"Страж" - читать интересную книгу автора (Маселло Роберт)ГЛАВА ПЯТАЯВ этот вечер атмосфера в лаборатории была в духе Картера. Ни тебе Билла Митчелла, ни Эминема, тараторящего из динамиков музыкального центра. И никого, кто стоял бы за ним и очереди к электронному микроскопу. Картер редко бывал так счастлив, как тогда, когда выпадала возможность изучить что-то новое, подвергнуть материал анализу, провести его классификацию и выяснить, что это такое. Такое с ним и в детстве случалось. В тот день, когда определилось его призвание, его родители вызвали бульдозериста, чтобы тот выкопал траншею под фундамент. Они решили сделать пристройку к дому. Ковш бульдозера вынул из земли ржавую ложку и какие-то осколки костей. Для мальчика это были словно рубины и жемчуг. Картер, которому в ту пору было десять лет, на следующее утро помчался в школу, чтобы показать находки учителю естествознания. Тот отнесся к сокровищам Картера совершенно равнодушно. А вот одноклассники прониклись энтузиазмом Картера — особенно тогда, когда он высказал предположение о том, что кости наверняка такие старые, что вполне могут быть костями динозавра (откуда при этом взялась ложка — это его не волновало). В общем, с этого дня Картер получил прозвище Боунс.[9] Друзья стали так называть его, и ему это прозвище даже немного нравилось. Он знал, что и теперь студенты порой за глаза величают его «профессор Боунс». На идентификацию ему прислали какую-то мешанину. Не стоило удивляться тому, что университету понадобилась помощь. Кто бы ни пожертвовал эту коллекцию, собирали ее явно бессистемно. Один из объектов действительно представлял собой фрагмент кости нижней челюсти смилодона — саблезубой кошки времен ледникового периода. Остальные в основном являлись фрагментами берцовых и предплюсневых костей динозавров. Для окаменелостей все кости неплохо сохранились, но не были чем-то из ряда вон выходящим. За пару часов Картер мог закончить эту работу, написать отчет и перейти к более серьезному труду. Лишь бы только перестал трезвонить телефон. Он уже звонил раньше, звонил и теперь, но Картер не бросал работу и не брал трубку. Единственной, кто знал, что он здесь, была секретарь деканата, а она просто приняла бы сообщение для него и сохранила в его личном почтовом ящике вместе с почтой, которую он не забирал (он только сейчас об этом вспомнил) уже три дня. И вот телефон зазвонил снова. Картеру не хотелось подходить. На его взгляд, это вполне мог быть Билл Митчелл, который решил проверить, есть ли в лаборатории кто-то из тех, кто мог перейти ему дорогу, ведущую вверх по карьерной лестнице. Но Картер понимал, что если это так, то через десять минут телефон зазвонит снова и снова отвлечет его, помешает сосредоточиться. Он встал, потянулся и пошел через всю лабораторию к висевшему на стене телефону. На пятом или шестом звонке он снял трубку. — Лаборатория. Картер у телефона. — Картер Кокс? Связь была не слишком хороша, но Картер сразу узнал того, кто звонил. Доктор Джузеппе Руссо. Для американских друзей — Джо. — Руссо? Джо Руссо? — Да! Мне секретарша сказала, что ты по этому номеру. Я звоню, звоню… — Откуда ты мне звонишь? Связь ужасная. Я могу перезвонить тебе? — Нет-нет, дружище. Раз уж я тебя поймал, то не отпущу. — Наверное, у тебя ко мне что-то важное. Это ведь так дорого. Руссо рассмеялся. На раскопках в Сицилии, где они познакомились, все постоянно шутили насчет того, что у Руссо в бюджете ни на что нет денег — даже на продукты и воду. — Я получил работу. В Римском университете. — Поздравляю! Это просто замечательно. — Поэтому я и звоню. — Ты хочешь, чтобы я приехал и прочел лекцию? Бет будет в экстазе. Она давно ищет повод слетать в Италию. — Нет. Лекцию не нужно. Лекции я сам читаю. — Ясно. Нет так нет. Зачем же тогда он звонил, да еще так настойчиво? — Ты получил мою бандероль? — спросил Руссо. — Материал, который я отправил через «Федерал экспресс»? Вот черт! — Я несколько дней почту не просматривал. В трубке послышался треск, но Картер сумел расслышать, как Руссо ругнулся сквозь зубы. — Ты должен получить бандероль, — строго сказал Руссо. — И прочитать мое письмо. Как можно быстрее. Это очень важно. — Заберу почту, как только уйду из лаборатории. А что там? Может, скажешь пару слов? То ли на линии связи возникла задержка, то ли Руссо задумался над тем, как лучше ответить. — Мы тут кое-что нашли, — наконец выговорил он. — Точнее, сначала это нашли двое американцев… и это очень интересная находка. Думаю, нам понадобится твоя помощь. Руссо — тот самый человек, который помог Картеру извлечь останки ряда самых древних обитателей Европы из «Костяной шахты» на Сицилии, — был не из тех, кто попусту бросается словами. И Картер понимал: если уж Руссо называл что-то «очень интересной находкой», это означало, что обнаружено нечто по-настоящему грандиозное. Картер почувствовал, как от волнения волосы встают дыбом на затылке. — Что я должен сделать? Посмотреть на то, что ты мне прислал, и завтра позвонить тебе? — Да! Номер моего телефона на конверте. Позвони мне в шесть вечера. По римскому времени. Тебе непременно захочется позвонить мне, дружище, — сказал Руссо и рассмеялся. — Просто не знаю, как ты дождешься этого часа. Картеру уже теперь не терпелось поскорее увидеть, что же такое ему прислал Руссо. Он мысленно поклялся себе, что теперь всегда будет вовремя просматривать свою почту в деканате. Картер повесил трубку, убрал на место пожертвованные факультету окаменелости (сила привычки заставила его сделать это точно и аккуратно), лишь потом схватил куртку и бросился к выходу. В дверях он столкнулся с Митчеллом. Билл держал в руках большущий пакет из закусочной «Бургер-кинг». — Привет, Боунс. Куда это ты так летишь? — Я кое-что забыл забрать у секретарши в деканате, — ответил Картер, протискиваясь в коридор. — Удачи, — крикнул ему вслед Митчелл. — Наверное, там уже все заперли на выходные. Именно этого Картер и боялся… — Кстати, — обернувшись на бегу, крикнул он Митчеллу. — Ты был прав насчет того фрагмента челюсти. Это смилодон! К тому времени, когда Картер, задыхаясь от быстрого бега, домчался до деканата, там уже действительно все было закрыто. Он увидел через стеклянную дверь свой почтовый ящик, набитый так, что казалось, он вот-вот треснет по швам, даже разглядел краешек пакета «Федерал экспресс» с логотипом, напечатанным крупными буквами. Картер повертел дверную ручку, надеясь на чудо, но дверь была заперта. И тут он услышал чавкающие звуки и обернулся. Ясно — уборщик Хэнк макал швабру в ведро в конце коридора. Картер бросился в ту сторону. — Хэнк, это ты? — крикнул он на бегу. Хэнк обернулся. — Что стряслось, профессор? — Ты не мог бы оказать мне огромную услугу? Можешь открыть дверь деканата? — Вы же знаете, я не должен этого делать. — Знаю, Хэнк, и я бы тебя ни за что не попросил, но там лежит кое-что, без чего мне вечером просто ну никак не обойтись. Хэнк шумно выдохнул, провел ладонью по лысине и приставил ведро со шваброй к стене. — Только я ничего этого для вас не делал, договорились? — Конечно не делал. Хэнк подошел к двери приемной деканата, отпер ее и подождал в коридоре. Картер схватил пакет «Федерал экспресс». Бандероль оказалась пухлой и тяжелой. Картер проверил, тот ли обратный адрес. Точно: от Руссо из Рима. — Вот то, что мне было нужно, — сказал Картер, выйдя в коридор и показав пакет Хэнку. — Ты спас мне жизнь. Хэнк кивнул и запер дверь. Конечно, Картеру хотелось сразу же распечатать пакет и прочитать письмо от Руссо, но было уже около семи и ему нужно было спешить. Бет с друзьями семьи, Эбби и Беном Хэммондами, ждали его в ресторане «Минетта». Так что заглянуть в пакет Картер мог только позже. Но зато вожделенная бандероль была у него в руках. Не будь это так, он вряд ли бы сумел заснуть сегодня ночью, да он бы, пожалуй, все выходные напролет не заснул бы. Ресторан находился всего в нескольких кварталах от университета. Бет и Хэммонды сидели за столиком неподалеку от барной стойки и ели антипасто. — Молодцы, что не стали меня дожидаться, — сказал Картер, наклонился и поцеловал Бет в щеку. — А мы и не думали, — усмехнулся Бен и подцепил вилкой оливку. Картер рассмеялся, придвинул стул к столику и сел. На столике стоял початый графин с белым вином. Он взял его и налил себе полный бокал. Бен пришел в ресторан в деловом костюме, Эбби, работавшая в каком-то рекламном агентстве, название которого Картер никак не мог запомнить, тоже была в костюме, но в красном, с белой каемкой на лацканах и манжетах. «Она как будто пришла с проб на роль супруги Санта-Клауса», — подумал Картер. — Что это у тебя в пакете? — полюбопытствовала Эбби. — Ты его так прижимаешь к груди, словно в нем лежит выигрышный лотерейный билет. — О, это просто работа, которой мне нужно заняться позже вечером. Но Бет, которая знала его как свои пять пальцев, наклонила голову и улыбнулась. Она понимала, что это не «просто работа». — А это что такое? — осведомился Картер в надежде сменить тему разговора и указал на разложенные на столике фотографии. На одной из них он увидел извилистую проселочную дорогу, на другой — старинный фермерский дом с широким белым крыльцом. — Они купили загородный дом! — воскликнула Бет. — На севере штата. — В Хадсоне, — добавила Эбби с гордостью. — Четыре акра земли и старый яблоневый сад. — Не забудь сказать о покосившемся амбаре, — добавил Бен. — Это потрясающе, — сказал Картер, рассматривая фотографии дома, небольшого, в хорошем состоянии. Вдалеке виднелись горы. — Я всегда мечтал почаще выбираться из города, вот только не к кому было поехать. — Он посмотрел на Бена и Эбби и сказал: — Спасибо. Зефир я привезу сам, не покупайте. — И еще батончики «Хершис» и крекеры не забудь, — сказала Эбби. Бет взяла бокал и произнесла тост: — За новоиспеченных землевладельцев! — Салют! — произнесли все хором и чокнулись. Подошел официант с меню. Выслушав, какие сегодня есть фирменные блюда и сделав заказ, Хэммонды стали рассказывать о купленном доме. Они несколько месяцев подыскивали его. — Нам нужно было место за городом, — сказала Эбби, — чтобы можно было развеяться. Но Картер, похоже, догадывался, какова истинная причина приобретения дома. Наверняка Хэммонды хотели куда-то уезжать, чтобы отвлечься от проблем. Они тоже никак не могли зачать ребенка. И в самом деле, очень скоро Бет и Эбби заговорили между собой о докторе Уэстоне. Эбби первой побывала у него на консультации. Женщины придвинулись ближе друг к другу и стали взволнованно перешептываться. Картер в который раз поймал себя на том, что восхищается их дружбой. Насколько он мог судить, не было на свете ничего такого, что не могли бы обсудить между собой Бет и Эбби, — и вряд ли осталось что-то такое, чего они еще не обсудили. Девушки познакомились во время учебы в Барнардском колледже, жили в одной комнате и стали закадычными подружками. Когда Бет отправилась в Англию, чтобы на протяжении года изучать историю искусств в Куртолдском институте, Эбби выбила себе стипендию Слоуна в Лондонской школе живописи. Изначально она собиралась стать художницей и, работая в стиле абстрактного экспрессионизма, превратиться во вторую Ли Краснер (известная американская художница), но так не случилось и ей пришлось удовольствоваться хорошо оплачиваемой, но не такой уж творческой работой арт-директора в рекламном агентстве. Бен и Картер были всего лишь дополнением к дружбе Эбби и Бет, и они оба это знали. Покуда жены смеялись и полушепотом доверительно болтали, Картер и Бен обсуждали общие темы. Не сказать, чтобы они друг друга недолюбливали. Просто у них все было слишком разное: и происхождение, и профессия, и интересы. Бен был прямым наследником богатой филадельфийской семьи. Он закончил частную школу в Экзетере, потом с отличием отучился в Уортонской бизнес-школе и с тех пор только тем и занимался, что поднимался по карьерной лестнице в области банковских инвестиций. Семья Картера принадлежала, как он говорил (за родственников, конечно), к «бедноте с умеренным достатком». Его отец водил грузовик-фургон, на котором развозил продукты по сети молочных магазинов в Иллинойсе. Мать была домохозяйкой, растила Картера и четверых его братьев и сестер. В детстве Картер много болел. Он перенес все детские инфекции: свинку, корь, ветрянку и вдобавок что-то вроде астмы. Он так всегда и говорил — «что-то вроде», потому что в подростковом возрасте астма у него таинственным образом прошла. И с тех пор он начал изо всех сил наверстывать упущенное время. Он занялся скалолазанием, освоил горные лыжи, путешествовал по миру. А когда он выиграл щедрую стипендию в Принстоне (к всеобщему и собственному удивлению), то не отказался от нее и потом никогда не оглядывался назад. Но только в последние несколько лет (на самом деле это произошло как раз после его выдающихся находок на Сицилии) Картер выдвинулся в передовой эшелон специалистов в своей области. Кафедра в Нью-Йоркском университете стала для него желанным призом отчасти потому, что мистер Кингсли, в честь которого она была названа, оставил после себя солидный фонд, благодаря которому заведующий кафедрой мог получать приличное жалованье. Картер избрал для себя «костяной бизнес» не ради денег. Никто в здравом уме не пошел бы в палеонтологи, надеясь разбогатеть. Но получилось так, что кости, если можно так выразиться, легли весьма удачно для него. Они с Беном болтали то о книгах, то о фильмах, то о международной политике, и чем дальше, тем труднее было Картеру поддерживать разговор. Его мысли постоянно возвращались к пакету «Федерал экспресс», который он положил под стул. Как он жалел о том, что не может убежать домой и вскрыть пакет, узнать, о чем ему пишет Руссо. В то время, когда Картер обнаружил «Костяную шахту» на Сицилии и приступил к раскопкам, Джузеппе Руссо, тогда еще аспирант, был его правой рукой в прямом смысле слова. Однажды у Картера неожиданно сорвался с крюка страховочный трос, Руссо успел в последнее мгновение — он схватил Картера за ворот пончо и вытащил из раскопа. Картер ясно помнил то ощущение, когда он повис в воздухе над узким туннелем более шестидесяти футов глубиной, на дне которого возвышался холм, сложенный из костей доисторических людей. Он знал: если бы не Руссо, этот холм пополнился бы и его костями. К счастью, к тому времени, как официант подкатил к их столику тележку с десертом, все уже успели так наесться, что на сладкое никто и смотреть не хотел. Картер мысленно молился о том, чтобы никто не попросил кофе, и его молитвы были услышаны. Бен сказал, что ему нужно вернуться в офис. На улице они попрощались, и Бет взяла Картера под руку. Они пошли домой. — Ну, — сказала она, — я весь вечер просто умирала от любопытства. Что в этом волшебном пакете? — Я узнаю об этом, когда мы вернемся домой, — ответил Картер. — Но бандероль пришла от Руссо. — От того самого парня, который работал с тобой на Сицилии? — Да. Он сказал мне по телефону, что они что-то нашли. Считает, что это — нечто настолько особенное, что мне непременно захочется взглянуть. — Он хочет, чтобы ты приехал туда? — озабоченно спросила Бет. — Насколько я понимаю, нет. Но вообще-то… разве там мало искусства эпохи Возрождения? Думаю, на несколько недель тебе бы хватило. — Дело не в этом, — сказала Бет, когда они остановились у светофора на переходе. — Прямо сейчас я никак не могу бросить галерею, и потом, если ты уедешь, как же мы сможем?.. Картер понял намек. — Ох, да… пожалуй, не получится просто оставить для тебя несколько порций в морозильнике? — сострил он. — Как ты романтичен. Но вот что я хочу тебе сказать. Сегодня звонил доктор Уэстон. Он ждет тебя на консультацию в следующую субботу утром. Тест на его способность к оплодотворению. Картер с ужасом думал об этом, пока они с Бет проходили последние кварталы по пути к дому. Он уже ярко представлял себе всю эту процедуру. Их квартира находилась на третьем этаже старого дома из красного кирпича. Ее окна выходили прямо на парк на Вашингтон-сквер. При том, какие безумные цены на недвижимость царили на Манхэттене, за аренду такой квартиры пришлось бы выкладывать по нескольку тысяч долларов в месяц. Но к счастью, дом принадлежал университету и квартиры в нем предоставлялись сотрудникам за умеренную плату. Картер отпер дверь и включил свет. Бет сняла пальто и повесила его на стоячую вешалку для шляп в прихожей. — Хочешь первым под душ? — спросила она. — Нет, иди ты первой, — ответил Картер. Он уже вскрывал бандероль. — Я так и думала. Картер ушел в гостиную и уселся в свое любимое кресло, купленное им еще в студенческие годы: кожаное, потертое, с высокой спинкой. От волнения он неаккуратно разорвал конверт, и глянцевые фотографии, вложенные в большую папку, посыпались ему на колени. Картер успел подхватить их, пока они не упали на пол, ногой придвинул к себе видавший виды журнальный столик и выложил на него содержимое бандероли. Сверху лежало письмо, напечатанное на листе с «шапкой» Римского университета. Картер начал читать. Картер обратил внимание на то, что с английским языком у Руссо стало значительно лучше. Его стиль, правда, по-прежнему отличался преувеличенной точностью. К примеру, он никогда не пользовался сокращениями, но письмо было написано без единой ошибки. Картер пролистал письмо до конца (в нем оказалось шесть страниц) и вернулся к началу. Письмо начиналось довольно загадочно — с рассказа об изменениях уровня воды в озере Аверно, о котором Картер никогда в жизни не слышал. Судя по всему, вода в озере опустилась до такого уровня, какого не бывало несколько миллионов лет. И пещера, которая все это время находилась под водой (вероятно, изначально она располагалась на глубине около нескольких сотен футов и под воздействием сейсмических сил, которые в этом регионе весьма активны, медленно поднималась), впервые стала доступна. Первыми туда попали двое молодых американцев — супружеская пара, проводившая в тех краях медовый месяц. В скобках Руссо упомянул о том, что мужчина стал жертвой несчастного случая и утонул. В этой пещере было обнаружено окаменевшее существо. Руссо приносил извинения за неопределенный термин «существо», но объяснял, что прежде всего именно в силу своей неуверенности он и обращался к своему старому другу Картеру. Далее в письме было сказано, что в пещере обнаружены лапы с длинными ногтями, какие могли бы принадлежать раптору средних размеров, с другой стороны, в этих когтях явно просматривались суставчатые кости пясти и фаланг, а это означало, что обнаружен гоминид. Картер уже догадывался, чем так озадачен Руссо. Но почему было не провести стандартный тест с углеродом-14 и не посмотреть, что это даст? Картер начал бы с этого. Оказалось, с этого начал и Руссо. Ниже прочел: Картер перебрал папки и нашел нужное приложение. Самая обычная распечатка — сложный график химического состава и изотопного распада. Палец Картера скользил по страницам и наконец добрался до цифры, которая его интересовала, — до окончательной оценки возраста материала. Но цифра эта оказалась совершенно немыслимой, абсурдной. Метод сработал — он всегда работает, поскольку радиоактивный изотоп углерода (С-14), содержащийся во всех органических веществах (дереве, растительных волокнах, морских раковинах, костях животных), распадается с постоянной скоростью. Пятьдесят процентов каждые 5730 лет. Если удавалось подвергнуть анализу достаточный объем материала (пять граммов, взятые Руссо, были достаточным количеством), можно было довольно точно определить возраст даже самых древних материалов. Например, возраст знаменитых наскальных рисунков в пещере Ласко, согласно радиоуглеродному анализу, составляет от пятнадцати до семнадцати тысяч лет. Однако всегда существует определенная погрешность, поскольку период полураспада углерода-14 не бывает строго постоянным, поэтому результаты радиоуглеродного датирования следует «корректировать» или «калибровать» с учетом хронологических аномалий. В результате расхождения могут составить несколько сотен, а в ряде случаев — пару тысяч лет. Но даже погрешность в несколько тысяч лет не делала расчеты Руссо более приемлемыми, тем более если он решил держаться мнения, что обнаружил ископаемые останки гоминида. Окаменелость из пещеры озера Аверно, согласно данным радиоуглеродного анализа, датировалась несколькими миллионами лет до того, как по Земле начали ходить, даже ползать, если на то пошло, самые далекие предки человека. Картер пока не мог определить, где именно произошла ошибка в вычислениях, поэтому решил, что раз результаты очевидно ошибочны, значит, бесполезны. Пока оставалось только попросту забыть о них. Ученый вернулся к письму. Руссо признавался в том, что не видит перспектив дальнейшего исследования материала с помощью стандартного радиоуглеродного метода. Дальше Картер поступил бы следующим образом: он перешел бы к исследованию окружающей окаменелость горной породы и попытался бы определить, что за ископаемое перед ним, на основании возраста и минерального состава этой породы. По всей видимости, такой же шаг решил предпринять Руссо. И снова Картер проверил работу Руссо, и снова не смог найти явной ошибки и каких бы то ни было упущений. Руссо все делал как по учебнику. Результаты и тут были просто ошеломляющими. Порода, очевидно, была вулканического происхождения — базальт с высоким содержанием пироксина. Но, судя по немалому содержанию кремния, бороздчатости и плотности, этот базальт вынесло на поверхность земли из таких глубин, он образовался при такой высокой температуре, что это просто трудно себе вообразить. Внутри породы как свидетельство ее длительного движения от астеносферы к верхним слоям мантии осталась необычно высокая концентрация захваченных летучих газов. Картер откинулся на спинку кресла и на секунду задумался. Фактически они имели перед собой чрезвычайно прочный и плотный образец горной породы, который при неумелом обращении мог взорваться, как самодельная бомба. Очень мощная бомба. Неудивительно, что Руссо не решался приступить к дальнейшим исследованиям без серьезных консультаций. Картер догадывался, что проблема заключается в том, как извлечь окаменелость в максимально сохранном состоянии из взрывоопасной породы, притом что ископаемое неотделимо от этой породы никакими методами типа растворения. Как отделить, извлечь ископаемое, не вызвав взрыва этой бомбы. «В картонной папке, — писал Руссо, — ты найдешь фотографии окаменелости in situ».[11] Этого и ждал Картер. Ранее он намеренно убрал рассыпавшиеся фотографии обратно в папку, так как не хотел смотреть на них до тех пор, пока не прочтет все материалы. Теперь, зная о результатах, которые оказались просто обескураживающими, он был готов взглянуть на визуальные свидетельства своими глазами. Он наклонился к столику и открыл лежащую на нем папку. Первый снимок был так красив, словно попал сюда из рекламного туристического буклета. На переднем плане — синяя вода, чуть подернутая рябью, на заднем — стена из зазубренных серых скал. Наверху — несколько кипарисов, гнущихся под ветром. На уровне воды виднелся вход в пещеру, едва различимый на этом снимке, он был частично скрыт под водой. Картер перевернул фотографию. На обороте Руссо поставил дату и подписал: Картер положил фотографию лицевой стороной на стол и взял из пачки следующий снимок. На нем пещера была снята гораздо более крупным планом. Края отверстия в скале были неровными, изрезанными. Чуть в стороне от входа в пещеру видны две головы в масках с дыхательными трубками. На обратной стороне было написано: На следующих нескольких снимках пещера была сфотографирована изнутри, освещенная мощным фонарем. Влажные стены сверкали в лучах фонаря, словно пирит и алмазы. Но никакой окаменелости Картер пока не увидел. Он взял еще один снимок, и тут у него перехватило дыхание. В резком, ярком свете фонаря, едва видимого в левом верхнем углу фото, Картер разглядел кости, окаменевшие в горной породе. Он видел тысячи фотографий со всего света с изображением окаменелостей, но никогда прежде не видел ничего подобного. Как ни странно, первое, что пришло ему на ум, была фреска Микеланджело «Страшный суд» в Сикстинской капелле. Когти (или пальцы?) этого ископаемого, длинные, скрюченные, вызвали в памяти изогнутые фигуры из ада, созданного воображением художника. Казалось, будто это существо (Картер поймал себя на том, что употребил то же самое слово, что и Руссо) испытывало страшные мучения и всеми силами пыталось освободиться. Была видна только часть его конечности, даже только ее контуры, больше ничего. Но Картеру и этого хватило — он был в высшей степени взволнован. Еще несколько снимков, сделанных под разными углами, ничего полезного об окаменелости не добавили. Остальные части ископаемого были погребены под слоем породы. На следующей серии снимков выступающая из породы окаменелость была самым тщательным образом укрыта, а рабочие в мокрых гидрокостюмах занимались тем, что фактически извлекали часть стены пещеры. Они просверлили множество отверстий, потом работали отбойными молотками и электродрелями. На предпоследнем снимке — небольшой научно-исследовательский корабль, на корме которого стояла мощная лебедка, увозил от пещеры каменную глыбу, закрепленную на платформе из шести больших желтых понтонов. Руссо и второй ныряльщик, сняв маски, в мокрых гидрокостюмах стояли на понтонах по обе стороны от камня, положив на него руки и широко расставив ноги. Ни дать ни взять — охотники на крупного зверя вместе со своим трофеем. На последнем снимке каменная глыба находилась в каком-то дворе под пластиковым навесом. Похоже, ее поддерживал десяток стальных домкратов. На обороте снимка Руссо написал: Картер положил последнюю фотографию на стол и снова взял письмо Руссо. Последняя строчка звучала так: Будто бы это и так не было ясно. Картер снова откинулся на спинку кресла и посмотрел на часы. Оказалось, что уже почти полночь. Тут его взгляд опять привлекло фото, сделанное в пещере, — то самое, на котором были видны когти или пальцы существа, пытавшегося, казалось, выбраться на волю из камня. Картер понял, что уже не сможет выбросить из головы этот образ. Он встал, выключил настольную лампу, но прежде, чем уйти в спальню, перевернул фотографию. «Зачем я это сделал?» — подумал он, испытывая смутное недовольство собой. |
||
|