Казанцева Марина Николаевна Путь в Селембрис

Глава 1. Сплошные неприятности

Ленька Косицын убегал от маньяка. С тягучим воплем он переваливался через какие-то громадные сундуки. Бился в двери — те отворялись тяжело и неохотно. Нескончаемая череда мрачных, низких зал. Влетая в тёмное, захламлённое помещение, он всякий раз думал, что попал в ловушку. Но, смотреть по сторонам было некогда, всё внимание сосредоточилось лишь на одном: где выход?

Сердце бухалось в груди, в висках стучало, ноги бессильно заплетались, а за спиной с гулким топотом неумолимо приближался ужас. Огромная неясная фигура легко просачивалась сквозь все замки и засовы и возникала у дальней стены, чтобы тут же двинуться на Лёньку.

Секунду он смотрел на своего преследователя и убеждался, что зря потратил время на воздвижение преграды, зря надрывался и двигал старый шкаф, комод, кровать, перетаскивал кучу ящиков — маньяку всё нипочём. И вот он снова возникает по эту сторону баррикад. Непропечённый блин лица и две тусклые дыры на месте глаз, всё остальное — тёмная колышущаяся масса. Мрак обретает плоть и делает вперёд шаг, тогда всё помещение вдруг наполняется тяжёлым, низким звуком.

Лёнька опять начинает в поисках выхода судорожно шарить в хламе у стены, истово надеясь на чудо — и так без конца. Сколько же это может продолжаться?! То люк в полу, то маленькая дверца, то просто низкая дыра, то пролом в потолке. Силы иссякают…

И вот он снова протиснулся, пролез, прорвался. И снова бросился в свой нескончаемый бег. А маньяк уже наступал на пятки и тяжело дышал в затылок.

Неожиданно громко зазвенел будильник. Лёнька споткнулся и с воплем рухнул на пол, а на него — душной периной навалился враг.

— Пора вставать! — заржал убийца. — У тебя контрольная по алгебре!

Лёнька с криком ринулся в просвет и выпал в реальность.

Очнулся он на полу, с подушкой в обнимку. Сел, весь встрёпанный со сна, некоторое время очумело вертел головой в поисках маньяка. Но, тот испарился в бледном утреннем свете, только сбитое ногами одеяло напоминало о кошмарном сне.

— Фу-ууу! — облегчённо вздохнул Косицын, сам себе удивляясь: надо же — так перетряхаться во сне! Кому скажи — оборжут!

Из-за слегка прикрытой двери донёсся недалёкий отчётливый щелчок и тут же — слабый скрежет. Косицын опять насторожился и тут же засмеялся — это же мама ушла на работу! Дверь захлопнула и закрыла на ключ! Никаких маньяков! Маленький он, что ли?!

Всё ещё переживая идиотское сновидение, подросток поспешно вскочил с пола. В одном маньяк был прав: следовало поспешить — Маргуся не терпит опоздавших, да ещё на контрольную.

Ох уж эти утренние сборы! Простое дело — свитер, но вот попробуй, попади с первого раза руками в рукава!

Косицын заскакал по комнате на одной ноге, стараясь попасть второй в штанину. Говорила же мама идиоту: не бегай по комнате, надевай джинсы, сидя на диване. Но, ведь надо ещё и бутерброды в рот попихать!

Наконец, он кое-как оделся, умылся, причесался пятернёй и, дожёвывая завтрак, торопливо принялся сметать со стола в сумку всё подряд: учебники, тетради, ручки. Книги не помещались, тормозили обложками, вставали углом. Ручки с карандашами стремились выскочить из пальцев и укатиться подальше.

— Ну какого… мням-мням?! — злился Лёнька. Завтрак — и тот норовил встать в горле комом. Паршивый день!

Так, спокойно. Это же суббота. А у субботы есть особенность: примерно после двух часов все текущие неприятности заканчиваются и начинаются — да-да! — начинаются ВЫХОДНЫЕ! На целых полтора дня можно забыть про школу и все проблемы, связанные с ней. Целых полтора дня свободы и радости. Уже и диск припасён с новой игрушкой — «Герои Три».

Он выскочил за дверь, захлопнул её на щелкун и полез в карман куртки за ключами, чтобы закрыть и нижний замок. И только тут обнаружил, что ключей-то в кармане и нет! Значит, как вчера кинул их на тумбочку, так и не вспомнил! Впору завыть волком, потому что теперь он до самого вечера домой не попадёт — пока мама с работы не вернётся. И это означает, что игра накрылась медным тазом, по крайней мере, до шести часов. А ещё это означает, что металлическую дверь общего с соседкой тамбура придётся оставить незапертой. Конечно, можно позвонить ей и вежливо попросить закрыть изнутри, но Лёнька предпочитал не делать этого.

С соседкой Клоповкиной неполная семья Косицыных состояла отнюдь не в добрых отношениях. Дусяванна была прожжённой склочницей и всегда искала случая обвинить молодое поколение во всех известных миру грехах. Одинокая старуха только и делала, что паслась под своей дверью, поджидая Зою Косицыну — а не ведёт ли та к себе кавалера? Считается, что мать-одиночка непременно должна водить дружбу со всякими проходимцами и аферистами. Всё остальное время бдительная пенсионерка Клоповкина просиживала у подъезда на лавке со старухами и мыла кости всем, кого знала и не знала. Но, поутру Дусяванна имела обыкновение сладко спать, так что будить её — наживать себе проблемы.

Косицын осторожно прикрыл дверь тамбура. Некогда ему с соседкой объясняться — на алгебру надо спешить, а то Маргуся почище всякого маньяка будет.

С шестого этажа уже слышался дробный топот — это бежит одноклассник, Фёдор Бубенцовский. Как всегда, нажал кнопку лифта и теперь дерёт по лестнице наперегонки с машиной.

Лёнька запрыгал на выход, сразу через три ступеньки. Надо успеть отшутить маленькую шутку. Прошлый раз это сделал с ним Федюня, теперь кодекс чести требовал отдать должок.

Легконогий Косицын выскочил под навес подъезда, встал за дверью и придержал её, не давая захлопнуться. Обычно кодовый замок тормозит всех, кто торопится: нажмёшь кнопочку и ждёшь, когда он пропипикает пять раз и позволит отворить тяжёлую створку.

Федюня возрадовался.

— Ну слава богу! — засопел он, подбегая к открытому выходу. Тут Лёнька легонечко толкнул металлическую дверь. Расчёт был максимально точным, и до кровопролития дело не дошло: приятель только треснулся бидоном о холодную поверхность.

— Махамба, брат. — солидно произнёс Косицын, выходя из укрытия.

— Замётано, Лёлё! — со смехом ответил Федюньчик, хлопаясь ладонью о ладонь.

Справедливость восстановлена.

Лёлё — это его детское прозвище. Лёнька терпеть не мог, когда к нему так обращались. Но, с Федюней его связывало прошлое, то есть детский сад, начальные классы, горка во дворе. И нескромный собрат охотно выдавал этот маленький позор из детства Лёньки — домашнее прозвище, которым его наградила мама. Отец давно ушёл из семьи, и мама всю свою заботу обращала на сына. Сын был тот ещё подарок! Вихрастый, конопатый и с таким характером, что мать устала оправдываться перед учителями. Равно, как и перед воспитательницами в детском саду.

Педагогам хотелось видеть идеальных детей. Спокойных, аккуратных, трудолюбивых, вежливых. Чтобы всё у них лежало по полочкам. Чтобы все уроки были сделаны. Чтобы не забывали вторую обувь, не упирались подошвами в стены коридора. Чтобы не курили в туалете. И чтобы — умоляем! — чтобы не было конфликтов!

У Лёлё ничего не получалось. Как он ни пытался сдерживать себя, всякий раз с огорчением обнаруживал, что опять нарисовал в углу листа маленькую летучую мышь. А то ещё хуже — задумается на уроке и нарисует под объяснение Маргуси какое-нибудь новое потрясающее оружие, с каким неслабо мочить космических монстров. Педагогиня обязательно подкрадётся и изымет у Косицына ноу-хау. Но, жизнь в школе осложнялась не только конфликтами с учителями. Были и другие проблемы.

После недолгой перебранки у парадного входа Лёнька уступил грубой силе и покорно переодел вторую обувь. Патруль из старшеклассников бдительно караулил у дверей, зорко выявляя нарушителей. Пока семиклассник Косицын возился со шнурками, мимо него с хохотом и примитивными шуточками без всякой второй обуви шли десятиклассники и выше. Как говорится, такова се-ля-ви — своим поблажки. Потом завуч Кренделючка (в миру Изольда Григорьевна Кренделькова) будет произносить речи на педсовете по поводу ошмётков грязи на паркете. А учителя далее на классном часе с привычной нервозностью будут выговаривать за вторую обувь.

Общеизвестно, что никакой второй обуви в природе не существует. В чём выскочили из школы, в том и попёрли до хаты. Чистая формальность, не более! Зачем людей мучить?!

Маргуся почти уже вошла в кабинет, когда Федюня с приятелем прошмыгнули у неё под рукой и заняли почётное место на заднем ряду.

У Матики, как ещё называли математичку, был хронический гайморит, оттого её постоянно преследовало дурное настроение и головные боли. В душе давно намаячили все учащиеся и их обдолбанные родители. С годами она научилась подавлять гнев при виде гнусных каракуль в тетрадях и равнодушно ставила тройки. Имелся некий неофициально признанный стандарт: на класс столько троек, столько четвёрок и столько пятёрок. С этим опытная математичка прекрасно справлялась. Но, с двойками не было никакого сладу. Всякая проверка контрольных выводила на свет такое множество этих насекомых, что Маргарита Львовна не знала, какие ещё методы испытывать на учениках. Она справедливо полагала, что во всём виноваты родители, которых вовремя не воспитали. Эти же самые оболтусы, что учились в этой школе, нарожали новых оболтусов, словно ничего лучшего делать не научились. До пенсии ещё пять лет, а нервы ни к чёрту.

Маргуся превозмогла изжогу и сделала вид, что не заметила Косицына и Бубенцовского, вбегающих в класс после звонка. Она разделается с ними позже.

— Ну чё, Лялястый, принёс шкивы? — лениво спросил Гондурас, иначе — Сашка Тельмагин.

С двумя своими шестёрками он собирал дань. Поборы в школе носили чётко разграниченный характер. Гондурас, Серый и Копыто доили седьмые классы. Настало время междусменка, время гнать маны.

Ничего не говоря, Лёнька вывернул карман. Всю неделю он собирал деньги, которые мама оставляла на столовку. К субботе должно бы набежать больше сотни, но деньги, шут их знает, куда деваются! Да ведь и без жевательной резинки ты не человек.

Пятидесяти рублей было недостаточно, чтобы откупиться от Гондураса, поэтому со вполне понятным терпением Косицын перенёс затрещину, которой одарил его мордастый одиннадцатиклассник. Теперь не выдь на улицу, чтоб погулять. Вечером эта троица вольётся в свою компанию и будет пасти ночующие у домов автомобили.

Перед школой располагалась обширная несанкционированная автостоянка. Сколько ни скандалили жители окрестных домов, сколько ни звонили, сколько ни писали в инстанции, ничего не менялось. Поздно ночью под окнами раздавались гудки и завывание неисправной сигнализации. И ещё Гондурас с компанией гоготали, стоя плотной кучей у ночного маркета. Ночь приносила Тельмагину доход, поскольку он со своей бригадой якобы охранял машины. Кто оставлял машину и не платил охране, у того сами собой разбивались фонари, свинчивались и терялись ниппели. Бывало, даже лопалась резина — птичка клюнула!

Мама жила в своём мире. Она не понимала, что мимо этого малинника нельзя пройти безнаказанно. И сердилась, когда Лёнька искал повод избежать похода в маркет за маслом или хлебом. Мама постоянно забывала что-нибудь купить, поэтому у её сына не кончались проблемы.

— Плюнь! — посоветовал Федюня, сбегая по лестнице с приятелем. До этого он помалкивал. Бубенцовский уплатил свой оброк ещё на той неделе. Папа у него был менеджер в какой-то крупной фирме, и с карманными деньгами у Федюни проблем не было.

Разделавшись хотя бы временно с одной проблемой, Лёнька расслабился и в забывчивости потащился в вестибюль. Он шёл и представлял, как хорошим ударом впаривает Гондурасу в глаз. Это немного утешало. Лёнька размечтался и не заметил, что они с Федюней спускаются не по той лестнице.

Передвижения по лестницам во избежание травм чётко регламентировалось школьными правилами. Спускаются по одной лестнице, а поднимаются — по другой. И вот теперь навстречу двум приятелям с оглушительным галдением бежал нетерпеливый поток мальчишек и девчонок. Всё это пихалось, орало, бухалось в нераскрытую створку двери и протискивалось в узкую щель. В довершение всего остервенело завизжал звонок, выбивая из мозгов искры и побуждая к необузданности.

Первая смена закончилась и все нормальные люди давно свалили из казённого дома. Почти всё, что бежало навстречу Лёньке и Федюне, было им незнакомо. Поэтому Косицын отчаянно взвыл и выругался, когда ему наступили на шнурки. Он упал и последние бегущие повалились через его поверженное тело. Шестиклассники быстро повскакивали и с хохотом улетели, а перед гневным Лёнькой и возмущенным Федюней осталась растерянно стоять девочка.

— Ой, простите… — пролепетала она.

Всё смешалось в голове Лёлё: и утренний сон, и пятьдесят рублей, и Маргуся со своей контрольной.

— Ты что?! Долбанутая?! — яростно возопил он, позорно валяясь на истоптанном полу лестничной площадки.

— Куда прёшь, малолетка рыжая?! — солидарно затявкал верный друг Федюня.

Девочка попятилась и большими глазами уставилась на вспотевшего от обиды Лёньку.

— Я не нарочно. — почти со слезами проговорила она. — У тебя же шнурки волочатся.

Шнурки и правда волочились, но это вовсе не причина, чтобы ронять человека и топтать его ногами. Лёнька успел заметить, что девочка, хотя и рыжая, но очень симпатичная. Он уже собрался встать и как-нибудь по-доброму развеять ситуацию: падение на пол в школе не считалось чем-то необычным и, если бы не поганый Гондурас, эпизод не стоил бы нервов. Но, на этом дело не закончилось, роковая звезда Лёлё не зашла за горизонт.

На площадке выросла Маргуся. Косицын не сразу это понял. Сначала в поле его зрения попался чулок с дырой. От дыры вверх и вниз шли многорядные стрелы — это некто из пятиклассников приложил матичку портфельчиком, а она так и не поймала негодяя. Матичке катастрофически не везло с чулками — стрелы появлялись на них от одного лишь взгляда. Кто-то должен отвечать за такое злодейство.

— В чём дело, Косицын? — надменно проронила математичка. — Ты отчего разлёгся на полу — ночевать здесь собрался?

— Маргарита Львовна, я не нарочно. — забормотал Лёнька, понимая, как мало заботят Матику подобные объяснения. Он поднялся с пола и хотел отряхнуться, но ему не дали.

— Пойдём со мной, дружочек. — с приветливостью, достойной нильского крокодила, сказала матичка и взяла его цепкими пальцами за рукав.

— Это я виновата. — произнесла девочка, глядя на Маргусю своими чудными глазами. Глаза у неё впрямь чудные. Трудно сказать, в чём тут дело, но они словно бы сияли. Хотя радоваться в такой ситуации особо нечему.

Матичка слегка поперхнулась, не зная, как оценивать такой поступок.

— К тебе это не относится. — проскрежетала она. — Мне нужен вот этот образец.

И поволокла свою добычу к завучу! Следом бежал верный Федюньчик. Он понимал, что встреча с Кренделючкой обратит его приятеля в пепел. Дверь хлопнула перед его носом. Краснощёкий пончик вздохнул и поплёлся в отчий дом.

— Извольте! — желчно проронила Маргуся. — Чем мы заняты на контрольной!

Пожилая и хронически усталая Изольда Григорьевна раскрыла потрёпанную тетрадь, и Лёнька сразу понял, что пропал. А он-то радовался, что справился с контрольной! А сам вместо решения сдал кое-что иное. Это его тетрадь, и она подписана. Улики налицо.

Кренделючка неторопливо и с интересом рассматривала талантливые рисунки Косицына. Большинство из них посвящались Матике. Кровь на кривых зубах вампира, хвост и когти мало удивляли повидавшего виды педагога. Но, к портретам прилагались и стишки. Вот их-то Кренделючка и читала с понятным увлечением.

— Ну вот что, Леонид, — проникновенно произнесла она, — зови-ка родительницу на рандеву.

Уже подойдя к подъезду, Косицын вспомнил, что остался без ключей, и уныло поплёлся обратно в школьный двор — посидеть на сломанных качелях.

Времени было навалом, а вот денег не было совсем. Вдобавок на улице не гуляло никого из знакомых. Скоро к маркету поволочётся Гондурас с дружками, оттого Лёнька избегал гулять в своём дворе. Прошло время беззаботного детства: в песочницах гадят собаки, а на качелях пьют пиво мужики.

Можно, конечно, зайти к Федюне, но для этого надо стоять под дверью и ждать, когда кто-нибудь выйдет или войдёт. И ещё неизвестно, на кого налетишь.

Все жители больших городов отдают неизбежную дань перенаселённости, это выражается в полном равнодушии к живущим рядом. Никто в подъезде никого не знает. То и дело выселяются и въезжают жильцы. Люди идут и не узнают соседей. Лёньку много раз ругали, когда он входил в свой подъезд за кем-нибудь: чего тебе тут надо, мальчик? иди к себе домой! Да ещё бомжи пакостничали не без юмора: спят летом под кустом в школьном дворе, а кучки делать лезут в подъезд. Кто в таких условиях не обозлится?!

Лёнька побрёл в парк. Там хоть можно посмотреть на аттракцион. Или встретить знакомых. Может, удастся занять пятёрку.

Субботний день был в разгаре — погодка радовала теплом. Все веселились. Вокруг аттракционов бойко шла торговля. Пока дети катались, родители коротали время с пивом.

Тут тоже небезопасно, можно нарваться на пацанов с соседней школы. Шакалы не посмотрят, что ты один, без друганов — наваляют, мало не покажется. Но, всё же на виду у публики относительно безопаснее.

Лёнька сел на лавку и от нечего делать принялся пялиться по сторонам. Такой паскудный день! Он тосковал по компьютеру и холодильнику.

— А что такой смурной? — спросили со стороны.

Косицын нехотя оглянулся. Рядом стояла в дупель пьяная цыганка. Как ни странно, без ребёнка.

— У меня ничего нет. — мрачно ответил Лёнька, надеясь, что она долго приставать к нему не будет.

— Ё! — лениво удивилась гадалка, плюхнулась рядом на скамейку и умиротворённо проговорила:

— Я добрая сегодня.

«С чего бы это?» — подумал Лёнька.

— Да ни с чего. — безмятежно ответила цыганка. И добавила: — Звезда упала. Загадывай скорее. Сегодня сбудется.

Лёнька машинально глянул вверх — в вечереющем небе в самом деле падала звезда. Он провожал глазами крохотный огонёк и вдруг подумал, как ему набрыдел этот мир. Наполненный монстрами, вроде Гондураса, Маргуси и крикливых сверстников. Кроме мамы, в этом мире не было ничего хорошего. А главное, ему нечем крыть — он всем должен.

Косицын вспомнил, как желал треснуть Гондурасу по его наглой роже. Это воспоминание вызвало глухую внутреннюю волну. Все события дня спеклись в единый ком. И Лёнька пожелал нечто такое, в чём не отдавал себе отчёт.