"Душа осени" - читать интересную книгу автора (Горшкова Яна)

Глава 9

Дарен. Сиэр.

Юного Дарена, сына трактирщика, можно было обвинить в чем угодно, кроме отсутствия храбрости, да и решимости мальчику было не занимать. Ну, кто из нас лет в двенадцать не верит в собственную непобедимость и бессмертие, а? Кто из юнцов не мечтает спасти прекрасную даму… или хотя бы отмстить за нее? Уж в этом наслушавшиеся песен пьяных бардов человеческие мальчики не слишком отличаются от начитавшихся древних легенд мальчиков эльфийских.

Дар не совсем понимал, какие именно чувства он испытывает к Кирт, но то, что произошло с ней, потрясло юношу до глубины души. Самое страшное заключалось в том, что рухнула сказка: прекрасный светлый воин-эльф оказался кровавым злодеем и убийцей. Дар был готов убить его за одно только это. А чего стоило равнодушие окружающих? Судьба Кирт не взволновала никого! Единственное чувство, которое испытали люди в трактире, это радость оттого, что эльф удовлетворился только одной жизнью!

Вот поэтому Дарен спрятал кухонный разделочный нож под салфеткой, когда поднимался в комнаты эльфа.

О том, что вряд ли можно одолеть бессмертного воина с помощью источенного старого ножа и подноса, Дар, естественно, не подумал.

Лиэ Лиэх'хэл Лиан

У наследника Аэнвэль, златоволосого и синеокого князя сидхэ Лиэ Лиэх'хэл'а ан'Тъерлла э Ллин'дарн было превеликое множество достоинств и лишь один существенный недостаток, который перекрывал все. Лиэ был очень красив даже по меркам сидхэ, отважен, умен, добр и отзывчив, он был талантлив и горд, а пел так, что способен был очаровать и гоблина… Одна беда — Лиэ был патологически влюбчив.

Любовь среди винлэс всегда была свободной. Эльфийки, от природы более сдержанные, нежели их мужчины, прекрасно понимали, что соотношение одна к дюжине вносит свои коррективы в отношения между полами. Для свободной винлэ иметь менее трех-четырех возлюбленных считалось, мягко говоря, странным. И все равно женщин не хватало. Каждая третья уже была чьей-то квэнъэ, каждая четвертая из оставшихся предпочитала меч и магию любви и материнству… Сидхи старались рожать так часто, как могли, во имя выживания расы, но потребность их в физической близости была далеко не так велика, как у их мужчин.

К счастью, в Вэннэлэ жили дайони, у которых демографическая ситуация повторялась с точностью до наоборот: мальчики рождались крайне редко и еще реже сами могли иметь потомство. Живущие по 500–600 лет полукровки-дайони с удовольствием вступали в долгие или краткие связи с сидхэ и довольно часто рожали им детей. Однако даже добросердечие и ласка дайони не мешали молодым (вечно молодым!) сидхэ влюбляться во всегда готовых на это человечек. Ничем хорошим это кончиться не могло, это понимали все, но… Слишком соблазнительно для смертных было иметь любовника-эльфа, слишком привлекало эльфов разнообразие человеческих женщин. В Вэннэлэ проблему полукровок решали с благородным изяществом: сидхэ не бросают своих. В большинстве случаев эльфы (точнее, уже эльфийки) не теряли из виду свою кровь. Для неизбалованных особенным вниманием и уважением среди своих смертных женщин связь с эльфом была просто подарком судьбы, к тому же вряд ли возможно пообщаться какое-то время с представителем Высокого Народа и не влюбиться. Человечки, гордо задирающие нос и утверждающие, что уж они-то на любовные чары эльфов не поддаются, откровенно лукавят. Просто… либо не встречали, либо встретили, да им не предложили… либо предложили сами и получили отказ. Умению вежливо говорить «нет» женщине, любой женщине любого народа, юных сидхэ обучают чуть не с пеленок… Вот и верь после это в матриархат! И мужчины, и женщины Вэннэлэ прекрасно знают, кто на самом деле правит страной.

Сидхэ влюбляются часто, молодежь вообще находится обычно в состоянии перманентной влюбленности… и, вместе с тем, для сидхэ немыслима физическая близость без проявления чувства. Лиэ же был в этом отношении просто неисчерпаем. Нельзя сказать, что наследник Вэннэлэ не пропускал ни одной юбки (скорее, это юбки его не пропускали), но для того, чтобы влюбиться в женщину, неважно, какой расы, ему требовались рекордно короткие сроки. Притом Лиэ всегда был абсолютно искренен: если уж он увлекался, то глубоко и по-настоящему, и вовсе не очередная постельная забава была ему нужна, хотя это занятие он тоже любил. Просто рядом с ним любая женщина начинала ощущать себя любимой, желанной и прекрасной… стоит ли удивляться тому, что редко кто мог устоять перед его обаянием? Причем он никогда не бросал своих возлюбленных: они уходили сами, вполне довольные собой и жизнью, и отношения с бывшим любовником сохраняли прекрасные — все сердечные томления и страдания оставались на долю самого Лиэ. Впрочем, длилась такая меланхолия недолго: Лиэ встречал новую девицу, и все начиналось сызнова. Несколько его смертных увлечений, постаревших, но все еще красивых, относились теперь к нему с материнской нежностью (будить в женщинах материнский инстинкт у Лиэ получалось отлично и совершенно непроизвольно) и вовсе не чувствовали себя покинутыми. Он никогда не забывал их, даже если у его женщин были уже свои внуки.

Умение видеть красоту всюду, даже если ее старательно прячут, было свойственно Лиэ как никому другому. И вот он увидел красоту в Кирт, особенную, ни на что не похожую красоту. Если бы его спросили, он сказал бы, что Киирт'аэн — это королева осени. Даже не королева, а душа. Да, душа осени — птичий крик в пронзительном серо-синем небе, кровь кленовых листьев, горький аромат трав… Ее красота ранила, как отравленная стрела под сердцем. Она причиняла боль, но исцеляла одновременно. Сон о битве драконов с едва заметными отблесками расплавленного золота в темно-серых глазах… как можно было ее не полюбить?

Помочь ей было необходимо, но жалеть ее было бы кощунством, святотатством. Она могла бы счесть его внимание жалостью — и ошиблась бы. Лиэ не посмел бы так оскорбить ни ее, ни себя.

Она была прекрасна: Сполох-над-вершинами, Ястребиный Крик… Душа осени, она была прекрасна, и он полюбил ее.

— Киирт'аэн, — сказал Лиэ, держа ее за руку… любуясь ее рукой. — Ты — душа осеннего леса, Кирт. Ты прекрасна, как туман над озером. Я не буду спасать тебя, это не нужно. Но я помогу тебе спастись самой. Если позволишь.

— Никто и никогда не говорил со мной так, но это ты и сам знаешь, — Кирт едва заметно дрожала, но руки не отняла. — И уж тем более никто и никогда не спрашивал у меня позволения.

— Какое мне дело до того, как говорили с тобой раньше? — Лиэ фыркнул и сжал ее ладонь крепче. — Я говорю с тобой сейчас и говорю так, как ты заслуживаешь. Ты прекрасна, душа осени, Сполох-над-вершинами, твоя стойкость завораживает. Ты прекрасна, словно клинок, Кирт, и я уже люблю тебя. У нас это случается быстро, почти сразу… такие вот мы торопливые. Просто любой сидхэ сразу видит такие вещи, и нам ни к чему все эти человеческие игры. Но уж поверь, я не собираюсь ни к чему тебя принуждать. Я никогда не принуждал женщин и, тем более, не покупал их!

— Верю, — бывшая жрица усмехнулась. — К чему принуждение, чары или золото? Кто устоит перед такой искренностью и напором?

— Возможно, ты?

— Возможно, я. Но, видишь ли, я просто боюсь, о, мой прекрасный князь эльфов. Не тебя, конечно… себя боюсь. Сказки кончаются. Полюбить тебя так просто… но что будет, когда ты меня оставишь? А ты оставишь, возможно, нескоро… но все же. Мне будет больно.

— Не оставлю. Довольно с тебя боли, Кирт. У тебя будет все, что ты захочешь добыть, чего захочешь достичь. Обещаю.

— Не обещай того, чего не можешь.

— Я обычно не обещаю того, чего не могу. Решай, Киирт'аэн. У тебя полно времени, я ведь не тороплю.

— Зато я тороплюсь, — Кирт глубоко вздохнула и высвободила руку. — Потому что времени у меня слишком мало… совсем нет времени! Кто скажет, что будет завтра? Ты как песня, Лиэ, разве я могла не полюбить тебя сразу, едва увидела… как только ты появился здесь? А потом встал между мной и теми, внизу… да и много ли мне надо, чтоб полюбить? Всего лишь толика тепла и участия… о, как это много!

— Ты все еще хочешь, чтоб я тебя отпустил?

— Нет. Уже не хочу.

Всего лишь ладонь в ладони, рука в руке. Всего лишь поделиться теплом — иное сейчас было бы торопливой и неуклюжей пошлостью… а он никогда не слыл неуклюжим и никуда сейчас не торопился.

У них и вправду было полно времени.

Рамборг Лиэссат. Рэир.

… У меня получилось! Трепещущее сияние Образа меча слилось со старым металлом и наполнило его жизнью и чарами. Я смотрела на чуть изогнутый клинок, слушала его песню, купалась в его зеленовато-серебряном свечении и смеялась. Легко и яростно. Смех рвался наружу из переполненного горла как рыдания. Яростный, жестокий и искренний смех. Ни горечи, ни злобы. Простота и четкость линий и звуков.

О, это был прекраснейший из всех даров! Звонкий, серебряный хохот… Смех, от которого души врагов леденеют и крошатся, как весенний лед на Лиэ'Вэлл.

— Мэв! — сказала… нет, позвала я. — Мэв, эльфийский смех над бедами врагов. Мэв, сестра-по-крови. С днем рождения. Здравствуй, Мэв. Ты прекрасна.

«Ты тоже», — ответил мне меч.

— Мэв, отныне мы будем петь и смеяться вместе. О, как мы будем смеяться!

«Я буду петь для тебя, Эйрайна тэи Рэир».

— Мы споем. Скоро. Пойдем, поздороваемся со снежным эльфом, а?

Я отперла дверь и вышла… нет, выползла из кузницы, держа Мэв в левой руке за гарду. Хэлгэ метнулся мне навстречу.

— Я совсем тут извелся, — выдохнул он. — Три дня, наверное… я не следил за временем, все равно оно тут странное. Можно было поспать, но разве заснешь, когда рядом творится такая магия! Рамборг… ты как?

— Чудесно, — я улыбнулась. — Тебе опять придется воскрешать меня, Хэль. Но дело того стоило. Взгляни.

— Какая она красивая… и веселая! Да уж, это явно «она»! Ох, не хотел бы я услышать ее голос в бою… Смех?

— Да. Она поет, как смеется, и смеется, как поет.

— Жесток смех сидхэ над бедами врагов… Да, она стоит тех сил, что ты потратила. А насчет воскрешения — уж не сомневаешься ли ты в моей способности воскрешать, Лиэссат?

— Нет, не сомневаюсь! — я рассмеялась, когда он обнял меня и рассмеялся тоже. И Мэв смеялась вместе с нами.

Хэлгэ Аэт'глатт. Хайга.

Она была бледная и осунувшаяся. Творение отняло у нее столько сил, что Хэлгэ удивился сперва, как она вообще держится на ногах, а потом обругал сам себя: конечно, держится! Разве может быть иначе? Можно подумать, ты ее первый год знаешь, Хэлгэ Аэт'глатт! А уж этот смех…

От искреннего звонкого хохота Рамборг совсем обессилела и все-таки пошатнулась, да и упала бы, если б он ее не удержал.

— Мне кажется… такое у меня чувство, Хэль, будто я напилась, — немного смущенно призналась она. — Проклятье, да я и пьяная держусь на ногах крепче, чем теперь!

— А ты вспомни, сколько ты не спала.

— А не помню… да разве в этом дело, Хэлгэ! Уж чего-чего, а спать я точно не хочу!

— По-моему, тебе все же следует сейчас отложить свой веселый клинок. И выпить. Много — и прямо сейчас. Знаешь, что… я, пожалуй, все-таки напою тебя. Для начала.

— О-о… а потом?

— Глупые вопросы задаешь, женщина! Как будто сама не знаешь. Воскрешать я тебя буду.

— Теперь это так называется, да? Ох, Хэль, поставь меня на место!

— И не подумаю, — сидхэ легко поднял ее на руки, умудрившись одновременно отобрать меч. — Впрочем, можешь сопротивляться, если хочешь. Помнится, тебе это нравится.

— Интересная мысль, — полукровка хихикнула, освободившимися руками обнимая его за шею. — Хэлгэ… не считая той… хи-хи… трагической для бедного папоротника ночки… ты когда-нибудь еще насиловал женщин?

— Я тебя точно напою, — вздохнул Хэлгэ, внося ее в залу, — и сам напьюсь. А потом изнасилую.

— У тебя получится, — уверенно заявила она. — Ты же талантливый.

— Ага, очень, — согласился Хэлгэ, опуская ее на шкуры. — Мне часто об это говорят.

Впрочем, на те же самые шкуры пришлось опуститься и ему, иначе и быть не могло, ведь Рамборг не собиралась размыкать кольцо своих рук. Забытая Мэв ехидно пропела что-то там, где ее оставили. Глаза у полукровки стали совсем янтарными, и плясали в них такие демонята, что Хэлгэ задумался, кто тут кого собирается насиловать.

— Я могу начинать сопротивляться? — провоцирующе промурлыкала она.

— Попробуй. Вдруг получится.

Рамборг Лиэссат. Рэир.

… Проклятье, но кто бы мог подумать, что в этом моем замороженном братце-по-мечу столько огня! Какое уж тут сопротивление… Кстати, сопротивляться я действительно попыталась, ведь он меня даже несколько напугал… с непривычки, хм… Может, мне действительно следовало почаще этим заниматься? Это, конечно, было игрой, но я не уверена, что отбивайся я в полную силу, смогла бы с ним справится. Во всяком случае, мои трепыхания Хэль подавил быстро и на удивление умело. Одной его руки вполне хватило, чтоб удержать обе мои, второй он довольно ловко управился с застежками моей рубашки… да и с самой рубашкой, не говоря уж о поясе… Это действительно немного напоминало изнасилование, но пусть так! Это было самое очаровательное изнасилование в моей жизни… и что-то мне подсказывало уже тогда, что эти игры могут вскоре стать делом привычным…

Дальше… как-то уж очень быстро я оказалась абсолютно беспомощной, а этот мой словно с цепи сорвавшийся ванэл'фраэрэ творил со мной, что хотел… а хотел он многого и разнообразного. Периодически выныривая из этого… ох, и не знаешь, как назвать!… я могла только ошалело хватать ртом воздух да радоваться, что в округе на много-много хартов пути никого нет. Такие стоны и вопли мы издавали, и такая магия нам вторила, что становилось странно, как это мир не рушится от такого накала страстей.

— Хэлгэ, — почти взмолилась я, когда мы ненадолго прервались, — может, хватит, а? Я тебя уже боюсь! Что происходит с тобой… и со мной?! Это же безумие какое-то… так нельзя!

— Нельзя-нельзя, — согласился он, жадно глотая вино, предусмотрительно отставленное подальше от этого… хм… лежбища. — Конечно, нельзя. Ты абсолютно права, моя княжна, это безумие. И спятил не только я, ты тоже. Но останавливаться я не могу и не желаю, так что не держи себя. И не вздумай меня останавливать!

— А ты понимаешь, что будет, если я перестану себя держать? Совсем перестану? — я тоже приложилась к кувшину.

— А что будет? — Хэлгэ жестко усмехнулся, перекатываясь поближе. — Кайт-Ши вырвется? Так я ее не боюсь, моя Рамборг. Ты меня не запугаешь, о, теперь уже нет! И не остановишь.

— Так и ты — меня… Проклятье, Хэлгэ, отпусти меня!

— Ну уж нет. Не теперь, госпожа моя. Сейчас я сильнее, и ты не вырвешься, даже если захочешь. Но ты ведь не захочешь, я прав?

— Прав, — я опрокинула его на спину и села сверху, крепко обхватив коленями и бедрами. Наклонилась и шепнула на ухо. — А вот на мечах я тебя все-таки уделаю, Рассветный, так что не зарывайся!

— Еще посмотрим, — Хэль вывернулся из захвата. — Ух, что я сейчас с тобой сделаю!

— Уже сделал, — буркнула я куда-то в живот моего сидхэ. — Это называется «отыметь», чтоб ты знал. Вот вернусь и расскажу Эрилу, что ты меня изнасиловал. Он вызовет тебя на поединок и убьет. Вот.

— Угу, если учесть, что Эрил и сам не прочь бы оказаться на моем месте… особенно сейчас! Ну и зубы у тебя, Рамборг!

— Кошка тут я, а кусаться первым начал ты! Можно было и понежнее.

— Пока не могу. Немного погодя я смогу быть с тобой нежным, княжна, но сейчас я слишком сильно тебя хочу.

— Вот как?

— Ага, а еще вот так. А будешь дергаться, заколдую.

— Куда уж мне дергаться… Я и так уже себя чувствую юной девственницей в лапах разбойничка.

— Все правильно. Я тебя похитил, ты моя пленница, и я тебя не отпущу, пока… как ты сказала? — пока не «отымею». Вот.

Лиэ Лиэх'хэл. Лиан.

Лиэ никогда бы не согласился с тем утверждением, что влюбленные теряют голову и перестают обращать внимание на происходящее вокруг, если только оно не касается предмета страсти. И был бы неправ.

Незапертая дверь предмета страсти точно не касалась, равно как и осторожные шаги на лестнице… не говоря уж о тяжелом латунном подносе, со всего маху обрушившемся на златоволосую голову сидхэ. Как этому подносу удалось застать врасплох воина-сидхэ, так и осталось загадкой, но поднос случился и был достаточно оглушительным, чтоб у Лиэ зазвенело в голове и потемнело в глазах.

… А когда мельтешение перед глазами и звон прекратились, он с зачарованным изумлением обнаружил, что лежит на полу, придавленный кем-то небольшим, но очень решительным, к горлу его прижат зазубренный старый кухонный нож, а ломкий мальчишеский голос нападавшего что-то говорит:

— А теперь исцели ее, подонок, иначе я тебе глотку перережу, так и знай!

— Ч… чего-о?!

— Того! — отрезал… ну да, именно конюшенный мальчик, слегка надавив на нож, — исцели Кирт, колдун, и побыстрее!

Ошарашенный Лиэ сфокусировал взгляд и обнаружил фантом, исправно подергивающийся на веревках как раз за спиной мальчишки. Мальчишка же был настроен более чем серьезно… и эльф никогда бы не подумал, что ощущение источенного железа у горла может принести ему такую сумасшедшую радость!

— А ты спасти ее хочешь, да? — выдавил он, глядя в сузившиеся от ненависти светло-зеленые глаза подростка.

— И спасу. А тебя я все равно убью, сволочь!

— И спасай, — весело фыркнул Лиэ. — Раз уж так получилось… Кирт! Иди сюда, девочка, только тихо! И побыстрее, пожалуйста!

Киирт'аэн как раз удалилась для очередного купания, когда случился поднос — но она выскочила из-за двери очень лихо, в одном полотенце, зато с кинжалом в руках и со свирепым блеском во взоре. На губах ее уже дрожало какое-то явно убийственное заклятье… но при виде распростертого на полу эльфа и оседлавшего его мальчика Кирт выронила кинжал и тихонько сказала:

— Ой!

— Мамочки… — прошептал мальчик, тоже роняя свое оружие. — Привидение…

Лиэ вывернул шею, чтоб рассмотреть всю картину, и обреченно фыркнул:

— Та-ак! Вот вам и конспирация! Слушай, ребенок, слезь с меня, ладно? И откуда ты только взялся такой прыткий… и тяжелый! Киирт'аэн, запри дверь, пожалуйста… и сними с меня твоего защитника, если не сложно.

Кирт метнулась к двери и заперла ее во мгновение ока, практически в точности повторив все защитные чары. Потом столь же быстро стащила окаменевшего мальчишку с Лиэ и закатила ему оплеуху.

— Дар! Ты придурок! Какого…

— Кирт, ты живая!!! Ты…

— Дар, я тебя убью!

— Кирт! Но я думал… я думал… — мальчик ошарашено обернулся к фантому. — А это тогда кто?!

— Не кто, а что, — только Лиэ остался невозмутим, как дерево, хотя затылок и саднило. — Знакомы ли тебе, юный… э-э… рыцарь, такие понятия, как маскировка? Или конспирация?

— Лиэх'хэл, у тебя сильно голова болит? — участливо осведомилась Кирт, выкручивая ухо мальчишке. — Отстань от ребенка, а? Я его сама вздую. Дар, то, что ты видишь — это фантом. Эльф создал его, чтоб меня защитить.

— Значит, ты и в самом деле добрый? — просиял Дар.

Лиэ фыркнул.

— Я не добрый. Я светлый и дивный. Это разные вещи, ребенок. Добрыми эльфы бывают только в сказках. А ты — молодец! Не побоялся… вот только что теперь с тобой делать…

— Ну, Дар, если ты кому-нибудь проболтаешься… — начала Кирт.

— Мне придется их всех тут положить, — перебил ее Лиэ. — Понимаешь, мальчик? Всех. Я вывезу ее отсюда несмотря ни на что, потому что обещал. И если люди попробуют мне помешать…

— Я понял! Ты это здорово придумал, — все поверили! Я тоже поверил… Кирт… прости меня.

Бывшая жрица фыркнула, но глаза ее подозрительно заблестели. Лиэ не мог не заметить, с какой запредельной нежностью женщина прижимает к себе мальчишку. Дарен, так его зовут, Лиэ вспомнил. Дарен, сын трактирщика. Единственное неиспорченное существо в этом болоте.

— Если б это зависело от меня, Дар, — вздохнула Киирт'аэн, — я никогда не оставила бы тебя здесь…

И, мысленно, совершенно отчетливо, только для Лиэ — а он и не догадывался, что она это умеет:

«Лиэ, мне нужно переговорить с тобой. Отошли его, пожалуйста».

— Вот что, Дарен, — мягко сказал Лиэ. — Наш ужин ты загубил, как видишь. Я не хотел бы остаться голодным, и уж тем более оставить голодной Кирт. Ты сможешь незаметно сообразить нам чего-нибудь поесть?

— Смогу, — потупился подросток. — Простите меня… Я быстро!

Кирт отперла дверь, и Дарен исчез.

— Ты хочешь забрать его отсюда, да, Киирт'аэн? — спросил Лиэ, потирая затылок.

— А ты не хочешь?

— Я… Проклятье, какой мужчина вырастет из этого щенка, если дать ему время и должное воспитание! Но разве я вправе решать его судьбу, Кирт?

— Мою ты решил, — она улыбнулась. — Я не должна просить тебя еще и об этом, я понимаю, но…

— Сколько ему лет?

— Двенадцать.

— Хм… мне кажется, я понимаю.

— Да, — Кирт с силой провела рукой по лицу и тихо выдохнула в ладонь. — Да. Все так. Моему сыну было бы… почти столько же. Лиэ. Я прошу тебя.

— Но, если мальчик не согласиться, я ничего не смогу сделать.

— Не согласится? — она фыркнула. — Не согласится сбежать из этой дыры вместе с воином-эльфом и со мной?! Навстречу приключениям, в двенадцать-то лет? Дар уже собрался проситься к пиратам, как только откроют навигацию, а тут такое… Но вот ты… такая обуза! Не думай, что я не понимаю.

— Считаешь, мне так уж важно, одного человека спасать или двоих? — сидхэ насмешливо вздернул бровь. — Раз уж я за все это взялся… Что ж, одним воином у Вереска станет больше, только и всего. Достаточно много полукровок и людей воюет под знаменем Вереска и живет под рукой Аэнвэль.

— Лиэ, если это поможет тебе решиться, я могла бы… — Кирт не слишком решительно, но довольно откровенно повела плечом.

— Прекрати! — сидхэ вспыхнул. — Кирт! Ты опять?! Проклятье, я тут тебе практически в любви объясняюсь, а ты хочешь теперь выкупить жизнь мальчишки своим телом, так, что ли? Я что, настолько похож на рабовладельца?

— Прости. Я… оскорбила тебя?

— Да, — резко сказал он и отвернулся. — И унизила.

— Прости, — покаянно прошептала Кирт ему в спину. — Я не подумала. Пойми, я не могу привыкнуть так сразу… Ты — совсем другой, понимаешь? Мне нужно время…

— Послушай меня внимательно, смертная, и постарайся запомнить хотя бы эти две вещи, — довольно зло бросил Лиэ, не оборачиваясь. — Первое: если б мне так уж нужно было твое тело в моей постели, я бы это уже получил. Второе: никогда не предлагай сидхэ такой платы. В лучшем случае тебя просто не поймут. В худшем — нарвешься на поединок. В том, что касается чести, мы не делаем различий между мужчинами и женщинами.

Он даже вздрогнул, когда легкие руки Кирт легли ему на плечи.

— Никогда, — тихонько сказала бывшая жрица. — Я запомню. Я не хотела оскорблять тебя, правда, не хотела…

Стремительно обернулся, так, что ее руки соскользнули и бессильно повисли, обнял ее за талию.

— Я не сержусь. И я тоже запомню. Никто больше не обидит тебя, Киирт'аэн. И мальчика тоже.

От этого резкого движения полотенце, в которое все еще была завернута бывшая жрица, распуталось и почти упало, но Лиэ успел подхватить его и вновь обернуть вокруг ее тела. И легко, словно ветер, коснулся губами ее щеки. Большее могло бы напугать ее… но не напугало, потому что Кирт вскинула руки, обняла его за плечи и сама поцеловала, совсем забыв поддержать свое полотенце.

— Кирт… что ты делаешь?!

— О, Величайшие Древние! — выдохнула она. — Я и сама не знаю! Но я… понимаешь, мне не страшно! Совсем не страшно с тобой…

— Киирт'аэн, — от такого напора Лиэ даже слегка растерялся, — оденься, пожалуйста.

— Я тебе совсем не нравлюсь?

— Ты мне слишком нравишься, — усмехнулся Лиэ, сам не ожидавший от себя такой сдержанности. — Очень сильно. Поэтому оденься. Пожалуйста. Кирт. Я, хоть и сидхэ, а все-таки еще и мужчина. Если ты будешь продолжать в том же духе…

— Думаешь, меня это испугает? — Кирт вскинула голову и дерзко посмотрела ему прямо в глаза. — Ты разве забыл, кем я тут была?

— В том-то и дело, что не забыл. Ты еще даже чуть-чуть не отошла от того, как тут с тобой обращались, а уже стремишься самоутвердиться. Я, в общем-то, не против, конечно, самоутверждайся за мой счет, пожалуйста, мне не жалко. Это даже правильно. Когда меня учили верховой езде (а сидхэ в седле не рождаются, чтоб ты знала), то поначалу я, конечно, падал. Мой наставник объяснил, что если сразу после падения не попытаться снова сесть на лошадь, то можно испугаться навсегда. Само собой, для наследника это недопустимо. Вот и ты сейчас делаешь тоже самое. Ты боишься — но все-таки пытаешься зачем-то доказать мне, что ты женщина. Я ведь и так это вижу, Кирт. Знаешь, мой учитель никогда не заставлял меня забираться на ту лошадь, если у меня нога была сломана.

— А ты действительно добрый, — Кирт улыбнулась. — Но поцеловать-то тебя можно?

— Я не добрый, — Лиэ фыркнул, — я мудрый. Эльфы не бывают добрыми, сказки все это. Эльфы — эгоисты, все до единого. И ненавидят жертвы и подачки. А поцеловать меня нужно. Вдруг действительно подобрею, а?

Бывшая жрица сперва прыснула, а потом рассмеялась звонко, до слез. Вряд ли она думала, что можно целоваться и смеяться одновременно — но Лиэ всегда умел удивлять девушек. Оказалось, можно. И очень даже просто.

Хэлгэ Аэт'глатт. Хайга.

Когда Хэлгэ этак расслабленно выполз из бани, то с удивлением обнаружил полукровку, разбирающую ворох теплых одеяний, доспехов и оружия. Она отметила его появление коротким резким кивком в сторону этой кучи — и взглядом, таким же коротким и резким. Словно клинком полоснула. Глаза ее были спокойными, жесткими и далекими, и такой же спокойной, жесткой и далекой была она. Ни следа того страстного безумия, что плясало в ней каких-то пару часов назад.

— Все, отдых кончился, — Рамборг вытащила из кучи теплые замшевые штаны и придирчиво осмотрела добычу. — За дело, Аэт'глатт. Выбирай — тут еще много.

— Ясно. Какой-нибудь припас в дорогу?

— Не стоит. Я пробьюсь в то же место и, надеюсь, в то же время. Лишнее может помешать. Если ошибусь, значит, прыгнем еще раз. Сил у меня сейчас хоть отбавляй, — она мимолетно улыбнулась и принялась натягивать добытые штаны.

Хэлгэ не надо было повторять приказ два раза — он переоделся спокойно и быстро, застегнул все ремни и проверил, хорошо ли ходит меч в ножнах на бедре. Рамборг умудрилась отыскать где-то перевязь, чтоб пристегнуть новый меч за спину. Все правильно, такие клинки, чуть изогнутые, так и назывались — «всадники», и носили их обычно за спиной. А вот когда она успела сделать прорезь в ас'ст'алхэ над левым плечом, да еще и обметать ее? Неужели пока он нежился в ванне?

— Так, — пробормотала она, завершая проверку личного снаряжения. — Теперь все. Не забудь флягу, Хэлгэ, я туда вина с пряностями налила. Ты готов?

— Да, княжна.

— Тогда пошли.

Не сговариваясь, они одновременно совершили церемонный благодарственный поклон очагу и вышли в коридор, а за их спинами гасли огни, и вновь останавливалось время.