проходил так, что даже человеку непредубежденному эстонец мог показаться ужасным занудой. Он и был таким — педантичным в мелочах, внимательным к деталям, кропотливым, как бобер, строящий плотину. В офисе он появлялся в девять утра. Обозревал приемную, полную народа, и сразу начинал прием. Янис Пылдмаа не любил мариновать посетителей.

Вот как выглядел один из типичных дней главы «Океанимпэкса».

Первым он принял мастера коптильного цеха.

Вторым — топ-менеджера упаковочного предприятия, где колдовали над новой упаковкой для азовской скумбрии. Во время приема он схватил упаковку и помчался в отдел маркетинга, демонстрировать.

Потом был инженер хладокомбината.

За ним шел директор фирмы автоперевозок, поляк. Янис общался с ним по-польски.

После него — главный технолог завода пластмасс с группой финских менеджеров. Говорил с ними по-фински, причем во время разговора рассказал анекдот к месту, финны очень смеялись.

Шестым он принял директора рекламного агентства, который показал ему дизайнерские разработки упаковок для новой линии продукции. Забраковал, даже не советуясь с отделом рекламы: не понравился слоган под рисунком.

Седьмым зашел главный инженер рыбного совхоза. Восьмым и девятым — сотрудники фирмы, решающие текущие вопросы. И, наконец, десятым Янис Пылдмаа принял прораба, строившего новый склад.

Когда в приемной никого не осталось, он собрал летучку ровно на пятнадцать минут и сделал указания, касающиеся сегодняшней работы.

Наступало время обеда. Обычно Янис обедал в одном и том же ресторане — «Блюз». Ел, как правило, в одиночестве, считая, что решение деловых вопросов мешает получать удовольствие от еды. После ресторана он заезжал выпить кофе в «Кофейный дом» — тамошний кофе ему очень нравился. Затем Янис отправлялся па мастер-класс.

Сегодня он был посвящен продвижению брэндов, и проводил его гений брэндинга Майкл Ру— сам, лично. К шести часам Янис возвращался в офис и еще два часа колдовал над договорами, схемами и планами развития.

Вечером он шел в клуб и высматривал своими рысьими глазами очередную жертву. Нет, не красавицу с ногами от плеч и алчным взглядом. В девушке должна быть определенная харизма, она должна быть иной — не такой, как они все. Находил такую, какая ему нравилась: чаше наивную дурочку. Именно с такими простушками он ощущал определенный комфорт— общался, водил по салонам и фитнес-клубам. Одевал в модных бутиках. Полночи занимался сексом, утром же был свеж и приятен, как малосольный огурец. Спустя короткое время бросал девушку, как только она пыталась заговорить с ним о будущем.

Ему хотелось, чтобы акционерная компания когда-нибудь стала семейным бизнесом, империей. Хорошо звучит: империя Пылдмаа. Прагматичный Янис любил повторять чьи-то слова: «Цель — это мечта, которая исполняется к определенному сроку». Эта фраза ему нравилась, она звучала в унисон с его собственными планами. Единственное, что могло расстроить Яниса, — это лень подчиненных. Удивительно, как только справлялись предприниматели прошлого со своими наемными работниками? Вот нынешние, кажется, ничего не хотят. Вернее, у них проросли только низшие побудительные мотивы к работе: деньги. В остальном — биологические потребности и патологическая нелюбовь к работе, желание увильнуть от нее любыми способами.

Только научившись как следует говорить по-русски, Янис услышал поговорку: «От работы кони дохнут». С тех пор он старался брать на работу лишь тех, в ком замечал тягу к самоусовершенствованию, кто воспринимал труд как источник удовлетворения. Но чаше попадались другие, и таких было большинство. Они хотели, чтобы их не трогали, не нагружали ответственностью за что-то, не заставляли принимать решения. Без амбиций и стремления к карьерному росту.

Что ж, приходится работать с теми, кто есть. Потому и ввел Янис Пылдмаа корпоративные правила — как ежедневный кнут. Пусть ленивые стараются вкалывать. Тут без кнута не обойдешься, если хочешь когда-нибудь увидеть свою цель достигнутой. Ну и пусть корпоративные правила — пугало для сотрудников, должно же их что-то дисциплинировать. В мощно работающей компании стабильная зарплата, сюда хотят попасть на работу многие. Никто пока не пожелал уйти по собственному желанию, ознакомившись с перечнем правил, обязательных для работников «Океанимпэкса».

Ну, например: запрещен алкоголь в любом, самом малом количестве. Даже дни рождения сотрудников отмечаются только с безалкогольным пивом (еще бы, с рыбкой!). Исключение — годовщины создания компании, тут пришлось дать слабину. Все же деловой праздник. Само собой при этом, что на работе спиртное — табу, но ведь и с запахом после вчерашнего прийти нельзя. В трубочку, как гаишники, дышать, конечно, не заставят, но если учует сотрудник даже слабый запах перегара, сразу доложит заместителю директора по кадрам. И держись, провинившийся! Не вышвырнут, разумеется, на улицу, но о премиях на ближайшее время придется забыть, на продвижение по службе не рассчитывать.

Еще строже обстояло дело в компании с опозданиями на работу. Янис относился к исчезающему виду людей, патологически пунктуальных и обязательных. Прийти на встречу с опозданием было для него все равно что оказаться без штанов в общественном месте, — стыдно и категорически неприемлемо. Прекрасно понимая, что многие люди не таковы, он все же ввел правила: за опоздание на пять минут— никаких замечаний, а просто выговор в приказе; за опоздание от шести до пятнадцати минут — у опоздавшего отнимают пропуск, чтобы он его потом «выкупил». Сумма выкупа равнялась минутам опоздания. При втором опоздании сумма удваивалась, при третьем — человека увольняли с соблюдением всех законов и формальностей. Опаздывающих на двадцать минут не было никогда, обычно сотрудники старались прийти за полчаса до начала работы. Так спокойнее.

Выход на обеденный перерыв формально не запрещался, но и не поощрялся. Если выходишь, изволь записаться в специальном журнале у охранника: кто, куда, зачем и на какое время уходит. Впрочем, чтобы работники не наживали гастрита, не тратили драгоценного фирменного времени на лечение, было заведено заказывать обеды в офис. И неплохие, между прочим, обеды, недорогие и вкусные.

Стиль корпоративной одежды был в «Океане» не таким строгим. Сам президент компании носил ту одежду, какая ему нравилась, то есть вещи удобные, надежные — свитера, джинсы, мягкие туфли. Янис предпочитал изделия итальянских дизайнеров, потому что они умеют создавать «льнущие» вещи. Туфли, как перчатки, не должны жать, но должны помогать ногам бегать быстрее. Правда, девушки в офисе вынуждены были даже летом носить колготки и закрытые туфли, запрещался пирсинг, татуировки советовали скрывать деталями одежды. А мужчины в костюмах любого цвета даже в жару, когда все ходили в теннисках и без пиджаков, обязательно носили галстуке заколкой в виде рыбки.

Одно корпоративное правило Янис считал очень важным, хотя оно заставляло морщиться некоторых новичков: категорически не поощрялись на службе личные отношения между сотрудниками компании. Считалось, что это вредит работе еще больше, чем опоздания или слабость к спиртному. Желаете смотреть друг на дружку как мужчины и женщины — пожалуйте за дверь. Лучше всего в другую компанию. А здесь, на рабочих местах, — никаких нежных взглядов, никаких сексуальных двусмысленных разговоров, тем более приставаний. Рабочие и офисные должности не имеют признаков пола!

Да, Янис Пылдмаа был человеком уравновешенным. В душе он считал украинцев и вообще славян слишком эмоциональными и поэтому изменчивыми. Они-де подчиняются настроению, безоглядно следуют своим склонностям, плывут по воле волн. То уходят с намеченного пути, то возвращаются к нему; что-то решают — и тут же легко меняют свое решение; им свойственны одновременно щедрость, переходящая в расточительность, — и скупость, изобретательность и непроходимая тупость, смех и слезы. Но все же, работая здесь уже более десяти лет, он как-то сблизился с этими людьми. Стал им доверять. И несмотря на всю свою сдержанность, в глубине души считал их близкими себе. Поэтому такого цинизма, какой продемонстрировали его сотрудники, он не ожидал. Он уехал из офиса с чувством острой брезгливости.

Выйдя из компании «Океанимпэкс», психотерапевт Лученко отправилась к ближайшей станции метро. Она шла стремительной летящей походкой, словно не было никаких проблем ни на работе, ни в личной жизни. Словно у нее была еще куча дел, хотя именно сегодня никаких особых хлопот не намечалось. На ходу разглядывая свое отражение в стеклах витрин, но не задерживаясь возле них, Вера поправила прическу, посмотрела на запястье. Маленькие часики на серебряном браслете сказали ей, что можно не торопиться, но она просто не умела медленно фланировать, и потому обгоняла многих. Остановившись у одной из витрин, она заметила в отражении джип с тонированными стеклами, похожий на тот, в котором Янис ее возил по Одессе. Джип медленно следовал параллельно Вериному курсу. Совпадение? Тут она увидела парикмахерскую и вспомнила, что неплохо бы изменить прическу. Вера всегда быстро принимала решения. Но сначала…

Она зашла в метро, подошла к выходу и стала из-за дверей наблюдать. Джип «лендровер» постоял три минуты, подождал, потом двинулся вперед и влился в поток машин. Что за странности такие? Ладно, потом разберемся. Вера направилась в парикмахерский салон и, оглядевшись, села в кресло к молоденькому симпатичному мастеру. На фирменном лиловом халатике, туго обтягивающем юную грудь, был прикреплен значок с именем «Слава».

— Что будем делать? — спросила Слава, разглядывая Верино лицо и профессиональным движением проводя рукой по ее густым каштановым волосам.

— Будем делать какую-нибудь стрижку посовременнее! — уверенно сказала Лученко.

— Люблю, когда человек точно знает, чего хочет, — одобрила мастер. — Значит так, могу предложить несколько последних хитов. Прическу «Здравствуй юность босоногая» хотите?

— Вообще-то босоногое — это детство, а юность — это как?

— Это когда все волосики коротко подстригаются, наверху остается шапочка, челка асимметричная и вся масса волос — вперед. Как у мальчишки-сорванца.

— А еще какие хиты? — улыбнулась Вера.

— Еще можно сделать «All you need is love», знаете, в стиле «Битлз».

— Ага. Все, что мне нужно, это любовь?

— Ну, это такая стрижка, когда нижние волосы остаются длинными, закрывают шею. А вся макушка выстригается коротко и делается рваная челка. От такой прически лицо становится очень заметным. — Слава улыбнулась Вериному отражению в зеркале.

— Я согласна на «Битлз». Пусть лицо наконец станет заметным. — Критически разглядывая себя, женщина вздохнула: — И действительно, любовь — это все, что мне нужно.

Мастер приступила к работе. Ее руки замелькали над Вериной головой, как два быстрых ручейка, прикрепляя к прядям какие-то серебряные бумажки, так что вскоре вся голова напоминала новогоднюю игрушку. Потом руки-ручейки стали носиться с ножницами, подхватывая волосы. И там, где встречались два потока, отстригался маленький веерок каштановых прядей. Вера сначала смотрела в зеркало, потом закрыла глаза и невольно услышала вопросы телеведущего: большой жидкокристаллический монитор в углу зала показывал что-то. Ведущий огласил вопрос в телеигре «Кто хочет заработать?»: сколько рассказов в пушкинских «Повестях Белкина». Варианты на выбор: 3, 4, 5, 6. «Идиотский вопрос по самой своей постановке, — подумала Вера лениво, — это все равно что спросить, какова ширина и высота картины «Джоконды» Леонардо или сколько оттенков желтого в «Подсолнухах» Ван Гога. Сточки зрения психиатрии, мания все подсчитать — непременное свидетельство ограниченности. Для душевного здоровья, впрочем, черта не опасная. Такой манией всегда были одержимы отдельные представители рода человеческого. Стремились поверить алгеброй гармонию. Некоторые исследователи Библии в прошлые века не находили ничего лучшего, как потратить годы упорного труда, чтобы подсчитать, сколько букв содержит Библия. Серость постигает великое доступным ей убогим способом. Изучает великое по буковкам, классифицирует его, пишет о нем статьи и книги и таким образом приобщается. Вернее, думает, что приобщается…»

Вера вздохнула, чувствуя все большую легкость, по мере того как часть волос отстригалась и они становились короче. Казалось, даже мысли стали яснее. Тут она открыла глаза и увидела себя в зеркале. Перед ней в накидке из синего нейлона сидела девушка — разноцветные, от коньячного до темно-вишневого тона, пряди ее волос свободно разметались по темечку. А на самой макушке торчал кокетливый темно-каштановый хохолок. На первый взгляд девушке было не больше двадцати пяти. На лбу, над бровями и вдоль щек волосы были совсем огненные, а вокруг высокой шеи закручивались кольцами длинные, отливающие здоровым шоколадным блеском локоны.

— Что вы со мной сделали? — изумилась Вера Алексеевна Лученко, надежа и оплот отечественной психиатрии, бывший солидный медицинский работник, а ныне — юная гурия.

— Не нравится? — расстроилась Слава, обозревая свое произведение критическим взглядом.

— Как же такое может не нравиться… Слава! Сколько мне лет?

— Вам? — Девушка задумалась на секунду. — Не больше двадцати шести, от силы двадцать семь. А что?

— Господи! Никто не поверит, что такое возможно без пластической хирургии, — все еще не веря своему превращению, сказала Вера. — Предупреждать надо!

У мастера зазвонил мобильный, она нажала кнопку громкой связи и положила телефон на столик, чтобы освободить руки.

— Слава, это я, — прозвучал мужской голос.

— Валик, ты? Наконец-то! — Слава продолжала еще что-то подправлять в Вериной прическе. — Я уж думала, ты никогда не освободишься от своих дел!

— Ну ладно, прости.

— Нет, не прощу, если сегодня же не поведешь меня в какое-нибудь уютное местечко!

— Пошли в китайский ресторан.

— В китайский не хочу, там все плавает в непонятном соусе. Ты что, хочешь, чтобы я стала жирной коровой?

— Тогда во французский. Согласна?

— Один момент…

Девушка задумалась, рассматривая Верину прическу и заботливо выкладывая отдельные пряди. Наконец она сочла работу законченной и закрепила ее лаком. Сняла с клиентки нейлоновую накидку и сказала:

— В общем так, Прудников! Я согласна на уютный французский ресторан со свечами. Смена у меня заканчивается в восемь вечера. Встречай у выхода из салона не позднее десяти минут девятого. Пока.

— Вы довольны? — обратилась она к своей клиентке, закончив разговор.

— Полностью, — поднявшись из глубин кресла и с удовольствием рассматривая новую себя, ответила Вера.

Ей захотелось как-то отблагодарить девушку, помимо чаевых. Она посмотрела на ее руки.

— Слава! Если хотите, я кое-что расскажу вам по рукам.

— Вы гадалка? — заинтересовалась парикмахерша.

— Разве я похожа на цыганку? — Клиентка загадочно улыбнулась, продолжая разглядывать руки девушки.

— Экстрасенс? — не унималась та.

— Я доктор. Психотерапевт. И мне хочется отблагодарить вас по-своему.

— Так это ведь страшно интересно! Я готова! Какую руку вам дать? Правую, левую?

— Обе. Что ж, начнем. — Вера чуть склонила голову набок, будто прислушиваясь. — Вы переученная левша, но одинаково хорошо владеете обеими руками. Еще вам нравятся мужчины мужественных профессий: кадровые военные либо работающие в милиции или во всяких таких органах типа безопасности. Моряки отпадают, вы не любите оставаться подолгу одна…

— Боже мой! Все правильно, но откуда?! Это что, по рукам видно?

— Видно. Ваша мама сердечница. Поэтому вам нужно уже сейчас задуматься о предрасположенности к сердечнососудистым заболеваниям, поменьше курить, скорректировать питание. Обязательно много плавать. Вы ведь любите воду?

— Обожаю!

— Вот и хорошо. Скоро начнется пляжный сезон, плавайте в Днепре или озерах. Для вас это очень важно. И вот что. Не нужно ругать себя за то, что из вас не получилась скрипачка. Не всем же быть Спиваковыми. В своем деле вы, как он в музыке.

— Мамочки мои! — села на стул Слава. — Да что ж это за чудо такое?! Признайтесь, вы откуда-то знаете нас, нашу семью, да?

— Нет. Вашей семьи я не знаю, и ни каких фокусов тут нет.

— Но так не бывает. Вот я смотрю на свои руки, но не вижу ничего необычного. Руки как руки, а пальцы как пальцы. Как же вы можете вот так, первый раз в жизни, просто глядя на мои руки, все про меня знать?

— Если я пущусь в длинные научные объяснения, вы, Слава, тем более ничего не поймете.

— А еще? — попросила Слава.

— А я уже почти все сказала. На закуску: вам не нужно бояться артрита — этой болезни суставов, от которой часто страдают люди вашей профессии. Но после того как стукнет тридцать пять, покажитесь эндокринологу. Так, на всякий случай. Все.

— Как все? А про личную жизнь? — Как всех девушек, вопросы здоровья Славу интересовали намного меньше, чем личная жизнь.

— Ну вот. Все-таки хотите, чтобы я поработала гадалкой… Хорошо. Учитывая ваш цирюльный талант, скажу. У вас сейчас какой-то серьезный роман. Это уже не руки мне сказали, а телефонный разговор. Ваш друг тянет с женитьбой, хочет крепче стать на ноги, заработать денег, получить очередное звание. Он сейчас кто?

— Капитан, — с замиранием сердца проговорила Слава.

— Значит, хочет стать майором. Не мешайте ему. Не торопите, не показывайте, как сильно хотите за него замуж. Если сдержитесь и перестанете без конца дергать его, он сделает вам предложение сам, причем в ближайшее время. Спасибо за прическу!

— Как вас зовут? — Славе не хотелось терять удивительную докторшу.

— Меня зовут Вера Алексеевна. Вот, возьмите мою карточку. Я очень рада нашему знакомству, вы чудный мастер.

— Вы тоже мастер. Еще какой! — прошептала парикмахерша вслед уходящей клиентке.

Вера уже подходила к дому, когда боковым зрением заметила «лендровер» с тонированными стеклами. Он подъезжал к тротуару рядом с ней. Тот самый… Она не успела ничего подумать, автомобиль остановился, из него вышел Янис Пылдмаа.

— Добрый вечер, Вера… Вы ведь Вера Алексеевна?.. — немного смущенно поздоровался он, не понимая, Лученко перед ним или нет.

Вера рассмеялась негромким грудным смехом.

— Ага, не узнали? Я это, я. Только после приема средства Макропулоса.

Янис облегченно вздохнул.

— А вы продолжаете за мной следить, — погрозила ему пальчиком Вера. — И в Одессе следили, и до парикмахерской из своей компании проводили. Признавайтесь!

— Признаюсь! — шутливо приложил ладонь к сердцу эстонец. — Но только в том, в чем виноват. В Одессе следил, а здесь — нет. Просто подъехал к вашему дому, а тут вы. Мне повезло. Если вы свободны, давайте немного поговорим.

— Ох, лукавите вы, Янис… Давайте.

Он открыл ей дверцу, женщина села, сам хозяин «лендровера» уселся на свое место. Возникла пауза. Ему никак не удавалось придумать что-то такое, что могло бы задержать ее еще на какое-то время. Вера ждала. «Я не собираюсь помогать тебе, дружочек! Есть дорожки, которые мужчина должен пройти сам. Собственными силами. Я нравлюсь тебе, и ты не хочешь со мной расставаться. Это очевидно. Ты прокручиваешь в голове вариант, куда пригласить. Казино и боулинг ты отмел вместе с бильярдом. Умничка! Для доктора такие развлечения не подходят, не приучена. Правильно. Сейчас, ничего не придумав, ты пригласишь меня к себе в гости. А хочу ли я к тебе?»

Этого она, как ни странно, не знала. Все про всех знала, а про себя… Клин, сидевший в сердце, можно и новым клином вышибить, конечно. Только после того пожара, который оставил предыдущий «клин», будет ли она что-то чувствовать? Вот Лидка уверена, что самое интересное — секс, а не «букетно-конфетпая стадия». Когда ухаживают, когда дарят цветы и водят в рестораны — еще ничего не понятно, даже если вы оба любите Спилберга и мартини, ненавидите морковный сок и Коэльо. А дескать, когда — свившись в клубок, когда ты у него головой на животе — это и есть самое то. Но… Узнаешь ли ты тогда больше? Что тебе в нем понятно? Как показывает опыт, ничего. И все-таки жаждешь романтики, внимания, хочется послать подальше все и вся, разрешить себе, наконец. Ну что же ты молчишь, яхтсмен-бизнесмен?..

— Хоттитэ, поеттем ко мне за город, в лес? — спросил Янис. От волнения его акцент стал заметнее.

— Вот прямо в лес зовете, как волк Красную Шапочку? — веселилась Вера, поглядывая на него. Лукавство пряталось в уголках ее красиво очерченных губ. — Волк, а волк, у вас дом в каком лесу, в березовом или дубовом?

— В сосновом…

— Обожаю сосновый лес. Поехали.

Он не мог поверить в такую удачу! Неужели она настроена так же как и он? Какая женщина! Красивая, умная, независимая, сильная… Вера читала по лицу мужчины так, словно он вслух произносил свои внутренние монологи.

Не спеша, чтобы не спугнуть странное волшебное предощущение, Янис выехал из тесного центра к Подольской набережной. «Кажется, сегодня день сбычи мечт», — подумал он про себя. Прямая дорога понесла их быстро, оставляя с левой стороны широкий и темный Днепр, а с правой покрытые свежей зеленью холмы. По пути хотелось говорить о разных пустяках. Вера достала круглую пудреницу, посмотрелась в зеркало. Янис краем глаза уловил ее движение и сказал:

— Знаете, Вера, во времена Киевской Руси зеркало считалось заморским грехом.

— Знаю, читала. Это из ложного целомудрия. А я люблю зеркала. Будь моя воля, я бы повсюду их развесила. В офисах, в магазинах, в кафе.

— Мне кажется, зеркала вас тоже любят.

— Почему вы так думаете?

— Неужели это нужно объяснять?

— Объяснять не нужно. Но услышать комплимент приятно. Не пропускайте комплименты, Янис, всегда останавливайтесь на них подробнее.

— Вы красивая женщина. Даже ваш ум не помеха этому.

— Ну, замечательно! Значит, красота и ум не совместимы? Старая песня о банальном.

— Не заставляйте меня оправдываться, даже если я сморозил глупость! Вы ведь доктор и должны прощать людям их недостатки. Кстати, у вас есть недостатки?

— Странный вы кавалер. Почему вас интересуют не мои достоинства, а имеющиеся в большом количестве недостатки?

— Достоинства очевидны. А вот если знаешь недостатки, то лучше понимаешь человека.

— Слушайте, Янис, а вы, часом, не психолог? Так точно формулируете! — Вере нравилась их болтовня. Так бы ехать и ехать и говорить все равно о чем. Чтобы ветер в окошко трепал волосы, звучал джаз из магнитофона, и мужской голос с приятным акцентом был рядом. — Если вас в самом деле интересуют мои недостатки, то сразу признаюсь в главном — я совершенно не умею обращаться с техникой.

— Как это? — искренне удивился водитель «лендровера».

— Очень просто. Я ее не люблю, не понимаю и боюсь. А она отвечает мне взаимностью.

— Вы со всей техникой не в ладу или с какой-то конкретной, медицинской?

— Боже упаси! Как раз все, что касается профессии, осваивается легко. Нет, у меня идет постоянная тихая война с бытовой техникой.

— Только не говорите, что кофеварка у вас в руках взрывается, а миксер наматывает ваши волосы. Не поверю, — на этот раз веселился Янис.

— Примерно так и происходит, — не смутилась жен тина. — Домашняя техника словно понимает, что я совершенно не могу к ней приноровиться. Она попросту перестает на меня реагировать. Всякие навороченные приборы, утыканные кнопками, клавишами, рычажками, мигалками и пищалками, дисплеями и другими прибамбасами, совершенно игнорируют меня как пользователя.

— Вера, вы меня разыгрываете? Так не бывает, — пожал широкими плечами Пылдмаа.

— Еще как бывает! — добродушно махнула рукой антитехнарь. — Мои знакомые настолько привыкли, что уже перестали шутить по этому поводу. Знаете, мы недавно с дочкой и зятем пошли покупать кухонный комбайн. Ну вот, заходим в магазин бытовой техники, и Кирюша, Олин муж, говорит продавцу: «У вас есть такой комбайн, где имелось бы все: мясорубка, соковыжималка, миксер — в общем, все-превсе, но при этом было бы не больше двух кнопок? А лучше одна! Иначе мам-Вера ни за что его не освоит». Продавец чуть не поперхнулся…

Взглянув на свою пассажирку, Янис не удержался и расхохотался в полный голос. Вера тоже рассмеялась.

— О! Вот и ваш сосновый лес!

При виде стоящего в окружении молодого соснового леса загородного дома у Веры, как у многих горожан, убегающих от городской асфальтовой суеты, возникло ощущение сожаления. Как жаль, что вся жизнь проходит среди каменных лабиринтов города! А здесь — зеленый свежий воздух и щебет. Здание особняка постепенно перетекало в пейзаж, тонуло в нем, как большой вибрирующий корабль, и оставались только сосны, луга, синий простор озера за домом и шелест деревьев. Дом с центральным портиком-входом, рельефными колоннами и симметричными боковыми крыльями напоминал классическую усадьбу, построенную на триста лет вперед. Внутри он казался намного больше и выше, чем снаружи. Женщина подняла голову: вверх устремлялась дубовая винтовая лестница, высота холла пронзалась люстрой, уходящей в бесконечность. Под ногами цветным мрамором был выложен фамильный вензель.

Они поднялись на третий этаж, в кабинет. Кожаный диван манил усесться поглубже и отдохнуть от трудов праведных. Стол и стенной шкаф настраивали на чтение хорошей книги или на неторопливый разговор с умным собеседником, что, в принципе, одно и то же. Вере невольно захотелось посмотреть на корешки книг, чтобы узнать, чем наполнена душа хозяина. Она подошла к книжному шкафу. Там, за стеклянными дверцами, как за воротами замка таились волшебные миры. Фенимор Купер и Жюль Верн, Конан Дойль и Александр Грин, Стругацкие и Саймак, Акунин и Вайль… Вера уже точно знала, что из всех помещений дома Янис больше всего любит именно эту комнату.

Из большого окна она увидела озеро. Оно закруглялось у дома небольшим заливом с камышом и кувшинками. Зеленый ковер травы перед особняком был аккуратно подстрижен, и это напомнило старую байку про идеальный английский газон: дескать, нет ничего проще, нужно просто регулярно подстригать траву — и так триста лет подряд. Воздух был так чист и прозрачен, что даже с третьего этажа различались рябь на синей воде, мостки, откуда так удобно ловить рыбу.

Пока она рассматривала книги, хозяин налил в фужеры шампанское и предложил:

— За наше первое свидание! На брудершафт!

Они выпили и поцеловались. Верины губы были закрытыми и сухими. Его рот не находил ответного порыва. Янис взял ее за плечи и посмотрел в глаза. Она ощущала руки мужчины как холодные и чужие, точно поручни в автобусе. Все веселье в Вере мгновенно потухло и съежилось проколотым воздушным шариком. «Андрей». Это имя окружало ее силовым полем, издевалось над ней и не давало жить. Да, есть мужчины, которые отдадут многое за возможность проснуться рядом с тобой. Поцеловать с утра и пойти сварить кофе. Но и кофе будет не тот, и мужчина не тот. И ты будешь пальцами чувствовать, что он не тот, губами будешь чувствовать. Каждой клеточкой тела станешь отторгать. И будет казаться, что рядом с тобой имитация, рыночная подделка. Попалась ты на крючок, милая. А еще психотерапевт. Где твои врачебные знания? Там же, где и любовь. Там где боль. Отчего мы так беспощадны к тем, кто любит нас? К тем, кого любим? Как Пай, который ложится на спину и подставляет живот, наверное, любовь — это раскрытая незащищенная душа, подставленная чужому. Что последует — ласка или удар? Никто этого не знает. Все ждут ласки, и никто — удара. Нет, Янис, не будету нас сегодня того, что нынче зовется «займемся любовью»…

Вера отвела глаза и увидела каминную полку. На ней стояла фотография: высокая блондинка обнимала двух стройных девушек, лицом и статью точь-в-точь Пылдмаа. Еще несколько снимков семьи в разных уголках мира: на фоне Эйфелевой башни, на набережной Круазет в Каннах, на улице Лондона, на фоне красного автобуса.

«Боже мой! Зачем ты здесь?! Какого рожна тебе потребовалось лезть в чужую семью? В чужую, чуждую жизнь! Господи, стыдно как… Каждая вторая пациентка приходит к тебе в кабинет именно с этими проблемами. Муж изменяет — что делать, доктор? Научите! Помогите! А доктор сама хороша, нечего сказать. Чувств тебе, видишь ли, захотелось!»

Она легонько высвободилась из рук хозяина дома.

— Ой! Я совсем забыла! Мне нужно в город вернуться! У меня консультация в клинике. — Ее голос прозвучал неубедительно.

Пылдмаа посмотрел на нее разочарованно.

— Вера! Что случилось?

— Ничего, ничего особенного, просто вспомнила, что на вечер назначила больному консультацию, — пыталась вывернуться она, цепляясь за спасательный круг профессии.

— Чем я тебя обидел?

— Ни капли ты меня не обидел. Ну что ты такое выдумал, Янис! Мне всего лишь срочно нужно по делу… Пациент очень тяжелый… — Она говорила по инерции, испытывая отвращение к самой себе, но не могла остановиться.

— Зачем обманываешь? Ты сейчас в отпуске. — Досада Яниса была так велика, что он признался: — У тебя в клинике какая-то проверка или комиссия. Кто-то на тебя телегу накатал, я все знаю. Нет у тебя сейчас никаких пациентов. Мы никуда не поедем, до тех пор пока я не узнаю, что случилось!

— Ах вот как! Ты все про меня разведал, разузнал, выяснил и пронюхал! Прекрасно! Значит, я иду в город пешком! Доберусь своим ходом!

Не задерживаясь больше ни секунды, она стремительно вылетела из кабинета, спустилась на первый этаж, прошла мимо флигеля с охраной и вышла на улочку пригородного поселка. Янис кричал ей что-то вслед, но она так торопилась, словно за ней гнались бандиты. Долетев до въезда в поселок, она не пошла по трассе, петлявшей мимо санаториев, а помчалась прямо через сосновый лес, чтобы срезать путь и поскорее выбраться на дорогу. Наконец начался асфальт шоссейки, она шла, оглядываясь, нет ли машины, чтобы проголосовать до города. Остановилась серебристая «вольво», водитель гостеприимно открыл дверь:

— Такая красивая девушка, одна на пустой дороге. Поссорилась с любимым?

— Уже помирилась! — прозвучал густой баритон Пылдмаа за Вериной спиной.

«Вольво» умчалась от ненужных проблем, а Вера и Янис остались вдвоем на пустой дороге рядом с его «лендровером».

— Садись. Едем в город, — сказал он, открывая перед женщиной переднюю дверцу.

Она молча прошла дальше, открыла дверь и села на заднее сиденье. Автомобиль ехал на большой скорости. Пассажирка и водитель раздраженно молчали. На подъезде к Вериному дому Янис первым нарушил молчание.

— Я не отстану, пока не объяснишь, что произошло!

— Хорошо, — внезапно согласилась Вера. — Останови у обочины.

Ей вдруг ужасно надоело врать и притворяться. Тем более что Янис хорошо видел: с ней что-то не так. А она терпеть не могла неопределенности. Пусть будет хуже, пусть будет очень плохо, но зато все станет ясно!

— Если говорить кратко, есть два момента… Словом, я не хочу, чтобы наши отношения влияли на твою семейную жизнь.

— А почему ты решила, что наши отношения и моя семейная жизнь могут как-то пересечься? — удивился ее поклонник. — Это совсем разные вещи — брак и чувства. Ты ведь психотерапевт, а не я! Тебе ли не знать?

— Мне ли, мне ли. И еще. У меня был любимый мужчина, мы расстались. Так вот, я не хочу изменять ему из мести, это пошло! — твердо произнесла Вера.

— Совершенно не понимаю. Зачем хранить верность бывшему возлюбленному?

— Потому что… Можешь думать, что хочешь, но я его все еще люблю.

Пылдмаа не знал, что и сказать. Ответ ее бил, что называется, в десятку. Никогда за все свои сорок лет далеко не безгрешной жизни он не испытывал ни к одной женщине такого сплава страсти и нежности, звериного желания и возвышенного обожания.

— Милый Янис! Нам с тобой опасно быть любовниками. И если ты этого не понял сейчас, то понял бы потом.

— Что ж такого страшного в желании любить женщину? — Он ехидно скривил рот. — Неужели это такой уж яд кураре или наркотик?

— Вот именно — наркотик, — ответила Вера спокойно.

— Какая ты правильная! — процедил он сквозь зубы. Ему хотелось задушить ее, и одновременно она сводила его с ума одним своим присутствием. — Но ты же сама сказала, что вы расстались. Значит, он недостоин такой женщины!

— Кто может знать, кто возьмет на себя смелость решать, кого мы достойны или не достойны?

— А даже если так! — Он вызывающе смотрел на нее. — Тогда кто имеет право нам запретить?

— Мы сами. В любом случае, я на эту роль не гожусь! И потом, Янис… Рядом с тобой на работе столько прекрасных девушек. Присмотрись к ним повнимательнее. Я знаю по крайней мере одну, влюбленную в тебя по уши.

— Правда? — вдруг заинтересовался Янис. — Кто?

— Не скажу, пока не перестанешь на меня сердиться. Пылдмаа вздохнул.

— Извини. Действительно, немного расстроился. Это из-за проблем на фирме.

И он рассказал ей о безобразной сцене, которую застал в своем кабинете. Признался, что никогда еще не было такого разброда и шатания в его компании. Все разом обрушилось. Столько лет корпоративные правила, как корсет, держали коллектив в форме, и тут — будто сглазил кто-то, честное слово! Одного арестовывают по подозрению в убийстве. Другие секс устраивают в кабинете. Третий, как ему недавно шепнули, взял привычку являться на работу нетрезвым, с этим еще предстоит разбираться… Рассказал и о том, что один милиционер поспособствует скорейшему расследованию.

— Завтра я начинаю тренинг, — сказала Вера. — Ничего не обещаю. Если что-то почувствую, потяну за ниточку, а там посмотрим. А милиционер — это хорошо, но боюсь, ничего такого, явного он не обнаружит… Ну что, до завтра?

— Э, погоди. Кто там в меня влюблен? — Янис улыбнулся. Ему уже не было обидно, что Вера его продинамила. — Или придумала, лишь бы я отстал?

— Кристина Голосуй. Симпатичная девушка, между прочим.

По блеску его глаз Вера поняла: президент «Океана» быстро утешится.