"Принц Волков" - читать интересную книгу автора (Кринард Сьюзен)

Глава 13

Джой просыпалась, пальцами касаясь грубовато–шелковистой текстуры его кожи. На мгновение, со все еще закрытыми глазами, она осмыслила свои ощущения, вдыхая теплый мужской аромат под щекой. Даже сейчас все ее чувства были так чутко настроены, что до нее разом дошла тысяча едва уловимых вещей: глубокий, спокойный пульс его сердцебиения, холодный воздух, приглушенный жаром их сплетенных тел, запахи, присущие только ей и Люку, смешанные с ароматом сухой хвои и листьев, на которых они лежали. Дыхание Люка щекотало ей волосы, его большущая ладонь с бесконечной нежностью расположилась на ее плече. Она почувствовала каждое место, где его тело соприкасалось с ее с той восхитительной энергией, что это отодвигало боль, царапины и ушибы на задний план.

Люк зашевелился. Очень приятная подушка его груди стала жесткой, потому как он выгнулся и вытянулся; она сменила положение, приноравливаясь к его телодвижениям, и, соответствуя им, сама с блаженством вытянулась во весь рост. Когда он снова затих, она прижалась к нему и глубоко вздохнула; ее дыхание играло с жесткими волосами под щекой, пока она водила пальцами по его ребрам, спускаясь к рельефной плоскости живота.

В этот раз движения Люка были далеко не случайными. Его рука опустилась вниз, чтобы пресечь малейшие исследования, накрывая ее руку своей. Он повсюду преграждал ей путь, и это было не возражение, она позволила своей руке остановиться на том месте, где он задержал ее, и выгнула свои пальцы, скребя ими достаточно сильно, чтобы заявить о протесте.

Люк издал полузадушенный звук. Посмотрев из–под ресниц, Джой решила, что это, скорее всего, признак смеха, а не боязнь щекотки. Тем не менее, ее внезапно разобрало любопытство, был ли он столь чувствителен к этим вещам, как был, казалось, чувствителен к другим.

Расслабив руку и демонстрируя отступление, она дождалась того момента, когда он расслабился, а затем продолжила свою вылазку, метнув пальцы назад к ребрам. Он застыл и открыл рот в подлинном изумлении.

– Джой!

– Ты боишься щекотки! – в восхищении воскликнула она и на мгновение забыла о своем желании добиться его полной капитуляции. Ее ошибка предоставила нужное ему время. Прежде, чем она успела сделать что–то большее, чем просто вскрикнуть от неожиданности, он начал поднимать ее наверх, пока она не вытянулась на нем в полный рост: нога к ноге, грудь к груди. Она моментально поняла, что ее заигрывание пришлось ему по душе, хотя он и предотвратил ее атаку. Джой пробрала дрожь наслаждения от ощущения той значительной и великолепной части его тела, что была зажата между ними.

– Теперь ты знаешь мою страшную тайну, – зловеще прорычал Люк. Его губы изогнулись в улыбке, которая заставила ее сердце ёкнуть, стремительно погнав кровь по венам, словно поток пьянящего вина.

– И будь уверен, что не забуду, – предупредила она, усмехнувшись.

– Начиная с этого момента, тебе лучше быть более бдительной.

– Буду. Определенно буду.

Он смотрел на нее своими янтарно–зелеными глазами так, будто она была всем в этом мире, его редкая улыбка пропала. Джой неохотно отказалась от намерения предложить ему продолжение ночи. Без сомнений он был более чем готов: его горячая длина, упирающаяся ей в живот, служила убедительным тому доказательством, а потрясающего ощущения его тела от лодыжки до груди было достаточно, чтобы не желать ничего другого, кроме как заниматься любовью и забыть обо всем на свете.

Но что действительно вернуло ее к реальности, равно как и его, так это его взгляд и постепенное возвращение к тому знакомому выражению на лице. Закрыв глаза, она положила голову ему на плечо, прильнув губами к впадинке на горле.

– Хочу, чтоб так было всегда, – прошептала она.

Она почувствовала сокращения его мускулов, когда он переместил ее в руках, крепко прижимая к вздымающейся и опускающейся груди.

– Правда, Джой? – спросил он, глубоко вздохнув и выдохнув снова.

Внезапно он перевернул ее на спину и придавил своим весом. Сила его взгляда не содержала ни малейшего намека на игривость.

Джой подняла на него глаза, и ей стало тревожно. Ее тело отреагировало, инстинктивно напрягаясь и сопротивляясь, как животное, пойманное в ловушку. Но Люк держал ее не только своей силой, но и своей волей, и только, когда она закрыла глаза, он разрушил невидимые оковы, которые заключили ее в неволю.

Она почувствовала, как его ладонь прикоснулась к ее щеке.

– Джой, – выдохнул он. – Я бы так и держал тебя вечность, если мог. – После чего выпустил ее, встал и отошел прежде, чем она снова открыла глаза. Его спина ссутулилась, когда он присел над кучей снятой их одежды.

Джой приподнялась и постаралась прислушаться к своим ощущениям. Тревога прошла, и все, о чем она могла думать, это о нелепости своих волнений и отсутствии теплого тела Люка, прикасающегося к ней.

– А ведь только вчера, – пошутила она, затаив дыхание, – ты не мог дождаться, чтобы избавиться от меня.

Люк поднял голову с перекинутой через одно плечо рубашкой.

– Все изменилось, – пробормотал он, как будто говоря это сам себе.

Это простое утверждение заставило Джой затрепетать. Все изменилось – и она была далека от понимания, что означают эти перемены. В ее жизни, в будущем, в сердце.

– А ты не делаешь жизнь проще, Джой.

Она подняла на него глаза. Люк стоял над ней, уперев руки в бока, и улыбался – вся его грозная напряженность пропала, а полная раскаяния линия рта поднимала температуру в пещере на несколько градусов. Это было равносильно летнему солнцу, протянувшему свои лучи из отдаленной точки мира и наполняя ее сердце теплотой и непостижимой радостью.

– У меня никогда не было намерения усложнять твою жизнь, – ответила она, усмехаясь.

Воцарилась тишина, полная скрытых значений, а потом Люк отвернулся. Она не могла удержаться, чтобы не разглядывать его: эти грациозные гибкие движения и явственно мужскую красоту тела. Она встряхнулась, пока ее не занесло куда–нибудь в мыслях, и стала высматривать в темноте пещеры что–то реальное, чтобы занять мозг и привести себя в чувство.

Она непрерывно осознавала все движения, которые совершал Люк у входа в пещеру. Он собирал ненужную одежду и паковал ее в рюкзаки, которыми прежде был заблокирован выход. Быстрый взгляд сказал ей, что по ту сторону пещеры выдалось тихое утро, а влетевший холодный воздух явился достаточным свидетелем наружной температуры. Она нашла свою сухую одежду, развешанную вдоль стены скалы, и натянула ее как можно быстрее.

Люк исчез снаружи и вскоре вернулся с дровами для костра. Запах горячего кофе наполнил Джой необычной убежденностью, будто она находится в том самом единственном на всем белом свете месте, где ей хотелось бы быть больше всего.

– Если мы быстро соберемся и возьмем бодрый темп, то к сумеркам достигнем Валь–Каше.

Люк присел возле нее, всматриваясь в то, что она классифицировала туманной дымкой утра.

– Ясно, никаких признаков снегопада. Снег не настолько глубокий, чтобы сильно мешать нашему продвижению, – он повернулся и внимательно посмотрел на нее, темные брови сошлись на переносице. – Если устанешь – или перегреешься, или замерзнешь – немедленно сообщи мне об этом. Поняла?

Джой не смогла сдержать кривую понимающую улыбку.

– Вполне.

Ладонь Люка легонько коснулась ее плеча, когда он поднимался и перешагивал через костер. Случайная близость заставила ее затрепетать, она вытерла свою чашку и убрала ее дрожащими руками. Через мгновение Люк вернулся и приглашающим жестом протянул ей руку.

Она ступила в мир совершенной красоты. Снег искрился в свете утреннего солнца, ровный и гладкий, не считая припорошенных скал, валунов и деревцев, на ветках сосен и елей он лежал, словно сахарная вата. Под ее ступнями раздался хрустящий звук, когда она на несколько дюймов погрузилась в снег, дыхание на морозном воздухе превратилось в изящную дымку. Люк сильнее сжал ее руку и наблюдал за ней, пока она воспринимала окружающий мир.

Джой позволила вырваться наружу абсолютной радости, она закинула голову и выпустила клубы дыхания в кристальную синеву неба. Через секунду Джой поняла, что заливается смехом. Не задумываясь, она плюхнулась в снег, загребая его рукой, одетой в рукавичку, и чувствуя, как он хрустит и уплотняется между ее пальцами.

Когда она повернулась, чтобы взглянуть на Люка, то выражение его лица было настолько нелепо радостным от того, что она чувствовала, как будто он испытывал гордость за ее реакцию, как будто именно он был ответственен за то, что даровала природа. Ее пальцы сжались на снежке, который она слепила, а коварной улыбки было не достаточно, чтобы предупредить Люка о своих намерениях. Снежок со всей силы угодил ему прямо в середину подбородка.

Забавный взгляд изумления на его лице оставался ровно столько, что Джой успела только вздохнуть, а потом он стал приближаться к ней, с низко опущенной головой и обнаженными в оскале наигранной свирепости зубами. Она попятилась, немного опасаясь, несмотря на игру, а он в это время наклонился и слепил снежок. Когда Люк выпрямился, то медленно с огромным удовлетворением растянул губы в ухмылке, с намеком поднимая снежок. Джой стала осматриваться вокруг в поисках укрытия и упала с истерическим хохотом, который заметно подорвал ее способность к побегу. Она поднялась на ноги и приготовилась встретить грядущую атаку.

Удар, который затем последовал, причинил такую невероятную боль, что она в полной мере прочувствовала свое падение – Джой была сбита с ног с такой силой, что клацнули зубы, а падение о землю было настолько сильным, что оглушило ее. Она так и лежала – с холодным снегом под щекой и сжимающими грудь жгучими обручами боли, перед глазами все плыло, пока она пыталась сфокусировать взгляд.

Над ней вырисовывался огромный темный силуэт, почти черный на фоне снега. Рваные перья горячего дыхания клубились в воздухе, пока гигантский гризли разводил лапы в широком объятии убийцы.

У Джой не оставалось времени прокрутить последние моменты своей жизни до того, как гризли достигнет ее; взрыв серого меха рассек снег между ними и метнулся на огромного животного, подобно воробью, вцепившемуся в орла. В течение следующих мучительных секунд Джой выхватывала лишь отдельные отрывки развернувшейся на ее глазах драмы. Гулкое ворчание и сердитый рев медведя, который развернулся к нападавшему. Рык волка, кружившего, как черт, вокруг огромного животного. Единственный визг боли, когда массивные когти достигли цели. Безошибочный запах животной ярости и крови. Холодная ласка снега, облепившего ей лицо. И постоянная, всеобъемлющая боль, советовавшая ей не дышать, а сдаться.

Она старалась окликнуть его по имени, выговорить то единственное слово, которое могло бы сильнее всего поддержать ее желание жить. Слово застряло в горле, хотя губы двигались в снегу, она ощутила вкус крови. Горячая струйка, сочившаяся из виска, разъедала, словно кислота, холодный белый снег, ставший ей подушкой.

Возможно, шок от вида собственной крови на снегу привел ее в чувство. Она уцепилась за сознание и посмотрела на то место, где развернулась смертельная битва. Медведя не было. На снегу виднелись следы борьбы: оголенный грунт, вывернутый свежей плотью земли. Там были темные пятна, смертельное значение которых Джой сумела осознать. Она собрала оставшиеся силы, чтобы сфокусироваться и отыскать то единственное, что так отчаянно хотела увидеть.

Неожиданно возник волк, заполняя весь ее взор. Даже сейчас у нее хватило сил, чтобы удивиться его густому, взъерошенному вдоль спины меху, столь изумительному размеру животного и этим глазам, что впились в нее взглядом старого знакомого. Знакомый. Джой закрыла глаза и снова медленно их открыла. Волк смотрел. Но ее глаза сыграли с ней шутку, потому что он начал изменяться. Изменяться так постепенно и едва уловимо, что потребовалось несколько долгих минут, пока она осознала невозможность того, что видела.

И тогда она поняла, что на самом деле умирает. Только причудливое предсмертное видение могло объяснить происходящее. Тем не менее, она смотрела, не в состоянии отвести взгляда в то время, как волк дрожал, его очертания расплывались, и он становился кем–то еще. Кем–то, во что она не могла поверить, и все же у нее не оставалось выбора, кроме как принять это.

Волком был Люк.

Он был последним, кого она увидела перед тем, как позволила себе провалиться в мирное забвение здравомыслия. 

* * *

Он снова подвел ее.

Он качал ее в колыбели своих рук, в то время как ее кровь капала на снег, и целую вечность эта одна оцепеневшая мысль полностью заполняла все его восприятие. Вой, поднявшийся в горле, чуть не задушил его, однако он вернул здравомыслие и способность логически мыслить, необходимые, чтобы выжить. Здравомыслие диктовала ему волчья природа – потребность вырвать свою суженую из темных и цепких объятий соперницы.

Он рычал, пока поднимал и нес ее обратно в пещеру, не давая смерти забрать ее у него. Человеческой природы, оставшейся в его обличии, было достаточно, чтобы найти аптечку и вытереть запекшуюся кровь, спутавшую ее волосы и испещрившую тело. Надо было остановить смертельное кровотечение, прежде чем оно унесет ее жизнь. Он определил местонахождение глубокой раны на виске и перевязал ее, затем занялся меньшими, разрывая свою запасную рубашку на полосы, когда закончились бинты. Ее дыхание стало слабым и неглубоким, но она дышала, он склонился над ней и воззвал к духу жизни, чтобы этот равномерный ритм сохранился. Беспокойство и неуверенность в ее состоянии не покидали его, но когда он сделал все зависящее от него, то приготовился собрать остатки человеческой логики и трезво оценить ситуацию.

Бежать за помощью не было времени. Он не мог рассчитывать на то, чтобы доставить ее обратно в Валь–Каше достаточно быстро, а она нуждалась в большем уходе, чем он мог ей здесь предоставить. Он не мог вынести мысли о том, чтобы оставить ее. Он знал, что был высок риск смерти от сотрясения головного мозга, Джой могла постепенно уходить от него и никогда не очнуться, если он не приложит все усилия, чтобы удержать ее.

Люк закрыл глаза и стал покрывать лицо Джой поцелуями, прижавшись щекой ко лбу:

– Джоэль. Послушай меня, Джоэль. Ты должна очнуться.

Он ждал долгую мучительную минуту, что она откликнется, отзовется на настойчивость его голоса. Затем поменял положение так, чтобы ее голова опустилась на его бедро, и взял ее лицо обеими руками.

– Джой. Очнись, – все его существо выражало протест, когда он потряс ее, сначала легонько, а затем – с возрастающей настойчивостью. – Джой!

Она была тиха. Он знал, что она уходит от него, ведомая смертельной соперницей, соблазняющей ее обещаниями мира и покоя. Он перестал дышать, и звук, вырвавшийся из него, был порожден страхом. Звук, который никогда не задевал тот дальний уголок его сердца, похороненный и рьяно охраняемый с детства. Когда он почувствовал, что влага, собравшаяся в его глазах, потекла, и упала первая капля, затрепетав живым хрусталиком на щеке Джой, вот тогда в нем что–то сломалось.

– Джой, – слова вырывались из него сквозь чистую боль, которая сделала их надтреснутыми и дрожащими. – Джоэль, не оставляй меня. – Ему не привычен был вкус собственных слез на ее лице, когда он целовал и гладил его. Ее кожа была холодная и неживая, пульс на горле – таким слабым, что он мог чувствовать, как с каждым биением она уходит.

С внезапной яростью отчаянная безысходность, которая парализовала Люка, разрушилась и преобразовалась в его сердце, мышцы напряглись в потребности трансформироваться, но он не подчинился инстинкту. Вместо этого он призвал дух волка, принимая решение выжить. Слабость оставила его, а холодный гнев, который не был полностью ни волчьим, ни человеческим овладел им.

Его голос стал низким рыком, когда он взял ее лицо в свои ладони.

– Очнись, Джой. Сейчас же. Я не позволю тебе уйти.

Ему показалось, что он услышал незначительное изменение в неглубоком ритме ее дыхания, и это укрепило его свирепую решимость.

– Я не позволю тебе покинуть меня, Джой. Ты моя, – слова скрипели в его горле, как разбитое стекло под ногами. – Пойми это, Джоэль, пока мы живы, мы связаны. И я сделаю все, чтобы удержать тебя рядом со мной. Все. Даже если это означает последовать за тобой.

Она задрожала. Это было почти незаметно, практически неуловимо – так, что он мог бы отнести это на счет своего воображения. Но связь между ними была слишком сильна, а его желание – огромным. Он шлепнул ее, удар был не сильнее любовного касания, хотя его потрясло применение им даже такой силы против нее. Но он сделал это снова. А затем снова и снова, пока говорил.

– Ты этого хочешь, Джоэль? Потому что я последую за тобой, где бы ты ни была. Если ты не станешь бороться сейчас и не вернешься ко мне, мы потеряем все. Мы оба. Это – твой выбор, Джой. Твой выбор, – его последние слова звучали чуть сильнее сиплого шепота, но этого было достаточно.

На сей раз движение было явным, ее губы приоткрылись, веки, испещренные синими прожилками, затрепетали так, что темные ресницы заплясали в глубоких впадинах ниже ее глаз.

Она задохнулась от боли, которую он почувствовал, как свою собственную – так тесно они были связаны в этот момент. Он поднял ее и мягко привлек к своей груди, прижался ртом к ее губам, будто вдыхая всю силу своей двойственной натуры в нее.

Ее тело вздрогнуло, и глаза открылись, сфокусировавшись на нем.

– Люк? – звук ее голоса был слабым, но упоительно отчетливым, Люк сдерживал примитивное ликование, пока согревал ее жаром своего тела.

– Я опять сглупил, да? Прости, – Люк чуть ли не рассмеялся, настолько огромным было его облегчение, он водил носом по ее уху и щеке, скрывая эмоции, которые бурлили в нем. – Джой. Джой.

Никакие другие слова не шли на язык. Он почувствовал, как она подняла руку, слегка поглаживая его волосы, ее дыхание опять сбилось с ритма от очевидной боли.

– Как больно, Люк. Не могу дышать – так больно, – искреннее замешательство в ее голосе пронзило его настолько глубоко, что гнев вернулся и прогнал благодарность и радость, снова заменяя их дикой и примитивной решимостью.

Но он совладал с собой, так или иначе, его голос оставался ласковым.

– Я знаю, Джой. Но ты должна сделать две вещи – до тех пор, пока мы не избавимся от боли. Ты должна дышать и постараться бодрствовать, как можно дольше, – он впился в ее глаза, внушая ей повиновение. – Ты понимаешь, Джой? Если ты сможешь дышать и не засыпать, с тобой будет все в порядке. Обещаю.

Джой покачала головой, ее взгляд затуманился, а глаза не смотрели на него.

– Я чувствую себя так странно, Люк. Я видела сон, – ее голос стал еле слышим, и он снова схватил ее за подбородок так, чтобы она могла смотреть только на него. Она улыбнулась, однако ее взгляд был спокойным и отстраненным, потерянным в каком–то внутреннем видении. – Тебе бы показалось это забавным, Люк. Я видела волка, превращающегося в тебя, – ее хриплый смех затих от боли. – Мои сны продолжают становиться все более и более странными.

Для этого не было времени. Сейчас был неподходящий момент, чтобы объяснять Джой природу ее «сна» – или того, кем он являлся.

– Джоэль, послушай меня. Ты была ранена, и нам нужно получить для тебя помощь, как можно скорее, – он поменял ее положение в своих руках, и это движение, казалось, завладело всем ее вниманием.

– Ты не оставишь меня? Люк, не оставляй меня! – неожиданно в ее голосе прозвучало такое беспокойство, что он понял – она уловила, по крайней мере, некоторые его слова.

Проявляя безмерную осторожность, чтобы не надавить на поврежденные ребра, он прижал ее к себе так близко, как мог, чувствуя, как ее пальцы, скользящие по его коже, стараются схватить его, чтобы удержать. Даже слабая она решительно тянулась к нему. Радость расцвела в его сердце, он задвинул ее в безопасное место, как редкую и хрупкую вещь.

– Я не оставлю тебя, Джой. Никогда, – прошептал он, пока она не успокоилась и снова не обмякла в его руках. Она вновь стала дышать ровнее.

– Я должен кое–что сделать – позвать тебе на помощь. Мне нужно, чтобы ты была сильной, не сдавалась и продолжала бороться. Ты сможешь это сделать для меня?

Джой искала его глаза, ее собственные, темные в тусклом приглушенном свете пещеры, были почти черными от боли и страха.

– Я постараюсь, Люк. Я не хочу покидать тебя.

Скрывая свою уязвимость, которой не было места в том, что он должен был сделать, Люк поцеловал ее брови.

– Я буду настаивать на этом, Джой. Продолжай бороться. Не сдавайся. Если ты уйдешь, – он сделал глубокий вздох и посмотрел ей в глаза, – я последую за тобой.

На мгновение она нахмурила брови, будто стараясь вникнуть в смысл его последних слов, потом улыбнулась, несмотря на боль, которая, как он знал, мучила ее с каждым вздохом.

– Я никогда не сдавалась без борьбы, – она закрыла глаза, и Люк позволил ей передохнуть, зная, что сделал все, зависящее от него. Оставалось только одно.

Он медленно, с бесконечной осторожностью, опустил ее на мягкую кровать из сухих листьев и хвои, которую приготовил для нее, и укутал своей курткой и запасным одеялом так, чтобы никакой холод не смог проникнуть. Она еще раз открыла глаза, но в них уже не было страха – только безоговорочное доверие, полная вера в его защиту.

В него.

Эта мысль еще больше подстегнула его решимость, которую он никогда не чувствовал в своей жизни – за исключением одного времени, которое давно прошло, и это старое решение смешивалось с новым, пока они не стали неотделимы друг от друга. Люк поцеловал ее еще раз напоследок, мягко советуя быть сильной, и покинул пещеру.

Он по лодыжку утопал в снегу, равнодушный к ледяным укусам своих босых ног. Когда он ступил в центр небольшой поляны, оставленные им позади отпечатки ступней смешивались с его же собственными следами от лап, оставленными в ходе схватки; он уделил им внимания не больше, чем ветру, атаковавшему его лишенное меха голое тело со всех сторон.

Закрывая глаза, он пожелал измениться. Боль была настолько ужасна, что он сжал зубы, но терпел муку трансформации, пока его мускулы кричали в протесте, а все инстинкты подсказывали, что тело еще не готово. Раны, полученные от гризли, снова открылись и кровоточили, силы исчерпались в сражении, и организм сопротивлялся, отдавая последние остатки энергии.

Этого было достаточно. Он открыл рот в беззвучном крике, который перешел в низкое рычание. Его лапы не чувствовали холода, густой мех защищал от ветра, пока он отряхивался. Мир поменялся в его волчьих глазах, а чувства крайне обострились после трансформации. Он ощущал запах Джой – на себе, на земле, где она лежала, в пещере, где она ждала его, доверяя ему свое спасение.

Тонкий слой человечности оставался неизменным даже в то время, когда волчьи инстинкты понукали его бежать, найти других и привести их, что–то делать, а не ждать в беспомощном бессилии. Но он сел на задние лапы и навострил уши, ловя послания, проносящиеся в осеннем воздухе. Люк закрыл глаза, поднял голову и завыл.

Он выл до тех пор, пока не показалось, что его душа с отчаянием вырвалась из него. Он скулил о своей нужде в свинцовое небо, пока не уловил эхо крайне далекого ответа своих собратьев.

Он ответил им и услышал их подтверждение. Его лапы подкосились, и он повалился на снег, частые и тяжелые вдохи–выдохи соединялись в белые клубы, которые танцевали и расходились отдельными клочками на ветру. Вопреки общему бессилию, его хвост стучал по снегу.

Запах Джой прибыл к нему с дуновением ветра. С ворчанием он заставил себя подняться. Он захотел снова трансформироваться, он боролся и просил этого. Ничего не произошло. Рыча от разочарования, он повернулся вокруг себя и почуял собственную кровь и раны, которые ослабили его способность к трансформации. Ему нужно время, чтобы излечиться и восстановить энергию, горячую силу жизни, которая была источником его двойного «я». Выбора не оставалось.

Он вернулся в пещеру, повторно пересекая следы, оставленные в человеческом обличье. Чувствовался страх, страх женщины, лежащей в пещере, чьи затрудненное дыхание и запах боли ударили ему в ноздри так, что он на мгновение остановился у входа. Он вздохнул и заставил свои ноги передвигаться в ее направлении.

Она была в сознании. Ее глаза были полузакрыты в изнеможении, но она заметила его сразу же, как только он приблизился.

Если бы она закричала или, задыхаясь от страха, стала отбиваться от него руками, то что–то бы умерло глубоко в его сердце, хотя он и не оставил бы ее, когда она в нем так нуждалась. Но их взгляды встретились, и на секунду ее глаза прояснились, когда она прошептала его имя.

– Люк.

Потом насыщенные глубины ее глаз заволокло пеленой, и они потускнели, она протянула к нему руку, одновременно откидывая голову на листья.

– Побудь со мной, Люк, – ее пальцы сжали его мех. – Побудь со мной.

Когда ее рука соскользнула, он опустился возле нее и растянулся во всю длину своего тела поверх одеяла. С бесконечной осторожностью он положил голову ей на плечо, ее рука погладила его еще раз, она задышала и согрелась в тепле его тела. Он дрожал от кончика носа до хвоста от соприкосновения с ней.

Ничего не оставалось делать, как ждать. Джой отдыхала урывками, периодически проваливаясь в короткий сон. Когда сон становился достаточно глубоким, чтобы вызвать опасения, Люк будил ее. Он проявлял большую осторожность, чтобы толчок был мягким, но, казалось, она совсем не боялась, даже в те несколько раз, когда ее глаза фокусировались на нем. Это было так, словно она видела только его глаза и инстинктивно понимала, что их связь существует на уровне, далеком от простого человеческого осознания.

Звук человеческой речи вывел его из состояния легкой дремоты. Он поднял голову с плеча Джой и подал голосовой сигнал, обнаруживая себя. Они услышали его и ответили. С дрожащим вздохом он собрался с силами для длинного перехода домой.