"Птица колибри зимы не боится" - читать интересную книгу автора (Любимова Алена)

Глава VII

Разговор с Ольгой мало того что ничего для меня не прояснил, так мы еще и поссорились. Я пожаловалась Гетке, которая в ответ обозвала меня полной и неизлечимой идиоткой. По ее глубокому убеждению, мне надо было не нервировать Ольгу глупыми вопросами, а набрать один из Митиных телефонов, раз уж они мне легально достались, и по-человечески выяснить с ним отношения. Если, конечно, я вновь не умудрилась напутать, и он не мой бывший Митя, а совсем другой, просто чем-то на него похожий. Но это, по мнению моей подруги, не столь уж важно, а действительно важно выяснить проблему до конца и успокоиться. Иначе я доведу и себя, и Ольгу и даже ее, Гету до нервного стресса. У нее, например, на этой почве и так бессонница началась. Постоянно думает об обоих Митях. И пока я все досконально не выясню, покоя ей не будет. Главное, она еще раз настоятельно советует мне, независимо от того, кем этот Митя окажется, обратить на него внимание. Ведь не зря же он оказался в нужный момент в нужном месте. То есть возле моей гимназии.

— Кстати, чем он-то свое появление там мотивировал? — поинтересовалась она.

— Да ничем. Я и не спрашивала. Меня милиционер с толку сбил. Но у меня сложилось впечатление, что случайно. Просто проезжал мимо и меня заметил.

Гета расхохоталась.

— Тебе, подруга, с твоей наивностью только в лохотрон играть. Идеальный клиент.

— При чем тут лохотрон? Митя точно не знал, где я работаю.

— Предположим, поверила, — прежним тоном продолжала она. — Но, проезжая, он ведь заметил тебя!

— Да. Причем со спины.

— Вот именно. А это о многом говорит. Значит, ты в первую встречу произвела на него неизгладимое впечатление. И кстати, еще раз подтверждается мое давнее наблюдение: мужики в первую очередь западают не на лицо, а на попу.

Мне лично Геткино давнее наблюдение всегда представлялось спорным, но в данном случае меня волновало другое: он узнал меня со спины! Узнал практически незнакомого человека. И к тому же остановился, да еще, при всей своей занятости, окликнул и довез до самого дома. То есть ему хотелось со мной пообщаться. Ему было приятно! Ведь никаких дел ко мне у него на тот момент не возникло. Выходит, я ему понравилась! Или это мой прежний Митя, который в свою очередь не окончательно уверен, что я — это я?

Мучиться дальше мне было невмоготу. Дождавшись, когда осталась в квартире совершенно одна, я дрожащим пальцем набрала номер Митиного мобильного, и едва услышав его «алло!», на одном дыхании выпалила:

— Здравствуйте, Митя, это Катя, мне очень надо срочно с вами встретиться.

— У вас что-то случилось? Серьезное?

— Да нет, не случилось, но очень надо. Желательно бы сегодня. — Меня уже всю трясло, и я готова была прервать разговор.

— М-м-м. Сегодня… — Кажется, он прикидывал, сможет ли.

— Именно сегодня, — из последних сил выдавила я.

— Тогда вот что, — деловито проговорил он. — Вы не против сегодня со мной поужинать? Часиков в девять? Я, конечно, за вами заеду.

Последнюю фразу он произнес утвердительной скороговоркой, будто вдруг испугался, что я откажусь.

— Только не поднимайтесь в квартиру! Я сама буду ждать у подъезда! Не хочу, чтобы Ольга узнала! А лучше даже не у подъезда, а у метро. Позвоните, когда будете подъезжать!

Я немедленно пожалела о своих словах, услышав его встревоженный вопрос:

— Какие-то проблемы с Олей?

— В общем, нет. Просто хочу сперва с вами поговорить, чтобы она не знала.

— Заинтриговали.

— Это не то, о чем вы подумали, — зачем-то ляпнула я.

— Я еще не успел ни о чем подумать, — он явно пребывал в замешательстве, — потому что ничего не понимаю.

— Вот я и хочу, чтобы мы с вами встретились и вы поняли.

— А я не против. Наоборот, даже сам хочу с вами встретиться. И ужин, обещаю, будет вкусный. Итак, в районе половины девятого прошу вас быть готовой. Ждите моего звонка. Ах ты, черт! Чуть в крыло не ударили! Извините, Катя. Тут такая пробка. Я отключаюсь.

Я в изнеможении откинулась на спинку кресла и зажмурила глаза. Перед ними плыли черные круги. Сердце бешено колотилось. После короткого разговора с Митей я чувствовала себя на последнем издыхании. Немного придя в себя, я принялась мысленно себя ругать. Очнись, Катерина! Сколько тебе лет? Не поздновато ли для роли Джульетты? Да и Митя давно не Ромео. А я? Взрослая тетка, ведущая себя будто влюбленный подросток. И вообще, я сейчас поговорила по телефону с пока еще всего лишь будущим свекром моей сестры. Что если он меня расценивает просто как сестру будущей невестки, а все остальное — плод воспаленной фантазии двух одичавших от одиночества женщин? Хотя нет, не может такого быть. Все как раз говорит об обратном…

Так я сидела и размышляла, то взлетая до небес, то вновь опуская себя на землю, пока взгляд мой случайно не упал на часы. Кошмар! Пятнадцать минут девятого, а я расслабляюсь. Неодетая, ненакрашенная, а Митя через четверть часа уже позвонит. И я бросилась со всех ног в ванную приводить себя в порядок.

Мне повезло: Ольга и Ярик где-то гуляли. Кажется, они подыскивали что-то к свадьбе, и я могла выйти из дома, не отвечая на неизбежные расспросы сестры, куда это я так вырядилась. Врать не хотелось, но правду говорить тоже было нельзя. «Ладно, проскочили», — думала я, уже стоя возле метро.

Митя подрулил почти тут же. Я села рядом с ним в машину и изумилась. Он был гладко выбрит. От трехдневной щетины не осталось следа. А ведь она была и при первой нашей встрече, и при второй. Неужели он для меня побрился, чтобы лучше выглядеть? Митино лицо и впрямь показалось мне сегодня гораздо моложе, а главное, гораздо сильнее прежнего похожим на лицо моего Мити. Для меня или не для меня? Возможно, у него днем была важная встреча? Деловая или, к примеру, с женщиной? Я осторожно потянула носом. Сквозь дым от Митиной сигареты явственно проступал запах дорогого парфюма. Похоже, он воспользовался им совсем недавно. Перед тем, как поехал ко мне. Значит, есть шанс, что он и побрился специально для меня.

Мы ехали по направлению к центру города. Молчание затягивалось. Митя ничего не говорил, и на лице у него застыло весьма мрачное выражение. Я тоже не знала, с чего начать, и лишь исподволь рассматривала его. На подбородке у него оказалась ямочка. Митина ямочка!

— Митя, — прошептала я.

— Что? — Он дернулся. — Ах, да, простите, Катя. Я не сказал, куда вас везу. А надо бы. — Губы его растянулись в совершенно Митиной улыбке! — Надеюсь, вы любите итальянскую кухню?

«Я тебя! Тебя люблю!» — хотелось крикнуть мне, однако я лишь молча кивнула.

— Нет, вы, пожалуйста, не деликатничайте. Если вам органически чужды пиццы-равиоли, предлагаю на выбор любой другой ресторан Москвы.

— Какая разница, — разговоры о ресторане мне надоели, и я решилась. — Митя, ты… Это ты?

Он резко затормозил. До сих пор диву даюсь, как в нас никто не врезался. Машины, истошно сигналя, объезжали нас, но Митя не трогался с места. Побелевшие его пальцы вцепились в руль, он невидящим взглядом смотрел вперед.

Я повторила:

— Митя, это ты?

— А ты сомневалась? Сильно изменился, да? Зато ты почти не изменилась. Я тебя сразу узнал.

Он по-прежнему не отрывал глаз от дороги.

— Почему же ты ничего не сказал?

— А что мне надо было говорить? Ты меня не узнала. Да и встретились мы из-за детей. Как-то глупо при них… А потом мне показалось, что ты все-таки меня узнала, но не хочешь ворошить прошлое. И я решил, что, может, оно и лучше. Ты ведь тогда мне зачем-то все наврала.

— Ты знал?

— Ничего я не знал, — его голос звучал сердито и одновременно обиженно. — Только теперь и вычислил. Сперва я, когда к вам вошел и тебя увидел, страшно перепугался. Душа в пятки ушла. Ведь Ольга могла быть моей дочерью!

— Да уж, такой вариант был бы почти смертельным — согласилась я. — Пришлось бы детям жизнь испортить. Какая тогда бы свадьба! Брат с сестрой. Единокровные.

— Это бы им как раз не грозило, — ответил он. — Я ведь Ярику не биологический отец. Усыновил его и вырастил…

— А я-то думала…

— Понимаю, — Митя по-прежнему упорно не желал смотреть на меня. — Ты, конечно, решила, что я сперва кому-то сделал ребенка, а после, циник коварный, тебя охмурил.

— Каюсь. — Мне не хотелось больше ничего скрывать. Между нами и так пролегло слишком много неправды.

— Неужели ты действительно могла так подумать?

— А что мне прикажешь думать, если ты явился ко мне домой с сыном — ровесником моей сестры?

— Впрочем, я сам хорош. Поверить тому, что ты тогда нагородила! Как я мог? С ума, что ли, спятил? Но как ты-то могла? Неужели боялась, что я тебя брошу в беде? Поженились бы и вырастили твою Ольгу.

— Тогда бы она точно не встретилась с Яриком. — У меня отчего-то вырвался нервный смешок, хотя мне совсем было не до смеха.

Мне хотелось кинуться ему на шею и просить прощения, но и он пускай просит прощения, что поверил мне, ничего не заметил и даже не попытался выяснить, что со мной происходит.

— Да-а… Глупые мы были… — между словами он делал длинные паузы, и они камнем падали в пустоте машины. — Своими собственными руками… лишили себя счастья… А теперь…

— Теперь уже поздно. — Я, кажется, поняла, к чему он клонит и решила предупредить удар.

— Поздно? — он наконец резко повернулся ко мне. — Это только нам с тобой, Катя, решать. У тебя… у тебя сейчас кто-нибудь есть?

— Ни-ко-го. А у тебя?

Митя отвел глаза, а у меня все внутри замерло.

— Ничего серьезного, — пожевав губами, откликнулся он.

— Митя!

Тут он словно очнулся, и я очнулась, и мы вдруг увидели и осознали, что все еще торчим посредине дороги, вынуждая другие машины нас объезжать. Как еще милиция не появилась! Счастье, что час «пик» прошел, и автомобилей было сравнительно мало.

— Едем в ресторан, — решительно сказал Митя. — Там ты мне дорасскажешь, а я — тебе.

Есть мне уже не хотелось, и я робко попробовала возразить:

— Да я как-то совсем…

— Зато я совсем голодный!

И мы понеслись навстречу итальянской кухне.

Он остановил машину возле ресторана в тихом переулке. Я уже собиралась выйти, когда Митя хриплым голосом произнес:

— Погоди.

Он резко притянул меня к себе и принялся жадно целовать. Сквозь двадцать лет и сильный запах табака, я снова ощутила вкус Митиных губ, таких же нежных, жадных и желанных, как во времена, которые я считала для себя давно и безвозвратно ушедшими. Мое тело ожило, и я хотела вся-вся прижаться к нему, но мы были в машине и могли лишь снова и снова начинать целоваться, и когда на мгновение отрывались друг от друга, я лишь повторяла:

— Митя, мой Митя, мы снова вместе.

А потом наши губы опять сливались. Вдруг Митя простонал:

— Черт, как тут неудобно.

— Но нас ведь тут никто не видит, — стала успокаивать его я.

— Да в прямом смысле неудобно, — объяснил он. — Руль этот проклятый мешает и рычаг передач. Понаделали всякого. Камера пыток. Ладно, Птица колибри, ты посиди, а я мигом.

Не успела я слова произнести в ответ, как он выскочил из машины, заблокировал двери пультом и скрылся за дверью ресторана.

Я осталась в полном замешательстве. Неужели Митя решил меня таким образом проучить за прошлое вранье? Сам ушел, а меня тут запер? Нет, не может такого быть. Тем более, ведь уходя, он назвал меня Птицей колибри! Я теперь снова Птица колибри! Он снова со мной! Митя со мной! И какое везение, что мы оба оказались свободны!

Только вот что мы скажем Ольге и Ярику? Сразу вообще ничего нельзя говорить. Надо их постепенно подготовить. Но как же я счастлива!

Счастье рвалось из меня наружу, и я должна была срочно с кем-то поделиться. Митя все не возвращался. Я позвонила Гетке.

Подруга, внимательно выслушав мое восторженное верещание по поводу второго обретения Мити, сперва прокомментировала мой рассказ самодовольным — «Я же говорила!», а затем поинтересовалась, где я нахожусь.

— В Митиной машине. Он меня запер.

— А сам?

— В ресторан ушел. Двадцать минут уже нету.

— Ну, мужики пошли! — возопила Гета. — Такого, признаться, еще не слышала. Закадрил девушку, и жрать отправился, а тебя запер, чтобы дожидалась тепленькая и не сбежала.

— Он вроде про жрать ничего не говорил. Просто ушел.

— И нету? — охнула Гета.

— В том-то и дело.

— А зачем он туда пошел?

— Не знаю. Он мне не сказал.

— Подруга, он вообще хоть что-нибудь перед уходом тебе говорил?

— Да. — Я засмеялась. — Что ему неудобно.

— В каком смысле?

— Руль мешает и этот… рычаг передач.

— Катюха, чем вы там занимались?

— Всего-навсего целовались.

— Тогда мне все ясно. Физиология. Пописать пошел. До меня другое не доходит: почему, если вы ехали в ресторан, он не взял тебя вместе с собой? Посадил бы тебя за столик, а сам удалился на пять минут.

— Не знаю. И для пописать он слишком долго отсутствует.

Счастья моего чуть убыло, и я уже впрямь начинала волноваться.

— Или живот у него прихватило? — терялась в догадках Гета.

— Да нет. Не похоже. Он довольный такой ушел, весь сиял.

— Он сиял! — В голосе Геты зазвучало негодование. — А ты волнуйся. Сколько, скажи на милость, ты собираешься там сидеть?

— Так он меня запер.

— А если он только утром появится? Вдруг он решил тебе отомстить, чтобы ты больше никогда в жизни с ним так не поступала, как тогда?

И так как мне самой это подозрение приходило в голову, я вдруг заволновалась.

— Тогда что же делать? Нет, Гетка, не может быть. Митя назвал меня Птицей колибри!

— Отвлекающий маневр, — отрезала она. — Знаешь, я сейчас к тебе выезжаю. Диктуй адрес.

— Митя не мог так поступить, — убеждала я.

— Диктуй адрес, — повторила Гета.

— Да не знаю я адреса… К тому же и незачем! Он идет! Пока!

Митя действительно выходил из услужливо распахнутой швейцаром двери. В руках он держал огромный сверток. Пискнула блокировка. Митя открыл заднюю дверь.

— Засиделась, Птица колибри? — он водрузил сверток на заднее сидение. — Ой, что это? Катя! Прости! Совсем забыл! Там тебе, но подать не могу. Спаси! Цветы возьми!

Я перегнулась назад. Добрую половину заднего сиденья занимал огромный букет бордово-фиолетовых махровых тюльпанов. Я с трудом перетащила цветы к себе на колени.

— Митя, ты сумасшедший, куда так много?

— Двадцать один. Двадцать лет разлуки и еще один, чтобы мы никогда не расставались.

— А в ресторан мы разве не пойдем?

— Мне пришла в голову мысль гораздо лучше, — садясь за руль, принялся объяснять он. — У моей фирмы тут, неподалеку, квартира есть для переговоров или, если кто нужный приедет, поселить. Сейчас она свободна. Поедем туда. А еды мне, видишь, сколько навернули. Зачем нам с тобой в ресторане мучиться и друг на друга через стол глядеть?

— Это было бы неудобно, — хихикнула я.

— Издеваешься, да? — ухмыльнулся Митя. — Ты извини, что домой не приглашаю. Я-то с гораздо большим удовольствием. Но представляешь себе, если Ярик вдруг явится, да еще в компании твоей Ольги. Действительно будет неудобно.

Он явно настроился на большее, чем ужин.

Так и случилось. Поужинали мы гораздо позже, чем приехали на квартиру. А до этого снова была любовь. И разгоряченные наши тела обдувал не крымский, конечно, однако теплый весенний ветер, напоенный, хоть и не южным ароматом, но явственно ощутимым пьянящим запахом свежей травы и только что распустившихся тополиных листьев. И кровать, как прежде, была чужая, казенная (планида наша с Митей такая!), только не скрипучая и узкая, как в «Спутнике», а широкая, новая, с очень удобным ортопедическим матрасом. Так что некий прогресс наблюдался. И словно стерло бездну двух десятилетий, прожитых врозь, и мы снова были единым целым, и, как тогда, упивались свалившимся на нас счастьем.

А потом, уже ближе к полуночи, мы, полуголые, завернутые в простыни, набросились на шедевры итальянской кухни. Митя жадно запихнул себе в рот целый кусок уже чуть теплой пиццы.

— Ты похож на римского патриция! — засмеялась я.

— А ты на патрицианку, — с полным ртом отозвался он, наливая в бокалы бордовое «Кьянти». — Твое здоровье, Птица колибри! Наше здоровье!

Мы выпили, и я услышала звонок телефона. Мелодия моего мобильного. Он звонил в сумочке, которую я бросила в передней. «Ольга!» — пронеслось в голове. Я ведь ее не предупредила, что вернусь поздно. Первый раз за всю жизнь не предупредила! И что я ей теперь скажу? Однако мобильный уже не звонил. Я посмотрела на дисплей. На нем и впрямь высветился Ольгин номер.

— Кошма-ар, — схватилась я за голову. — Сестра меня убьет.

Проверив непринятые номера, я убедилась, что звонила не только Ольга, но и Гетка, и умнее всего мне показалось начать с нее.

— Где ты, и как дела? — с места в карьер начала она.

— Дела хороши, подробности потом, — скороговоркой бросила я.

— Погоди, погоди, — тоже скороговоркой ответила Гетка. — Мне Ольга звонила. Тебя разыскивала. Не волнуйся. Я все утрясла. По легенде, ты едешь ко мне и останешься у меня ночевать.

— А она поверила?

— Мне, подруга, не поверить нельзя. Понимаешь, я сейчас в дикой депрессии, — хныкающим голосом продолжала она. — Меня хахаль бросил, и без посторонней поддержки не могу. Так что, если у тебя продолжения банкета не намечается, милости прошу ко мне.

— Намечается, — сказала я.

— Голос у тебя счастливый, даже слушать противно. Не говоришь, а поешь. Только, пожалуйста, не забудь там со своим нечеловеческим счастьем, какое у меня, — она вновь деланно хныкнула, — ужасное несчастье. Иначе я тебя больше не смогу отмазывать, потому что сестра твоя перестанет мне верить.

— Спасибо тебе, Гетка, пока, до завтра.

Митя, сидевший рядом со мной и внимательно вслушивавшийся в разговор (Гетка вещала достаточно громко), строго свел брови к переносице.

— Учти, что этой твоей подруге я теперь ни на грош не верю.

— А тебе и не надо, — обняла его я.

— Очень на это надеюсь.

Митя одной рукой крепко прижал меня к себе, а другой, изловчившись, сорвал простыню.

— Подожди, — из последних сил простонала я. — Только Ольге звякну.

— Ах, как нехорошо обманывать сестру! — засмеялся он.

— Сына, между прочим, обманывать тоже не очень здорово, — отбила я выпад. — Кстати, что ты ему скажешь?

— А мне не надо ничего объяснять, — на лице его было написано превосходство. — У нас с ним мужской уговор не задавать лишних вопросов.

Меня кольнула ревность:

— Значит, ты часто так пропадаешь на ночь?

— Не часто, если тебя это так волнует и, кстати, в основном, по делу.

— Попробую тебе поверить, — полушутя-полусерьезно я погрозила ему пальцем.

С Ольгой я постаралась побеседовать по возможности быстрее, безумно боясь, как бы ей не взбрело в голову попросить «тетю Гету». Все же сестра моя успела сообщить, что страшно переволновалась, придя домой. Все накидано-разбросано, меня нет, и записки я тоже ей не оставила. «Но, конечно, раз у тети Геты сердечная травма, то ничего не поделаешь».

Митя в это время успел позвонить Ярику Так что, едва я распрощалась с сестрой, он подхватил меня на руки и унес на ортопедическое чудо, коему в ту ночь пришлось выдержать немалые испытания.

Мы страстно любили друг друга всю ночь, а в перерывах рассказывали про то, как жили последние двадцать лет, и одновременно доедали запасы итальянской еды.

Так я узнала, что Митя после того рокового разговора со мной оказался на грани отчаяния. Рухнуло разом все, во что он верил, и жизнь его потеряла смысл. Без меня ему все оказалось ненужно. Ни институт, ни наука, ни ученые степени. Друзья поддерживали его насколько могли. А так как они знали лишь один известный и крайне распространенный способ лечения сердечных ран, Митя под их чутким руководством впервые в жизни стал много и регулярно пить.

Спиртным он заглушал все мысли обо мне. Он не хотел больше думать о прошлом, слишком больно было вспоминать, а будущего, ему казалось, уже никакого не будет. Митины родители не знали, что делать. Сын полностью вышел из-под контроля и, невзирая на их мольбы и слезы, продолжал планомерно уничтожать себя. Они устраивали ему скандалы, отчего он лишь пил еще больше. Только благодаря все тем же друзьям он каким-то чудом не вылетел из института, с грехом пополам сдав летнюю сессию.

Чем все закончилось бы, неизвестно, не встреть Митя бывшую свою одноклассницу Лину, у которой уже был сын Ярик, а мужа не было. С отцом Ярика Лина рассталась еще до рождения мальчика, жениться они не стали. Зато для Мити она стала единственным человеком, с которым он мог нормально разговаривать. И он схватился за нее, как утопающий за соломинку.

— Я женился на ней из благодарности и назло тебе. Понимаешь, мечтал: вот мы с тобой как-нибудь случайно встретимся, а я иду с женой и с Яриком. И ты, Катя, будешь гадать и мучиться, откуда у меня такой большой сын. И, конечно, поймешь, что не только у тебя было прошлое.

— Знаешь, тебе это почти удалось, — усмехнулась я. — С тех пор, как мы вновь увиделись, не переставала ломать голову, откуда у тебя такой большой сын.

Митя вздохнул:

— Только вот Лины уже нет в живых. Когда Ярику десять лет исполнилось, она неожиданно заболела, рак оказался. Где и у кого я ее ни лечил. И у нас, и за границей, у экстрасенсов. Все перепробовал. Никто не помог. Только мучили ее зря. Самый страшный период в моей жизни. Она таяла на глазах, а мне оставалось лишь притворяться, будто еще чуть-чуть, и она снова станет здоровой. Кажется, Лина почти до самого конца верила. Хоть этим ей последние дни облегчил. Или она тоже притворялась, меня утешала. А за Линой подряд ушли и родители, хотя, пока все было хорошо, они ее не любили. Как же, их замечательный уникальный сын женился на женщине с чужим ребенком! И собственных детей не завели. Не получилось. Я и не очень хотел. Все как-то казалось, у нас с Линой не по-настоящему, временно. Только когда выяснилось, что жить ей осталось считанные месяцы, я понял, насколько она мне дорога и как к ней привязан.

— Ты любил ее?

Он ответил не сразу.

— Может, и да. А скорее, просто был к ней привязан. Но если и любил, то как-то совсем по-иному, чем тебя. Как близкого друга, который спас меня, не дал мне себя потерять. В жизни, Колибри, не все так просто: люблю — не люблю. Ну а пока она болела, мне приходилось зарабатывать. Деньги были нужны и на ее лечение, и на родителей. Во все тяжкие пускался. Правда, тяжкие эти, в основном, вертелись вокруг компьютеров. И торговал, и собирал… А сейчас вот у меня уже своя фирма, компьютерными технологиями занимаемся. И еще новое направление недавно взяли — промышленный дизайн. Очень перспективная область. Так что я теперь, Катя, завидный жених.

— Ты и раньше был завидным.

— Значит, удержался на уровне. Ярик помог. Я Лине обещал его вырастить. Вроде получилось. Но и он мне утонуть не дал.

— Как Ольга мне, — кивнула я и добавила: — Между прочим, я тоже невеста ничего себе. Не простая учительница, а замдиректора престижной гимназии.

Митя изобразил ужасный испуг.

— Никогда не думал, что заведу роман с замдиректора школы. Звучит угрожающе.

— Еще не поздно сбежать.

— А вот не дождетесь!

И он утянул меня в постель под пение утренних птиц.