"Окно с видом на площадь" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)

Глава 14

Следующие дни были блаженно тихими и лишенными событий. Мисс Гарт не приходила, и с Гудзона не поступало никаких новостей. Джереми стал снова спать в своей комнате. Он считал себя в свои девять лет почти взрослым и высказывал презрение, если с ним обращались, как с маленьким. А я, кстати, не сказала Эндрю о том, что случилось в тот тревожный вечер.

Уроки шли успешнее, чем в присутствии Седины, и Джереми работал с таким упорством, что это удивляло Эндрю. Один или два раза я заметила, что учитель смотрит на меня в задумчивости, как будто уже готов немного изменить свое мнение о Джереми.

После ухода Эндрю все дневные часы принадлежали нам, и мы, Джереми и я, начали наши занятия по истории древнего Египта. Джереми обладал живым умом и способностью хорошо усваивать материал. Очень часто он был готов вырваться вперед огромными прыжками и оставить меня, выступавшую в качестве учителя, далеко позади. Но, по крайней мере, я смогла приоткрыть для него дверь в этот новый мир, и это уже было много. Иногда мы забывали о книгах и бродили по площади или исследовали Гринвич-Виллидж. Помимо этого, я старалась, чтобы у мальчика оставалось свободное время и для собственных занятий. Я знала, что он возобновил работу над подарком для дяди.

Некоторые события, происшедшие во время этого периода, обрадовали меня даже больше, чем что-либо другое. Однажды днем Джереми пришел в классную комнату, где я читала книгу, и бросил что-то мне на колени. Я положила книгу и увидела, что это было зеленое шелковое платье, которое я сшила для его сестры. Он начал говорить почти с бешенством:

— Мне очень хотелось его порезать! Вот! Я взял ножницы в карман и пошел в комнату Селины, чтобы достать платье и порезать его.

— Ты ведь не сделал этого, — заметила я. Он неистово качнул головой.

— Нет! Я вспомнил, что вы мне велели прийти к вам и рассказать, когда мне захочется сделать что-нибудь плохое. Поэтому я принес его к вам. А вот и ножницы.

— Вот и хорошо! — успокаивала я его. — А теперь мы можем поговорить о том, что заставило тебя захотеть обидеть Селину. Ведь ты же любишь свою сестру. Ты ведь не хочешь обидеть ее по-настоящему, не так ли?

— Они взяли ее с собой, когда поехали вверх по реке, — пожаловался он. — Я люблю бабушку, и она любит меня. Но они оставили меня дома.

Я кивнула, показывая, что понимаю его.

— Это правда, они взяли Селину с собой, но в этом ведь нет ее вины. И кроме того, тебе нравится со мной, ведь так?

— Дядя Брэндан никогда не хочет брать меня с собой, — сказал он, на этот раз точно определяя истинную причину своего настроения.

Я ничего не могла предпринять насчет действий Брэндана Рейда. На самом деле я старалась думать о дяде Джереми как можно меньше. Я и так обнаружила в себе странную тенденцию грезить наяву: слишком часто вспоминать тот день, когда мы катались на катке. И это вызывало у меня недоверие к себе.

— Я рада, что ты здесь, — обратилась я к мальчику. — Мне было бы так одиноко, если бы ты уехал вместе с ними.

Когда я с полным доверием вернула ему платье Селины, он отнес его в комнату сестры, гордый тем, что победил соблазн. Я была довольна им и сказала ему об этом.

Пару раз мы говорили о доме-мемориале Дуайта Рейда. Однажды утром, во время уроков, Джереми спросил, назначена ли дата его открытия. Эндрю знал об этом деле больше, чем я. Был спор, сказал он, о точной дате из-за того, что Брэндан Рейд продолжает протестовать против проекта. Джереми захотел узнать, почему его дядя не одобряет идею такого дома, предназначенного для того, чтобы дать приют некоторым бездомным детям Нью-Йорка. На это Эндрю довольно резко сказал ему, чтобы он занимался своими уроками и не вмешивался в дела взрослых. Я почувствовала, что учитель о чем-то не хочет говорить, и решила разузнать об этом побольше.

Когда Кейт к десяти часам утра принесла в детскую шоколад и бисквиты для Джереми, и Джереми отправился туда на перерыв, я снова подняла эту тему.

— Что-нибудь не так с этим мемориалом в честь отца Джереми? — спросила я. — Я все время слышу, что мистер Рейд против этого проекта и что он препятствует открытию мемориала. Что все это означает?

Эндрю пожал плечами:

— Избавьте меня от женского любопытства, Меган. И почему я должен знать об этом больше, чем вы?

— Мне кажется, что вы знаете больше, — запротестовала я, но не стала оспаривать обвинение в любопытстве.

— Если вы хотите, чтобы я высказал свои догадки, — продолжал он, — то это может быть его страх перед дальнейшей оглаской. Боится, что газеты поднимут из забытья старый скандал. Любое упоминание о тех событиях в газете вызывает нервозность мистера Брэндана. В прошлом достаточно причин, из-за которых он стал слишком чувствителен, когда дело касается прессы.

— По-моему, всегда существует риск снова вовлечь Джереми, — согласилась я. — Мы не можем винить мистера Рейда за то, что он хочет избежать этого.

Оставив книги и подойдя к доске, Эндрю стоял, подбрасывая кусочек мела знакомым движением руки. У меня создалось впечатление, что его беспокоило что-то ещё, чего я не понимала. Когда он повернулся ко мне, он уже взял себя в руки и заговорил со мной мягче, без раздражения.

— Подобно вашей хорошей знакомой, мисс Гарт, я всем своим нутром чую беду, — сказал он. — Ворчание Гарт, вероятно, и навело меня на это. Она редко возражает миссис Рейд в чем-либо, но она так же упрямо выступает против мемориала, как и сам Рейд. Мы оба — и она, и я — чуем несчастье в воздухе. И когда оно разразится, Меган, я хотел бы, чтобы вы оказались вне стен этого дома.

Я не могла извлечь ничего конкретного из его слов, и его предположения и предостережения не встревожили меня.

— А почему вы сами не пытаетесь уйти отсюда? — задала я вопрос.

— В случае чего я могу постоять за себя, — ответил он.

В его голосе прозвучала неожиданно резкая нотка, и это удивило меня. В это мгновение он был абсолютно серьезен, в нем не было ни капли его обычной насмешливости. Но он, по крайней мере, догадывался об обстоятельстве, которое не позволяло ему спокойно уйти. Я же не имела и представления о том, с какой стороны можно ожидать дальнейших неприятностей. И у меня не было никакого желания убегать от того, чего я не понимала и перед чем не испытывала страха. Я была нужна Джереми. Он явно исправлялся. И это составляло то главное, чем я должна заниматься сейчас. Поэтому я только отрицательно покачал головой в ответ на мрачные слова Эндрю.

Правда, я импульсивно задала еще один вопрос — тот самый, который и до этого задавала себе неоднократно и на который никогда не находила ответа:

— Больше всего меня удивляет, каким образом Лесли и Брэндан Рейд решили пожениться. Мне кажется, у них так мало… Он прервал меня, не дав договорить:

— Я думаю, что ее привлекательность для такого мужчины, как Брэндан Рейд, достаточно сильна. Почему бы ее красота не должна была завоевать его?

— Но если она все еще любила своего первого мужа, то почему она решилась выйти замуж за его брата?

— Возможно, у нее были свои соображения, — небрежно ответил он. — Или, возможно, у него были свои соображения. Кто знает?

Мне показалось, что он относится ко всему этому бессердечно и грубо, и я пожалела, что спросила об этом. Увидев выражение моего лица, он рассмеялся и, как обычно, неожиданно пришел в хорошее расположение духа.

— Какое чопорное выражение лица у вас сейчас, мисс Меган! Вы принимаете критику, только если она соответствует вашим представлениям. А когда я предполагаю, что мистер Брэндан не так уж совершенен, вы возмущенно отворачиваетесь. Так ведь?

Беседа расстроилась, и я почувствовала большое облегчение, когда вернулся Джереми, слизывая шоколад с верхней губы. В следующий раз я дважды подумаю, прежде чем задавать вопросы Эндрю о Рейдах и их делах.

Днем, после того как Эндрю уже ушел и мы сделали свои Уроки по Египту, мне пришла в голову мысль, что еще до возвращения матери и дяди Джереми мне следует устроить для него какой-нибудь праздник. Часто я сожалела, что у Джереми нет друзей, но с этим я ничего не могла поделать. Мисс Гарт как-то упомянула, что другие матери в этом районе не хотят, чтобы их сыновья играли с Джереми Рейдом. Случившееся, даже если его и определили как несчастный случай, оставило в их душах страх, и они боялись подпускать Джереми к своим детям. Поэтому он оказался в таком неестественном положении — без друзей своего возраста. Я надеялась, что придет время, когда мы сможем это поправить. Ну а сейчас я была для него единственным товарищем по играм.

Когда мы после прогулки вошли в наш нижний холл, я объявила о своем решении.

— Кстати, — сказала я, стараясь облечь свою мысль в наиболее вежливую форму, — я даю небольшой обед сегодня вечером, мистер Джереми, и прошу вас составить мне компанию. Хотя, возможно, формально не я должна приглашать вас, а вы должны взять на себя роль хозяина в отсутствие вашего дяди.

Он посмотрел на меня с таким изумлением, что я не выдержала и рассмеялась.

— Я действительно хочу так сделать, Джереми. Пойдем и посмотрим, какие надо отдать распоряжения.

Мы вместе вошли в столовую, я позвонила и вызвала Генри, предварительно внутренне собравшись, чтобы преодолеть его сопротивление, если он вздумает возражать.

— Мы желаем, — сообщила я ему, не смея смотреть прямо на высокомерно поднятое лицо, — отменить сегодня наш ранний ужин. Вместо этого у нас будет обед в восемь, со свечами и праздничной сервировкой. А Джереми предоставляется право выбрать меню.

Генри удивил меня. Он даже не моргнул. Его высокомерный вид нисколько не смягчился, но он поклонился мне, как полагается, в знак молчаливого согласия.

— Да, мисс, — ответил он. — Я присмотрю, чтобы все было подготовлено как следует. Могу я посоветовать, чтобы мистер Джереми оговорил меню с поваром?

Я согласилась, что это будет очень мудро. Но мы не стали церемонно ожидать появления повара. Мы сбежали вниз в кухню, чтобы узнать, что возможно приготовить. Джереми захотел жареных цыплят под соусом из гусиных потрохов и картофельное пюре. И яблочный пирог с толстыми кусочками желтого сыра. У повара не было проблем, несмотря на столь позднее предупреждение, а Кейт с увлечением присоединилась к этой игре, вызвавшись помогать и повару, и Генри.

Возможно, слуги сочувствовали Джереми больше, чем я предполагала. Они, конечно, не очень-то любили мисс Гарт, а так как гувернантка им не нравилась, это, вероятно, помогло мне занять в их мнении то место, на котором мне бы не удалось удержаться при других обстоятельствах.

Я предупредила Джереми, что он должен надеть вечером свой лучший костюм с круглым накрахмаленным воротничком и галстуком-бабочкой. Я и сама потратила много времени, наряжаясь, как будто собиралась на настоящий праздничный обед. Это был единственный вечер, когда я могла играть в воображаемый праздник, не боясь осуждающих глаз, не опасаясь, что Брэндан Рейд будет критиковать мой внешний вид.

У себя в комнате я вынула мое второе хорошее платье, которое надевала крайне редко. Оно было уже не совсем модным, но Джереми вряд ли это заметит. Шелк нежного бледно-фиолетового цвета глицинии был отделан черной бархатной лентой. У прилегающего лифа был квадратный вырез, а рукава немного не доходили до локтей. Юбка, присобранная на бедрах, заканчивалась плиссировкой, а свободные складки сзади спадали небольшим треном.

Селина не могла бы больше вертеться перед зеркалом, чем я в этот вечер. Или даже мисс Гарт, когда она приседала и охорашивалась перед зеркалом своей госпожи. Мне не хотелось это вспоминать. Сегодня я тоже погрузилась в воображаемую жизнь с маленьким мальчиком, который сможет восхищаться мной.

Так как у меня не было подходящего ожерелья, я украсила шею черной бархатной лентой и застегнула ее золотой брошью, усеянной крошечными бриллиантиками. Висящие серьги из черного янтаря, принадлежавшие моей матери, очень подходили к черной ленте, и я подобрала темные кудряшки над ушами, что бы янтарные подвески были видны. Изображение в зеркале мне понравилось, но и навеяло грусть. Мне стало немного грустно от того, что никто, кроме Джереми, не увидит, как я выгляжу в самом лучшем из моих нарядов.

Однако, как только я отправилась к Джереми, чтобы позвать его спуститься вместе со мной вниз, я позабыла о своих глупых мыслях.

— Еще не время для нашего торжественного выхода, — сказала я. — Мы сейчас только сбегаем и проверим, все ли устроено, как надо. А потом, около восьми, ты постучишь в мою дверь и проводишь меня вниз.

Джереми едва слушал, засмотревшись на меня.

— Вы совсем другая, — проговорил он. — Вы выглядите красивой. Но вы мне нравитесь и в этом виде.

Это был самый великолепный комплимент, который я когда-либо слышала в свой адрес, и я искренне поблагодарила его. Взявшись за руки, мы сбежали вниз, в столовую, и увидели, что Генри очень постарался, чтобы все было, как надо.

Серебро сияло, на столе стоял лучший хрусталь, выстроились в ряд даже бокалы для вина, которые мы вряд ли наполним. Высокие белые свечи, еще не зажженные, стояли в каждом подсвечнике. Единственное, за что Генри попросил извинения, было отсутствие цветов в центре стола, но их невозможно было достать за такой короткий срок. Джереми нахмурился, как будто в этом заключалась катастрофа. Потом вдруг застенчиво взглянул на меня.

— Карусель вашего брата очень подошла бы для украшения стола, мисс Меган. То есть если…

— Великолепная идея! — воскликнула я. — Сбегай наверх и принеси ее, Джереми. Сегодня ты можешь поиграть с ней, ведь это особый случай.

Когда он ушел, я постаралась выразить Генри свою благодарность за помощь в устройстве нашего воображаемого праздника, но он остался так же чопорен и недоступен, как всегда.

— Спасибо, мисс, — произнес он и тут же ушел, оставив меня в комнате одну.

«Я зажгу свечи сама», — подумала я. Сегодня свечи не будут напоминать ни о Лесли Рейд, ни о запахе фиалок. Я зажгла тонкую свечку в камине и только потянулась зажечь первую свечу в подсвечнике, как услышала, что во входной двери поворачивается ключ в замке. Вернулись Лесли и Брэндан Рейд? Или, может быть, мисс Гарт? Кто бы это ни был, нас поймали, меня и Джереми, на месте нашего наивного обмана.

Я задула маленькую свечку и осталась стоять на месте, посматривая в холл через сверкающий стол и открытую дверь. Раздались шаги, приближавшиеся к столовой, и через мгновение в дверях показался Брэндан Рейд. Его глаза сразу охватили и элегантно накрытый стол, и серебряный канделябр, и мою разодетую персону.

— Я вижу, вы ожидаете гостей, — мрачно произнес мистер Рейд. И прежде чем я успела хоть что-нибудь объяснить, он развернулся и зашагал прочь.

Я стояла возле стола, теребя пальцами свечку и недоумевая, приехала ли Лесли домой вместе с ним и как мне теперь вести себя. В конце концов, это небольшое развлечение я задумала ради Джереми, и не было причины лишать его удовольствия из-за того, что хозяин дома вернулся так неожиданно.

Пока я раздумывала над тем, что делать, в комнату вошел Джереми, бережно держа карусель в руках. Лицо его выражало опасение.

— Дядя Брэндан дома, — прошептал он мне. — Он только что вошел в библиотеку. Значит ли это, что мы не сможем устроить обед?

Я пришла к единственно правильному решению.

— Конечно, нет! — сказала я. — Ты оставайся здесь и займись украшением центра стола, а я поднимусь и поговорю с ним.

Я слегка приподняла бледно-фиолетовый шелк юбки и быстро направилась вверх по лестнице. Свет в библиотеке до сих пор еще не был зажжен, а дверь оказалась раскрытой настежь. У противоположной стены комнаты, у окна, стоял Брэндан Рейд, облокотившись на раму и пристально глядя на площадь Вашингтона. Я тихонько постучала по открытой двери, и он разрешил войти.

Комната была погружена в серую темноту раннего зимнего вечера. Только отдаленный свет из холла и слабый отблеск освещения на площади проникали сюда. Приближаясь к мистеру Рейду, я заметила, что его взгляд устремлен в окно, словно он увидел нечто, сильно его заинтересовавшее. Лицо его казалось незнакомым, и взгляд отрешенным.

Я тихо кашлянула, чтобы привлечь его внимание. Он вздрогнул от неожиданности и взглянул на меня.

— А, это вы, Меган, — сказал он.

— Надеюсь, ваша поездка доставила вам удовольствие, — начала я.

Он, казалось, совсем не слышал моих слов.

— Знаете, что я представил себе? Не снег на площади Вашингтона, а пески пустыни, освещенные солнцем. Этот ослепляющий, горящий, золотой свет, которому нет ничего равного в мире.

Он повернулся спиной к окну и продолжал:

— Как я ненавижу унылые городские улицы в зимнее время! В пустыне ночью может быть невыносимо холодно, а песок становится более колючим, чем снег в метель. Но там всегда можно надеяться на возвращение солнца. Здесь зима только началась, и нас ожидают бесконечные серые дни, бесконечный утомительный холод, который мы должны выносить до самой весны.

Обычно я спокойно переношу холодную погоду, но его слова заставили меня содрогнуться от холода в легком платье.

— Как чудесно, что вы видели эти пропитанные солнцем места, — мягко сказала я. — Я много читала о Египте и всегда пыталась представить себе все это, но у меня не хватает воображения.

Он улыбнулся мне, и моментально холод в моей крови исчез, как будто меня осветило то самое солнце, о котором мне так неосторожно напомнили.

Он, кажется, уловил эхо моего предыдущего вопроса о поездке.

— Моя жена недостаточно закалена, чтобы хорошо переносить путешествия. — Я уловила нотки раздражения в его голосе. — Да и мое присутствие, кажется, не улучшило ее состояния, поэтому я решил возвратиться один. Как обстояли дела, пока я был в отъезде?

— Все было хорошо, — заверила я его. — Хотя мисс Гарт не понравилось, как я управляюсь с Джереми, и она покинула дом. До сих пор она еще не вернулась.

— Хорошо! — сказал он. — Ее отсутствие — это удовольствие. Но не позволяйте мне, Меган, испортить ваш обед. Я видел, что вы намерены сделать. Представьте себе, что вы не видели меня, и осуществляйте ваши планы.

— Это только игра, — призналась я. — Джереми и я разыгрываем из себя хозяина и хозяйку. Только для того, чтобы внести разнообразие в наши обычные вечера. Хотя, конечно, если бы мы знали, что вы вернетесь…

— Вы бы отказались от вашего праздника? Как вы плохо обо мне думаете! Я буду счастлив, если вы хотите пригласить меня в качестве гостя.

Он снова улыбался, хотя в движениях его сквозила нерешительность. Мое мучительное беспокойство вдруг утихло и сменилось восторгом. Теперь наш обед будет не просто игрой. Теперь у нас была настоящая причина для праздника, и я знала, что Джереми будет так же доволен, как и я.

— Вы действительно присоединитесь к нам? — спросила я. — И не будете очень сердиться на меня за те вольности, которые я себе позволила?

Он пересек комнату и предложил мне руку, и этот жест был ответом на мой вопрос. Мы спускались по ступеням вниз, и я ощущала своими пальцами ткань его одежды и чувствовала чистый запах свежего мыла и такой мужской запах табака. Внизу нас ждал красиво накрытый стол. Сегодня я буду сидеть за ним, как будто имею на это право, и от этой мысли закружилась голова, словно я уже выпила шампанского.