"Медведь и Дракон" - читать интересную книгу автора (Клэнси Том)

Глава 39 Другой вопрос

– Наш друг не предпринимает никаких действий? – спросил Райли.

– Пока он продолжает свои сексуальные приключения, – ответил Провалов.

– Ты поговорил с этими девушками?

– С двумя сегодня утром. Он щедро оплачивает их услуги, в евро или долларах, и не требует от них ничего «экзотического».

– Приятно слышать, что у него нормальные вкусы, – проворчал агент ФБР.

– Теперь у нас множество его фотографий. Мы установили на его машинах электронные следящие устройства, а также поставили «жучок» на клавиатуре компьютера. Это позволит нам определить его шифровальный ключ, когда он включит компьютер в следующий раз.

– Но пока он не совершил ничего противозаконного, – заметил Райли. Это не было вопросом.

– Да, пока мы следили за ним, – согласился Олег.

– Черт побери, значит, он действительно собирался убить Сергея Головко. В это трудно поверить, парень.

– Поверить действительно трудно, но отрицать это нельзя. И к тому же он делает это по приказу китайцев.

– Это может привести к началу войны, приятель. Крупное гребаное преступление. – Райли сделал глоток водки.

– Да, именно так, Миша. Это самое сложное дело, которым мне приходилось заниматься в этом году. – «Это было, – подумал Провалов, – искусное преуменьшение». Он с радостью вернулся бы к расследованию обычных убийств, таких, когда муж убивает жену за то, что она спит с соседом, или наоборот. Такие преступления, какими бы отвратительными они ни были, всё-таки куда проще, чем расследование этого дела.

– А как он выбирает девушек, Олег? – спросил Райли.

– Он не звонит по телефону. Похоже, что просто идёт в хороший ресторан с хорошим баром и ждёт, когда рядом появится подходящая добыча.

– Гм, а что, если подсунуть ему нашу девушку?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, найдём привлекательную девушку, которая зарабатывает этим на жизнь, проинструктируем её, что она должна говорить, и подставим эту девушку рядом с ним как вкусную муху на крючке. Если он соблазнится ею, может быть, она его разговорит.

– Тебе приходилось когда-нибудь заниматься этим?

– Однажды мы поймали такого умника в Джерси-Сити три года назад. Он любил хвалиться перед женщинами, какой он крутой, как он убивал других парней и тому подобное. Сейчас отбывает срок в тюрьме Рэуей по обвинению в убийстве. Знаешь, Олег, гораздо больше людей попали в тюрьмы благодаря своему языку, чем ты сумел поймать сам. Поверь мне. По крайней мере, у нас так неплохо получается.

– Интересно, продолжают ли по-прежнему работать выпускницы Воробьиной школы? – задумчиво произнёс Провалов.

…Нечестно поступать так ночью, но никто не говорил, что война отличается справедливостью в ходе военных действий. Полковник Бойл находился на своём командном пункте, руководя действиями авиации 1-й бронетанковой бригады.

Подразделение было укомплектовано главным образом «Апачами», хотя в его состав входило и несколько «Киова Уорриер», которые играли роль разведчиков для тяжёлых вертолётов. Целью был германский танковый батальон, расположившийся ночевать в походном лагере после дня наступательных действий. Вообще-то они играли роль русского подразделения – это разыгрывался сценарий НАТО, созданный тридцать лет назад, в 1970-х годах. Тогда вертолётные части были укомплектованы первыми «Хьюи Кобрами» – их боеспособность как летающих крепостей была замечена во Вьетнаме. Это было настоящим откровением. В 1972 году на них установили противотанковые управляемые ракеты TOW, и они оказались настоящими убийцами северо-вьетнамских танков, причём это произошло до того, как вертолёты были оборудованы приборами ночного видения. Теперь бронированные вертолёты «Апач» превратили боевые операции в настоящий спорт, и германские танковые подразделения все ещё пытались придумать способ противостоять им. Даже их собственные приборы ночного видения не могли компенсировать то огромное преимущество, которое имели воздушные охотники.

Появилась идея, которая едва не решила проблему, – накрывать танки термоизолирующими одеялами, чтобы лишить вертолёты возможности ориентироваться по тепловому излучению, с помощью которого они охотились за своей неподвижной добычей. Проблема, однако, заключалась в танковой пушке, которую трудно скрыть, и термоизолирующие одеяла так и не принесли желаемого результата, подобно тому, как покрывало с двуспальной кровати невозможно растянуть на значительно большую кровать «Кинг-сайз». Так что теперь системы лазерной подсветки вертолётов «Апач» «окрашивали» германские «Леопарды» на несколько секунд, что гарантировало попадание противотанковых ракет «Хеллфайр». Германские танки пытались отстреливаться, но неудачно, и на башнях вспыхивали жёлтые огни, означающие «меня подбили». В результате ещё один танковый батальон пал жертвой ударных вертолётов.

– Им следовало разместить ракетные установки класса «земля-воздух» за пределами периметра, – заметил полковник Бойл, глядя на экран компьютера. Вместо этого немецкий полковник попытался отвлечь внимание вертолётов инфракрасными ловушками, но стрелки «Апачей» уже научились отличать их от настоящих танков. По правилам учений, использование танковых макетов было запрещено. В этом случае их было бы труднее отличить от танков – американские макеты почти точно копировали видимые характеристики танка М1, внутри находились источники тепла для того, чтобы ночью ввести в заблуждение головки наведения ракет. Они даже стреляли пиротехническим снарядом Хоффмана в случае попадания ракеты, чтобы создать впечатление настоящего танка. Но эти макеты были изготовлены так хорошо, что их нельзя было отличить от того, что они представляли: или настоящий танк M1, а потому свой, или макет, а следовательно, не привлекающий внимания штурмовых вертолётов. Короче говоря, они годились для использования на поле боя, но были слишком хорошими для учений.

– Командир Пегаса Архангелу, конец связи, – послышалось по цифровому радио. После установки новых систем связи атмосферные помехи не вмешивались в переговоры.

– Архангел Пегасу, – ответил полковник Бойл.

– Сэр, мы закончили учения, целей почти не осталось. У нас потерь нет. Пегас возвращается на базу, конец связи.

– Понял, Пегас. Вы неплохо поработали. Конец связи.

После этого батальон штурмовых вертолётов «Апач» вместе со своими разведчиками «Киова» развернулся и направился к своему аэродрому для разбора полётов и употребления внутрь большого числа кружек пива, которыми отмечали успешный исход операции.

Бойл посмотрел на генерала Диггза.

– Сэр, я не вижу, как можно улучшить действия вертолётного батальона.

– Наши хозяева будут расстроены.

– Бундесвер уже не тот, каким он был раньше. Политическое руководство страны считает, что мир наступил навсегда, и военные придерживаются такого же мнения. Они могли бы поднять в воздух несколько своих вертушек, чтобы помешать атаке, но мои парни отлично владеют искусством воздушного боя. Мы специально готовим их к этому, и мои пилоты хотели бы сами завоевать звание асов. Но дело в том, что их вертолётчики не получают достаточного количества топлива для оперативных тренировок. Лучшие пилоты сейчас на Балканах, ведут наблюдение за движением транспорта на местных дорогах.

Диггз задумчиво кивнул. Строго говоря, проблемы бундесвера не относились к сфере его интересов.

– Полковник, учение прошло хорошо. Прошу передать своим пилотам мою благодарность. Что будет у вас дальше?

– Генерал, завтра нам предстоит технический осмотр и обслуживание матчасти, а через два дня проводим крупное учение по поиску и спасению моими «Блэкхоуками». Приглашаем вас приехать и наблюдать за ходом учений.

– Пожалуй, приеду, полковник Бойл. Я доволен вашими вертолётчиками. До свиданья.

– Спасибо, сэр. – Полковник приложил ладонь к фуражке. Генерал Диггз в сопровождении полковника Мастертона направился к своему «Хаммеру».

– Как твоё мнение, Дьюк?

– Как я уже говорил вам, сэр, полковник Бойл держит своих парней и девушек на постоянной диете из железных гвоздей и живых младенцев.

– Ну что ж, его следующий доклад о состоянии подчинённых частей может принести ему звезду бригадного генерала.

– Командир его «Апачей» тоже действовал хорошо.

– Это верно, – согласился начальник оперативного отдела дивизии. «Пегас» был его сигналом вызова, и этой ночью он сделал несколько серьёзных замечаний. – Что дальше?

– Сэр, через три дня нам предстоят крупные учения, где нашим противником будет «Биг Ред Уан» в Форт-Райли. Наши парни с нетерпением ожидают возможности сразиться с ними.

– Какова готовность дивизии? – спросил Диггз.

– Мы подобрались к девяноста пяти процентам, генерал. Осталось подтянуть совсем немного. Я имею в виду, сэр, чтобы продвинуться дальше, нам потребуется отправить дивизию в Форт-Ирвине или в Тренировочный центр пустыни Негев. Вы можете задать вопрос: достигли мы уровня 10-й бронетанковой или 11-й дивизий? Нет, мы не проводим столько времени в полевых учениях, как эти ребята. – И, подумал он, ни одна дивизия ни в одной армии мира не получает такого количества денег для столь напряжённых тренировок. – Но, принимая во внимание ограничения, с которыми нам приходится мириться, мы вряд ли сможем подготовиться ещё лучше. Полагаю, во время учений мы покажем, что наши парни практически равны им, но больше этого достичь нам не удастся, сэр.

– Думаю, что ты прав, Дьюк. Знаешь, иногда мне хочется, чтобы «холодная война» вернулась обратно – для целей боевой подготовки, по крайней мере. Немцы не дают нам возможности тренироваться так, как мы в то время. А это необходимо, чтобы сделать ещё один шаг вперёд.

– Если только кто-то не выдаст нам билеты чтобы перебросить одну из бригад по воздуху в Калифорнию, – согласился Мастертон.

– Это не случится, Дьюк, – сказал Диггз своему начальнику оперативного отдела. Очень жаль. 1-я бронетанковая была почти готова к тому, чтобы противостоять «Чёрной кавалерии». «За это зрелище можно не жалеть никаких денег», – подумал Диггз. – Как вы отнесётесь к кружке пива, полковник?

– Если генерал угощает, я с радостью помогу ему тратить его деньги, – с улыбкой ответил Дьюк Мастертон, и сержант, сидящий за рулём генеральского «Хаммера», повёз их к офицерскому клубу дивизионных казарм.

– Доброе утро, товарищ генерал, – сказал Гоголь, вытягиваясь по стойке смирно.

Бондаренко чувствовал себя неловко из-за того, что ему пришлось приехать к старому солдату так рано утром, но накануне его предупредили, что старый солдат не тратит понапрасну светлое время дня. Генерал увидел, что это действительно так.

– Вы убиваете волков, – заметил Геннадий Иосифович, глядя на сверкающие шкуры на бревенчатых стенах хижины.

– И медведей, но, после того как позолотишь медвежью шкуру, она становится слишком тяжёлой, – согласился старик, разливая чай для гостей.

– Это поразительно, – проронил полковник Алиев, касаясь одной из оставшихся золотых шкур. Большинство увезли.

– Забава для старого охотника, – сказал Гоголь, закуривая.

Генерал Бондаренко посмотрел на его винтовки, новую австрийскую и старую русскую снайперскую мосинскую винтовку.

– Сколько вы убили из этой? – спросил Бондаренко.

– Волков, медведей?

– Немцев, – объяснил генерал с холодком в голосе.

– Я перестал считать после первых тридцати, товарищ генерал. Это было ещё под Киевом. После этого было гораздо больше. Я вижу, что у нас одинаковые награды, – заметил Гоголь, указывая на Золотую Звезду Героя Советского Союза на груди генерала, которую Бондаренко получил за бои в Афганистане. У самого Гоголя было две таких звезды, одна за бои под Киевом, другую он получил в Германии.

– Вы выглядите, как настоящий солдат, Пётр Петрович, – сказал Бондаренко, поднося к губам стакан, который был, по русскому обычаю, в металлическом подстаканнике – наверно, серебряном.

– Я честно служил в своё время. Сначала в Сталинграде, потом в продолжительном походе до Берлина.

И наверняка шёл все это время пешком, – подумал генерал. Ему довелось встретить немало ветеранов Великой Отечественной войны, теперь почти никого нет в живых. Этот старый солдат смотрел смерти в глаза и плевал в них, привыкший к этому, наверно, благодаря жизни в этих лесах. Он вырос с волками и медведями, как с врагами.

И какими бы жестокими ни были немецкие фашисты, они, по крайней мере, не ели тебя. Вот так он и привык ставить на карту свою жизнь, спокойно и бесстрашно. Ничто не может заменить это, никакая армейская подготовка. Самые способные – несколько человек – узнали, как бороться с врагами, и один из этих счастливцев сумел пережить войну. У Петра Петровича была тяжёлая жизнь. Солдаты могут восхищаться своими снайперами, могут ценить и мастерство, но вы никогда не скажете «товарищ» человеку, который охотился за людьми, как за дикими животными, – потому что на другой стороне фронта мог оказаться другой человек, который охотился за тобой. Из всех врагов это был человек, которого вы ненавидели и боялись больше всего, потому что, глядя в снайперский прицел, он видел живого человека, видел его лицо и забирал его жизнь в качестве намеренного акта убийства, даже видя в телескопический прицел, как пуля попадает ему в лицо. «Гоголь был одним из них, – подумал генерал, – охотником за людьми. И скорее всего ни минуты не думал об убитых им людях». Некоторые люди рождаются убийцами, и Пётр Петрович Гоголь был одним из них. С армией в несколько сотен тысяч таких людей генерал мог бы завоевать весь мир, но такие люди встречались очень редко…

«…и, может быть, это хорошо», – подумал Бондаренко.

– Вы не могли бы навестить меня в моей штаб-квартире, когда вам будет удобно? Мне хотелось бы поужинать с вами и послушать ваши рассказы.

– А это далеко?

– Я пришлю за вами свой персональный вертолёт, сержант Гоголь.

– А я привезу вам позолоченного волка, – пообещал охотник своему гостю.

– Мы найдём для него самое почётное место. Спасибо за чай. Сейчас мне нужно улетать и заниматься своей армией, но не забудьте про моё приглашение поужинать вместе, сержант Гоголь. – Последовали рукопожатия, и генерал уехал со своими спутниками.

– Мне не хотелось бы иметь такого противника на другой стороне линии фронта, – заметил полковник Алиев, когда они поднялись внутрь вертолёта.

– В нашей армии есть школа снайперов?

– Да, генерал, но она практически бездействует.

Бондаренко повернулся к полковнику.

– Пусть действует, Андрей! Мы пригласим Гоголя, чтобы он приехал и учил молодёжь, как это делается. Он обладает бесценным качеством. Люди, подобные ему, составляют душу армии. Наша работа заключается в том, чтобы командовать солдатами, говорить им, куда двигаться и что делать, но именно солдаты воюют и убивают. Так вот, наша задача подготовить их должным образом и снабдить всем необходимым. А когда они станут слишком старыми, они будут учить молодёжь, пусть молодые солдаты видят героев, к которым они могут прикоснуться и с которыми могут поговорить. Как, чёрт возьми, Андрей, мы смогли забыть об этом? – Генерал покачал головой, когда вертолёт начал подниматься вверх.

Грегори вернулся в свой номер отеля и принёс триста страниц технической документации, с которой нужно ознакомиться. Он доедал чипсы, запивал их кока-колой и думал. В этом уравнении было что-то неладно, но он никак не мог ткнуть пальцем в ошибку. Военно-морской флот испытал свою ракету «Стэндард-2-ER» против всех возможных угроз, главным образом на компьютере, но также и против настоящих целей на атолле Кваджелейн. Испытания прошли успешно, но ни разу не проводилось испытания против настоящей боеголовки межконтинентальной баллистической ракеты. Таких ракет было просто недостаточно. Использовались главным образом устаревшие «Минитмены-П ICBM», которые были давно сняты с вооружения. Ракеты запускали из испытательных шахтных установок на базе ВВС Ванденберг в Калифорнии, но их тоже почти не осталось. Россия и Америка утилизировали все свои баллистические ракеты, и это было реакцией на ядерный взрыв, произведённый террористами в Денвере[70], и угрозу ещё более ужасающих последствий, которых удалось избежать каким-то чудом. Переговоры о полном уничтожении ядерных ракет – последние были утилизированы в присутствии публики за несколько дней до того, как японцы исподтишка атаковали Тихоокеанский флот США, – прошли настолько быстро, что о множестве других малозначительных вопросов попросту забыли, и только позднее было принято решение использовать «запасные» стартовые установки, на существование которых как-то не обратили внимания, для испытания противоракетных устройств. Каждый месяц русский офицер проверял американские противоракетные установки в Ванденберге, и американский офицер вёл подсчёт русских установок в Плесецке. Велось наблюдение и за испытаниями систем противоракетной обороны, но эта сфера считалась в основном чисто теоретической. Как Америка, так и Россия сохранили значительное количество ядерных боеголовок, которые легко устанавливались на крылатые ракеты. Немало этих ракет обе стороны также сохранили по обоюдному согласию. Ядерные боеголовки можно установить на крылатые ракеты и запустить их за пять часов вместо тридцати четырех минут, но цели будут всё равно уничтожены.

Работа над противоракетной обороной была перемещена на театры возможных военных действий с использованием против ракет малого радиуса действия, таких, как вездесущие «Скады», и русские, несомненно, сожалели, что произвели такое большое количество этих ракет. Ещё больше они сожалели о том, что продали их слаборазвитым странам, которые были неспособны даже создать один приличный дивизион для запуска этих ракет, но любили тем не менее показывать эти модернизированные ракеты V-2, спроектированные ещё в конце Второй мировой войны, у себя на парадах. Зрелище этих железных труб производило впечатление на зрителей, собирающихся на тротуарах.

Однако новые усовершенствованные установки «Патриот» и русские «С-300» практически ликвидировали угрозу со стороны «Скадов». Кроме того, системы «Иджис» на кораблях ВМС тоже были испытаны против них и показали хорошие результаты. Правда, подобно ракетам «Патриот», ракеты ВМС «Стэндард» являлись фактически оружием ближней защиты с чертовски небольшой площадью обороны, вместо важных двадцати квадратных морских миль. Короче говоря, приходилось сожалеть о том, что так и не удалось решить проблему мощных лазерных пучков, работающих на принципе свободных электронов. Такие установки могли бы защитить все побережье, если бы только… «Если бы у моей тёти были яйца, она была бы моим дядей», – подумал Грегори. Велись разговоры о создании химического лазера и его установке на борту модернизированного «Боинга-747», который, вне всякого сомнения, уничтожил бы баллистическую ракету в момент её запуска, но, чтобы осуществить это, «Боинг-747» должен находиться относительно близко к пусковой установке, а это был всего лишь ещё один вариант защиты театра боевых действий, и он не имел стратегического значения.

Зато у системы «Иджис» были многообещающие возможности. Радиолокационная система «СПАЙ» была первоклассной, хотя компьютер, управляющий ею, являлся верхом технологии 1975 года – существующий сейчас ноутбук «Эппл Макинтош» превосходил его на три добрых порядка во всех категориях тактико-технических данных. Но проблема перехвата боеголовки баллистической ракеты заключалась не в вопросе расчёта скорости приближающейся боеголовки, а в кинетической энергии, необходимой для её уничтожения. Для этого требовалась антиракета, способная оказаться в нужный момент в нужном месте. Но даже это не являлось великим достижением инженерной мысли. Настоящую работу проделали ещё в 1959 году, когда была создана ракета «Найк-Зевс», переименованная затем в «Спартан» и оказавшаяся весьма многообещающей. Однако после заключения договора с Советским Союзом в 1972 году эта ракета была снята с вооружения, так же как и система «Сейфгард», не достигшая даже начала испытаний. Дело в том, что появление технологии MIRV[71] сделало бесполезной всю концепцию противоракетной обороны. Для того чтобы уничтожить множество самонаводящихся боеголовок (что было почти неосуществимо), требовалось уничтожить саму ракету-носитель во время фазы запуска, и сделать это над вражеской территорией. В этот момент у межконтинентальной баллистической ракеты действует всего лишь примитивная система постановки на взвод, и взрыв ракеты-носителя в этот момент сожжёт все окружающее пространство на своей территории. Метод борьбы с этим был разработан в Национальной лаборатории Лоуренса – Ливермор и носил название «Сверкающие камешки». Хотя этот метод не подвергся полномасштабному испытанию, его технология была очень простой. Попадание даже простой спички, летящей со скоростью пятнадцать тысяч миль в час, полностью уничтожит ракету. Но это никогда не произойдёт. Попытка финансировать и развернуть такую систему скончалась вместе с пусковыми установками баллистических ракет. Об этом можно только пожалеть. Такая система стала бы огромным технологическим достижением – но сегодня от неё мало практической пользы.

КНР сохранила свои межконтинентальные баллистические ракеты в шахтных пусковых установках, но их было не больше десяти, а это резко отличалось от полутора тысяч ракет, нацеленных Советским Союзом на Америку. У китайцев был один подводный атомный ракетоносец, но Грегори считал, что главнокомандующий Тихоокеанским театром сможет уничтожить его, если возникнет такая необходимость. Даже если такой ракетоносец будет пришвартован к пирсу, одна «умная» бомба весом в две тысячи фунтов покончит с ним раз и навсегда, а у ВМС имеется множество таких бомб.

Итак, – подумал он, – предположим, что КНР по-настоящему рассердится на Тайвань, а ВМС послали туда крейсер с системой «Иджис», который пришвартовался в порту к пирсу, чтобы дать возможность своим матросам разойтись по барам, напиться и подобрать по шлюхе. И в этот самый момент хмыри в Пекине решат нажать на кнопку пуска одной из своих межконтинентальных баллистических ракет. Как избежать того, чтобы американский крейсер не превратился в раскалённый слиток металла, и, между прочим, сохранить в живых население Тайбея?..

Ракеты SM-2-ER имеют почти достаточно необходимых ингредиентов, чтобы предотвратить эту угрозу. Если ракета нацелена на то место, где стоит крейсер, расстояние не будет проблемой. Вам нужно всего лишь послать перехватчик по тому же направлению, потому что, по сути дела, траектория снижения боеголовки не меняется ни на йоту, и вам требуется только сделать так, чтобы ракета класса «корабль-воздух» оказалась в том же месте – точке X, – в которой окажется боеголовка в момент Y. Компьютер системы «Иджис» может вычислить, где и когда будет находиться эта точка, а ведь вам совсем необязательно попадать пулей в пулю. Боеголовка имеет диаметр примерно в метр, а зона поражения при взрыве боеголовки ракеты «корабль-земля» равняется… трём метрам в поперечнике? Пяти? Может быть, даже восьми или десяти?

Предположим, зона поражения равняется восьми метрам, рассуждал Грегори. Является ли ракета «корабль-воздух» достаточно точной? В абсолютных цифрах, пожалуй. У неё значительные по размерам контрольные поверхности, и запуск для пересечения полёта реактивного самолёта – для чего ракета и предназначена – должен принять во внимание манёвренность самолёта. Пилоты предпринимают самые отчаянные манёвры, чтобы избежать попадания ракеты, так что восьмиметровый шар поражения будет, вероятно, достаточно большим, чтобы перехватить летящую боеголовку, если исходить из соображений чистой геометрии.

Но вопрос заключается в скорости. Грегори достал ещё одну банку кока-колы из мини-бара гостиничного номера и снова сел на кровать, чтобы вычислить, насколько сложной является эта задача. Снижающаяся боеголовка на высоте сто тысяч футов будет лететь со скоростью примерно шестнадцать тысяч миль в час, 23 тысячи 466 футов в секунду, 7 тысяч 150 метров в секунду, то есть в восемь раз быстрее пули. Это огромная скорость. Примерно с такой же скоростью распространяются раскалённые газы при взрыве бризантного взрывчатого вещества. Можно расположить летящую боеголовку рядом с тонной тринитротолуола в тот момент, когда произойдёт взрыв ТНТ, и раскалённые газы не смогут догнать летящую боеголовку. Такова скорость боеголовки, приближающейся к цели.

Таким образом, боеголовка ракеты «корабль-воздух» должна взорваться до прибытия в точку встречи с боеголовкой баллистической ракеты. Насколько раньше – это простое математическое уравнение, заключающееся в том, на каком расстоянии должен сработать взрыватель боеголовки ракеты-перехватчика при сближении с боеголовкой баллистической ракеты. В этом простом математическом уравнении самым важным переменным является взрыватель сближения, решил Грегори. Он не знал, что ошибается в этом, не видел, что упустил нечто важное, и продолжал расчёты. Запрограммированный момент для срабатывания взрывателя на расстоянии от цели, измеряемой лазерным лучом, кажется менее сложным, чем он думал прежде. Ну что ж, это хорошая новость.

В этот день Фанг снова приехал на работу раньше обычного. Накануне вечером ему позвонили домой, и потому он решил приехать для этой встречи пораньше. Это удивило его персонал. Девушки только начали располагаться на своих местах, когда вошёл министр. Он не выглядел раздражённым из-за того, что нарушена раз навсегда установленная рутина. В конце концов, они не виноваты, и вели себя тихо. Это не стало для него причиной недовольства и не вызвало искусственной ярости.

Минг печатала статьи, скачанные ею из Интернета. Она выбрала материалы, которые, по её мнению, представят интерес для министра, особенно статью из «Уоллстрит Джорнэл» и ещё одну из «Файненшиэл Ныоз». Обе статьи говорили о том, что, как подумала Минг, могло быть причиной раннего приезда министра. В 9.20 он должен был встретиться с Рен Хи-Пингом, промышленником, к которому министр относился дружелюбно. Худой пожилой мужчина выглядел расстроенным – нет, решила она, – обеспокоенным чем-то.

Она подняла трубку телефона, чтобы спросить разрешения у министра, затем встала и проводила промышленника во внутренний кабинет. Потом она быстро вышла, чтобы принести утренний чай, который ещё не успела приготовить для своего босса.

Минг вернулась в кабинет меньше чем через пять минут, держа в руках изящный поднос с чашками из тончайшего фарфора. Она поставила утренний чай перед обоими мужчинами с элегантностью, за которую её поблагодарил министр, затем вышла из кабинета. Она заметила, что пребывание с её министром не улучшило настроение Рена.

– В чем твоя проблема, Рен?

– Через две недели я буду вынужден уволить тысячу моих рабочих, Фанг.

– Вот как? Почему, мой друг?

– У меня деловые отношения с американской фирмой, её название «Баттерфляй». Они продают модную одежду богатым американским женщинам. Моя фабрика недалеко от Шанхая изготовляет текстиль, а другая фабрика в Енченге шьёт одежду. Затем мы посылаем товары в Америку и в Европу. У нас были отличные деловые отношения с фирмой «Баттерфляй», обе стороны удовлетворены бизнесом, выгодным как для нас, так и для них.

– Тогда почему возникли трудности?

– Фанг, «Баттерфляй» только что разорвала контракт стоимостью в сто сорок миллионов долларов. Они сделали это безо всякого предупреждения. Всего неделю назад они говорили нам, что довольны нашей продукцией. Мы вложили большие деньги в контроль качества производства, чтобы быть уверенными, что они и дальше будут торговать с нами, – но теперь они бросили нас, как собаку на улице.

– В чем причина такого поведения американцев, Рен? – спросил министр Фанг, боясь услышать ответ.

– Наш представитель в Нью-Йорке сообщил нам, что причиной является гибель двух священников. Он говорит, что у фирмы не было выбора. Перед магазином «Баттерфляй» в Нью-Йорке проходят демонстрации, и демонстранты никого не пускают внутрь. Он говорит, что «Баттерфляй» не может торговать с нами, опасаясь разорения.

– Разве у вас нет контракта с ними? Разве они не обязаны выполнять оговорённые в нём условия?

Рен кивнул.

– Теоретически да, но бизнес – это практическая вещь, министр. Если они не могут продавать наши товары, то не смогут и закупать их у нас. Банки откажут им в финансировании – ведь банкиры дают им деньги, надеясь получить их обратно, правда? Контракт содержит пункт, освобождающий стороны от обязательств в случае форс-мажора. Можно обратиться в суд, но потребуются годы, и мы скорее всего проиграем иск. Кроме того, это оскорбит остальные фирмы в этой промышленности, и тогда мы не сможем продавать наши товары в Нью-Йорке. Так что в практическом смысле наше положение безвыходно.

– Но ведь это, наверно, лишь временное затруднение? Пройдёт время, и все уладится.

– Фанг, у нас деловые отношения и с Европой, с домом мод д'Альберто, его тенденциями руководствуются остальные европейские дома мод. Они тоже разорвали контракт с нами. Оказывается, итальянский кардинал, которого убил наш полицейский, принадлежал к могущественной и влиятельной семье. Наш представитель в Италии сообщил нам, что в течение некоторого времени ни одна китайская фирма не сможет торговать на Аппенинском полуострове. Иными словами, министр, этот «неприятный инцидент» со священниками будет иметь весьма серьёзные последствия.

– Но ведь этим людям нужно покупать где-то текстиль? – возразил Фанг.

– Действительно, им это необходимо. Они делают закупки в Таиланде, Сингапуре и Тайване.

– Неужели это возможно?

Рен печально кивнул.

– Вполне возможно. Источники сообщили мне, что эти страны заняты сейчас тем, что вступают в контакт с нашими бывшими деловыми партнёрами, чтобы «ликвидировать слабину», как говорят они. Видите ли, правительство Тайваня пустило в ход энергичную кампанию, направленную на то, чтобы американцы отличали их от нас, и создаётся впечатление, что эта кампания весьма успешна и приносит впечатляющие результаты.

– Ну что ж, Рен, вы обязательно найдёте других покупателей для ваших товаров, – уверенно высказал предположение Фанг.

Но промышленник покачал головой. Он так и не прикоснулся к своей чашке, а его глаза походили на раны в каменной голове.

– Министр, Америка является самым большим рынком в мире для таких товаров, и скоро, по-видимому, она закроется для нас. За ней следует Италия, и эта дверь тоже захлопнулась. Париж, Лондон, модные дома Дании и Вены даже не отвечают на наши телефонные звонки. Мои представители вступили в контакт со всеми потенциальными рынками сбыта, и все они говорят одно: никто не желает иметь дела с Китаем. Только Америка может спасти нас, но Америка не хочет пойти на это.

– Сколько это будет стоить вам?

– Как я уже говорил, сто сорок миллионов долларов потери от разрыва с фирмой «Баттерфляй» и такая же сумма от наших других американских и европейских партнёров.

Фангу не понадобилось долго думать, чтобы вычислить, какую сумму теряет правительство КНР.

– Ваши коллеги?

– Я говорил с несколькими. У них те же новости. Трудно придумать худшее время. Мы говорим о миллиардах долларов, министр. Миллиардах, – повторил он.

Фанг закурил сигарету.

– Понятно, – сказал он. – Что нужно сделать, чтобы исправить создавшуюся ситуацию?

– Предпринять что-то, чтобы Америка успокоилась и её мнение о нас изменилось. Я имею в виду не только правительство, но и американских граждан.

– Это действительно так важно? – устало спросил Фанг. Он слышал эту чепуху уже так много раз, её произносили такие разные голоса.

– Фанг, в Америке люди могут покупать одежду в огромном количестве магазинов и у огромного количества производителей, у самых разных торговцев. От выбора покупателей зависит, кто добьётся успеха и кто разорится. Это в особенности относится к женской одежде, потому что женские моды неуловимы как дым. Нужно совсем немного, чтобы компания, занимающаяся производством женской одежды и торгующая ею, разорилась. В результате такие компании очень неохотно идут на добавочный и ненужный риск. Деловые отношения с Китайской Народной Республикой сейчас, сегодня, они рассматривают именно как ненужный риск.

Фанг глубоко затянулся табачным дымом и задумался. По сути дела, в словах Рена не было ничего нового, министр знал это, знал рассудком, но не придавал особого значения.

Америка – другая страна, и в ней действуют другие правила. А поскольку Китаю требовались американские деньги, он должен подчиниться этим правилам. Это не политика. Это просто практическая сторона жизни.

– Итак, что ты хочешь от меня?

– Прошу тебя, пожалуйста, скажи своим соратникам-министрам, что это может означать для нас финансовое разорение. Это, несомненно, угрожает моей промышленности, а мы являемся ценным достоянием нашей страны. Мы приносим валюту в Китай. Если вы хотите тратить принесённые нами деньги в других областях экономики, вы должны обращать внимание на то, что нам нужно, чтобы дать вам эти деньги. – Рен умолчал о том, что он и его товарищи-промышленники являются теми, кто делает возможным осуществление экономических (а следовательно, и политических) планов Политбюро. По этой причине Политбюро должно иногда прислушиваться к их мнению. Однако Фанг знал, что ответит Политбюро на такую просьбу. Лошадь может тащить за собой телегу, но вы не спрашиваете у лошади, куда она хочет идти.

Такой является политическая реальность в КНР. Фанг знал, что Рен объехал весь мир, что у него значительное личное состояние, которое Политбюро милостиво разрешило ему накопить, и, что, наверно, более важно – он обладает разумом и энергией, которые позволят ему добиться процветания в любой стране мира. Фанг также знал, что Рен может улететь на Тайвань и получить там финансирование, чтобы построить фабрику, на ней будут работать люди, выглядящие как китайцы и говорящие на китайском языке. Там он увеличит своё состояние и к тому же станет политически влиятельным человеком. Но самое главное заключалось в том, что Рен тоже знает это. Пойдёт ли он на такой шаг?

Скорее всего, нет. Он китаец, гражданин континентального Китая. Это его страна, и у него нет желания покинуть её. В противном случае он не пришёл бы сейчас к нему, объясняя ситуацию министру, – пожалуй, Киан Кун тоже прислушается к нему. Рен является патриотом, но не коммунистом. Какая это странная двойственность…

Фанг встал. Беседа затянулась.

– Я сделаю это, мой друг, – сказал он своему гостю. – И сообщу тебе о результатах.

– Спасибо, товарищ министр. – Рен поклонился и вышел из кабинета. Настроение у него не улучшилось, но, по крайней мере, кто-то согласился выслушать его. Непросто ожидать этого от членов Политбюро.

Фанг опустился в кресло и закурил новую сигарету. Затем он протянул руку к чашке чая и задумался на пару минут.

– Минг! – громко позвал он. Через семь секунд – он засёк время по часам – она вошла в кабинет.

– Слушаю, товарищ министр.

– Какие статьи с новостями ты приготовила для меня? – спросил он. Секретарша исчезла ещё на несколько секунд и вернулась, держа в руках несколько листов бумаги.

– Вот, товарищ министр. Я их только что отпечатала. Вот эта статья может показаться вам особенно интересной.

«Эта статья» была первой страницей «Уолл-стрит Джорнэл». Она называлась «Крупные перемены в китайском бизнесе?». Знак вопроса был чисто риторическим, увидел министр, прочитав первый параграф. Рен был прав. Ему придётся обсудить эту проблему с остальными членами Политбюро.

Проверка качества танковых стрельб была для Бондаренко не менее важным событием.

На вооружении танковых бригад состоял новейший вариант тяжёлого танка Т-80 УМ. Он уступал тяжёлому танку Т-99, который только что начали производить, но у него, однако, была неплохая система управления огнём, и этим он превосходил предыдущие модели.

Танковое стрельбище было простым до предела. Цели, расположенные на заранее известных фиксированных расстояниях, представляли собой большие белые картонные панели с нарисованными на них чёрными танковыми силуэтами. Многие наводчики ни разу не стреляли боевыми снарядами после окончания танкового училища – таков был уровень подготовки в Российской армии. Ярости генерала не было предела.

Оказалось, что ярость может быть ещё большей. Бондаренко наблюдал за стрельбой одного танка, который вёл огонь по цели, расположенной в тысяче метров. Для стрельбы из танка такое расстояние равносильно плевку, но на его глазах сначала первый, потом ещё два трассирующих снаряда не попали в цель, не долетев до неё. Наконец четвёртым выстрелом цель была поражена – снаряд попал в верхний правый угол. Добившись такого успеха, танк переключился на стрельбу по другой цели, на расстоянии тысяча двести метров, и дважды промахнулся, зато третий снаряд попал в самую середину нарисованного танка.

– Совсем неплохо, – заметил полковник Алиев, стоящий рядом.

– Если не считать, что танк вместе с экипажем взорвался девяносто секунд назад, – ответил генерал, сопроводив замечание грубым ругательством. – Вам приходилось видеть, что происходит, когда взрывается танк? От экипажа ничего не остаётся, кроме жареного мяса. Причём очень дорогого жареного мяса.

– Они впервые ведут огонь из танков, – сказал Алиев, надеясь успокоить своего босса. – У нас ограниченное количество учебных снарядов, и они не такие точные, как боевые.

– Сколько у нас боевых снарядов?

Алиев улыбнулся.

– Миллионы. – У них было фактически несколько складов, до предела наполненных боевыми танковыми снарядами, произведёнными в семидесятых годах.

– Тогда распорядитесь выдать всем танкам боевые снаряды, – приказал генерал.

– Москве это не понравится, – предостерёг Алиев.

– Я приехал сюда не для того, чтобы кому-то нравиться, Андрей Петрович. Моя задача – защищать страну. – Наступит время, и он встретится с идиотом, который приказал заменить заряжающего танкиста автоматической системой подачи. Эта система действовала медленнее человека, и в результате в экипаже танка стало меньше на одного танкиста, который мог бы помочь исправить повреждение. Неужели инженерам так и не пришло в голову, что танки действительно будут вести огонь в настоящем бою? Нет, этот танк был спроектирован без учёта мнения военных, как и все остальное советское вооружение. Это, по-видимому, и объясняло, почему так много боевых механизмов выходило из строя – или, что ещё хуже, наносило урон тем, кто пользовался ими. Подобно тому, как топливный бак разместили внутри БТР. Как им не пришло в голову, что член экипажа может выскочить из повреждённой машины и при этом даже уцелеть, чтобы продолжать бой в качестве пехотинца? Уязвимость танков было первым, что узнали афганцы о советских моторизованных войсках… и сколько русских парней сгорели из-за этого? Ничего, – подумал Бондаренко, – теперь у меня новая страна, у России всегда были талантливые инженеры, и через несколько лет у нас появится вооружение, достойное солдат, которые сражаются с этим оружием в руках. – Андрей, есть в нашей армии хоть что-то исправное?

– Именно поэтому мы и проводим учения, товарищ генерал. – У Бондаренко была репутация требовательного командира, который старается найти решение проблем, а не сами проблемы. Начальник его оперативного отдела считал, что Геннадий Иосифович подавлен огромными размерами трудностей, но говорит себе, что, какой бы огромной ни была проблема, она должна состоять из множества маленьких, которые можно решать одну за другой. Стрельба на танковом полигоне сегодня была отвратительной. Однако через неделю качество стрельбы заметно улучшится, особенно если раздать экипажам боевые снаряды вместо учебных. Настоящие «пули», как танкисты неизменно их называли, давали им возможность почувствовать себя настоящими мужчинами, а не школьниками со своими учебниками. Это имело большое значение, и, подобно многим переменам, которые вводил его новый босс, в этом был здравый смысл. Через две недели они снова будут инспектировать танковое стрельбище, и на этот раз там будет гораздо больше попаданий, чем промахов.