"Поющая кровь" - читать интересную книгу автора (Бейли Робин Уэйн)

Глава 3

Самидар медленно пришла в себя, полностью ослепшая. Голова отчаянно раскалывалась. Она потерла глаза, желая вернуть себе зрение, и обнаружила над левым глазом место, которое саднило больше всего. Она пощупала его и поморщилась. Место удара вспухло и отдавало пульсирующей болью. Каменный пол, на котором она лежала, был грубым и холодным. Она осторожно поднялась, превозмогая чувство тошноты.

Снова протерла глаза, но это не помогло.

Воздух был затхлым и промозглым, ее туника — тонкой. Если бы найти хоть немного воды — утолить жажду. Она сидела некоторое время неподвижно, держась за болевшую голову, испуганная наступившей слепотой, вновь и вновь переживая в памяти убийство Кириги. Она плакала, пока не иссякли слезы. Немного погодя она снова расплакалась. Звуки рыдания наполняли все пространство вокруг, в них было отчаяние, одиночество и страдание.

Самидар немного вздремнула, вернее сказать забылась. Очнувшись, она снова ощутила, как грохочет гром внутри черепа, ее вытошнило на пол. Попыталась встать, но, потерявшись, снова села на пол, оказавшись в луже собственной рвотной массы. И все же она упорно продолжала подниматься на ноги, пока не обрела шаткое равновесие. Выставив руки вперед, чтобы не наткнуться на невидимые препятствия, сделала несколько нерешительных шагов.

Ее усилия увенчались болью. Голова гудела, как барабан, барабан Кириги, — невольно подумала Самидар. В висках застучала такая невероятная, неистовая дробь, что она чуть не вскрикнула. Но с губ сорвался лишь тихий стон, и она через силу двинулась дальше.

Это был, казалось, один из девяти кругов ада: дорога мрака, пролегающая через страну мрака, где ей придется бродить слепой, пока не догорят звезды, и не выгорят факелы времени, и души самих богов не иссохнут, превратившись в черную золу. Стиснув зубы, она продолжала идти, боясь, что в любую минуту может споткнуться и упасть, что боль в ее голове станет совсем уж невыносимой. Звук собственных шаркающих ног по камням был неприятен, но кроме шарканья она различала только шуршание своих юбок.

Она наконец наткнулась на стену, сломала ноготь. Привалилась к стене и пососала кончик поврежденного пальца. Эта новая незначительная боль вызвала смешок, булькнувший в глотке. У нее внезапно закружилась голова, она поняла, что дышит слишком часто, и заставила себя хотя бы немного успокоиться.

Стена была из неотесанного камня, застывшая старая кладка из грубо высеченных блоков, крошилась и осыпалась. Она ощупывала стену руками, надеясь определить шагами размер темницы, найти окно или дверь.

Когда пульсирующая боль в голове стала почти непереносимой, когда ноги перестали слушаться, она опустилась, прислонившись спиной к стене, и глубоко вздохнула. Только теперь, оставаясь неподвижной, она задумалась о том, куда же она попала.

Стены не имеют углов. Она поняла, что все это время ходила по кругу. Здесь нет ни дверей, ни окон. И если бы не боль, туманившая мозг, она давно бы уже догадалась, поскольку ответ был очевиден.

Это — темница старого гарнизона, глубокая яма, где прежде держали преступников. Ее давно уже не использовали, по крайней мере с тех пор, как Риотамус вывел из города гарнизон. Жителям Дашрани стали не нужны ни тюрьмы, ни ямы. Те немногие нарушители закона, что попадаются по неосторожности, получают другие, более изощренные виды наказаний: их приговаривают либо к возмещению убытков, либо к лишению конечностей, а то и самой жизни.

Она снова уснула, и ей приснилось, что Кимон пришел спасти ее. Она увидела, как он в сияющем мягком свете спускается из середины мрака, идет решительными шагами прямо по воздуху. Он наклоняется к ней с широкой подбадривающей улыбкой, протягивает руку, чтобы помочь встать. Но на руке не хватает пальцев.

Самидар вздрогнула и проснулась. Боль в голове немного утихла. Она зажмурила глаза, открыла их — ничто не изменилось, абсолютная слепота. Кожа покрылась липкой испариной. Нужно встать, говорила она себе, но для чего? Вместо этого прижала ноги к груди, подобрав под себя юбки, обняла колени, сцепив руки, и стала раскачиваться.

А время шло. Невозможно было определить, как давно она здесь. Иногда ей казалось, что воздух становится прохладнее, и ее знобило. Временами она чувствовала, что задыхается от жары и нескончаемой кромешной тьмы. Она кричала, громко взывая к тем, кто мог ее слышать. Никто не откликался.

От долгого сидения на твердом каменном полу болели ягодицы, промозглый холод пробирал до костей. Одеревеневшая, она все-таки, хоть и с трудом, поднялась. Чтобы согреться, стала ходить по яме вдоль стен и поперек. Двенадцать шагов от стены до стены, она несколько раз пересекала яму, считая шаги, пока окончательно не убедилась в этом.

Ее начала мучить жажда. Она пососала рукав, чтобы вытянуть из него влагу, но это принесло лишь ничтожное облегчение. Один раз она даже лизнула стену в том месте, где, как ей показалось, находилось влажное место, но отвратительный вкус известняка был нестерпим.

Отчаяние медленно уступало место оцепенению, и она бродила без цели, ожидая, чтобы что-то, хоть что-нибудь, произошло. Постепенно оцепенение сменилось безудержным гневом. Она проклинала своего старшего сына. Ты ответишь мне, Кел, — поклялась она. Все, что она видела своими незрячими глазами, — это меч, вонзенный в тело Кириги. Все, что она слышала, — это язвительный голос Кела. Отправь его в преисподнюю, мне это понравится, — бросил он командиру. Теперь уже не слезы скорби, но слезы ярости и горечи вскипали на ее глазах. Она била кулаком по стене, пока не разбила пальцы.

Наверное, она снова задремала. Может, и нет. Но откуда-то сверху неожиданно донеслись голоса. Слова звучали глухо и неразборчиво, как она ни вслушивалась, стараясь их понять. Затем послышался скрип камня о камень.

Луч солнечного света ворвался сквозь открытое отверстие, осветив середину темницы. Яркий свет заставил ее зажмуриться. Она хлопнула рукой по рту, чтобы сдержать крик радости. Она не ослепла! Просто не видела в черноте запертой ямы, куда совсем не проникал свет. Теперь же света столько, что невозможно терпеть. Прикрыв глаза, она стала осторожно всматриваться сквозь пальцы.

Сверху соскользнула веревка.

— Эй, там внизу! — позвал чей-то голос. — Выйди на свет.

Она помедлила. И когда тот же голос снова окликнул ее, она поднялась на ноги, держась за стену, чтобы не упасть, и, осторожно передвигаясь, встала в центре ямы. Солнце согревало ее лицо приятным долгожданным теплом.

— Обвяжись веревкой, — велел голос. — Мы вытянем тебя.

Она посмотрела наверх, желая разглядеть того, кто говорил, но сразу же отвела взгляд. Яркий свет больно слепил глаза.

— Пошевеливайся! — нетерпеливо приказал другой голос. — Или мы оставим тебя гнить внизу.

Щурясь, она снова устремила взгляд наверх. Примерно двадцать футов до отверстия, определила она. И никаких ступеней или лестниц, да она и сама убедилась в этом, когда исследовала стены на ощупь. Единственный путь отсюда — эта веревка. Она обвязала туловище свободной петлей, используя узел, которому научилась еще во времена своей юности, наполненной приключениями.

Дернула за провисшую веревку, крикнув: «Готово!»

Веревка туго затянулась. Женщину быстро подняли, подхватили под руки и вытянули на поверхность. Она снова закрыла глаза, не в состоянии выносить прямого дневного света. Но свежий воздух чудесно благоухал, и она с наслаждением вдыхала его. Постепенно стала привыкать к свету.

Оглушительный скрежет раздался позади нее, земля задрожала. Самидар обернулась. Высокий треножник располагался над ямой, но отверстие теперь закрывал огромный плоский камень. Тяжелая цепь, продетая через железное кольцо в камне, была перекинута через треножник и закреплена на проржавевшей лебедке. Два солдата, пыхтя от напряжения, согнулись над рычагом подъемного устройства. Она быстро осмотрелась и узнала строение, где когда-то размещался старый гарнизон.

— Двигай.

Два солдата, стоявшие рядом, толкнули ее в спину, побуждая идти вперед. Те двое, что были у лебедки, отстали.

— Куда мы идем? — осмелилась она спросить стражу. Ответом ей был еще один толчок, но она поняла, что ее вели к зданию, в котором раньше, насколько ей было известно, располагалось начальство.

Но где же те, кто постоянно живет здесь? — подумала она. Когда много лет назад гарнизон съехал, эти здания сразу же заполнили скитальцы и бродяги, бедняки и бездомные Дашрани. Никого из них сейчас не было видно. Кроме нее самой и четырех конвоиров, она заметила несколько групп солдат, разбросанных по всей территории.

Впрочем, в этот самый момент ворота гарнизона раскрылись. Ворота? Она заметила, что их починили. Прежние были почти сорваны с петель. Отряд солдат маршем прошел внутрь. Солдаты построились, как только за ними закрылись ворота, затем их командир рявкнул приказ «вольно». Немного погодя он распустил солдат, и они рассредоточились по старым казармам.

Итак, гарнизон возвращен. Сидя глубоко под землей, она ничего не слышала. Какие еще перемены случились? И сколько же времени она провела в той яме, в полном одиночестве?

— Не могли бы вы дать мне воды? — вежливо попросила она.

Ее конвоиры ничего не ответили. Чего еще ждать от этих ничтожных солдафонов, языки которым даны лишь для того, чтобы запугивать и угрожать? Она облизала губы и мысленно прокляла их.

Они подошли к посту штаба. Один из ее конвоя выдвинулся вперед, энергично постучал в закрытую дверь и отступил назад. Дверь открылась внутрь, и Самидар успела разглядеть, как сверкнули доспехи, — там находились люди. После кратких препирательств, суть которых была ей не понятна, наружу быстро вышли двое мужчин.

Самидар пришла в ярость. Один из них, тот, что повыше, был тем самым ублюдком, что убил Кириги. Когда встретились их глаза, она почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Он не сделал ни жеста, ни один мускул не дрогнул на его лице, только взгляд был полон издевки.

Второй человек разглядывал ее, казалось, с крайним изумлением. Самидар его никогда прежде не видела, но, пока он ходил вокруг нее, потирая подбородок, она всем своим видом демонстрировала свое презрение. Краем глаза она следила за ним. По одежде определила, что он богат и знатен. Его мундир, поверх штанов из черного шелка, расшит золотом. Сапоги выделаны из лучшей кожи, из такой же сработаны пояс и перевязь, на которой висел искусно выкованный меч. Солнечный свет играл на рубиновом камне, украшавшем головку эфеса.

Мужчина в алой мантии, которую он перебросил через плечо, остановился прямо перед ней. Он явно моложе ее, но и далеко не юноша.

— Где твой сын, женщина? — мягко спросил он.

Она скрестила на груди руки и невозмутимо отвечала:

— Дайте мне воды. До сих пор ваше гостеприимство оставляло желать лучшего.

— У нее мерзкий язык, — прорычал убийца Кириги.

Допрашивавший ее человек прервал его коротким жестом.

— После того, как ответишь на мой вопрос, ты получишь самое лучшее вино в Дашрани.

— Просто воды, — ответила она. — Я не приму ничего другого от палачей, убивающих детей.

Великан осклабился точно так же, как тогда, когда вытащил свой клинок из тела ее младшего сына.

— Позвольте мне заняться этой непокорной шлюхой, и тогда…

Алая мантия взметнулась. Палец угрожающе нацелился.

— Заткни свой рот, Йорул, или проглоти язык.

Этот тон не терпел возражений. Йорул поклонился своему господину, пряча сердитый взгляд, и не сказал ни слова.

Допрос продолжился.

— Женщина, ты знаешь, кто я?

Она наклонила голову вбок.

— Видела я таких, как ты, во многих странах, — вымолвила она наконец. — Этакие ублюдки благородных кровей, которые ставят себя выше всех, которые идут по трупам своих товарищей, чтобы заполучить еще немного власти или влияния, которые делают детей сиротами, а жен вдовами.

Его пристальный взгляд проникал внутрь, по ее телу пробежали холодные мурашки, несмотря на солнечное тепло.

— Ты — хозяин этого зверя, который убил моего Кириги. Твое имя? — Она пожала плечами. — Не имеет значения. Вы оба окажетесь в аду.

Он выпятил губы, явно озадаченный. Провел рукой по своим густым черным волосам.

— Ты ведь пришлая, — сказал он, — хоть и долго прожила в моей стране. Я могу простить некоторую дерзость, учитывая эти обстоятельства. — Он подозвал пальцем Йорула: — Скажи ей мое имя.

— О, давайте не будем делать из этого спектакля, — резко оборвала она, догадавшись об очевидном. — И воздержимся от официальных церемоний. Ваше имя — Риотамус, король Келед-Зарема, Повелитель Солнца и Луны, Кара на Небесах и на Земле и прочая и прочая, вся эта подобострастная чушь.

Он слегка наклонил голову и улыбнулся.

— А также командующий палачами детей, — добавила она презрительно, с ненавистью глядя на Йорула.

Риотамус пожал плечами.

— На всех из нас лежит какая-нибудь вина, — беззлобно ответил он. — Твоя, например, в том, что родила на свет сына — пса-бунтовщика.

— Но Кел носит твою ливрею, — возразила она.

Его взгляд стал жестким.

— Он и банда его приспешников убили моих дозорных. Это случилось во время последнего новолуния. Они раздели тела и надругались над ними. С тех пор, одетые в мою форму, они терроризируют всю округу, грабят фермы и деревни, собирая деньги для поддержания своего незаконного дела. Тех, кто не хочет платить или оказывает хоть какое-то сопротивление, они убивают. Сжигают целыми деревнями. — Он потер ладони в приступе раздражения. — И из-за того, что на них моя форма, пошли слухи, что я за все в ответе.

Она усмехнулась:

— Насколько мне известно, слухи эти — сущая правда. Может, тебе хочется больше денег, чтобы набивать ими собственные сундуки, и ты решил, что сможешь делать свои дела, сваливая всю вину на мятежников, рассказывая подобные неубедительные истории. Чтобы усмирить даже небольшое восстание, требуется немало денег.

Он разглядывал ее с любопытством. Неловкое молчание повисло в воздухе.

— Ты и в самом деле так глупа? — наконец промолвил он. — Подобная жестокость может только вызвать сочувствие к мятежникам, и я уверен, твой сын знает об этом. — Он провел по лбу твердым пальцем. — Моя корона вовсе не приз в состязании, и я не собираюсь от нее отказываться. А поскольку твои сын продолжает воевать со мной, я должен сражаться все безжалостнее. И много невинных людей еще пострадает в этой борьбе.

Он шагнул, приблизившись к ней, и уткнул свой палец ей в грудь.

— Пока ты не положишь этому конец и не скажешь мне, где он находится, — спокойно закончил он.

Она многозначительно посмотрела на палец, затем прямо ему в лицо, пока он не убрал его:

— Ты говоришь так, как если бы решил, что Кел — лидер мятежников.

— Лидером является некто Ороладиан, предполагают, что он колдун. Но Кел на'Акьян — его правая рука.

Кел на'Акьян? И она сама, и Кимон были родом из земель, где не принято было иметь больше одного имени. Она повторяла в уме второе имя. «На'Акьян» на ее родном языке примерно означало «холодная кровь». Но ведь она никогда не учила Кела языку Эсгарии. Откуда он узнал?

— Мы шли по его пятам уже несколько дней. Его основные перемещения показывали, что он мог пойти этим путем, поэтому я прислал сюда людей для слежки. Твоя таверна была под наблюдением некоторое время. Мы знали, когда прибудет твой сын, войска под видом безобидного каравана заранее прибыли сюда и окружили таверну. — Он исподлобья посмотрел на нее: — Но он каким-то образом сбежал. Поэтому я вынужден снова спросить тебя: «Где он»?

— Я не знаю, — ответила она.

Его рука обрушилась на нее. От неожиданного удара голова ее запрокинулась, на губах появилась струйка крови. Однако голос его был по-прежнему спокоен и мягок.

— Твой сын разбойник, женщина, он — предатель. По нашим законам, члены его семьи тоже считаются предателями. Ты теряешь право на все свое добро и даже на собственную жизнь. Конечно, я могу пощадить тебя, но прежде ты должна сообщить мне то, что я хочу знать.

Она утерла кровь тыльной стороной руки. Языком облизнула ранку на губе, почувствовав горький привкус во рту. Медленно в ней начала просыпаться другая жажда, прежнее страстное желание, о котором она почти забыла.

— Я не смогла бы сказать тебе, — ответила она неспешно, — даже если бы что-то знала. Мне абсолютно наплевать на твою борьбу. Кому какое дело, которая из свиней хозяйничает в корыте?

Она отбросила назад свои длинные волосы и отвернулась от короля Келед-Зарема, как будто он перестал для нее существовать.

— Дайте мне эту суку! — бросился к ней Йорул, но Риотамус схватил его за руку.

— Я не знаю, как твой сын выбрался из окружения, — продолжал он, — но я намерен поймать его. Он уже натворил слишком много бед. Я даже не знаю, почему он жаждет моей короны. Но он грабит, убивает и сжигает всех и вся без разбора. Как ты можешь защищать такого человека?

— Он мой сын, — объяснила она.

— Да он отродье надменной грязной шлюхи! — взбесился Йорул, побагровев. Он повернулся к Риотамусу: — Ваше величество, вы не можете больше терпеть эту мерзость. Взгляните, на нас смотрят ваши люди. Они хотят стать свидетелями вашего правосудия. Позвольте мне быть рукой этого правосудия, и я обещаю — она расскажет все, что знает о разбойниках. А потом я устрою зрелище из ее казни, что послужит предупреждением для всех, кто вознамерится восстать против вас.

Она огляделась. Как Йорул и утверждал, остальные солдаты парами или по трое бродили по территории. Некоторые выглядывали из дверей и окон. Она и Риотамус были в центре их едва скрываемого внимания.

Риотамус задумался, как будто взвешивая предложение Йорула. Он потирал свой безбородый подбородок, оглядывал ее с ног до головы, переминался с ноги на ногу.

Она опять отвернула свое лицо, выражая презрение и безразличие к тому, какие слова мог нашептывать Йорул на ухо своему королю. Кровь снова начала сочиться из губы. Она потрогала ее и посмотрела на алое пятно на кончиках пальцев. Этот привкус усиливался, настойчиво напоминая о себе, и она узнала его, сдержав улыбку, полную ненависти.

— Усмири своего пляшущего медведя, — холодно обратилась она к Риотамусу. — Ты говоришь, что закон объявляет меня предательницей из-за моей связи с сыном. — Она сложила на груди руки, предварительно расправив ткань своей туники. — А сам ты подчиняешься закону так же послушно, как часто ссылаешься на него?

— Я и есть закон, — ответил он, приподняв бровь. — Я связан им, потому что это мое слово.

Она нахмурилась:

— Я не знаю ничего о твоем слове. Но знаю о ритуале, который вы называете Джа-Накред Салах Вей. Я заявляю о своем праве на него.

Она перехватила его изумленный взгляд, и они не отрываясь смотрели друг на друга.

Его удивление сменилось откровенным весельем.

— Забавно! — расхохотался он. — Ни одна женщина еще не требовала Джа-Накред Салах Вей.

— Я требую его! — резко выкрикнула она, оборвав его смех.

— Ты — пришлая, — объявил он, сжав кулак. — Ты оскорбляешь наш закон, заявляя о своем праве на него!

— Могу ли я быть чужеземкой и одновременно считаться предательницей? — Она сплюнула ему под ноги, втайне наслаждаясь тем, что лицо Йорула снова налилось кровью. — Я прожила в этой стране больше двадцати зим, вела здесь хозяйство, похоронила мужа, — она взглянула на Йорула с ненавистью, — и видела, как здесь убили моего сына. Если я пришлая — отпусти меня, а сам можешь охотиться за Келом на'Акьяном, если тебе это нужно. Ведь чужеземцы не могут отвечать за своих близких, по твоему глупому закону. Или же за эти двадцать лет я все-таки стала законной жительницей твоей страны, в таком случае ты должен предоставить мне право на Джа-Накред Салах Вей. — Она указала жестом на четверых конвоиров, все еще окружавших ее: — Эти люди слышали, как я обратилась к тебе, так же как и половина всех тех, кто стоит у дверей и у окон, не сомневайся. — Вскинула руку в сторону солдат, слонявшихся бесцельно вокруг: — Все эти — тоже. Они услышат твой ответ и узнают цену твоему закону, твоему так называемому слову. И оно в другой раз, возможно, уже не будет значить для них ничего, если ты откажешь мне. А если не для них, то для других, кто обязательно узнает об этой истории. — Холодная улыбка тронула ее губы. — Ну и, кроме того, подумай, как это будет занятно.

Он посуровел.

— Джа-Накред Салах Вей не забава, — назидательно сказал он, — это торжественный ритуал, издавна почитаемый в Келед-Зареме.

Она, поджав губы, разглядывала его с выражением скуки на лице.

После некоторого колебания он спросил:

— Кого ты выбираешь?

Она посмотрела на Йорула и плюнула ему на сапоги.

— Кого же еще, как не твою ручную свинью?

Рука Йорула потянулась к рукоятке меча. Задрожав всем своим огромным телом, он с трудом сдерживал ярость в ответ на ее оскорбление.

— Я согласен. — Великан процедил слова, похожие на змеиный свист.

Но Риотамус все еще пребывал в нерешительности.

— Он почти в два раза больше тебя, — обратился он к Самидар. — Немногие могут соперничать с ним на мечах. Выбрав его, ты выбираешь поражение.

Она прикрыла глаза.

— Только его, — настаивала она.

Смущенная улыбка неожиданно показалась на лице короля.

— Но почему, женщина?

Она опять дотронулась до своей губы, выставила на солнце палец, на котором алела кровь, и показала ее Риотамусу.

— На его оружии кровь моего сына, — сурово сказала она, — моего невинного сына Кириги, не причинившего зла ни одному человеку, который умер девственником, ни разу за свою короткую жизнь не поднявшим меча. — Она обернулась и вперилась взглядом прямо в глаза Йорула, продолжая говорить. — Эта тварь, что носит твою униформу, — сущая свинья, меньше всего на свете, даже кучи дерьма на пути каравана, она достойна того, чтобы жить на этой земле, где жил мой ребенок. Эта тварь рядом с тобой, Риотамус, — насекомое, уродливый клоп-кровопийца, и боги готовы вознаградить того, кто раздавит его.

— Но, — предостерег Риотамус, — ты женщина. А этот ритуал — для мужчин.

Она пожала плечами:

— Мечу все равно.

Йорул выпрямился во весь свой внушительный рост.

— Позвольте мне принять этот вызов, ваше величество, — уговаривал он, выпячивая грудь. — Пусть груди и бока у нее округлые, но это не женщина, а чудовищная шлюха, в чреве своем она взрастила мятежника, который вышел из нее, как зараза из куска падали. И эта мерзость, жалкая тошнотворная скотина, брыкается тут, оскорбляя монарха. Ее присутствие оскверняет землю, которую я люблю, и когда я убью ее, вы будете свидетелями не смерти, а очищения.

Самидар кивнула. Джа-Накред Салах Вей уже начался, даже без королевского позволения. Состоялся ритуал осыпания друг друга оскорблениями. Затем последует обмен ложными ударами. Оба соперника должны по очереди, притворяясь, изобразить как свою победу, так и поражение. И только после этого начнется настоящее сражение.

Если Риотамус даст на то свое согласие.

— Ты действительно выбрала для себя этот путь? — спросил ее король. — Я ведь могу спасти тебя. Только отдай мне своего сына, Кела на'Акьяна.

Она собрала свои длинные волосы в руку, завязала их в тяжелый хвост и отбросила его назад так, что он повис между лопатками.

— Я не желаю, чтобы ты меня спасал, — ответила она. — К тому же одной семье достаточно одного предателя. Я не могу изменить своему сыну.

Он покачал головой:

— Вот ты сама себя и осудила. Сохраняя верность Келу на'Акьяну, ты предаешь своего короля.

Риотамус сказал это совсем негромко, почти шепотом, но она была непоколебима.

— Если ты мой король, значит, я полноправная жительница Келед-Зарема. Я выдвинула законное требование. Ты не можешь мне отказать.

Риотамус пожал плечами и отошел на несколько шагов.

— Ты знаешь правила Джа-Накред Салах Вей? Этот ритуал священен, он установлен нашими предками и должен соблюдаться со всей строгостью. Немногие мужчины решаются на это испытание. Оно — высшее проявление нашего этикета.

Ома не произнесла ни слова, но кивнула в знак согласия.

Он жестом указал одному из ее конвоиров:

— Отдай ей свой клинок, а вы все освободите место.

Ей вложили в руку меч, и она глубоко вдохнула запах хорошей стали, этот чистый аромат смазки, которым она так давно не наслаждалась. И все же это был очень знакомый запах, заставлявший быстрее бежать кровь в ее жилах. Пальцы обвили рукоять меча. Она подняла оружие, сжимая его двумя руками, стараясь скрыть недовольство, готовое проявиться на лице. Кованый меч слегка изогнут — такая форма популярна в Келед-Зареме. Как это может сказаться на ее технике фехтования двумя руками? И вообще, сохранила ли она хоть какие-то навыки, а уж тем более технику?

— Обменялись ли вы оскорблениями?

Оба противника подтвердили это.

— Джа-Накред Салах Вей, — провозгласил Риотамус. Он повернулся к Йорулу: — Покажи свое мастерство, приемы и удары, которые ты будешь использовать, чтобы справиться с соперником.

Самидар знала, что от нее требовалось. Она опустила меч и встала совершенно неподвижно. Йорул вытащил свое оружие: Оно сверкнуло неожиданно, описав светящийся круг над его головой, солнечный свет, вспыхнув на нем, рассыпался звездами, отразившись на стенах. Вниз оно опустилось, метя прямо в череп, чтобы остановиться точно над головой на расстоянии в ширину ладони. Она даже не вздрогнула от столь явного удара, от него можно было бы уклониться с легкостью, по крайней мере ей это удавалось в молодости.

Йорул отступил на шаг. Клинок вращался вокруг его тела, выписывал в воздухе ослепительные, замысловатые фигуры, с неимоверной легкостью перелетал из одной руки в другую. Великан демонстрировал свое мастерство с непринужденным изяществом, производя на нее должное впечатление. Острое лезвие убийцы по очереди приближалось к ее голове, шее, бокам, каждый из этих потенциальных ударов мог быть смертельным.

Когда на челе Йорула выступили капельки пота, Самидар вскинула вверх руки и, изобразив беззвучный стон, упала навзничь в пыль. Она полежала немного, прислушиваясь к учащенному биению своего сердца. Затем поднялась.

Злобная ухмылка искривила рот Йорула, когда он вставил меч в ножны.

— Джа-Накред Салах Вей, — повторил торжественным голосом Риотамус. — Покажи свое мастерство, приемы и удары, которые ты будешь использовать, чтобы справиться с соперником.

Самидар снова глубоко вздохнула и подняла свой меч. Сделав шаг навстречу своему противнику, она неловко повертела рукоятку в сжатых руках, неуклюже перебросила оружие из левой руки в правую и затем снова в левую. Неожиданно зацепилась о подол своих юбок и чуть не упала.

Взрыв хохота оглушил ее. Она совсем забыла о других солдатах на территории гарнизона, собравшихся посмотреть. Их было около ста человек, прикинула она, все они были посланы, чтобы окружить и захватить Кела. Теперь же все подтянулись сюда из казарм, сараев и других помещений, и она почувствовала себя в ловушке.

А вот и их командир, подумала она, снова приближаясь к Йорулу. Низко согнувшись, она в отчаянии осознавала, что совершенно разучилась пользоваться мечом. Слишком много лет прошло, время похитило ее мастерство и отняло силы. У нее выносливость танцовщицы, но не воина. Меч слишком тяжел для ее рук, а то, что она побывала в темнице без пищи и воды, тоже не прибавило ей сил.

Она смотрела в упор на человека, убившего ее сына, прекрасного Кириги, и жгучая ненависть наполнила ее. На мгновение ей показалось, что меч уже не так сильно оттягивает руки, и она поняла, что у нее всего лишь один шанс.

Йорул выжидал, не скрывая глумливой ухмылки на лице.

Она размахнулась изо всех сил. Блеснувшее острие воткнулось в шею, пронзив ее насквозь. Хлынула алая струя, он упал наземь, и было слышно, как со свистом выходит воздух из легких через рассеченное горло. Рот Йорула округлился в безмолвном крике, рука конвульсивно заскребла землю. Наконец он затих.

Гневный рев поднялся во всем гарнизоне.

Самидар посмотрела в сторону Риотамуса, не в силах сдержать странную улыбку на своем лице. Чувство пьянящего восторга охватило ее. Она подняла вверх обагренные руки, держа меч, с которого стекала кровь.

— Старая жажда утолена, — крикнула она келедскому королю. — Кириги отомщен, а этот пляшущий медведь, — она кинула взгляд на тело Йорула и плюнула на него, — больше не будет плясать.

Риотамус побледнел, не веря в случившееся, в его глазах она увидела осуждение.

Священный ритуал Джа-Накред Салах Вей ничего не значил для нее. Она лишь отомстила за своего сына. Теперь его дух может покоиться с миром. Но иная мысль вдруг обожгла ее, когда она стояла там. Как же Кел? Ведь ее родной сын был виновен в смерти Кириги не меньше, чем Йорул.

Меч выпал из внезапно онемевших пальцев. Он ударился о землю, подняв небольшой клуб пыли, которая мгновенно осела на окровавленном лезвии. Так же внезапно она расхохоталась, слезы истерики залили ее лицо.

— Повесить ее! — заревел Риотамус. — Отвести за ворота и повесить! Пусть висит, пока мясо не отвалится от костей! Бесчестная шлюха!

Чьи-то руки схватили ее и поволокли через весь гарнизон. Ее рот не закрывался, изливая потоки ругательств, осыпая проклятиями тело Йорула. Он был мертв, но ей этого было мало. Она проклинала его на всех языках, которые знала, посылала его во все круги ада, о которых только слышала, заклиная именами всех мыслимых богов, пока ненавистное тело не осталось позади, заслоняемое окружавшими ее солдатами.

Они протащили ее к воротам гарнизона, затем вышли через ворота.

Все было кончено. Она уже больше ничего не могла сделать для Кириги. Каким-то образом со странным спокойствием ей удалось подняться на ноги и идти самой. Руки были жестоко скручены сзади, но она не чувствовала боли. Она не испытывала ничего, кроме сладостного чувства отрешенности. Они шли по знакомым улицам, знакомые лица выглядывали из окон и дверей. Она улыбалась им — друзьям, соседям, людям, с которыми вела свои дела.

Показались городские ворота. Над входом крепилась толстая деревянная балка. Они перебросят через нее веревку, думала она, и вздернут ее. Но к чему они привяжут другой конец? Ничего подходящего она не увидела. Неужели им придется самим удерживать веревку? Вряд ли, ведь висеть ей до тех пор, пока мясо не отделится от костей.

Она устремила взгляд за ворота. Там, у дороги, увидела свою таверну, закрытую, без единой души.

Веревка взметнулась вверх, разматываясь в воздухе, и опустилась, подобно шелковой нити, на неотесанную, грубую перекладину. Наполненная сверхъестественным спокойствием, Самидар ждала, когда кто-нибудь затянет петлю вокруг ее шеи.

Вдруг она услышала короткий вздох и почувствовала, как разжались руки, державшие ее. Она обернулась. На солнце блеснула сталь меча. На долю мгновения ей показалось, что она снова находится в гарнизоне и видит Йорула. Меч прошелся по мягкой плоти горла, поднялся и обрушился вновь. Звенел металл, сыпались удары, лилась кровь.

Все закончилось очень быстро.

— Четверо, — вымолвила она, непонимающе уставившись на тела своих конвоиров. Двое лежали ничком, не успев вытащить мечи из ножен. Один из них сжимал конец веревки. Еще один истекал кровью, получив рану в шею. Последний был разрублен от паха до груди.

Кто-то схватил ее за руку.

— Пошли! — быстро шепнул чей-то голос. — Живей, черт бы тебя!

Она безвольно последовала за тем, кто тянул ее назад в город, увлекая за угол и дальше по улице. Кто-нибудь обязательно найдет тела, — думала она про себя. — Уж их-то мясо не успеет отвалиться от костей.

Она внезапно остановилась, когда ее резко дернули за рукав. Что-то насильно вкладывали ей в руки. Кто-то пихал и подталкивал ее, пытаясь поднять, хватаясь за те места, которые не пристало трогать. Ей это не понравилось. Вовсе. Вспомнилось, как конвоиры пихали ее, когда тащили из ямы.

Самидар ребром ладони нанесла вслепую удар по чему-то жесткому, в ответ услышала громкие ругательства. И только теперь, не без труда, ей удалось освободиться от тумана в голове.

— Тамен! — воскликнула она, узнав наконец своего спасителя. Она посмотрела на то, что он силился всунуть ей в правую руку. Поводья, поняла она. Тамен пытался посадить ее на лошадь. Она бросилась ему на шею, поцеловала в щеку, на которой еще горело пятно — след от ее удара.

— Что ты натворил, старина?

— Помог тебе спастись, — был короткий ответ. — А сейчас полезай на животное и чеши отсюда. Наверняка найдутся свидетели того, как я потрошил тех четверых, и, хотя никто из них не пикнул, их быстрехонько отыщут, не сомневайся. Давай, женщина, мчи!

— Тебе тоже нужно скрыться! — убеждала она. — Ты не можешь теперь оставаться!

— У меня жена, — отрезал он. — Старая карга без единого волоса на голове. Вот почему ты ни разу не видела ее. Но я не могу оставить ее одну. Верю, горожане не сдадут меня, и мы ночью куда-нибудь смоемся. Она не прочь вечерком проветриться, стоит только шляпу надеть.

— Я тебе отплачу, — второпях обещала она, взбираясь на лошадь. — Найду как.

Она заправила под себя юбки так, чтобы кожаное седло не натирало бедра.

— Только поторопись, — велел он. — Никому из нас не по нраву, как эти солдаты обошлись с твоим малышом. Слыхал, что они сожгли крестьянскую ферму днем раньше, и не поверил, пока не увидел, что они с тобой сделали.

— В каждой войне — две стороны, Тамен, — предупредила она его. — Будь настороже и никому не верь. И обязательно скройся сегодня же ночью.

Старик шлепнул лошадь по крупу. Та понеслась по улице, резко взяла за угол так, что Самидар чуть не вылетела из седла. Ухватившись за гриву, она подтянулась, села ровно и направилась к городским воротам. Она решилась оглянуться через плечо. Невероятно, но ни одного солдата не было видно, хотя несколько голов маячило за полузакрытыми окнами.

Она поняла, что этим она обязана Йорулу. Келедцы хоронили своих мертвецов как можно раньше, веруя в то, что, если оставить тело непогребенным до восхода солнца или до заката, душа покойника будет наказывать живых. И конечно же, большинство людей, должно быть, заняты сейчас похоронами. Благодаря Йорулу никто не препятствовал ей на пути. Она усмехнулась этой иронии судьбы.

Самидар проскакала мимо четырех неподвижных тел, сквозь ворота. В последний момент она выбросила руку и ухватилась за конец веревки, на которой ее должны были повесить. Сдернула ее с балки и бросила лежать в пыли на дороге, по которой стремилась прочь.