"Объяснение в ненависти" - читать интересную книгу автора (Владимирский Петр, Владимирская Анна)

3. ЧЕРНЫЕ ПТИЦЫ, ПРЕДВЕСТНИКИ СМЕРТИ

Вера Лученко потягивала сок манго, задумавшись и не обращая внимания на хмурого мужа. Вот ведь нахальные журналисты! Она терпеть не могла, когда ее пытались использовать, а намерения бойких пиарщиков стали ясны, когда Юрий повел себя в привычном для него духе. Поэтому Вера подошла к парням и сделала так, что они напрочь забыли о намерении сделать из семейных неурядиц «клубничку». Единственное, что ее всерьез обеспокоило во время обработки журналистов — быстрый промельк черных птиц в уголках глаз. Когда с ней случались такие видения, это значило только одно: человек скоро умрет. Вера нахмурилась, еще раз взглянула в сторону бредущих к выходу молодых парней. Даже если она точно знает, что им грозит смертельная опасность, как ее предотвратить? Остановить? Невозможно это. Как всегда, невозможно, и только горечь остается, тяжесть знания и горечь. Господи, за что!.. Она не может даже сказать, от чего они погибнут. Несчастный случай? Неизлечимая болезнь? Пьяная драка?.. И что она должна сделать? Догнать их и сказать: «Ребятки! Будьте осторожны»? Они посмотрят на нее как на полную идиотку, да еще тиснут потом статейку под искрометным заголовком: «У психотерапевта сорвало крышу». Нет уж, она не станет мешать судьбе распоряжаться по собственному усмотрению.

Подошло несколько участников тусовки, и Вера торопливо сделала приветливое лицо.

— Вера Алексеевна, здравствуйте! — сказал один из подошедших. — Приятно видеть вас на нашем междусобойчике. Вы меня помните?

— Лицо помню. А имя… Артем. Артем Сирик, — догадалась Вера. Юрий, к счастью, молчал, отрешившись от разговора. — Вспомнила, вы работали водителем, развозили рыбную продукцию по точкам.

— Ну и память у вас, Вера Алексеевна! — восхитился Артем. — Я теперь уже дорос до клиент-менеджера, делаю карьеру. Помните, вы мне тогда сказали, что работа водителем — это для меня лишь первая ступенька по карьерной лестнице. Так оно и получилось.

— Я рада за вас, Артем! — искренне сказала Вера.

— Что ж ты нас не познакомишь? — попеняла Артему девушка, подошедшая с ним.

— Ой, сорри. Знакомьтесь! Это наша Кристина, менеджер продаж, а это Вера Алексеевна, бизнес-тренер.

Вера с удовольствием рассматривала девушку. Было что-то знакомое в светлых русых волосах, открытом взгляде широко распахнутых голубых глаз. Она напоминала Олю, Верину дочь. Только Кристина была покрупнее.

— Я сам представлюсь, — вмешался в разговор моложавый брюнет. Он выглядел как стильный завсегдатай ночных клубов: в костюме от Gucci, с прической, обильно смазанной гелем для придания волнистым кудрям эффекта мокрых волос. — Константин Бойко, начальник отдела рекламы и замдиректора по маркетингу.

— И нас, и нас представь! — весело затормошили Константина остальные девушки. Он кивнул на одну из них, маленькую и коротко стриженную, подвижную, как мартышка:

— Майя Щербакова, трафик-менеджер. А это, — повернулся он ко второй, бережно защищавшей ладонями свой округлый животик, — Вика Зозуля. Ага, да тут вообще весь мой отдел! Вы пользуетесь успехом, Вера Алексеевна!

И ей были представлены: Володя Головач, менеджер по полиграфии; Герман Хрущинский, маркетолог; наконец, дизайнер Надя Максимец.

— А где наш водитель, Степаныч? — спросил Артем. — И Ирины Максимовны нету.

— Ирина Максимовна… — оглянулся вокруг Бойко. — Да вон она, танцует. А Степаныч, когда мы направились сюда, отпросился покурить.

— Ну тогда и я покурю! Веселитесь, Вера Алексеевна! — сказал Артем и вышел из «Титаника» на улицу.

— Госпожа Лученко, Янис Раймондович просил проводить вас на места для друзей компании, мы скоро начнем торжественную часть. Можно с супругом! — официально пригласил Бойко.

— О, я совсем забыл, — улыбнулся молчавший до того Юрий. Он умел улыбаться, когда хотел. — Ведь мне нужно срочно вернуться домой… Дела, знаете ли. В общем, я вас покидаю, но оставляю самое дорогое, что у меня есть, — свою жену.

Он повернулся и чуть более поспешно, чем того требовали обстоятельства, двинулся к выходу. Константин кивнул вслед удаляющейся широкой спине и, взяв Веру под руку, повел ее к авансцене.

— Вера Алексеевна, я очень рад, что вы откликнулись на наше приглашение. Знаете, мне непременно нужно будет поблагодарить госпожу Сотникову.

Вера пожала плечами. Отвечать Бойко не требовалось. Ну и бестия Дашка: решила таким вот образом отвлечь подругу от несчастной любви! Отправила ее к морю проветрить душу и мозги. Впрочем, это хорошо. Если бы не Юрий, тут было бы вполне комфортно.

Пока шла своим ходом официальная часть, пока говорил речь господин Пылдмаа, выступали вице-президенты и представители филиалов, Вера унеслась мыслями далеко-далеко. Музыкальные ритмы, тонкие запахи и нарядные костюмы заставили ее ненадолго стряхнуть с себя прилипчивые опилки душевных страданий. Пусть ненадолго, но остался только вкус веселья и запах праздника…

Она видела, как под шумные аплодисменты на подиум выходят люди и президент компании поздравляет их, прикалывая на лацкан пиджака какой-то значок и вручая коробочку. Неожиданно она услышала свою фамилию, зал поощрительно захлопал в ладоши. Вера Алексеевна улыбнулась, поднялась и подошла к высокому во всех отношениях руководству. Янис вручил ей серебряную рыбку с изящно выгравированным словом «Океанимпэкс», грамоту, удостоверяющую ее принадлежность к друзьям компании, и пожал своей здоровенной лапищей маленькую Верину руку. Вернувшись на место, она заметила, что почти все гости и хозяева вечеринки украшены такими же значками-рыбками — символами принадлежности к братству «Океанимпэкса». Только у высшего Руководства фирмы рыбки были золотые, среднее звено и друзья фирмы получили серебряные значки, а младший персонал — продавцы, курьеры, водители и уборщицы — гордо несли на одежде медных рыбок.

— Корпоративная культура! — словно прочитав ее мысли, громко пояснил неожиданно появившийся Константин Бойко.

— Это вы придумали?

— Ну, не лично я, — заскромничал тот, — это наш отдел пиара. Во-первых, вы наверняка знаете, что предприятие — это такая особая социальная система, объединяющая людей совместной деятельностью и общими экономическими и социальными интересами… Ох, извините, Вера Алексеевна, я бываю иногда ужасным занудой. Короче, наших служащих нужно постоянно подпитывать общими идеями, праздниками, фирменными фенечками.

— А во-вторых?

— Во-вторых, остается человеческий фактор, которого никто не отменял. Согласитесь, вам приятно было получить нашу рыбку!

— Приятно. Скажите, Константин, а ваши служащие не будут завидовать друг другу, что у кого-то более дорогая рыбка, а у кого-то дешевая? Хорошо ли это для корпоративного духа?

— Вы зрите прямо в корень. Помните, у классика: «Люди гибнут за металл!» Мы специально поощряем у наших служащих дух здоровой соревновательности. Кто сказал, что завидовать плохо?

— Значит, ваши «медники» будут завидовать «серебряникам», а «серебряники» — «золотникам», и вы полагаете, они будут носом землю рыть, чтоб сделать карьеру.

— Именно! — Константин гордо погладил золотой брелок на лацкане дорогого пиджака. И предложил: — А не поесть ли нам рыбки?

В банкетном зале, богато украшенном витражами, столы ломились от рыбной снеди. Вера, как кошка, втянула ноздрями исходивший от роскошного стола запах разнообразных солений и копчений. Запах разбудил аппетит и отодвинул на второй план все неурядицы.

— Хорошая мысль! — потерла ладошки Вера Лученко.

Есть души мясные — к ним, бесспорно, относится сильная половина рода человеческого. Они не могут обойтись без мяса, этот продукт помогает им наполнить мышцы первобытной силой и мощью. Или во всяком случае думать, что такое происходит. Есть души салатные — это часто топ-модели или вегетарианцы либо мечтающие о романтической любви субтильные девушки. Они питаются растительной пищей и убеждают себя и окружающих, что энергетически она лучше любой другой. Есть души десертные, то есть тортные, мороженые и сдобные. Это те, кто не боится поправиться или боится, но любовь к сладенькому сильнее любви к тонкой талии. Пирожно-шоколадными душами бывают дети и старики.

Вера Алексеевна отродясь была отъявленной рыбной душой. За рыбу она готова была на время забыть о мясе, обойтись без колбасы и даже не вспоминать о сосисках. Наверное оттого, что когда-то, в каких-то реинкарнациях она была кошкой. Или потому, что по гороскопу она Рыба, и это обстоятельство как-то влияло на ее вкусовые предпочтения. В любом случае, даже тревожные мысли о неверном мужчине на этот раз не смогли помешать ей наслаждаться деликатесами. На столах красовались заливные судаки в круглых тарелках, икра красная, икра черная в белых фарфоровых пиалах, сомячьи отбивные на широких овальных керамических поддонах, роскошные фаршированные щуки на длинных блюдах, по бокам обложенные ломтиками лимонов, норвежская молодая сельдь в хрустальной ладье, усыпанная кольцами лука. И все это благоухало, пахло нестерпимо, перебивая ароматы других продуктов. Рядом со всем этим рыбным великолепием возвышались охлажденные напитки на любой вкус.

— Желаете водочки? — спросил расторопный официант, материализовавшийся из-за Вериного плеча.

— Дама желает водочки? — услужливо переспросил Бойко.

— Черный хлеб есть? — поинтересовалась Вера у опешившего на секунду официанта.

— Есть бородинский, — быстро исправил он положение, поднося гостье блюдечко с двумя ломтиками черного хлеба.

Она достала ножом небольшой скрученный завиток свежайшего желтого масла, мазнула им по хлебу, подцепила двузубой вилкой молоки норвежской сельди и устроила их на масле с хлебом. Взяла с подноса официанта пузатую рюмку с холодной водкой и, сделав глоток, откусила кусочек рыбного бутерброда.

— Ну как? — спросил наблюдавший за Вериными манипуляциями Константин.

— М-м-м! Бесподобно! — выдохнула рыбная душа, зажмурившись.

— Официант! — воскликнул Бойко. — Я тоже хочу!.. И мне черного хлеба, вот сюда… Э, давай я сам! — Он сотворил себе такой же бутерброд и вонзил в него зубы.

Вокруг них стали подниматься руки, раздались голоса: «Будьте добры, мне того же самого!», «Сюда тоже черненького хлебушка с молоками!»

Ничего удивительного… Вера знала, что предмет ее внимания часто «заражает» окружающих, и относила это свойство к побочному действию своего гипнотического таланта. Виноваты ли в том Верина обольстительность, притягательность, спонтанная демоничность и способность произвести впечатление — кто знает? Одно точно: дома в ее тарелку постоянно ныряли и дочь, и собака — Верины кусочки казались вкуснее; в магазине, стоило ей прикоснуться к какой-нибудь месяцами висевшей без внимания вещи, как ее начинали рвать из рук и примеривать. Вера подходила к пустой кассе, а когда отходила, к кассе тянулся длинный хвост очереди…

К концу вечера, перепробовав все деликатесы и совершенно разомлев не столько от спиртного, сколько от рыбы, Вера оказалась вдвоем с Кристиной в кальяновом кабинете, куда подали кофе.

— Верочка Алексеевна, я могу с вами поговорить? — робко спросила девушка.

Вере ужасно не хотелось возвращаться к своим профессиональным обязанностям. Она наслаждалась роскошной вечеринкой, ночным клубом, с его морскими интерьерами и всевозможными сюрпризами, модной тусовкой. Уникальная память Веры на лица помогала ей сразу же узнавать тех, кого показывали по телевидению: чиновников, политиков, журналистов, актеров. Ей приятно было сознавать, что и на нее посматривают с интересом. Да и рыбная дегустация привела ее в самое блаженное расположение духа, а в таком настроении меньше всего хотелось погружаться в чьи-то проблемы. Дадут ей, в конце концов, хоть раз в год побыть просто женщиной, а не доктором Лученко?! Насладиться праздником, как все нормальные люди вокруг нее!..

Она все же внимательно взглянула на девушку, «примерилась» к ней, к ее ритму дыхания и движений. Нет, не ощущается никакой срочности.

— Кристина, извините, но я сейчас могу разговаривать только на темы, никак не связанные с моей работой.

Давайте не сегодня, а? — И Вера собралась уже выходить из кальянового зала.

Кристина умоляюще сложила ладошки.

— Только одно слово, Вера Алексеевна!

— Хорошо. Слушаю одно слово…

Доктор обреченно приготовилась внимать очередной истории о безнадежной страдальческой любви. Она уже заранее почти слышала, о чем пойдет речь. Знаем-знаем: какая-нибудь Маша, которая встречалась с Колей и Васей одновременно, но выбрала Колю, а он после этого с ней расстался, и теперь она хочет быть с Васей, но Вася больше не желает быть с Машей, он начал встречаться с Леной; Лена же, хоть и встречается с Васей, строит глазки Вове, но Вове Лена не нравится, он встречается с Ольгой, а нравится ему на самом деле Маша. Еще в Машу влюбился Сергей, но Сергей Маше не очень-то нравится, больше всего ей сейчас по душе Вова — однако Вова встречается с Ольгой, которой, если честно, нравится Сергей, и недавно она чуть не рассталась с Вовой из-за Сергея…

Так что Вера не удивилась, услышав, что Кристина Голосуй давно и безответно влюблена в Яниса Пылдмаа, президента компании «Океанимпэкс». Все бы ничего, Вера Алексеевна, но, во-первых, кто он и кто я? Он — успешный, богатый бизнесмен. А я — маленькая рядовая сотрудница, незаметный микроб. И, во-вторых, еще эти корпоративные правила! Прямо какой-то феодализм! Не только не поощряют личных отношений между коллегами, но и категорически их запрещают! Вы представляете? Принятый на работу в компанию в первый же свой рабочий день знакомится с увесистым документом под названием «Кодекс поведения сотрудника». Согласно кодексу, запрещено заводить романы между сотрудниками фирмы. Нарушение карается увольнением. Знаете, Вера Алексеевна, я готова уволиться и сидеть дома, лишь бы Янис был со мной. Правда. Для меня настоящая мука видеться с ним каждый день и знать, что он ко мне равнодушен. Вы меня понимаете? В конце концов, мне плевать на карьеру, лишь бы он был со мной!

Кристина не плакала, но ее светло-голубые глаза увлажнились. Лученко слушала почти сочувственно: эта девушка была и впрямь чем-то под стать высокому эстонцу. Как женщина Вера понимала ее. Вот ведь он и ее почти обаял… Лученко усмехнулась. Из каждых пяти юношей в кабинете доктора Лученко четверо страдали от неразделенной любви. Из каждых трех девушек три страдали от того же. И почти всегда Вера Алексеевна должна была говорить примерно одни и те же слова.

— Вы знаете, Кристина, — прервала она рассказчицу, — что совершаете обычную ошибку всех на свете девушек? Они ждут прекрасного принца на белом коне, влюбляются в известных личностей, певцов и артистов, не замечая, что рядом с ними всегда есть влюбленный в них какой-нибудь преданный скромный парень. Обязательно есть. Давно ли вы гляделись в зеркало? С какой стати обращаться с этим к психотерапевту? С вашей внешностью, с вашей умной головой, с обаянием и сексуальностью, — а людей без обаяния и сексуальности не существует, как не существует людей без печени, желудка и прочих потрохов, — вы вполне можете влюбить в себя кого угодно. Хоть принца Монако, хоть Билла Гейтса, если он в вашем вкусе! Понимаете? Вы не должны даже мысли допускать, что кто-то может вас не захотеть! Это же смешно! И даже президент «Океанимпэкса», при всей его крутизне и кажущейся недосягаемости, всего лишь мужчина. Только, чтобы ему понравиться, надо, наверное, круглосуточно работать, не щадя себя, быть профессионалом… А это не ко мне.

Не слушая Кристининых возражений, Вера поднялась с бархатного диванчика и вышла из уютного зала. В полумраке коридора, соединявшего данс-зал и кальян-кабинет, Вера наткнулась на возвратившегося в клуб Артема. Он радостно улыбнулся и предложил «слеганца танцонуть».

— Может, Кристину пригласите?

— Да я с ней уже танцевал. Ну что?

— Хорошо. Но предупреждаю вас как честная женщина, Артем, я не танцевала лет двести! — сказала она. Однако танцевать Вера Алексеевна очень любила и с удовольствием дала себя увлечь музыкой.

— А я, как честный мужчина, должен сказать, что танцуете вы превосходно! — объявил Артем, когда блюз закончился и он усадил свою партнершу на высокий табурет у барной стойки.

— Что будете пить? — спросил бармен, весь синий от покрывавших его открытые руки и шею татуировок. Под одеждой угадывался тот же густой татуаж.

— Мартини, — заказала Вера.

Артем предпочел безалкогольное пиво.

— Как вам работается, Артем?

— Хорошо. Я всем доволен. Янис не скупой, платит нормально. Потом, работа мне по кайфу. Знаете, Вера Алексеевна, я тоже стал увлекаться психологией! Ведь клиент-менеджер должен разбираться в людях, в том, чего они хотят. Стопудов?

— Стопудов! — отозвалась Вера и рассмеялась вместе с Артемом. — Ваша профессия тоже относится к психологически теневым.

— Как это — «теневым»? — удивился ее собеседник.

— Да ведь все, кто акцентированно работает с людьми — это теневые психологи. Таксисты, официанты, парикмахеры, портнихи, врачи всех специальностей, владельцы ресторанов и продавцы на рынках. А уж менеджеры — обязательно. В каждой такой профессии притаился психолог, он выглядывает оттуда временами и по-своему наблюдает нас, человеков. А накопив наблюдения, ведет свою психологическую практику, применимую конкретно к его работе… Господи, извините, Артем! Опять меня занесло.

— Да что вы, это ужасно интересно, — замахал руками парень, — продолжайте!

— Нет-нет. Давайте лучше о вашей работе, а не о моей. О рыбе. Знаете, будь я клиент-менеджером, то предложила бы вашим клиентам открыть по всей набережной маленькие рыбные закусочные. Чтобы там сразу коптили и жарили всяких рыбешек. Причем недорогих. Такие крохотные кафешки, ведь здесь много соскучившихся по рыбке приезжих. И в курортных городах у моря они этот свой рыбный голод смогли бы утолить!

Артем уставился на собеседницу с явным интересом.

— Что, теперь по-настоящему заинтриговала? Это ведь так просто. Смотрите, скоро лето. На всех курортах куча шашлычных, так? А рыбных ресторанчиков или кафешек мало, практически нет. Но ведь рыбу любят не меньше, чем мясо. Значит, вы могли бы осчастливить множество рыбных душ. Я бы из таких закусочных сутками не вылезала.

— Да, действительно… — протянул Артем Сирик.

— Ну все, я вас оставляю, развлекайтесь дальше, — сказала Вера. — Пойду отдохну.

Артем прокручивал в голове услышанное и не понимал, почему такая простая идея никому до сих пор не пришла в голову. Он восхищался, но одновременно с некоторой ревностью и досадой думал о том, что вот у него таких озарений не бывает. А она роняет свои идеи мимоходом, развлекаясь…

В это же время о Вере Алексеевне разговаривали двое.

— Почему мы все эти годы не привлекали Лученко к нашей работе? — спросил Янис Пылдмаа не столько Константина, сколько самого себя.

— Вероятно, не было необходимости, — попивая дорогой коньяк из тюльпанообразного бокала, предположил Бойко. — Обходились как-то.

Пылдмаа никогда не заговаривал с подчиненными о женщинах. Хотя пользовался большим успехом у прекрасного пола: его балтийская сдержанность, внешность викинга и подчеркнутая вежливость нравились женщинам. Как правило, интересовались им, но чтобы он сам? «Чем она его проняла? — подумал Костя. — Надо же! Какой у нас горячий эстонский парень!»

— Ты, Костя, пришел к нам работать лет пять назад? — привычным жестом поправляя галстук-бабочку, поинтересовался Янис.

— Шесть лет в сентябре будет. Ты меня из «Атланта» переманил. Может, жалеешь? — выпятил губу Бойко.

— Не о тебе речь. Ты же не девушка, чтобы на комплименты напрашиваться. Просто удивляюсь: как мы в нашей суете забыли о таком специалисте?

— А что в ней особенного? Ну, симпатичная бабенка. Ножки, попка, все на месте. Она что, не такая как все? — задиристо спросил помощник.

— Не такая. — Янис задумался. — Есть такая притча. «О мудрейший! — обратились люди к знаменитому мудрецу, известному тем, что за советом к нему приходили тысячи паломников. — Когда смотрим на тебя, ты кажешься таким же, как все мы. Так ходишь, как мы. Разговариваешь на том же языке, что и мы, простые смертные. Ешь ту же пищу. В чем тогда твой великий секрет? И почему толпы людей пересекают огромные расстояния,

только чтобы услышать слова твоей просветленной мудрости?» Знаешь, что ответил мудрец?

— Ты меня заинтриговал!

— «Да, я ем, сплю, хожу и думаю, как все люди, — сказал он. — Меня от них отличает только одно: я все это делаю, паря в метре над землей».

— И что?..

— И то, что эта женщина в свое время смогла поднять нашу компанию «на метр над землей».

— Как это?

— Пожалуй, тебе, как маркетинг-директору, полезно будет знать. — Янис подал знак бармену, им налили еще коньяку. Отойдя от барной стойки, они устроились за перегородкой у небольшого кофейного столика. — В девяностых, когда мы начинали, рэкет существовал на всех уровнях. На таможне, в дороге им занимались чиновники и бандиты, менты и пожарники. Но даже если платили всем и каждому, все равно постоянно возникали проблемы. Наши фуры задерживали на границе, грабили по дороге или не принимали в холодильнике без очередной справки в обмен на конверт с долларами.

— Да, по уровню коррупции мы впереди планеты всей, — поддакнул Бойко.

— Наступил такой момент, когда я почувствовал: еще чуть-чуть — и сорвусь! Даже моего эстонского терпения Уже не хватало на все это пиратство. И тогда знакомые посоветовали обратиться к Вере Алексеевне.

— Почему к ней?

— Мне ее рекомендовал один о-о-очень уважаемый человек. Он сказал, что Лученко не просто хороший психотерапевт, а обладает ясным видением многих запутанных проблем.

— Ясновидением? Она ясновидящая, что ли? — иронично усмехнулся Константин.

— Вот и я так же поначалу подумал, — покачал русой головой Янис. — Но она как-то, уж не помню как, просто беседуя, вдохнула в меня такой запас терпения, что его и по сей день хватает. А потом посоветовала кое-что… Этот совет помог наладить успешный бизнес и, по сути, отодвинул нас от конкурентов, оставив их далеко позади.

— Если можно, с этого места подробнее. — Бойко весь подался вперед.

— Хочешь знать, что она сделала? Внимательно выслушала мои стенания о коррумпированных чиновниках, о проблемах с таможней и обо всем остальном. Попросила несколько дней на то, чтобы поразмыслить над ситуацией, а потом выдала предложение, простое и гениальное. Я тогда даже сам удивился, почему это мне в голову не пришло! Она предложила…

К их столику подошла Кристина и сообщила, что приехал кто-то из городской администрации.

— Мы сейчас придем! Пусть их пока рыбкой угостят! — рявкнул на девушку ее непосредственный начальник Бойко. И тут же обратился к Янису: — Расскажи сейчас, а то я лопну от любопытства.

— О, разволновался, — сказал президент компании. — Чувствуя, наверное, что она выдала решение задачки как раз на твоей территории? Как самый распрекрасный маркетолог?

— Чувствую-чувствую, не томи! Рассказывай!

— Вкратце: она предложила обратиться ко всем рыбным хозяйствам с предложением сотрудничества. Чтобы те не везли на рынок всю живую рыбу, а часть того, что не успевают реализовать сами, продавали нам, а мы на своей коптильне ее обрабатывали и продавали.

— Другими словами, она нас репозиционировала с внешнего рынка на внутренний, если я тебя правильно понял?

— Ага. Эта миниатюрная женщина предложила блестящее маркетинговое решение, понимаешь? Она мне сказала тогда: «Не надо ломиться в запертую дверь. Если вам мешают обстоятельства непреодолимой силы, отпустите их. Пусть ситуация разрядит себя сама. А вы идите другим путем». Вот так. Другой путь — это рыбные совхозы и государственные предприятия, оставшиеся без госзаказов и без зарплаты. А также китайские и японские рестораны, где рыба — один из основных продуктов в меню. Знаешь, какую фразу она мне прямо-таки впечатала в мои мозги? «Настоящие герои не отступают, они просто наступают в другую сторону».

— Получается, что весь наш нынешний успешный бизнес, все эти десять лет построены на двух ее идеях, — покусал губу Константин. — Ничего себе. И как же ты мог отпустить человека с такими мозгами?!

— Я предложил ей место консультанта, приличную зарплату. Но она отказалась. Я даже обиделся на нее…

— За что? — изумился Бойко.

— Лученко сказала, что она врач и всю жизнь хотела быть врачом, и будет работать именно врачом. Ей неинтересно рыбой торговать.

— М-да, — вздохнул главный маркетолог «Океанимпэкса». — Черт их разберет, этих баб! Что им надо? Приняла бы твое предложение, была бы сейчас вся в шоколаде!

— Нет, Костя, не она — я сглупил. Мне нужно было ей кабинет или клинику построить. Нельзя было на нее обижаться! Она научила нас подниматься над текущими каждодневными проблемами для решения стратегических задач. Думаю, что необходимо заново наладить бизнес-тренинги под ее руководством… Да! Это хорошая мысль. Непременно пригласи ее к нам, когда вернемся.

Пылдмаа встал и стремительной походкой отправился к гостям. Константин налил себе полный бокал коньяка и выпил.

«Вот так-так, — подумал он. — Я пашу на тебя столько лет, и никакой благодарности. А тут появляется смазливая психологиня, и ты уже «поплыл», Янис. О, женщины!.. Надо с ней поосторожнее».

Бойко не видел, что наискосок от него за углом барной стойки сидит человек. Он тихо попивал безалкогольное пиво, ловя каждое слово из разговора руководителя «Океанимпэкса» и его помощника, размышляя: «А вы совсем не изменились за эти годы, доктор Вера Алексеевна! Нужно будет во что бы то ни стало узнать, чем сейчас занимается психотерапевт Лученко, хрупкая женщина с сильным характером. Опасная женщина».

Наутро большая часть сотрудников фирмы была отправлена в Киев. Надо же кому-нибудь и работать! А для десятка менеджеров среднего и высшего звена праздник должен был продолжиться на теплоходе.

— Морская прогулка, Янис, не очень меня привлекает, — отказалась Вера от приглашения.

— Вы не любите морские прогулки? — удивился Пылдмаа.

— Я помню, что вы яхтсмен. А вот у меня морская болезнь.

Вера немного покривила душой. Ей просто не хотелось участвовать в продолжении корпоративной party. Юрий уехал, и можно было посвятить еще целый день знакомству с городом. Побродить по улицам, заглянуть во дворы,

посидеть у моря на бульваре. Словом, увидеть все то, чего не успела рассмотреть вчера.

— Хотите, я стану вашим гидом? — неожиданно предложил Янис, словно прочитав ее мысли.

— А как же теплоход?

— Это просто. Меня заменит Костя. А мы с вами убежим! Как школьники, сбежим с уроков. — В треугольных глазах Яниса заплясали озорные искорки.

Так они и сделали. Янис оказался действительно отличным гидом, он мало говорил, а больше показывал. Вот обычный одесский двор, каких здесь сотни. Почему-то хочется непременно войти внутрь. В центре двора, окруженного плотным кольцом старых домов, стоит фонтан с грязноватой статуей Аполлона. Фонтан явно уже давно не работает. Обнаженный греческий бог, покровитель искусств, служит здесь, как ни странно, хозяйственным целям: через весь двор тянутся бельевые веревки, на которых сушится белье — нательное и постельное, и одна из веревок привязана к причинному месту Аполлона. И вовсе это не какое-то озорство, и не вандализм, Боже упаси! Просто статуя выполняет практическую функцию. Ну, как столб на бульваре. Не было бы удобной статуи с удобным выступом — протянули бы веревку между деревьями и сушили бы на ней штаны. Атак привязали к Аполлону и сушат. На лице Веры появляется улыбка. Ну вот, город и успокаивает ее ноющую душу.

Они выходят на угол улицы с названием из прежнего времени — Советской Армии — и видят обычную аптеку здесь двойные двери с окошком для выдачи лекарств ночью, когда аптека дежурит. На двери у кнопки звонка табличка: «Уже слышу, уже иду!» И снова город заставляет грустную гостью улыбнуться.

— Теперь, Вера, я вас приглашаю в самый необычный музей в мире. Музей одного кота!

— Ведите! — смеется женщина, уже заранее предвкушая интересное зрелище.

Они останавливаются на Греческой площади и вникают в историю одесского кота Василия.

— Представьте себе, — с удовольствием рассказывает Янис, — вот на этой самой шелковице объявился кот. А поскольку с дерева он категорически отказывался слезть, еду ему сердобольные одесситы подавали прямо наверх. Чтобы дождик кота не мочил, домик на ветке построили. Нашлись такие умельцы.

— А как же они наверх еду отправляли? Карабкались по ветвям, что ли?

— Нет, здесь восторжествовала техническая смекалка. Наладили веревочный лифт для бесперебойной подачи питания… Тут и человек позавидует. Кот уже давно, как говорится, почил в бозе, но домик с колоннами — видите, наверху? — и пластмассовой табличкой с гордой надписью «Кот Вася» остался. Теперь на Греческую площадь приходят поглядеть на дом-музей кота Васи… А знаете, Вера, здесь есть памятник Рабиновичу.

— Какому Рабиновичу?

— Тому самому. Из анекдотов.

— Вы меня разыгрываете! — удивляется Вера.

— Ничуть. Идемте!

Он ведет ее во двор литературного музея. Там действительно стоит маленький памятник Рабиновичу, бессмертному герою анекдотов. Пылдмаа рассказывает, что этот маленький и на первый взгляд вроде шуточный памятник создал талантливый грузинский режиссер и художник Резо Габриадзе. Крохотный человечек с птичьим профилем, одетый в затрапезное пальтецо, смотрит вверх, словно пытается услышать ответ на риторический вопрос. Рядом с ним чемоданы. Пожалуй, это самый немонументальный монумент маленького человека, памятник самой Одессе, по крайней мере той ее части, которая расселилась по всему миру…

Выйдя из музейного дворика, они идут к морвокзалу. Их взгляду открывается скульптура Эрнста Неизвестного. Крепкий золотой младенец-бутуз внутри золотого цветка — самый точный образ города, которому всего двести с небольшим. С точки зрения других городов, насчитывающих тысячелетия, Одесса юная девочка. Вера всей душой чувствует в ней задор юности, солнечность улыбки и живость южанки. А еще она чувствует, как оттаивает тяжелый ледяной ком в ее душе, как начинает светиться маленькое солнышко в соленой морской воде.

На одной из летних террас кафе они замечают знакомых. Артем Сирик сидит вместе с пожилым, по-восточному красивым человеком. Они галантно поднимаются, приглашая Веру и Яниса за свой столик. Артем знакомит Веру Алексеевну со своим собеседником. Гурген Арменович Карапетян — директор сети ресторанов кавказской кухни, армянин, очень крупный, с роскошной шевелюрой седых волос, целует Верину руку. Он щелкает пальцами, и возле них мгновенно появляется официантка с меню. Пока приносят еду, Артем сообщает Карапетяну, что это та самая Вера Алексеевна Лученко, которая предложила организовать сеть рыбных кафе-закусочных вдоль пляжей. Именно для обсуждения этой грандиозной идеи остались на берегу клиент-менеджер «Океанимпэкса» и директор сети ресторанов. Гурген Арменович рассыпается в комплиментах по адресу женщины.

— Я как тот муж из анекдота, который все узнает последним! — Пылдмаа смеется. — Вы тут с нашим самым уважаемым партнером строите новые маркетинговые стратегии, а я ничего не знаю!

— Не вы ли учили нас, Янис Раймондович: сначала проработай вопрос, а уж потом докладывай? Вы же всегда говорите: «Не приходите ко мне с сырой идеей, сырую рыбу едят только японцы», — оправдывался Артем.

— Да ладно тебе, — махнул загорелой крупной ладонью прибалт, — мне утром Бойко все доложил.

Под кофеек мужчины принялись обсуждать технические стороны будущего проекта. Вокруг Веры зазвучало множество неизвестных слов, для нее почти иностранных. А ей стало отчего-то тревожно. Она осталась наедине со своими чувствами, и ей совсем не нравилось то, что она снова краем глаза заметила черных быстрых птиц, похожих на стаю ворон или грачей. Вера по очереди стала смотреть на беседующих. При взгляде на Яниса и Артема птицы исчезали, они появлялись, лишь когда она смотрела на Карапетяна. Такой же промельк черных птиц она уловила, когда те двое мальчишек-журналистов пытались сфотографировать их с Юрием семейные разборки. Может, это признак ее раздражения? Может, устала и пора домой? И хотя Вера по прошлому опыту уже точно знала, что птицы эти — предвестники чьей-то скорой смерти, ей так не хотелось, чтобы страшные предощущения сбылись.

Значит ты, Вера, в очередной сто двадцать пятый раз оказываешься втянутой в какую-то темную историю? Как всегда, рядом с тобой происходит нечто загадочно-криминальное, клубится именно вокруг твоей скромной персоны? И Юра вновь мог бы станцевать на костях твоих принципов, крича: «Я смертельно устал от того, что ты не можешь жить спокойно! Всем помогаешь, во все вникаешь, везде найдешь проблему на свою голову! Каждый покойник, который скончался в радиусе двадцати километров от нашего дома, обязательно оказывается твоим знакомым, и тебе непременно нужно восстановить справедливость!» Но как же иначе, если столько лет жить в шкуре психотерапевта и не вылезать из нее? Тут уж, как говорится, назвался шампиньоном — полезай в ридикюль. Люди идут к тебе, ты их слушаешь и лечишь, молчишь и внимаешь, советуешь и внушаешь, а они сгущают вокруг тебя свою обратную связь. Приносят свои жизненные истории и переживания. А если не приносят — пожалуйста, вот они, сами несутся к тебе, эти истории. Настигают, увлекают, и уже не остановить поворота картонной трубы калейдоскопа.

Черные птицы… Как хорошо было бы хоть раз в жизни обмануться! Но в глубине души Вера точно знала — эти предвестники несчастья никогда не ошибаются.

Почему так случается, что вполне респектабельные внешне люди порой совершают странные поступки? Вот, например, Юрий Лученко. Взял да и затащил к себе домой первого встречного, почти бомжа. Ну, хорошо, не совсем первого встречного, а бывшего школьного приятеля. Но все равно, странно как-то…

Он встретил его вечером следующего дня после своего поспешного возвращения из Одессы. В подворотне дома Юрий не обратил внимания на фигуру в засаленном, рваном спортивном костюме у мусорных баков. Он не стал бы вглядываться в человека, мало ли их, странных — то совсем опустившихся, то на вид вполне нормальных — роется в мусорниках. Но существо в спортивном костюме попросило у Юрия закурить, тот прислушался. Хриплый голос и легкая картавость показались ему знакомыми. Юрий внимательно всмотрелся в лицо «мусорщика» и присвистнул:

— Зуй! Борька Зуев, ты, что ли?

Названный Зуем не сразу ответил, вцепившись сощуренным взглядом в собеседника. Закурил выданную сигарету и скривился в гримасе:

— Я-то Зуй! А вот ты что за перец?

— Ты что, не узнал? Лученко я. Мы с тобой до восьмого класса в тридцать шестой школе вместе штаны протирали.

— А… — выдохнул клуб дыма Зуй. По его скомканному лицу трудно было понять, узнал ли он школьного товарища. Но, когда Юрий пригласил его домой, оживился, засуетился, поднял с земли веер своих пакетов и мелкими шагами засеменил вслед.

Зинаида Григорьевна, мать Юры, шестидесятилетняя женщина с крепким туловищем на коротких, кривеньких, но мощных ножках, хлопотала возле плиты и разогревала позавчерашнюю котлету так, словно сражалась с классовым врагом. Она выглядела как старенькая девочка-пятиклассница: низенький рост, прямые седые волосы, строгое лицо — ну просто гипсовая пионерка с барабаном. Плохо одетый и дурно пахнущий гость ее не смутил. Если Юрочка привел — значит, надо. Да и у бабы Зины, как называли ее знакомые и соседи, было плохо с обонянием, она почти не чувствовала запахов, вечно у нее все пригорало и было с душком.

Пока Зуй с азартом не евшей неделю дворняги поглощал котлеты и попивал дешевый портвейн, Юрий пытался наладить светскую беседу.

— Кого-нибудь встречал из наших? — спросил он у гостя.

— Кого это наших? — не понял Зуй.

— Одноклассников, одноклассниц.

— Они встреч не назначали. Да и мне неинтересно, — собирая крошки хлеба в щепотку и отправляя их в рот, ответил бомж.

— А как же школа, детство наше босоногое? — дожимал свою линию хозяин дома.

— А чего в них хорошего? — спросил гость, и Юрий запнулся.

— Борис! А чем вы сейчас занимаетесь? — решила поддержать разговор Зинаида Григорьевна.

Зуев ухмыльнулся, показав желтые прокуренные зубы, и отчитался:

— Дозвольте доложить: нищенствую, побираюсь.

Повисла неловкая пауза. Мать с сыном не знали, о чем еще можно говорить с гостем.

— А где молодая хозяйка? — разрядил гость тишину.

— На плезентациях! — ядовито процедила баба Зина.

— Мама! Сколько раз тебе повторять, не «плезентация», а презентация.

Юрий принялся объяснять Борису, что супруга часто посещает всевозможные презентации и корпоративные вечеринки, и сейчас вот тоже. Чем больше рассказывал он о Вере, тем сильнее нарастало его раздражение.

— Чего же ты, Юрик, не ходишь с ней? Или жена не берет тебя с собой? — язвительно поинтересовался Зуев.

Юрию было неприятно вспоминать изгнание из Одессы. Однако излить душу новому человеку очень хотелось. Поэтому он налил еще портвейна, выпил, закусил винегретом из железной мисочки (мать не любила лишний раз пачкать тарелки) и решил поделиться наболевшим.

— Ты женат? — спросил он.

— Попробовал семейной жизни, — уклончиво ответил Зуев.

— Значит, поймешь.

— Чего именно?

— Это, Зуй, трудно объяснить, — поскреб лысеющую макушку Юрий.

— Да нечего тут объяснять! — махнула кухонным полотенцем его мать и, усевшись на табуретку, разъяснила свое отношение к невестке: — Она несемейственная, вот и все!

— Что значит «несемейственная»?

— Борис, вы, как Юрочкин одноклассник, знаете: он ведь всегда был очень домашним мальчиком, все в дом, все в семью. Друзья у нас постоянно собирались. А она совсем другая.

— Ну да? — Зуй что-то не припоминал, когда это у Юрки Лученко собирались ребята из класса. Однако подыграл: — Нелюдимая, что ли?

— Наоборот! Слишком «людимая»! — вступил со своей арией хозяин дома. — Знаешь, что ей интереснее всего? Не дом, не семья, не муж, не дочь и даже не свекровь. Для нее главное — работа! Уразумел? Она у нас ударник капиталистического труда! Хлебом не корми, дай только из дома удрать и на работе повкалывать.

— Она что, бизнесменша?

— Нет, мадам у нас докторша. Она психов лечит. Сама скоро психом станет! — объявила свекровь.

— Психиатр? — уточнил Зуй.

— Теперь они себя называют психотерапевтами и психоаналитиками, во как! — После нескольких стаканов портвейна Юрий совсем забыл, что «мадам» с ним давно рассталась и теперь, вернувшись на свою жилплощадь, была лишь соседкой. Он чувствовал себя особенно несчастным и нуждался в моральной поддержке школьного товарища. — Ты прикинь, Борька! Ей в сто раз интереснее лечить какого-нибудь психа, чем заботиться о собственном муже. Муж — это так, пустое место, а вот психи, пациенты — совсем другое дело.

— Жена должна вести хозяйство, — проповедовала со своей табуретки баба Зина. — Мужа обихаживать, свекрови помогать, дочерью заниматься. А она домой только на ночевку приходит!

— Верка даже не пытается скрыть, что для нее работа важнее, чем… — Юрий поискал нужное слово, но, не найдя, сокрушенно махнул рукой. — Работа для нее — все.

— Так она ждет всенародной славы? Как профессор Павлов? — ухмыльнулся гость.

— Ага! Точно. Она ж честолюбивая, как не знаю кто! — Лученко разлил остатки спиртного, выпил и, размахивая перед собеседником вилкой с наколотой на нее гирляндой капусты, высказывал наболевшее: — А как же я? Скоро старость. Да, Борька…

— Да что ты, Юрочка, тебе всего сорок лет! — замотала седой крепкой головкой Зинаида Григорьевна.

— А что жизнь мне дала? — Юрий не обратил на мать никакого внимания. — Она ж не принесла мне ничего, кроме обломов. Вместо нормальных корешей на работе меня окружает придурковатая молодежь. Они за год всасывают то, над чем я в институте шесть лет корпел. Я — программист? Хрен я на вертеле, а не программист. — Лицо Юрия скривило болезненной гримасой. — Любому пацану в нашей фирме — не успел прийти, ему еще ничего доверить нельзя — сто баксов вынь да положь. Иначе он просто не выйдет на работу! Представляешь?

— Ужас! Какой ужас! А у нас, пенсионеров, пенсии… — не унималась Зинаида Григорьевна.

— Молчи, мать. Не трави душу.

Почему Юрий не перекинулся парой необязательных слов с бывшим, хоть и опустившимся соучеником еще там, во дворе, или не ссудил его небольшой суммой на водку? Почему привел грязного и провонявшего мусорными баками Борьку Зуя к себе в дом? Он и сам не мог Дать на это вразумительный ответ. Однако на то были свои глубинные причины. Жизненные принципы Юрия Лученко складывались во времена расцвета советской торговли, когда вместо слова «купить» звучал могучий глагол «достать». И такие простые вещи, как покупка мяса в магазине, сопровождались взаимовыгодными обменами, где деньги были моментом хоть и обязательным, но второстепенным. В те времена хорошо отоваривались гинекологи, зубные врачи, товароведы из секций легкой промышленности. Многим людям эти принципы вошли в плоть и кровь, в сознание и подсознание. Вот и Юрий привык отмеривать свою дружбу или внимание только в оплату за что-то полезное.

А вот с Верой, как он должен был признать через много лет супружества, взаимопонимания не получилось. Не вписалась жена в его сложившиеся жизненные принципы. Он с удивлением обнаружил, что не получает привычной платы. Подарив ей свою фамилию и гордое звание жены, муж и отец семейства ожидал беззаветного служения, благодарности и правильного поведения, но ничего подобного не видел за все восемнадцать лет брака. Семейная жизнь оказалось с изъянчиком, его обманули, и он остался в убытке. Испытывать каждый день такое чувство было некомфортно.

Главная неприятность состояла в том, что Вера оказалась врачом не только по диплому и месту работы, но и по призванию и даже по мельчайшим проявлениям характера. Откликалась на любую мольбу о помощи, постоянно помогала своим пациентам, причем и за пределами поликлиники. Будь ее воля, их квартира превратилась бы в пункт скорой помощи и бюро добрых услуг! Там, где доктор Лученко появлялась, она тут же становилась центром внимания, ее засыпали просьбами и благодарностями, вокруг нее вечно суетились знакомые и незнакомые, соседи и подруги. И хотя Юрий постоянно демонстрировал жене неудовольствие частыми ее дежурствами, уходами по делу и бесконечными звонками, Вера только улыбалась.

Неблагодарная, он ведь столько ей дал! Да вспомнить хотя бы, что Лученко приютил бедную студентку. В тот год, когда Вера поступила в мединститут, ее родители погибли в авиакатастрофе. А старший брат чуть ли не на следующий день после похорон выставил Веру за дверь четырехкомнатной профессорской квартиры. Под предлогом капитального ремонта и размена он заставил сестру выписаться, затем, став ответственным квартиросъемщиком, просто забыл о ней. Оказавшись без крыши над головой, девушка приткнулась в общежитие мединститута. Помыкавшись и получив первые уроки жизни, она встретила Юру Лученко. Он быстро сообразил, что дочка покойного профессора-медика — хорошая партия для простого парня. Лученко решил, что Верин переезд в общежитие и полуголодная жизнь на стипендию — это блажь избалованной девчонки из богатенькой семьи. Он уже рисовал мысленно, как переберется из своей коммуналки в роскошные апартаменты жены и будет пользоваться наследством ее покойных родителей. Она же после всех своих мытарств и несчастий искала возможности прислониться к кому-нибудь. Идея выйти замуж за Юру, такого надежного и заботливого, будущего программиста, показалась ей спасением от всех бед. Тем более что ухаживать он умел.

Вначале Лученко терпеливо ждал, когда жена ринется отвоевывать у брата положенные ей квадратные метры и родительские ценности. Но потом оказалось, что Вера никому не собирается объявлять войну ни за метры, ни за вещи, и Юрий растерялся. Калькулятор, работавший в его голове и не отключавшийся даже в моменты сексуальной близости, показывал ноль, и это его крайне нервировало. К моменту окончания Верой мединститута он окончательно понял, что жена не способна вернуть затраты с процентами, а когда она начала работать, стало еще хуже. Ее готовность помогать всем, с его точки зрения, носила патологический характер. Коммуналка, где они жили, превратилась в проходной двор и филиал психушки. И хотя соседи боготворили юную докторшу, но из боготворения шубу не сошьешь. Деньги эта дура никогда — ни со знакомых, ни с соседей, ни с подруг — не брала! Этот факт больше всего раздражал Юрия. Очень редко ее уговаривал принять благодарность кто-нибудь высокопоставленный… Правда, когда Юрий с матерью уже поставили было на Вере крест, считая ее потерянным для нормальной жизни человеком, она вдруг смогла с помощью одной своей пациентки разменять и выкупить комнатки двух соседних жильцов, превратив бывшую коммуналку в отличную пятикомнатную квартиру. Так она дала неожиданный ответ на квартирный вопрос.

Она работала днем у себя в клинике, читала лекции вечерникам и заочникам, между делом защитила кандидатскую, вокруг нее клубилась жизнь, с ней считались сильные мира сего, больные на нее молились, коллеги уважали. Получалось, что не он муж-благодетель, столп семейного благополучия, а она. До какого-то момента ему верилось, что семейная вселенная вертится вокруг планеты под названием «Сын, Муж и Отец». Но в этой вселенной не хватало Святого Духа, и похоже, эту роль оккупировала его жена.

Недавно она совсем с ума спятила, поступила как последняя сука! Смешно даже говорить так о психиатре, но этот безумный летний роман с мальчишкой-ветеринаром и ее уход из дому почти на два года — просто уже ни в какие ворота!.. А потом так же неожиданно вернулась домой.

Юрий решил, что получил превосходный шанс разложить все по полочкам. Демонстрируя благородство, он ни словом не попрекнул жену и даже матери запретил напоминать невестке о ее развратном поведении. Очень кстати подвернулась поездка в Одессу. Юрий был уверен: на юге он окончательно объяснит жене, как она не оценила его, как разбрасывалась им все годы их совместной жизни. Он раз и навсегда поставит ее на то место, какое женщине и положено занимать, то есть на подчиненное место в доме. Ведь женщины, если честно, существа второго сорта, а он, как мужчина, будет великодушен, позволит ей заниматься своей работой, зарабатывать деньги. В конце концов, у нее это неплохо получается. Только семейный бюджет будет теперь у него, Юрия! Именно так. Не она станет решать денежные вопросы, а он. Все будет так, как он захочет.

Так решил муж и «вседержитель» Юрий Иванович Лученко. Но, увы, эта непредсказуемая женщина вновь умудрилась все поставить с ног на голову! Во-первых, она их с матерью в упор не замечала. А во-вторых, когда Юрий услышал от этого эстонского хлыща похвалы в адрес Веры, да еще в таких восторженных выражениях, он просто растерялся. Что ему делать с такой женой? Слова «гордиться» или «уважать» отсутствовали в его лексиконе. Значит, все по-прежнему… Зато встреча с Зуем придала ему собственной значимости. Это чувство хотелось продлить, вот он и затащил бывшего одноклассника к себе.

— Так как жена? — снова подбросил хворосту в огонь разговора бывший школьный приятель. — Наверное, прилично зарабатывает?

— Я тоже стараюсь семью обеспечить! А она вообще… — с обидой произнес Лученко. И неожиданно для самого себя предложил: — Хочешь, я тебе ее комнату покажу?

— Давай.

Нетвердыми шагами они направились в комнату Веры по длинному коридору бывшей коммуналки, ныне отдельной квартиры с евроремонтом. Хозяин открыл дверь, и оттуда выскочил спаниель белого цвета. Он громко и сердито лаял на мужчин, приседая на передние лапы, шерсть на мощном загривке стояла дыбом, и весь его: грозный вид как будто предупреждал: «Только посмейте нарушить границу моей территории!» Если бы Пай умел изъясняться на человеческом языке, он объяснил бы, что терпеть не может пьяных.

— Ты что, псина?! — рявкнул на него Юрий слегка растерянно. — На своих? Я те дам!

Спаниель все же не охранная собака, за ногу не схватит. Он обнюхал вошедших и спрятался под диван. Одноклассники вошли в комнату. Зуев шарил любопытным взглядом по стенам и полкам. Гнездо докторши было очень уютным, здесь хорошо пахло. От этого жилья на гостя повеяло чем-то щемящим и забытым, словно от большой чашки с парным молоком, каким его маленького угощала бабушка; в селе. В Вериной комнате жила душа ее хозяйки, здесь было множество предметов, согревающих и оживляющих, равнодушные квадратные метры. На стенах— несколько небольших картин в простых аккуратных рамках: осенний пруд, сосна на фоне заката и натюрморт — ландыши в голубом кувшине; портрет дочери в карнавальном костюме, большая фотография Олечки на утреннике в детском саду, где дочь изображала кошечку. Пятилетняя девочка в кокетливом фартушке гордо показывала фотографу серый пушистый клубочек — сделанного ею самой мышонка. На; полке стояли «зимние бутылки» причудливых форм, обсыпанные мелким белым пенопластом на клею, откуда! торчали всевозможные веточки. Рядом с ними красовалось: большое гипсовое ухо — шуточный символ профессий психотерапевта, как ее понимал пациент-скульптор. На стене висел написанный яркой гуашью манускрипт: «Инструкция по применению сотового каравая. Сотовый каравай предназначен для непосредственного невиртуального общения между абонентами. Общаться предпочтительнее за чашкой чая, сдабривая разговор топленым маслом, сгущенным молоком или вареньем».

— Так я не понял, — будто очнувшись, спросил Зуев, — что конкретно ты собирался мне демонстрировать?

— Разве ты не заметил? У нее даже в домашней обстановке есть кусок поликлиники.

— Где?

— Вот у нее в шкафу, на полке, в целых три ряда стоят папки с карточками психов.

— И что?

— То есть ей мало того, что все это дерьмо хранится в клинике! У нее в комнате сотни историй болезней, понял? — сердился подвыпивший Юрий.

— Понял, понял.

— Что ты! Она ведь кажный день перед сном, прежде чем вырубиться и забыться, сначала созерцает свои папки с аккуратными наклейками: шизофрения, маниакально-депрессивный психоз, фобии и все такое!..

О говорил еще что-то, болтал без умолку, как всегда. Еще в школе Зуев недолюбливал Лученко за эти льющиеся потоки слов. Тетерев на току. Сам себя слушает. Слушай, слушай. Если уж ты такой одноклеточный, что поверил в случайную встречу, съел и не подавился сказочкой, будто Борька Зуев — опустившийся тип, то не обратишь внимания, если я как будто из любопытства пороюсь среди папок…

Гостю повезло. Юрия из кухни зачем-то позвала мать, и он вышел. Через пару минут, налюбовавшись комнатой Веры Лученко, гость вернулся в кухню.

— Ну как? — поинтересовался Юрий.

— Наша пани докторша, — подала голос старшая Лученко, — каждый день, перед тем как заснуть, инвентаризацию своих психов проводит! Чтоб, значит, ни одного дегенерада не забыть! У ней, у Верки, никто не забыт, что ты! За каждой наклейкой в папках написано про этих, вся подноготная. Однажды я так, по случайности, взглянула. Там такое!!! Про детство ихнее, и про родителей, и про половую жизнь. Фу! Какая она бесстыдница, людям про такое вопросы задавать! А они, придурки, ей все про себя рассказывают. — Зинаида победно взглянула на сына и гостя.

— Мам! Ну что ты все путаешь! Не «дегенерады», а «дегенераты», — поправил родительницу сынок, пропустив мимо ушей тот факт, что она смотрела истории болезней Вериных пациентов. Видимо, его нравственные принципы допускали чтение чужих медицинских документов.

— Юрочка! Что ж ты мать перед школьным товарищем поучаешь, нехорошо, сынок!

— Ладно, не бери в голову. Я ведь не со зла. Просто мы с тобой объясняем Борьке про мою «счастливую семейную жизнь».

Мать и сын совершенно не обращали внимания на то, что гость на их реплики никак не реагирует.

— А у вас, Борис, детки есть? — полюбопытствовала Зинаида.

— Есть, — скупо ответил Зуев, не сообщая никаких подробностей.

— Таким, как моя невестка, я бы вообще запретила рожать. Какая она мать? Кроме клиники своей, ничего не видит!

— Интересно, если бы она однажды осталась без работы, то что стала бы делать? — спросил гость, удачно меняя тему.

Мать с сыном переглянулись: это неожиданное предположение почему-то показалось им очень смешным. Сын басовито заржал, как конь, скаля зубы, мать захихикала мелко и с треском, будто орехи колола. Зуев пожал плечами.

— Ну и чего такого, — сказал он. — Нынче много народу без работы сидит.

— Да она сейчас в отпуске как раз, — заметил Юрий. — В Одессу поехала.

Он не стал уточнять, что тоже был там с ней один день. Мужчины вышли на кухонный балкон покурить. Здесь все было приспособлено для неторопливого мужского отдыха: старый журнальный столик с подпиленными ножками и два маленьких неудобных детских стульчика, большая банка из-под кофе, полная окурков. Помолчали.

— Читал про клонирование? — внезапно спросил Юрий. Он покупал на книжных развалах все, что попадалось под руку, и читал все подряд. Его голова была забита случайной информацией.

— Что-то слышал, — неопределенно протянул Борис.

— Представляешь, до чего дошли, а? Рождается ребенок из одной-единственной клетки, не обязательно своего отца, но допустим, ты хочешь, чтобы сын был похож не на тебя, а на какую-то шишку. Какого-нибудь Шварценеггера!

— Бред, — процедил бывший одноклассник. — Мой ребенок — моя кровь. И я захочу, чтобы он был похож на какого-то американского качка?

— А если ты урод? Ну, не ты конкретно, а кто-то. Предположим, родить хочет девка какая-нибудь. Страшная, как обратная сторона Луны. Вся в кратерах! — Юрий захохотал. — И при этом ей до потери пульса нравится, Допустим, Димочка Нагиев или Том Круз.

— Ну?

— Что получает девка-уродина? Не знаешь? А я тебе скажу. Ее киндереныш будет точной копией, близнецом Круза или Нагиева. Только представь себе: бесконечное клонирование людей!

— Не нравится мне это. Как же без отца? Вместо родителя, который ночами не спит у колыбели, сказки рассказывает, любит свой живой комочек больше жизни, будет матрица… Тьфу!

— Чего ты так раскипятился? Твои дети, небось, и не догадываются, какой ты им папашка преданный!

— Догадываются, — зло сплюнул с балкона Зуев и впервые посмотрел на бывшего одноклассника с нескрываемой неприязнью.

— Да ладно тебе. Что ты взвился! Я пошутил, — похлопал его по плечу Юрий. Но Зуев уже направился к выходу.