<[email protected]>
Движущий интерес жизни
Когда произошла эта беседа, я еще не родился. Два известных человека говорили о своей любимой науке и ее проблемах... Палеозоолог: ... В основе гомологических рядов Вавилова лежит утверждение, что изменчивость организмов - явление отнюдь не беспорядочное. Ряды однотипной изменчивости повторяются у разных видов, родов, семейств и т. д. Чем ближе два организма, тем полнее повторяемость. Получаются периодические системы классификации, по которым и ведется предсказание. Отсюда вывод о некоторой ограниченности набора признаков, которые может дать группа организмов. Возьми теперь мою периодическую таблицу археоциат. Чем тебе не аналогия? Все археоциаты постепенно разворачивают стандартный набор структур, а выскочить за него не могут. Палеоботаник: Внешне у тебя получается, конечно, довольно убедительно, но я думаю, что ты все же многое недоучитываешь. Получается, что как-будто среда это только соленость и температура воды, характер грунта и тому подобные факторы, которые отражаются в породе. Среда - это и соотношение организмов. А ведь ты даже не знаешь толком, чем питались твои археоциаты. Палеозоолог: С чего ты взял, что я целиком зачеркиваю влияние внешней среды? По-моему, я ясно сказал, что у меня с ним пока ничего не получается в плане главных направлений эволюции. Частные приспособления - это, безусловно, среда. Но как объяснить то, что в разных группах археоциат сходные изменения происходят неодновременно? Некоторые археоциаты запаздывают с изменениями - тут как раз среда влияет. Но признаки все равно появляются - и в одинаковой последовательности! Вот в чем гвоздь вопроса... В этой статье "Среда: драматург или режиссер", опубликованной в журнале "Знание-сила" в феврале 1969 года, говорили и спорили сотрудники Геологического института АН СССР, кандидаты геолого-минералогических наук С.В.Мейен и А.Ю.Розанов, которые выступали под псевдонимами "Палеоботаник" и "Палеозоолог". Одного участника той беседы уже нет в живых, со вторым - Алексеем Юрьевичем Розановым - наш неспешный разговор за чашкой чая. Забавно получается, если идеи о гомологических рядах Вавилова переложить на биографию моего собеседника. Предопределенность судьбы и постоянное желание выпрыгнуть из своей "клетки" преследует директора института Палеонтологии и Палеонтологического музея, доктора наук, автора многочисленных работ и открытий на протяжении всей его жизни. Генетическая предопределенность: принадлежность к многочисленной семье геологов. "Это мне где-то помогало, где-то вредило. С одной стороны, есть некоторая цеховая солидарность, с другой стороны, есть такое понятие - тени великих предков. Дед был очень известный геолог, отец тоже. И возникает сложность, когда говорят - Розанов, но не тот.. Мне в этом отношении повезло, потому что в основном я сталкивался с людьми, которые чрезвычайно хорошо относились к моим родственникам, к деду и отцу. Дед долго сидел и это тоже, вероятно, настраивало на определенный лад, и некоторые знавшие его люди меня опекали". Можно ли разглядеть в юноше, пробивающемся в МГРИ на геологоразведочный факультет, будущего автора научных работ мирового уровня? Наверное, нет... Тем более, что приемная комиссия пыталась его "запихнуть" на факультет геофизики, а получив на стандартный вопрос "кем хочешь быть?" ответ: "хочу заниматься поиском месторождений строительного материала", сильно изумилась. Наверняка они подумали, что перед ними ненормальный парень. "Вы знаете, я думаю, что если человек начинает чем-то заниматься всерьез, узнает много о данном предмете - ему становится интересно, и совершенно неважно, чем он занимается. Мне в своей жизни пришлось заниматься самыми разными вещами. Например, тот же щебень - меня это очень в свое время увлекало. Вообще говоря, цели с течением жизни у многих меняются. Во многом это зависит от человека, ситуаций, в которые он попадает." Казалось бы, следующая "клетка" за учебой в МГРИ вполне очевидна. "Но после того, как я поступил в институт и начал учиться, представления о том, что я буду заниматься строительными материалами, растворились." Однако слово, которое станет для него определяющим на всю оставшуюся жизнь, студент МГРИ еще знал плохо. "Была довольно забавная ситуация, когда мой учитель Владимир Васильевич Меннер на зачете подсовывал мне два шлифа, и я всегда их определял с точностью до наоборот. Так было шесть раз. Но когда я закончил МГРИ, он мне сказал, что сейчас самое время заняться археоциантами. И все это было для меня в первый раз." Опять влияние среды? Наверное, да, потому что набор учителей у Алексея Юрьевича был отменный: Шатский, Меннер, Швецов, Муратов - цвет тогдашней геологии. "Все они невольно, не объясняя мне в чем дело, как я теперь-то понимаю, прививали мне одно качество - очень внимательно относиться ко всем деталям, но всегда стараться видеть гораздо более широкую перспективу". Археоциаты - это тип вымерших примитивных беспозвоночных. Жили в морях кембрия, являются важнейшим видом для нижнекембрийских отложений. Но заниматься этим интересным, но частным вопросом всю жизнь? Это ведь даже не поиски месторождений, и даже не месторождений щебня. Исследование этих существ вообще бесконечно. Тысячи образцов...Но уже есть привычка разрабатывать концепции, искать общие закономерности. И появились и вошли в мировую практику система архициат, ярусное распределение кембрия, палеогеографические глобальные построения. "Однажды я услышал доклад одного человека и комментарий Шатского к нему. Возник вопрос о необходимости нарабатывать тысячи фактов, а Шатский встал и сказал - вы знаете, у меня такое отношение к научному творчеству: если кому-то на трех фактах удается построить хорошую концепцию, это может оказаться значительно более ценным, чем сбор тысяч фактов. И это действительно так. Я считаю, что каждый человек, который занимается наукой должен все время создавать модели, концепции, которые потом уточняются, опровергаются. Но это совершенно необходимый процесс. Тогда, в семидесятые годы я знал 64 рода археоцинантов и построил таблицу. Сейчас их известно 250, но принципиально ничего в моей схеме не изменилось до сих пор. Вероятно, у меня есть одно очень полезное качество - я всегда понимаю, когда я должен взять лидерство в свои руки, а когда отдать другим. И меня это не угнетает, даже сегодня, когда я уже известный человек. Если кто-то знает больше меня в какой-то области, я совершенно спокойно буду подчиняться его соображениям - роль второго, третьего лица совершенно не угнетает. Я думаю, что это мне сослужило огромную службу. Я легко работал с разными людьми и поэтому на протяжении жизни мне удалось сделать очень многое". Вот уж, казалось бы, надежная и прочная экологическая ниша - директор института, ученый с мировым именем. Но... "Мне занятие одним и тем же было всегда противопоказано - я должен переключиться, писать сразу несколько работ... Параллельно с работами по стратиграфии кембрия занимался биогенным генезисом фосфоритов, физико-механическими свойствами кембрийских пород и т.д. С начала восьмидесятых привлекательной стала идея Музея. Недостроенный корпус стоял на окраине Москвы уже очень долго, и надо было достраивать его, придумывать экспозицию. Такой музей должен работать над воспитанием детей. Сегодняшнее поколение уже загублено перестройкой - полное крушение. Мы должны позаботиться о тех, кто сейчас учится в школах. В младших классах. Вот это предмет моих забот. Надо научить детей ощущать временную шкалу". Введение временной шкалы в сознание - увлекательная задача. И судя по тому, что я увидел и услышал в залах музея, - вполне решаемая. Но не менее интересное занятие - создание новых направлений науки. Алексей Юрьевич вместе с академиком РАН А.Г.Заварзиным назвали одно из них "бактериальная палеонтология". Речь идет об ископаемых микроорганизмах, в том числе и в метеоритах. "Я думаю, что полезно, когда в течение жизни интересы меняются. Если человек хочет все время заниматься одним и тем же - это несколько обедняет. Нужно иметь в виду, что человек такая скотина, что без интереса, без любопытства он жить не может. Если он потерял любопытство, то он начинает умирать. Поэтому думаю, что это нормально, что я в последнее время вообще занимался бактериями в метеоритах." Микроорганизмы в метеоритах... Это фантастические мотивы, весь опыт протестует против помещения в камено-железистое тело живых существ. Зачем вам это? "Почему я проявляю интерес к таким вещам?" Да... директор института, член разных комиссий, редколлегий и т. д., а область с душком, скажем так. "Самое главное, что мне удалось в этой области сделать пока, - это доказать, что она не с душком, а вполне нормальная наука. Все, кто говорит, что эта область с душком, - люди, которые прекрасно понимали, что незнание этого факта ведет к переаргументации очень многих концепций и крушению иллюзий многих специалистов во многих отраслях. С другой стороны, признание факта существований ископаемых бактерий в метеоритах существенно расширяет возможности палеонтологии. Ведь сначала мы показали, что все осадочные породы так или иначе, развивались с помощью бактерий, а метеоритами стали заниматься совершенно случайно. Но надо усвоить несколько важных вещей: никаких живых микроорганизмов в метеоритах нет, есть ископаемые микроорганизмы, которые жили когда-то. Где-то 4,5 миллиарда лет назад существовали некоторые тела, на которых микроорганизмы могли жить". Не буду вступать в дискуссии с Алексеем Юрьевичем, хотя очень хочется, но удержусь. Дело ведь не в том, были ли бактерии на других планетах или нет. Важно другое - какое влияние они могли оказать на жизнь Земли, которая зарождалась или уже приняла какие-то формы. "Найти потомков "тех" бактерий трудно. Скорее, мы можем попробовать понять, что у нас произошли вторжения организмов в нашу биосферу, по тем изменениям, которые мы наблюдаем. Может быть, мы их оцениваем не совсем так, как следовало бы. Мы пытаемся сейчас их оценить с точки зрения каких-то внутренних причин, наших земных, а может быть, это вторжение внеземных микроорганизмов." Один грузинский академик говорил, что астрономия и палеонтология в силу своих невообразимых просторов удивительно привлекают сумасшедших. "И надо сказать, что это правда. Во всяком случае, я думаю, что люди работающие в этом институте за нищенскую зарплату - они ненормальные. Это точно. Я имею коллектив ненормальных людей. Но поскольку я его возглавляю, я полагаю, что я тоже не очень нормальный, поэтому мои занятия, связанные с метеоритами, вполне обоснованны моим психическим складом. Ну а если серьезно, то я в последнее время я задумался над тем, каковы ценности, к которым я должен более или менее бережно относиться. И понял, что для меня самой главной целью является сохранение этого института. Если мне удастся добиться того, что он не был бы разрушен, то это значительно больше того, что я на этой почве не напишу еще несколько книжек или статей. Хотя, конечно, душой мне хотелось бы писать книги." Тот давний спор Сергея Мейена и Алексея Розанова... Противостояние, дополнение генетики окружающей средой. Преначертанность для организмов своего развития, постепенный переход из одной клетки в другую. Свои ходы Алексей Розанов сделал. Но партия продолжается и жизнь перебирает варианты. За сим разрешите откланяться.