"Принц Волков" - читать интересную книгу автора (Кринард Сьюзен)

Глава 20

Как и предсказывал Коллье, следующие несколько дней Люк провел в обличье волка, его тело заживало медленно. Все это время Джой чисто механически продолжала топить в хижине, готовить и заботиться о Люке, находясь в состоянии холодной, сокрушительной опустошенности. Люк и был, и не был здесь: весь первый день он проспал, подергиваясь в агонии сновидений, на второй – поднял голову и глазами задал немой вопрос, на который она не знала, как ответить.

На третий день он, шатаясь, вышел на заснеженную улицу и, прихрамывая, вернулся обратно, чтобы лечь перед огнем и пристально смотреть и смотреть на нее, пока она в отчаянии не отвернулась. Она не хотела заглядывать так глубоко, боясь увидеть собственную ужасную уязвимость и неосознанную беспомощность, которой он воспользовался.

Холодными, одинокими днями она сотни раз прокручивала в голове, что скажет ему, как ранит его, так же, как он ранил ее. Использовал ее. Когда он смотрел на нее своими волчьими глазами, она хотела выть от гнева, чувства потери и предательства, хотела ударить его, зная, что он беспомощен, чтобы ответить, беспомощен, чтобы действовать.

Но по ночам она видела сны. Ей снились прикосновения Люка и его медленная улыбка, его ласки, заставляющие ее пылать. Вначале сна это всегда казалось правильным, так, как это было после Валь–Каше: бесконечным, великолепным подарком без бремени прошлого и будущего. А затем сон менялся: она смотрела в его глаза и вспоминала тот момент, когда он овладевал ее мыслями, так же, как овладевал телом. «Ты не оставишь меня, Джой». Его голос, резкий и жесткий, звучал все сильней и сильней. Его глаза затягивали все больше и больше и отрывали от всего, что она знала, от всего, что она думала, было настоящим. Он крал ее у самой себя настолько всецело, что все, за что ей оставалось держаться, был сам Люк.

– Люк! – она замолотила руками, пытаясь оттолкнуть его, и ладони зашлепали по плоти, такой очевидной и неоспоримой, что это пробудило ее ото сна. Он был теплым, сильным и в человечьем обличье, когда она открыла глаза. Он во весь рост вытянулся рядом с ней на диване, на котором она спала каждую ночь и, несомненно, не был сновидением. Облегчение заполнило ее, когда она вдохнула его запах и ощутила его каждым дюймом своего тела.

– Джоэль, – тихо вымолвил он. Она почувствовала, что он поднял руку, чтобы погладить ее щеку, и закрыла глаза, протестуя против нежного вторжения его пристального взгляда. – Это был всего лишь сон, Джой.

Её била дрожь, его ласковые слова стали катализатором, который разрушил краткий и хрупкий миг счастья.

– Да. Всего лишь сон.

Она попыталась оттолкнуть его, но он держал её сильно, пододвигаясь и не выпуская, шевеля волосы своим теплым дыханием.

– Джоэль, – сказал он снова, нежно произнося ее имя. – Ты держишься таким молодцом, – он пропустил её волосы через свои пальцы и потерся лицом о прядь её волос. – Я думал, что потерял тебя.

Сердце Джой ёкнуло.

– Потерял меня! – сказала она отдаленным слабым голосом. Понимает ли он, в действительности, то, что наделал, и то, что она, наконец, все знает?

– Я думал, что умер, – пробормотал он в её волосы. – Я был бы мертв, – он отодвинул ее лицо и схватил её голову обеими руками, вынуждая смотреть в его глаза. – Моя храбрая Джой, ты спасла меня. – Казалось, ему не хватает слов, Джой заставила себя посмотреть ему в глаза и увидела в них подозрительный блеск. – Твоя храбрость поражает меня.

Она попыталась тряхнуть головой, но он держал её в своих больших ладонях, поглаживая пальцами контуры её лица, как будто видел и чувствовал его впервые. Его суровое лицо было расслабленным и ранимым, обнажая его потребность в ней. Невозможно ненавидеть, невозможно не любить. Она пыталась остановить предательскую дрожь, подрывающую ее решительность, внутренние противоречия вызвали бесполезные слезы, и он наклонился, чтобы поймать их своим языком.

Это уж было слишком. Волна накрыла и поглотила ее с головой, она приблизила свой рот к его губам и приняла его поцелуй с той же жадностью, с которой он его предложил.

– Ты жив, – прошептала она прямо в его твердые, требовательные губы.

Казалось, что это простое утверждение разом выпустило на волю все слезы. Она рыдала, а он целовал её рот, подбородок, щеки, шею, он притянул её к себе так, будто хотел ощутить внутри себя.

– Ты спасла меня, Джой, – выдохнул он. – Ты меня спасла.

Возбуждение вспыхнуло между ними, как электрический ток, который растопил ледяные стены сердца Джой. Она чувствовала Люка – чувствовала его, чувствовала вместе с ним, знала его радость и его крайнюю потребность в ней. Внезапно перестали существовать все барьеры, их тела стали всего лишь оболочками, которые можно было легко отбросить. Это было то, что она знала до того, как почувствовала его боль, сейчас это была ослепляющая радость и такая яркая целостность, что она осветила всю темноту отчаяния.

Джой прислонилась к Люку и глубоко вздохнула, снова возвращаясь на землю. Сияние исчезло, но оставило после себя след, как будто она смотрела на солнце. Связь между ними все еще была. Неизбежная, необъяснимая, бесспорная. Она подперла головой его подбородок и положила ладони ему на грудь, ощущая его сердцебиения.

Спустя мгновение Люк поймал ее руки и одну за другой поцеловал их, на его лице было столь явное удивление, что Джой почти потерялась в его глазах. Она быстро и решительно заморгала.

– Ты настоящая, Джой? – прошептал Люк, положив ладонь ей на щеку. – Ты на самом деле существуешь?

Он не стал ее удерживать, когда она повернула голову и прислонилась к его плечу. Его руки снова сомкнулись вокруг нее.

«Ищи правду в своем сердце», – говорил Коллье. Она зажмурилась так сильно, что вспыхнули красные искры.

Тишина вокруг была настолько глубокой и абсолютной, что Джой провалилась в нее, за физические границы, очерченные объятиями Люка, сквозь тихое дрожание их эмоциональной связи, которая пыталась заблокировать ее проход в глубину, в сердцевину того, кем она была.

Пустота. Пустота всасывала ее, и Джой изо всех сил пыталась освободиться от нее. Сердцевина ее существа была черной пустотой. Выше было обещание света, сильная рука Люка, протянутая вниз, чтобы схватить и вытянуть ее наверх. На ослепительный свет, который был точно так же смертельно опасен, так как превращал ее всего лишь в тень, в слабое отражение мужчины, от которого исходило это сияние. Любое из двух направлений было неверным, ужасно ошибочным и вело либо к знакомой ноющей пустоте одиночества, либо к потере самой себя.

Раньше Люк заполнял эту пустоту. Он не спрашивал ее, хотела ли она света, он просто заполнил им ее разум и душу так, что там не оставалось тьмы. И в отсутствии тьмы не было ни контраста. Ни смысла. Ни правды. Ни самой себя.

Она только знала, как сильно дрожало ее тело, когда Люк заключил ее в свои объятия, возвращая себе обратно. Она смотрела в его глаза, словно сквозь темный щит, через который он не мог проникнуть.

– Джой? – спросил он, при этом его пальцы напряглись на ее руках.

С крайней осторожностью, Джой оттолкнула свет, что пульсировал между ними. Она почувствовала, как связь сжалась в хрупкую нить, и Люк дернулся, мускулы на его голой груди, казалось, перекатываются под загорелой кожей. Зрачки его бледных глаз сузились от шока. Это было так, будто она ударила его, она почувствовала, как удар рикошетом возвращается обратно к ней, так же, как чувствовала боль и радость Люка. Она отклонила его и снова оттолкнула. Пустота вернулась, чтобы поглотить ее; крошечное смертоносное зернышко льда, заронившееся в ее сердце, когда она трансформировалась – когда обнаружила его предательство – уверенно разрасталось вместе с принятым решением.

Она вынудила себя не обращать внимания на ошеломление и неприкрытое замешательство на его лице.

– Это неправильно, Люк, – сказала она. Маленькая частичка Джой была оглушена ледяной холодностью ее голоса. Она высвободила руку из его ослабевших пальцев. – Слишком поздно.

С большого расстояния она наблюдала, как меняется выражение его лица. Не полностью дошло, еще нет.

– Разве ты не понимаешь, Люк? Я знаю, что ты сделал.

Пустота переместилась внутри нее, впервые она собрала свои гнев, страх, обиду в один твердый узел и вытолкала его наружу, по хрупкой нити, что связывала их. Это был внезапный, ослепляющий шок, который ударил его, и Джой пошатнулась, чувствуя отголосок этого на себе.

Он резко, удивленно вскрикнул от боли. Она застыла в его глазах, когда Джой заглянула в них.

– Ты думаешь, все прекрасно, все находится под твоим полным контролем, – тихо сказала она. Выматывающие волны страданий до слез хлестали ее снова и снова, подобно реальным пощечинам. – Ты ошибаешься, Люк. Когда я трансформировалась – когда я спасла твою жизнь – я вырвалась. Я избавилась от твоего влияния. Я поняла, что ты сделал со мной.

Понимание пронзило пустой от шока взгляд Люка.

– Нет, – задохнулся он. Отрицание и первые признаки реакции.

– Да, – Холодность начала таять в жаре гнева. Ослепление, всепоглощающий гнев. Неистовство, соединенное огнем одиночества и страха, подпитываемого потерей за потерей. – Должно быть, это было очень легко для тебя, когда я не знала, что происходит. Легко и удобно – заставить меня забыть все, кроме тебя, – голос, не похожий на ее собственный, раздавался как резкий, чужеродный звук. – Ты допустил одну маленькую ошибку, Люк. Ты недооценил меня. Ты помог мне вырваться на свободу, научив меня тому, кто я есть.

Казалось, что гнев живет своей собственной жизнью, и Джой больше не могла контролировать его, когда попыталась унять колотящееся сердце и острую потребность заставить его осознать свою ошибку. Это полностью поглотило ее так, что все, что она могла видеть, были вспыхивающие искорки в темноте. Это ослепление не позволило ей увидеть внезапную перемену в Люке, момент, когда его удивление уступило место холодной решимости.

– Остановись, Джой, – голос казался таким же далеким, как ее собственный, полностью лишенный эмоций. Джой вскинула голову и проигнорировала его.

– Ты обманывал меня. Вторгался в мой рассудок. Это – единственный способ, который ты знаешь, как форму отношений, Люк? Подчиняя чей–то разум? Не только мой, но и Алана – да, я знаю, что ты проделал то же самое и с ним, Люк. Ты заставил его поверить, что все было в порядке.

– Остановись сейчас же, Джой, – неожиданная вспышка собственной боли, словно железные обручи, сковала ей запястья.

– Ты хотел всосать меня в себя и заставить потерять свою сущность. Ты – трус, проклятый, эгоистичный…

Бессловесный рев заглушил ее слова и жестоко откинул их назад, погружая ее в тишину. Она пришла в себя, как будто ее ударили кулаком. Люк возвышался над ней, выражение его лица было настолько диким, что она отодвинулась от него, внезапно весь ее гнев исчез.

В течение бесконечно долгого момента она колебалась между льдом и огнем, между страхом и вызовом. Был еще крошечный клочок здравомыслия, оставленный в водовороте, в который превратился ее разум, и она в отчаянии ухватилась за него. Другим якорем была боль от пальцев Люка, которые впились в ее руки с несдерживаемой силой.

Его глаза держали ее. Она почувствовала момент, когда он попытался разрушить ее оборону, и нашла в себе силы, чтобы бороться. Она встретила и отразила его нападение, ценой неимоверных усилий вынудила Люка отступить на один шаг назад, пока не достигла того места, где была с ним на равных. Дрожа, она держала границу между ними, все ее тело трясло от изнеможения.

– Нет, Люк, – прошептала она, слишком слабая для проявления какой–либо эмоции, – слишком поздно для этого.

Его руки опустились. Друг от друга их отделяли дюймы, между ними лежала зияющая пропасть. Холодный ветер развеял пепел сердца Джой. В отсутствии света и тьмы Джой отступила от края. Она чувствовала себя опустошенной за пределами пустоты, где ничто не могло тронуть ее. Ничто.

– Почему? – спросила она, наконец, встречаясь с чужим взглядом его глаз. – Почему ты не доверял мне?

Медленно резкие линии его лица разгладились, вся дикая ярость ушла. Она увидела пустоту изнеможения в его глазах, она задохнулась от увеличившейся горечи печали.

– Доверие? – он скривил губу в резкой улыбке. Его взгляд вытянул ее из–за стены каменного безразличия, где она укрывалась. Он отстранился от нее, отодвигаясь и вставая на ноги. Свет от камина купал его голую кожу. Джой глубоко вжалась в диван и закрыла глаза. – Моя мать доверяла моему отцу, – услышала она его очень тихие слова. – Она умерла из–за этого. Потому что он покинул ее.

Полные горечи слова повисли в пространстве, натянутом между ними.

– И ты… ты был напуган, – прошептала Джой, всматриваясь в темноту за своими веками. – Ты не мог рисковать, давая мне право выбора.

– И что бы ты выбрала, Джой? – спросил он. Она услышала его шаги, когда он стал расхаживать перед огнем.

Джой тяжело сглотнула. Она сто раз задавала себе этот вопрос, боясь ответа.

– Это был бы мой выбор. Мой выбор, – пепел погасшего гнева зашевелился. – Ты не имел никакого права…

– Никакого права, – он издал резкое рычание, которое, возможно, было смехом. – Ты помнишь, я пытался предупредить тебя, Джой? Я знал, что происходит между нами. Однажды мы были связаны, не было никакого выбора. Никакого выбора, вообще.

Заставляя себя открыть глаза, Джой ощутила первые лижущие языки новорожденного пламени.

– Тогда разве этой твоей связи не было достаточно, а, Люк? – она смотрела вверх, пока не нашла его глаза. – Ты не мог довериться мне, чтобы я осталась с тобой добровольно. Ты действительно не верил, что достаточно того, что было между нами. Единственный способ удержать меня состоял в том, чтобы забрать мою волю, даже мои воспоминания.

Комок застрял у нее в горле, она стиснула зубы и уставилась на него, сжимая кулаки, пока ногти не впились в ладони.

Люк встретил ее взгляд с таким устойчивым вызовом, что потребовалось вся ее решимость, чтобы выдержать его. Его затененное лицо было мрачным.

– Я не забирал твою волю, Джой, – сказал он крайне ровным голосом.

– Тогда какое определение ты даешь этому своему «влиянию»? – бросила она ему. Пламя гнева сожгло слова и поднялось выше. Он был холодом, льдом, встретившим ее огонь.

– Я не забирал твою волю, – повторил он, сверкнув глазами. – Я только заставил тебя забыть свои страхи и…

– Забыть? – она вскинула голову так, что волосы хлестнули ее по лицу. – Забыть все, кроме тебя. В чем разница, Люк?

Их пристальные взгляды встретились. Его зрачки расширились, оставляя узкое зелено–золотое кольцо радужки.

– Не было никакого принуждения, – сказал он крайне спокойно. – У меня нет такой власти.

Внезапно он двинулся, приближаясь к ней настолько быстро, что она вжалась в диван и приготовилась к нападению. Которого не последовало.

– То, что ты чувствовала, Джой, – выдохнул он, опускаясь перед ней, – было настоящим.

– Откуда ты знаешь, что я чувствовала, Люк? – спросила она, дрожа от его близости. – Или ты мог читать мои мысли так же легко, как и управлять ими?

Впервые она увидела мерцание его ледяного спокойствия. Его руки потянулись и замерли в дюймах от ее рук, которыми она сжимала колени.

– Я знаю, что ты была счастлива, Джой, – он глазами бросил ей вызов. – Ты будешь отрицать это?

Джой втянула воздух и задохнулась на опровержении, которое хотела швырнуть в него. Ее видение затуманилось борьбой между гневом и честностью. Она хотела отвергнуть его, оттолкнуть тихую, пронзительную, беспощадную достоверность его слов.

– Счастье, которое ты чувствовала – мы чувствовали – было настоящим, – прошептал он, его пальцы прошлись по ее запястьям, оставляя после себя горячий след. Джой было некуда отступать.

Она попыталась укрыться за стеной слов.

– А сны – их тоже дал мне ты? – память о них заставила ее предательское тело задрожать. – Ты воздействовал на меня таким способом, чтобы заманить в свою постель, как других женщин?

Он застыл, все его мускулы напряглись. Ударная волна его реакции докатилась до нее по полуразрушенной связи.

– Нет, – вымолвил он ошеломленным голосом. – Нет, я не давал тебе снов.

Его глаза озарились каким–то отстраненным внутренним светом. Когда они вернулись к ней, то ярко сверкали.

– У меня были те же сны, Джой, – медленно выговорил он. – С нашей первой встречи, – его пальцы стиснули ее запястья. – Те сны пришли из нас, из того, кто мы есть.

Джой попыталась высвободить свои руки от его хватки, закрыть ими уши и не слышать его, но он держал ее слишком сильно.

– Я это не выбирала, – закричала она. С каждой унцией храбрости и одержимого гнева она все прочней и уверенней противостояла ему. – Мне не позволили выбирать – ничего из этого! Я не хотела этого. Не хотела этого!

Хрупкая нить, связывающая их, покрылась пульсирующей болью, которая душила ее. Его руки скользнули ей на плечи.

– Это случилось из–за того, что мы те, кто мы есть, Джой. Связь между нами была заложена еще в нашей крови – в твоей крови. Это не вопрос желания. Это кое–что, гораздо большее…

– Ты хочешь сказать, – сказала она с внезапным, горьким спокойствием, – что это своего рода животный инстинкт, побуждение к спариванию? И ничто иное?

Он отдернулся, как будто от удара.

– Нет. Большее, Джой, намного большее…

– Тогда что это? – прошептала она хрипло. – Что это, Люк?

Неожиданно на глаза выступили слезы, и она попыталась вырваться, чтобы смахнуть их с лица. Она смотрела на него через влагу, застилавшую глаза, вспоминая, насколько уязвимой сделала она саму себя, когда верила в то, что все это правда. Однажды она сказала ему одну вещь, которую боялась говорить с тех самых пор, как из ее жизни вырвали родителей, отдала частичку себя, которую до этого не смела никому вручить. И ничто из этого не было настоящим. Она боролась со слезами, раз за разом подавляя их, пока снова не обрела контроль над собой. Люк убрал руки с ее плеч; его глаза казались незнакомыми с той эмоцией, что пришла к ней в пульсациях боли и тоски.

– Ты боишься, – проговорил он очень медленно, как будто делая открытие. – Ты боишься, потому что я заставил тебя почувствовать слишком много.

Его слова глубоким лезвием вошли в ее душу. Он повернул нож.

– Как долго ты боялась почувствовать что–либо, Джой? – пробормотал он, жар его тела обжигал, когда он наклонился ближе. – Ты боишься рисковать?

Джой почувствовала, как начала содрогаться темная пустота, сидящая глубоко внутри ее, и выходить на поверхность так, что ее конечности задрожали от этого.

– Ты не имеешь никакого права, – прошептала она, – говорить со мной о риске и страхе. Ты не имеешь никакого права.

Нить, протянутая между ними, дрожала, единственное хрупкое звено в пустоте.

– Джой, – простонал Люк, и, прежде чем она успела подготовиться или подумать, как сопротивляться ему, он обхватил ее руками, притягивая к себе, стягивая с дивана одним слаженным уверенным движением.

Было невозможно бороться. Джой тяжело выдохнула ему в плечо, когда он обхватил рукой ее затылок и притянул к себе голову, удерживая в таком положении. Ее руки были пойманы в ловушку между их телами; она почувствовала такую абсолютную беспомощность, которую, насколько знала себя, ощущают на краю поражения. Она понимала, что снова находится на грани потери самой себя, снова близка к тому, чтобы раствориться в нем, и лишь дикий страх этого предотвратил заключительную капитуляцию, которую требовал Люк.

Она напрягалась в его руках.

– Я должна уйти, Люк, – прошептала она.

Его тело стало таким же напряженным, как и ее. Она отпрянула от него в тот момент, когда шок, который он испытал, эхом отозвался в ней, вернувшись посредством их сокращенной связи.

– Нет.

Уверенно вставая на ноги, она встретила его взгляд. Он медленно поднялся, чтобы заглянуть ей в лицо, его глаза были холодными, жесткими, угрожающими.

– Я не позволю тебе уйти.

В тот момент, когда она поняла, что слов больше не достаточно, она почувствовала, что неуверенность отступила и есть что–то еще, что собирается занять ее место, что–то растет в ней, чтобы ответить на вызов в его глазах. Что–то темное и примитивное, вне досягаемости человеческой логики. Внезапно она поняла, что это такое, схватилась за него, вытянула всю свою скрытую мощь, облекая ее в оружие.

Она ударила прежде, чем он успел подготовиться к этому. Он пошатнулся от воздействия этой силы, побелел от шока, почти закачался, чуть ли не хватая ее, чтобы удержаться. Смакуя горечь своей победы, Джой отстранилась от его прикосновения.

– Ты не можешь остановить меня, – сказала она хрипло. – Я под стать тебе, Люк. Ты сделал меня достойным соперником.

Люк услышал вызов, она увидела подтверждение этого в его глазах, почувствовала его ответ через сумбур эмоций, упорно зиждущихся в их связи. Вспыхнул гнев, чтобы отразить ее атаку. Гнев и гордость столкнулись с ее желанием и давили на него до тех пор, пока она первая не отшатнулась. Руки Люка взметнулись, чтобы схватить ее руки в болезненные тиски.

– Не совсем, Джой, – прорычал он. Его глаза беспощадно держали ее, ничего человеческого в них не осталось вообще. Она безжалостно боролась с ним, извиваясь, чтобы вырваться из его ментального и физического обладания. Чувствуя, как он цепляется за ускользающий контроль.

– Не испытывай меня, – умоляюще вымолвил он сквозь стиснутые зубы. Его тело балансировало на краю неистовой безудержности. Он тряс ее каждым словом. – Я не позволю тебе уйти.

Внезапно воцарившуюся тишину наполняли лишь звуки двух прерывистых дыханий. Тупик. Ни один не отводил взгляда, ни один не отступал. Боль и гнев циркулировали и вспыхивали между ними.

– Ты не сможешь караулить меня всегда, Люк, – сказала Джой тихо, холодно. – Ты не сможешь держать меня, как пленницу.

Каким–то образом она освободилась от его хватки, Люк держал скрюченными, как когти, пальцами пустой воздух. Весь окружающий воздух был пропитан его напряжением и ее собственным горьким решением.

Джой пристально глядела на него сквозь маску отчужденности и ужасающего спокойствия. Она чувствовала, будто ее мускулы, подобно замерзшему миру за стенами хижины, навсегда сковал лед. Холод. Своим ледяным безразличием она сдерживала его, чувствуя, как жар его атаки ускользает прочь, не найдя себе точки опоры. Когда она гневалась, он мог пробить ее оборону, но против этого он был беззащитен. Беспомощен.

Она преднамеренно надавила на его слабость.

– Если бы я ушла сейчас, что бы ты сделал, чтобы остановить меня? – слова были безликими и почти равнодушными. – Мы будем продолжать в том же духе, пока не упадем в обморок от истощения или не убьем друг друга?

Люк моргнул, не выдержав испытующего взгляда. Ее победа. Его молчаливое опровержение искрило подобно электрическому току, кратко пронзая ее броню изо льда. Мысль о том, чтобы убить ее, причинить вред, потеряв контроль, глубоко потрясла его. Вероятность этого заставила его содрогнуться. На мгновение Джой чуть не выпустила ту силу, которая позволяла ей бороться. Его лицо – его лицо было настолько уязвимым, наполненным такой тоской и отчаянием, что она почувствовала, как начинает проникаться сочувствием. И она чувствовала то, что чувствовал он: его гнев, его страх, его нужду.

– Ты не можешь уйти в самый разгар зимы, – это был последний отчаянный аргумент, который зажег надежду в глазах Люка, и Джой боролась, чтобы удержаться и не закрыть свои глаза. – Это слишком опасно, слишком.

– Ты забыл, Люк? – пробормотала она с бесконечной печалью в голосе. – Я ведь, как ты.

И прежде чем она успела сдаться, прежде чем ее намерения пошатнулись и толкнули ее в его объятия, прежде чем он вынудил ее еще раз обо всем забыть, она снова прибегла к своей новообретенной власти над ним и заставила его понять.