"Антисемитизм в Советском Союзе (1918–1952)" - читать интересную книгу автора (Шварц Соломон Меерович)

Новый подъем антисемитизма

Сейчас — ретроспективно — 1936/38 годы очень отчетливо встают перед нами, как решающий период в процессе формирования новой социальной структуры Советского Союза. В таких государствах, как СССР, роль государственной власти в развитии социальных процессов громадна. 1936 год был годом колебаний в руководящих коммунистических кругах. В уродливой обстановке однопартийного режима борьба тенденций в развитии страны находит свое отчетливое — и тоже уродливое — выражение в борьбе внутри правящей партии.

Постановка в августе 1936 года первого большого процесса коммунистической оппозиции (Зиновьева и др.), как процесса против «врагов народа», иностранных шпионов и пр., явно указывала, что чаша весов истории начинает склоняться в сторону тоталитаристского выхода из переживаемого страной и компартией кризиса. Но руководство компартии еще само не вполне отдавало себе отчет в этом, более глубоком смысле процесса Зиновьева и др., еще колебалось на историческом перекрестке, к которому подвело его предшествующее развитие. VIII съезд советов, принявший 7 декабря 1936 г. новую конституцию СССР, в основу которой, в отличие от ранее действовавшей конституции, был положен демократический принцип (правда, уже в самой конституции изуродованный), — был последним внешним выражением колебаний компартии перед окончательным поворотом на тоталитаристский путь.

В 1937 году этих колебаний уже не было. Исторический поворот совершился. В условиях коммунистической диктатуры внешним выражением этого поворота явилась небывалая по своему размаху «чистка» правящей партии115. Процесс этот сопровождался — новым подъемом антисемитизма.

Антисемитизм этот до вступления Советского Союза в войну почти нигде не принимал тех резких форм, в каких он прорывался в 20-ых годах, и вообще он носил менее взрывчатый, но зато тем более упорный характер. Выражался он прежде всего в постепенном оттеснении евреев на задний план во всех сферах общественной жизни. Это было новое явление. Советская печать упорно закрывала на него глаза. Но враждебные евреям настроения из года в год нарастали. Весною 1940 года я писал об этом («Без евреев»):

Интересное свидетельство о настроениях, которые компартия — т. е. присланные из Советского Союза ее представители — сознательно культивировала в аннексированных осенью 1939 года областях, мы находим в сообщении Еврейского Телеграфного Агентства из Парижа от 23-го февраля 1940 года. Это доклад «ответственного обследователя, только что приехавшего в Париж из Советской Польши»:

Происхождение и развитие этой формы советского антисемитизма никогда не подвергалось анализу, материал, освещающий это развитие, еще очень скуден, и сейчас мы можем сделать лишь попытку выяснить его причины.

1) Бюрократия всюду в недемократических странах (иногда и в демократических странах) с более или менее заметным процентом евреев в составе населения тяготеет к антисемитизму, выражающемуся прежде всего в недопущении евреев в государственный аппарат.

В старой России исключение евреев из государственного аппарата стало традицией. Традиция эта была нарушена, но не окончательно убита революцией. В первые десятилетия революции в составе государственного аппарата (чрезвычайно выросшего) появился заметный процент евреев, значительно меньший, чем это казалось антисемитам118, но всё же заметный. Поразительно, однако, что даже в этот период более обособленные ведомства в значительной мере оставались верны традиции «без евреев». Наиболее яркий пример — ведомство путей сообщения. Корреспондент ЕТА телеграфировал 18-го июня 1930 года из Москвы:

«Трибуна» в начале 1932 года сообщила, что в Гомельском железнодорожном районе (на железных дорогах, в управлении и в железнодорожных мастерских), — а Гомель сего районом это один из центров скопления евреев, — из 4314 рабочих лишь 239, т. е. 5,5 % составляли евреи; среди служащих процент евреев был еще значительно ниже: их было 21 из 1088, т. е. неполных 2 %; через разного рода курсы для повышения квалификации было пропущено за 1931 год 811 человек, из них только 10, или несколько более 1 % евреев; и только в железнодорожных учебных заведениях Гомельского района процент евреев был выше: в техникумах 7,2 % и в школах по подготовке обученных рабочих 19 %120. Но и этот процент значительно ниже процента евреев в составе местного населения, и «Трибуна» прямо приписывает это антисемитизму.

Во второй половине 30-ых годов эти настроения получили гораздо более широкий размах и далеко вышли из рамок отдельных обособленных ведомств, особенно в крупных центрах, где было сосредоточено большое количество еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции, не имевших в советских условиях почти никаких иных источников существования, кроме государственной службы. Постепенно здесь вновь начала оживать легенда о «еврейском засильи» и начали создаваться преувеличенные представления о роли евреев в составе средних и высших государственных служащих.

Действительное положение вопроса наглядно может быть иллюстрировано следующей таблицей, в которой приводятся данные о численности «советской интеллигенции», т. е. служащих в различных отраслях труда, требующих какой-либо специальной подготовки.121

Огромное большинство этой интеллигенции (это в особенности относится к более квалифицированным группам) вышло из среды городского населения, и при общем количестве евреев в составе городского населения, достигавшем в начале 1937 года приблизительно 5 % (в начале 1939 года, после дальнейшего заметного увеличения количества городского населения, количество евреев в его составе достигало 4,7 процентов), этот % евреев в составе различных групп служилой интеллигенции не кажется очень высоким, а для некоторых групп оказывается даже неожиданно низким. Единственная группа, в которой процент евреев вдвое превышал процент их в составе городского населения, это врачи; но это профессия, в которой евреи издавна занимали — и почти во всех странах занимают — выдающееся положение, и 15,9 % евреев среди советских врачей это скорее скромная цифра.

Данные таблицы говорят лишь об общей численности евреев внутри каждой группы интеллигенции и оставляют открытым вопрос, происходит ли и, если да, в каких масштабах процесс оттеснения евреев на менее ответственные посты внутри каждой группы. Советская печать тщательно избегает сообщения данных, которые позволили бы ответить на этот вопрос. Но вот, напр., факт, относящийся, правда, к более позднему времени, но отражающий развитие, наметившееся еще в рассматриваемый нами период: в 1944 году была образована Академия Медицинских Наук СССР; в состав ее вошли главным образом врачи старшего поколения, среди которых имелось и сейчас имеется немало выдающихся и широко образованных врачей-евреев; однако, среди 60 членов новой Академии оказалось лишь 5 евреев122. Это, конечно, не случайность.

2) Это был всё же часто лишь полуосознанный, ползучий, еще не законченный антисемитизм новой бюрократии. И, может быть, он не вышел или не так скоро вышел бы из этой первоначальной стадии, если бы формирование новой бюрократии не происходило в болезненной политико-психологической обстановке, созданной «большой чисткой».

Чистка 1936/38 годов сопровождалась чудовищными опустошениями в составе старых партийных кадров. Поколение партийных работников, которое представляло революционную и интернационалистическую традицию компартии, было ошельмовано, его интернационализм был объявлен лишь прикрытием для национальной измены и шпионажа на службе иностранных разведок.

Примитивный русский национализм начал поднимать голову и глубоко проник в партийную среду вообще и в верхний слой советского общества. К этому присоединилось и то, что среди старых большевиков с партийным стажем до прихода партии к власти и тем более с дореволюционным стажем процент евреев был заметно выше, чем в среднем в компартии, и в более молодых поколениях процент евреев с годами всё уменьшался123.

Но старшие поколения как раз и подверглись особенно жестокой чистке. В рамках ее сошли со сцены почти все евреи-коммунисты, игравшие сколько-нибудь значительную роль на местах в общей организации компартии, и, может быть, еще более опустошительному разгрому подверглись евреи-коммунисты, которые выдвинулись на «еврейской работе». Число ошельмованных и политически, а то и физически погибших было громадно. Назову среди них бывш. комиссара по еврейским делам и позже председателя Озет Диманштейна, председателя исполкома областного совета Еврейской автономной области Либергера, секретаря обкома ВКП той же области Хавкина, редактора «Эмес» Литвакова (умер в тюрьме), бывших вождей Бунда, перешедших в начале 20-ых годов в компартию, Рахмиеля Вайнштейна и Эстер Фрумкин, Чемериского, Мережина, Липеца-Петровского; список этот можно было бы значительно продолжить.124

Все они были объявлены «врагами народа» и «предателями».

В создавшейся во второй половине 30-ых годов обстановке обвинения эти, когда они обращались против евреев, приобретали специфическое острие, и охарактеризованный выше ползучий антисемитизм нагуливал себе красные щеки.

Ко времени вступления Советского Союза в войну развитие это зашло уже настолько далеко, что в напряженной военной обстановке оно обеспечило чрезвычайно широкое распространение антисемитизма. Об этом в следующей главе.