"Антисемитизм в Советском Союзе (1918–1952)" - читать интересную книгу автора (Шварц Соломон Меерович)
Антисемитизм в государственном и партийном аппарате
Социальные корни советского антисемитизма 20-ых годов делают понятным тот факт, что в местный государственный аппарат — особенно в небольших провинциальных центрах — антисемитизм проник еще раньше, чем в среду промышленных рабочих. Сообщения о проявлениях антисемитизма на фабриках начали проникать в печать в сколько-нибудь заметном числе лишь с 1926 года. Об антисемитизме в местном государственном аппарате немало сообщений — особенно с Украины — было уже в 1925 году. Во многих местах в провинции антисемитские настроения, по-видимому, сохранялись в местном аппарате в приглушенном состоянии со времени гражданской войны, а с середины 20-ых годов они начали всё отчетливее проявляться и во вне. Приведу в виде примера несколько относящихся к этому раннему периоду сообщений корреспондентов Еврейского Телеграфного Агентства:
«Существование антисемитизма в среде советской администрации в небольших городах, населенных преимущественно евреями, было признано членом специальной комиссии, назначенной для расследования этих условий.
Еврейский член этой комиссии, в статье в „Эмес“, отмечает, что „во многих местах антисемитизм проводится открыто“. Автор приводит много поразительных случаев, когда районные органы не обращали внимания на поступившие к ним жалобы и медлили принять необходимые меры (даже) по жалобам комиссии».19
«Жалобы на плохое обращение с евреями в небольших городах и деревнях приходят из разных частей Советского Союза. Почти в каждом номере еврейских газет, выходящих в Советской России, можно найти указания на такого рода факты.
Плохое обращение с евреями-инвалидами в правительственных домах для инвалидов, терроризирование еврейского населения, доходящее до того, что — как сообщается в последнем номере харьковской еврейской газеты „Дер Штерн“ — когда в Киеве три члена местной милиции были арестованы за ряд насилий над евреями, злоупотребление властью и акты террора, никто не согласился выступить против них в качестве свидетеля, опасаясь мести.
Типичная для создавшегося положения обстановка была недавно обрисована в обращении „Положите конец беззакониям“, подписанном тридцатью жителями Пятигорья (в районе Белая Церковь): обращение было адресовано высшим органам власти и было жалобой на деятельность „антисемитских элементов, которые проникли в ряды советской администрации“ [в телеграмме ЕТА приводился ряд фактов]».20
«В середине октября 1925 года на [украинской] конференции еврейских секций Компартии открыто высказывались жалобы на нарушения советского законодательства местными коммунистическими властями в их отношении к еврейскому населению».21
Ущемление евреев в жилищных отделах22, при налоговом обложении, даже на биржах труда23 — стало распространенным явлением. Политика «дискриминации» (по отношению к евреям) начала окрашивать даже работу отделов личного состава государственных учреждений и предприятий24:
«Еврейские служащие при сокращении штатов и рационализации аппарата подвергались увольнениям и встречали затруднения в новом при искании работы значительно больше, чем служащие украинцы, великороссы и др.»
Что особенно поражает в многочисленных сообщениях об антисемитизме в советском аппарате, это пассивность низовых партийных органов, часто просто капитулировавших перед антисемитскими настроениями, а то и прямо поддававшихся их влиянию. Приведу несколько примеров:
Вот, напр., свежая вырезка из газеты: «У заведующего личным столом Краснопресненского районного отдела Управления недвижимых имуществ [в Москве] тов. Денисова о евреях весьма определенное мнение. Выразительно он цитирует черносотенное изречение: „Бей жидов, спасай Россию“; несколько раз, сильно переложив за галстук, бегал с наганом по квартире и кричал: „Всех жидов перестреляю“. Районная контрольная комиссия признала факты доказанными и объявила ему выговор со снятием с работы, И только».25
«В районах и ячейках далеко не всегда относятся к антисемитскому душку с должной беспощадностью. На митинге по антисемитизму, созванном весной 1929 г. „Нашей Газетой“ [в Москве], приводились факты, как ячейка Нефтесиндиката „поставила на вид“ (и только) женщине, члену партии с 1919 года за слова ее беспартийным, что бывают случаи кражи евреями христианского ребенка для изготовления мацы из его крови и т. п.»26
Из Старобина (Слуцкого ок., Минской губ.) тов. Ю. Кравчик пишет: «Еврей Ачинский запоздал на несколько дней явиться на регистрацию в военный отдел, ему назначили месяц принудительных работ в раймилиции. Ачинский отработал две недели, а потом принес справку кресткома, что он бедняк, единственный работник в семье и что без него семья буквально голодает. Вместо ответа, даже, если хотите, вместо отказа, но в человеческой форме, милиционер Потапов начал кричать: „Ничего! Будешь работать! А подохнешь, тем лучше. Одним жидом в России станет меньше!“»
Вот как обращаются с евреем в советском учреждении примазавшиеся к милиции держиморды. Да что тут удивляться, когда у нас в Слуцке комсомолец профтехнической школы, некий Вечер, выбежал на базарную площадь и начал орать: «Бей жидов, спасай Белоруссию!» Это с комсомольским-то значком на груди! И ведь ничего — остался в комсомоле.27
Мы уже видели выше, какие глубокие корни терпимость по отношению к антисемитам пустила в партийном аппарате промышленных предприятий. Явление это приняло такие угрожающие размеры, что, наконец, «Правда» посвятила ему передовую статью (за много лет первую и, кажется, единственную передовую этой газеты об антисемитизме)28:
«…В печати всё чаще появляются сообщения о проявлениях антисемитизма… При обследовании предприятий, где происходили антисемитские выступления, мы неизменно [!] наталкивались на одно опасное, явление — на попустительство со стороны местных партийных, профсоюзных и комсомольских организаций, благодаря которому только, и может антисемитская травля продолжаться безнаказанно месяцами и годами.
Истязуемый рабочий не находит себе защиты, в цехах становится ходячим антисемитский жаргон, а работники ячейки, фабкома, комсомола не желают „впутываться“ в неприятное дело, затевать „склоку“ и т. д.».
Это всё — поскольку речь идет о партийных, а не о государственных органах — образцы пассивности парторганов пред лицом растущего антисемитизма, готовности их толерировать антисемитизм и антисемитов. Но бывало и гораздо хуже — когда парторганы на местах активно поддерживали антисемитскую политику госорганов.
С этой точки зрения особенно поразительна трагическая эпопея евреев в Дагестане. Правда, в приводимых ниже сообщениях не упоминается о парторганах, а лишь о «высших правительственных органах Дагестана», о Президиуме Дагестанского ЦИК и о Дагестанском Совнаркоме, но такого рода органы в Советском Союзе не только находятся под непосредственным руководством соответственных партийных органов и не могут вести политики, прямо не одобряемой партийными органами, но даже и по своему личному составу в значительной мере совпадают с соответственными высшими партийными органами. На этой горестной странице в истории советского еврейства стоит остановиться несколько подробнее.
Речь идет о так назыв. горских евреях в Дагестане, живших до революции в горных аулах и занимавшихся земледелием и мелкими кустарными промыслами29:
«Зимой 1917/18 года вернувшиеся из армии горские евреи приняли энергичное участие в провозглашении советской власти в Дагестане, составили свыше 70 % [?] образованной тогда Красной гвардии (по данным Дагестанской Контрольной Комиссии) и с оружием в руках дрались против белых за советскую власть. За это, когда потом белые на время взяли верх (Бичерахов), ряд горско-еврейских аулов был разрушен и сожжен, земли отняты и разделены между соседними мусульманскими деревнями, а сами они [т. е. горские евреи], поскольку не были вырезаны, изгнаны в города… В этих городах они бедствуют, работают в значительной части в качестве батраков у окрестных виноградарей и садоводов, в качестве кустарных рабочих, отчасти как пешеходные мелочные торговцы в разнос и т. п.
Вселение их в окружающие Кавказский хребет города вызвало появление антисемитских настроений среди мещанского населения на почве конкуренции торговой, кустарной и в при искании работы. Тесно связанный с мелкобуржуазным и среднебуржуазным обывательством этих городов местный чиновный советский аппарат энергично поддерживает „своих“ (единоверцев, единоплеменников) против „пришлых“…»
Дагестанские евреи тщетно пытались отстоять свои права. Волокита продолжалась годами. Дело дошло, наконец, до Отдела Национальностей Всероссийского ЦИК'а, который потребовал объяснений от Дагестанского ЦИК'а. Президиум Дагестанского ЦИК'а назначил комиссию для расследования всего дела, принял затем по докладу комиссии соответственное решение, но и это решение осталось на бумаге, а Президиум ЦИК'а не проявил никакого интереса к проведению его в жизнь. О дальнейшем расскажу словами докладной записки Комиссии по земельному устройству евреев при ЦИК СССР (Комзет) поданной правительству 28-го февраля 1928 года30:
«Такое отношение к результатам обследования комиссии, выделенной самим же Президиумом Дагестанского ЦИК'а, тем более странно, что как раз перед тем (в 1926 году) в столице Дагестана — Махач-Кале — вспыхнул еврейский погром, нашедший немедленно отклик в некоторых других городах Дагестана. Погромное движение возникло на почве обвинения евреев в употреблении мусульманской крови и было, по-видимому, заранее подготовлено, чем объясняется его одновременность…
Дагестанские евреи, не добившись ничего в Дагестане, прислали в Москву во Всероссийский ЦИК избранного восемью аулами крестьянина Антилова. В итоге Президиумом Всероссийского ЦИК'а в феврале 1927 года был командирован в Дагестан инструктор ВЦИК Островский для обследования положения горско-еврейского населения Дагестана.
По материалам обследования основные извращения линии в Дагестане в отношении горско-еврейской бедноты могут быть сведены к следующему:
а) Безнаказанность антисемитских выходок администрации, безнаказанность убийств и насилий; бесплодность жалоб, которым не давалось должного движения;
б) пренебрежение к культурному, медицинскому и т. п. обслуживанию горско-еврейского населения, несмотря на указания центра, и попытки введения центра в заблуждение неверной информацией;
в) нарушение прав национального меньшинства на организацию [национальных] советов в местах компактного жительства;
г) неслучайный отказ в приеме на работу рабочих из горских евреев;
д) невнимательное, грубое и заведомо извращенное отношение к горско-еврейскому населению со стороны низового советского аппарата;
е) попустительство руководителей дагестанской власти в отношении всех этих беззаконий и извращений, несмотря на своевременное осведомлениеих о происходящем.
В материалах, собранных обследованием инструктора ВЦИК'а, имеется письменное заявление о том, что бывший начальник аула „Джарач“ Ачгар-Бек Новруз-Бек-Оглы, расстрелявший во время гражданской войны горско-еврейскую охрану, как большевиков, служит теперь в Дербентской милиции. Заявление об этом осталось без последствий.
Имеется протокол общего собрания горских евреев города Дербента от 31-го июля 1926 года (с участием председателя горсовета и представителя ДагЦИК'а) о том, что управление горскими евреями осуществляется в большинстве случаев остатками деникинской банды, что было доведено до сведения ДагЦИК'а и осталось без последствий. И т. д., и т. д.»31.
После этого обследования Президиум ДагЦИК'а принял было решение о проведении необходимых для устранения всех этих беззаконий мероприятий. Но опять ничего не изменилось. В «записке» Комзета мы далее читаем:
«Старший инструктор НК РКИ Дагестана тов. Галулаев, член партии, письменно сообщил в Москву, между прочим, о следующем:
а) интерес со стороны высших правительственных органов Дагестана к судьбе горско-еврейского населения, поднятый приездом тов. Островского, продолжался короткое время, после чего наступила реакция, принявшая в Дербентском округе характер отместки за временно причиненные неприятности;
б) со стороны лиц и учреждений, от которых зависит решение ряда намеченных мероприятий, замечается явно-недоброжелательное, а в лучшем случае, безучастное отношение, вследствие чего принятые директивы не выполняются;
в) в центре горско-еврейской оседлости, в Дербентском округе упорно продолжается прежняя практика притеснений горско-еврейской массы, чинимых советскими органами».32
В сообщении инструктора НК РКИ отмечалось также, что ездивший в Москву в качестве жалобщика от горских евреев делегат от восьми аулов Антилов по возвращении в Дагестан был посажен в тюрьму и предан суду. Правда, суд его оправдал.
В феврале 1929 года Президиум ВЦИК'а принял новое постановление о горских евреях в Дагестане, наметившее ряд мероприятий, которые должны были изменить положение дагестанского еврейства33. О результатах этих мероприятий сведений в большую печать не проникало.