Александр Сироткин (Alexander Sirotkin_01)
Спецназ: Погоня за радугой.

Часть 1: Радуга.

– Все, здесь остановимся, – услышал я сзади голос полковника Шейлза. Обернувшись, я встретился взглядом с его сощуренными карими глазами, выражавшими недоверие. Ко мне, к прочим членами команды, к самой Зоне. – Привал. Пятнадцать минут. Отдых, обед.

Мы расположились прямо на покореженной земле, лишенной растительности, усевшись, как и было положено, кругом. Такая позиция позволяла нам заметить опасность с любого направления. Две недели обучения для меня не прошли даром.

В не нарушаемом даже пением птиц и завываниями ветра молчании мы извлекли из заплечных рюкзаков провизию – упакованную в герметичные пластиковые пакеты синтетическую высококалорийную пищу, которая по вкусу напоминала скорее кусок резины, нежели нечто съедобное и привычное по жизни там, за пределами Зоны. Неоспоримыми преимуществами подобной пищи являлись малые габариты и вес, удобство в хранении и переносе, полезный для организма питательный и витаминизированный состав. Спустя две недели, проведенных в обществе своих нынешних компаньонов, я привык и к этому. Однако же, первые три дня меня тошнило и страшно корежило от безвкусной синтетики, и организм упорно отказывался ее перерабатывать. Четырнадцать дней спустя этой проблемы не стало…

Мы шли по Зоне уже шесть часов. Шесть местных, зонных часов. Это время сложно было пересчитать в стандартное, внешнее, время, поскольку текло оно иначе. Можно было трое суток проторчать в Зоне, а, выбравшись обратно, постареть на пару часов местного времени. А бывало, случалось и наоборот. Зона не терпела точности, статистики, прецезионности. Она жила своей собственной, совершенно другой жизнью.

Давным-давно был известен тот факт, что прямых дорог в Зоне нет. Вот и сейчас мы шли, петляя между полуразрушенных строений, прогнивших до самого основания искореженных остатков человеческой деятельности, каких-то рытвин и холмов. Все это напоминало обычную детскую игру, только ошибкой служила смерть и, в лучшем случае, инвалидность. Правда, в лучшем ли? Мы, сталкеры, предпочитали либо полноценную жизнь, либо смерть. Впрочем, я давно уже оставил эту неблагодарную и опасную работу. После того случая…

Проглотив остатки безвкусной пищи, я отбросил в сторону опустевший пакет. Помимо всего прочего, Зона служила еще и гигантской мусорной свалкой, собирая на своей территории продукты деятельности сталкеров – остатки пищи, брошенные вещи, куски одежды и даже трупы. Наверно, последними была усеяна вся Зона. Почему сталкеры загрязняли здесь все? Да потому, что Зона не терпела, когда передвигавшееся по ней существо несло с собой что-то бесполезное. Так, среди сталкеров сложилось поверье, что Зона, мол, позволяет иметь лишь самое необходимое. Может быть, именно поэтому сталкеры никогда не скряжничали, и выносили лишь часть хабара из Зоны, предпочитая замечать оставленные места и возвращаться за новой порцией в следующем рейде. Жадные же сталкеры не жили долго.

Охотники за хабаром, как нередко прозывали сталкеров, – люди весьма странные, понять их идеологию обычный, не связанный с Зоной, человек просто не способен. Они верят в приметы, и никогда не идут на промысел в Зону, если с утра пораньше их путь перебежала черная кошка.

Многие охотники за хабаром истово верили в наличие разума в Зоне, и нередко пытались его обнаружить. Многие. С тех пор мало кто выжил. Сталкеры – рисковый, элитный народ. Правила, которым все охотники, мечтающие остаться в живых после посещения Зоны, подчинялись, как известно, были написаны кровью. Кровью и жизнями тех, кто был прежде, кто, отдавая себя на растерзание Зоны, открывал все новые опасности и методы борьбы с ними.

Страшно хотелось закурить, рука бессознательно потянулась за сигаретой. Но нет! Не сейчас, не здесь. Неписаный закон – если собрались в Зоне несколько человек, то должны они делать все максимально синхронно. Одновременно принимать пищу, одновременно передвигаться… Все вместе, только так. И уж если решил закурить один, то и все должны. К сожалению, кроме меня только лишь Шейлз баловался сигаретами, а старлеи с капитаном вели, если можно так выразиться, здоровый образ жизни. Мне всегда было смешно слышать что-то подобное. Какой, в чертям собачьим, здоровый образ жизни? Здесь, в Зоне? Чушь, бред.

Впрочем, капитан и старлеи все ж таки не курили, и поэтому было решено не брать в эту вылазку сигарет. Никому, как бы сильно не хотелось. И мне на пару с полковником приходилось терпеть.

Многие сталкеры верили в бога. Я – нет. Бог, судьба, провидение… Все это чушь на постном масле! Выживешь ты в Зоне или нет – зависит только от тебя самого. Углядишь вовремя такой незаметный, едва шелохнувшийся куст, обогнешь кажущееся странным место, проверишь лишний раз многократно проторенный путь – останешься в живых. Отвлечешься, забудешь какую-нибудь мелочь, бездумно доверишься картам прошлых охотников – и все, считай, труп. И верь или не верь в судьбу или бога, а "ведьмин студень" не обманешь. Засосет – и пальцем двинуть не успеешь.

Все сталкеры делились в основном на две группы – тех, кто верит, что все происходящее в Зоне – вымысел, мираж, плод воображения, и тех, кто считает это реальностью. Я всегда был где-то посередине. Внезапно подскакивающие ни с того ни с сего машины, которые затем возвращаются на свое место, растекающиеся зловонной дымкой куски металла, мигом назад казавшиеся чем-то цельным – это, конечно, плод воображения. Я десятки раз наблюдал нечто подобное в процессе своих вылазок за хабаром. Но трясуны, ожившие мертвецы, горбатые карлики, крысы размером с волка… Нет, это уже не мираж, вызванный напряжением нервов. Эти запросто разделаются с тобой, не задумываясь ни на секунду. Особенно карлики с их удивительной способностью перемещать предметы без физического соприкосновения с ними. Так называемый телекинез. Запрячутся так где-нибудь за сгнившей будкой, и начинают в тебя камнями да пластами металла с острыми краями швырять – мало не покажется. После таких забав мой лоб навсегда остался отмечен почти трехсантиметровым шрамом. Едва спасся тогда…

– …подъем, – раздался в передатчике, закрепленным в ухе, громкий голос Роджера Шейлза, главного в нашем отряде. – Всем проверить биокостюмы, генезы, гугли.

Эти команды были излишни. Похоже, полковник постоянно устраивал весь этот детский сад для меня, поскольку капитан и оба старлея – оставшиеся члены команды, – имели многолетний опыт и не нуждались в подобных мелочах. Я же всего четырнадцать дней обучался всей этой жизни спецназовца, и, конечно же, мог о чем-то важном забыть. Я нащупал на груди под курткой защитного спецкостюма твердый квадрат генератора Z-поля, кратко именуемый Роджером генезой, удостоверился, что он тихо вибрирует, и продолжил дальнейший осмотр. Все сочленения костюма герметичны, разрывов и нарушений поверхности нет. Напоследок подняв руки к голове, я опустил на глаза так называемые гугли – темные спецочки, в которых невидимые невооруженному глазу опасности Зоны вроде того же "ведьминого студня" представали словно на ладони.

Наука, техника… До чего же они оказались развитыми по сравнению с теми жуткими кустарными средствами, что активно использовались сталкерами до сих пор! Снарядить бы охотников такими вот средствами, и сколько жизней удалось бы спасти! Но я не имел возможности вмешаться, не имел права голоса.

Генеза… Этот генератор был изобретен благодаря новейшим исследованиям в области защиты от радиации, и позволял уменьшить ее воздействие на человека в сотни и тысячи раз. Такая маленькая штука, а столько пользы! Бедные сталкеры нажирались различных жутких пилюлей-антирадов, и при этом все равно получали столь обильную долю радиации, коей в Зоне было полно повсюду, что теряли способность производить потомство или же создавали лишь детей-уродцев. К сожалению, меня это коснулось также, и наш с обожаемой мною Клавой единственный сын, по счастливому, как мне теперь кажется, стечению обстоятельств, задохнулся при родах. Я никогда не забуду его ужасно мутированного, покрытого черной лоснящейся шерсткой маленького тельца. И, о горе, Клава не прожила и трех недель после выкидыша. С тех пор моя в детстве незыблемая вера в бога была утрачена окончательно.

Защитный биокостюм, как и следовало из названия, служил для одной единственной цели – защищать его владельца. Ни один десяток человеческих жизней был загублен, прежде чем ученые распознали способность карликов и зомби обнаруживать живых внезонных существ. Это было положено в основу защитного костюма, который неведомым мне способом преобразовывал те "выделения" ее хозяина, что были заметны им, в нечто иное, не вызывающее у врагов никакой реакции. Мы как бы становились невидимыми для них, но для достижения хорошего результата необходима была полная герметизация и довольно приличное расстояние от монстра. Столкнувшись с ним вплотную, уповать на случай и везение бессмысленно. Биокостюм – подогнанный под тело, практически неразличимый для глаза за счет функций многослойной мимикрии, весом всего 300 грамм – одно из самых остроумнейших и полезных изобретений современной науки.

…Все четверо подчиненных доложили полковнику о своей готовности, и мы двинулись в путь. Здесь уже командование брал на себя я, поскольку мой опыт хождения по Зоне был многократно выше суммарного опыта всех четверых спецназовцев. Они – солдаты, пускай и обученные для весьма специфических целей, в том числе для быстрого принятия решений при возникновении внезапных трудностей и в самых непредвиденных обстоятельствах. Но что могло сравниться с истинным опытом сталкера – человека, посвятившего себя Зоне, рисковавшего всем для достижения одной цели – освоения этой неизведанной и опасной территории? Иногда мне становилось смешно, особенно поначалу, когда я видел эти суровые целеустремленные лица, мрачную решительность и чувство собственного превосходства над Зоной. Неужели эти глупцы считали себя способными подмять Зону под себя?

Чтобы, находясь в Зоне, принимать решения, а не плыть по течению, предложенному ею, недостаточно было обладать силой, ловкостью, уверенностью и прочими человеческими качествами. Для этого надо было быть сталкером. А сталкер – уже не человек; это образ жизни и стиль мышления. Чтобы стать сталкером, следовало понять Зону, осмыслить ее. Лишь тот, кто способен идти на шаг вперед, предугадывая, что выкинет Зона в следующий момент, имеем возможность остаться в живых. И весь наработанный вовне опыт здесь становился ничем, жалкой песчинкой в океане. Ты должен предполагать, ожидать от Зоны того или иного, и лишь тогда гордое слово "сталкер" будет жить в тебе самом, заменяя собой все прочие чувства и реалии.

…Мы шли в полном молчании, и лишь легкий треск помех в наушнике напоминал о том, что все вокруг – реальность. Я прокладывал путь, за мной следовал полковник Шейлз, затем оба старлея – Жора Мясницкий и Матвей Кольцо, и замыкал процессию всегда собранный и внимательный "кречет" – капитан Вячеслав Тихомиров. Пятеро человек, четверо из которых – профессионалы, прекрасно обученные спецназовцы, и один – сталкер. Мне было приятно работать с ними, этими сдержанными волевыми парнями, которые бесстрашно бросили вызов Зоне.

Как бы там ни было, а без меня у них нет шансов. Лишь сталкеры – эти лихие охотники за хабаром, – способны покорять Зону шаг за шагом, метр за метром. Спецкостюмы, защитные генераторы и прочие технические средства по обнаружению и устранению опасностей – это все было весьма кстати, очень полезно, и сильно облегчало задачу, но мало могло помочь в борьбе против Зоны. Лобастые наверху, прячась за спины твердолобов в мундирах, наконец-то осознали этот факт. Без сталкера делать в Зоне было нечего. Она не прощает оплошностей и случайностей, и сурово наказывает всех без разбора. Лишь сталкер, способный влиться в Зону, умеющий видеть, слышать и чувствовать ее, может пытаться здесь выжить. Всем прочим смерть заказана с самого начала.

Изобретательность Зоны не имеет границ. Сначала радиация, затем "ведьмины студни" и разные туманные дымки. Сталкеры научились обходить эти ловушки, используя обычные гайки, по полету которых легко можно было определить, что впереди – "чистое" пространство или опасная для жизни ловушка. И тогда Зона, словно вырабатывая антитела опасному вирусу, изобрела новое оружие против людей – зомби. Она заставила находившейся на ее территории трупы встать и обратиться против человечества. Но, лишенные скорости и разума, ожившие мертвецы лишь поначалу представляли реальную опасность. Охотники быстро научились замечать их и обходить стороной, используя такие преимущества, как элементарная логика и дарованная мускулами быстрота. Тогда зомби ради большей эффективности стали собираться в целые стаи, управляемые самым главным мертвецом, координирующим их движения. Эти новоявленные толпы зомби окружали потенциальную жертву, брали ее в кольцо, тем самым отрезая пути к отступлению и компенсируя свои недостатки, и вполне ловко справлялись с противником. Пока сталкер не обнаружил, что всей шайкой заправляет некий центральный координатор. Уничтожение последнего превращало зомби в мешающую саму себе толпу.

И тогда зона создала новый класс монстров – карликов. Эти весьма юркие и незаметные твари, обладающие помимо всего еще и телепатическими способностями, стали серьезной проблемой для сталкеров. Я до сих пор помнил (да и как мог я забыть?) ту злополучную встречу с этими бестиями, когда только чудо спасло меня от неминуемой смерти. Карлик спрятался, и я не увидел его. Встревоженный внезапным шелестом, я резко обернулся, и мой лоб остановил несущийся на меня пласт ржавого металла. Шрам до сих пор остался, а сколько крови я потерял тогда, едва не лишившись сознания?

Впрочем, вечным оптимистом нашим "болтом" – старлеем Жорой Мясницким, – моя история была воспринята на ура. "Помню, – говорил он, – со мной тоже однажды нечто такое произошло. Еще в детстве было. Тогда мне асфальт так по роже засветил, что я несколько дней в кровати провалялся. Вот к чему приводят уроки катания на роликах". Он еще снял свою красную повязку, скрывавшую лоб, повязанную поверх короткого ежа светлых волос, и предъявил мне свидетельство правдивости своей истории – уродовавший его здоровенный шрам у левого виска. Мой шрам в сравнении с его отметиной был просто царапиной.

Затем в Зоне появились трясуны. Черт бы их побрал, этих тварей! Они, как огромные пауки, передвигались на шести мощных и быстрых лапах, при этом во время движения сверху на плоском черном мохнатом теле трясунов шатался из стороны в сторону толстый нарост, за что их так и прозвали. Очень быстрые и смекалистые, эти бестии подбирали момент и внезапно нападали на жертву целыми стаями, издавая при этом шипящие звуки. Добравшись до открытого участка кожи, трясуны видоизменяли свой нательный нарост, преобразуя его в крепкий хобот с заостренным концом, и с размаху били им, протыкая кожу, разрывая мышцы, ломая кости. Поступавший в этот момент в кровь жертвы яд парализовывал ее, и с обездвиженным человеком трясуны уже творили что хотели. Сколько хорошо знакомых мне опытных сталкеров полегло от этого! Я уже не говорю о зеленых юнцах, гибнущих десятками.

…Я внезапно замер на месте, и следовавший за мной полковник Шейлз резко остановился, прозвучав в моем правом ухе тихим вопросом. По большому счету набор из микрофона с наушником не был для нас такой уж необходимостью, поскольку общаться в Зоне можно было и голосом. Но так мы могли в случае чего общаться на расстоянии, единым, практически бесшумным движением губ, что могло еще пригодиться. Да и бывали, по слухам, в Зоне места, в которых звуковые волны распространялись словно через преграду. Мне, правда, подобных мест видеть не приходилось, но чем черт не шутит?..

– Странное ощущение, – подал я голос, чтобы все члены нашей команды были в курсе. – Словно… Не знаю, но раньше здесь так не было.

Эти места были мне хорошо знакомы. Здесь я ходил неоднократно, но сейчас что-то было неспокойно. И вроде бы все вокруг тихо, и в гуглях не видно никакой опасности. Но ни разу не подводившее меня чутье сталкера требовало остеречься.

– Может, псиру, полковник? – подал голос старлей Матвей Кольцо. Он соблюдал субординацию и обращался к полковнику, хотя итоговое решение здесь, в Зоне, принимал именно я.

– "Чахлый"?

Я не знал, что ответить полковнику. Псира – псионический разведчик – предназначена для рекогносцировки и обнаружения обладающих псионикой существ – карликов, трясунов, координаторов и других. Если впереди, за почерневшим зданием со снесенной крышей, находился кто-то из таких существ, то псира должна его засечь. Но и сама псира – источник для монстров.

– Ладно. Запускаем.

Роджер Шейлз присел, снимая с плеч лямки рюкзака. Его обычно пунцовый шрам, пересекавший бровь над правым глазом, побелел – верный признак волнения. Краснолицый украинец старший лейтенант Матвей Кольцо нервно обтирал руки о серые штаны защитного окраса – тоже признак волнения. Значит, боятся, спецназовцы. Что ж, это не совестно. Зона – поистине страшное место.

Полковник осторожно извлек из рюкзака псиру – трехсантиметровый шарик серебристого цвета. Произведя некоторые манипуляции с маленьким пультом, Роджер поднялся и запустил шар в сторону дома. Тот, вопреки законам тяготения, замер в воздухе – включились двигатели, – и неспешно с легким урчанием поплыл вперед. Мы замерли в тишине, нарушаемой только стуком наших собственных сердец. Матвей Кольцо снова вытер руки о защитные штаны, переминаясь с ноги на ногу. Какое-то странное волнение охватило меня. Там, за домом, что-то странное, и никогда прежде не подводившее меня чутье сталкера предупреждало о чем-то страшном. Ладно, если там карлики, но вот если орды трясунов…

Капельки пота выступили у меня на лбу. С чего бы это? Вокруг было не жарко, вечно серое, затянутое мрачными облаками небо Зоны неприветливо пропускало серо-желтые лучи солнца, которые неуютно окутывали суровую, изрытую и изъеденную землю с покореженными останками человеческой цивилизации на ее поверхности. Погода в Зоне редко менялась, и я уже привык видеть это небо, это солнце, эту землю. Я множество раз хаживал здесь, но всегда видел какие-то мелкие, не видимые глазу обычного человека изменения. Обстановка всегда было мрачной, желчной, неприветливой, но она всегда было немножко другой, чем пару мгновений назад. А сейчас она казалась мне такой, как когда-то прежде. Неужели я потерял бдительность и сноровку, столь необходимые собирающему пожить еще немного сталкеру?

И я вспомнил ту свою вылазку, которая могла закончиться для меня весьма плачевно. Это случилось 8 лет назад, через месяц после похорон моей ненаглядной. Жутчайшая депрессия мучила меня все время, я проводил бессонные ночи, и повсюду, куда падал мой взгляд, я видел ее. Не знаю, зачем я пошел тогда в Зону. Может быть именно потому, что я хотел умереть, мечтал воссоединиться с ней. По крайней мере смерть в Зоне – не то же, что оказаться сбитым машиной или попасть под рухнувший с крыши кирпич. Мы, сталкеры, всегда были подсознательно готовы принять смерть в Зоне, поскольку работа наша вплетает в себя самый настоящий риск. Я шел как во сне, я отбросил прочь должную трезвость ума, необходимую осторожность и здравый смысл. Мне была безразлична жизнь, жизнь без нее. И вот тогда, не замечавший ничего вокруг, я нарвался на трясунов. Целая толпа этих паукообразных существ окружила меня со всех сторон, и когда я это увидел, мне сразу же стало ясно, что пришел конец. Как я при этом не угораздил в "ведьмин студень" или еще какую ловушку – непонятно. Трясуны медленно подступали, и бежать было уже поздно. Такие мерзкие, противные. Я всегда ненавидел эти твари. Своими отростками на теле они могли сломать кость. А со сломанной ногой далеко не уйдешь. Но я и не собирался бежать. Я уже принял свою судьбу, и был даже отчасти рад такой смерти. Не сопротивляясь, я просто лег на землю и закрыл глаза, в любой момент ожидая десятка ударов, каждый из которых может оказаться последним. Я не помню, сколько пролежал тогда, но когда терпение мое иссякло, я открыл глаза, ожидая увидеть трясунов у самого лица, и не увидел ничего. Вокруг простиралась грязная, покрытая пеплом и трухой, земля с редкими островками пожелтевшей травы, но следов трясунов не было. В тот момент я даже не удивился, а лишь принял нежелание Зоны забирать мою жизнь. После той вылазки я изменился. Конечно же, мои страдания по Клаве длились еще долго, и до сих пор я не могу без боли вспоминать о ней, но безответственность и безрассудность как рукой сняло. Уже позже – много позже – я проанализировал ситуацию и понял, что раньше такого не происходило ни с одним из сталкеров. Трясуны не миловали попавших в их ловушки жертв, Зона не прощала халатности. Выходит, я оказался счастливым исключением из правил? Могло ли быть такое?

Рассказанной истории никто не верил, и списывали случившееся на затуманенный разум. Но я-то знал, как все происходило на самом деле. Трясуны не тронули меня. Потому ли, что я не стал сопротивляться и бежать, или потому, что я сам хотел уйти из жизни? Черт возьми, я не знаю ответа на этот вопрос. Он до сих пор мучает меня. Но одно я знаю точно – Зона еще не раз удивит человечество.

…Псира скрылась за обгоревшей стеной дома. Полковник Шейлз немного нервно теребил в руках пульт управления, мерно помигивавший зеленой лампочкой. Мы все впятером пожирали глазами этот маленький приборчик. Если там, за домом, есть карлики, трясуны, координаторы или еще какие-нибудь неизвестные нам представители "разумных" существ Зоны, то лампочка на пульте псионического разведчика сменит свой цвет на красный. Тогда мы будем уверены, что там, впереди, – ловушка.

Настойчивое желание закричать родилось во мне, когда внезапно зажглась ярко-красная лампочка, и руки полковника нервно вздрогнули.

– Я возвращаю ее, – возвестил он нас, нажимая соответствующие кнопки на пульте. Значит, засада. Не зря меня возмутило странное предчувствие. Видать, как сталкер я еще чего-то да стою.

Спустя несколько мгновений псира, поблескивая под солнцем, вывернула из-за дома и направилась в нашу сторону. Пунцовый от волнения шрам Шейлза начал белеть – возвращаться к своему нормальному состоянию. Но мне, однако, было все еще не по себе. Там, за домом, – они. И неизвестно, сколько их там. Опять же, где подтверждение тому, что псира не была замечена ими? С другой стороны, за псирой никто не следовал. Выходит, повезло – не заметили.

Возвратившись, псира оказалась в руке полковника, который ловко ее деактивировал и наклонился, дабы убрать прибор в рюкзак.

– Полковник, – подал голос Матвей. Шейлз поднял вопросительный взгляд. – Что это?

Мы обратили взоры в указанное "кольцом" направление, и холодный пот прошиб меня, словно ливень. Десятки, нет, даже сотни трясунов неслись в нашем направлении со всех ног с обратной от угла дома стороны. Обхитрили! Эти жутко умные твари проследили за псирой, не нападая на нее, и обнаружили нас. А чудо техники подвело…

И почему я не догадался сразу? Они же постоянно умнеют, и неужели было так сложно предугадать сей шаг? Всего-то от зверюг требовалось выследить место прибытия псиры. И теперь мы для них как на ладони. Остается лишь одно средство – разбегаться кто куда в надежде на защиту биокостюма. Сконцентрированные в одном месте, мы куда заметнее для тварей.

– Разбежаться, быстро! – заорал в правом ухе голос полковника. Молодчина, догадался!

Мы бросились врассыпную, уповая на случай. Оставалась надежда на еще одно "чудо техники", но как бы и оно тоже не подвело.

– Используйте гугли! – снова проявился Шейлз. Да, точно. Мало ли где притаился "ведьмин студень" или "пыльный туман".

Я обогнул остатки некогда работавшей здесь энергобудки, пробежал еще два десятка метров, завалился на землю и замер. Главное – скрыться от их взоров.

– Залечь и пересчитаться, – прогудел в наушнике Роджер Шейлз. Грамотный человек, молодец. Ему бы в сталкеры…

– "Чахлый", – сразу же отозвался я данным мне в первый день нашего знакомства прозвищем.

– "Кречет", – произнес капитан Тихомиров.

– "Болт", – весело отозвался Жора Мясницкий.

– Я тоже в порядке, – услышал я немного медлительный голос Матвея. Ну, все живы. А как там трясуны?

– Ааа! – раздался в ухе крик. Я не успел распознать, чей. Затем снова, совмещенный с ругательствами – Жора.

Где-то вдалеке раздался выстрел из плазмомета, еще один. Эфир наполнился всеми голосами сразу. Снова раздался выстрел, ругань Жоры в наушнике, еще раз. Все пытались выяснить, в чем дело и что делать.

– Эти твари… аааа… я… помогите, ребята… Они… ааааааааааа!!!!

И затем голос Жоры резко прервался. И выстрелы из плазмомета тоже.

– Полковник, мы должны помочь ему, – воскликнул я, вскакивая с места.

– Лежать! – заорал на меня Шейлз. – "Болт", ответь, где ты? "Болт"! – Жора молчал. – Всем лежать!!!

– Может, у него просто что-то случилось с микрофоном? – задал я вопрос, даже и не надеясь на эту версию.

– Микрофон – на шее, – отрезал полковник. – Если они добрались до шеи – нам нечем ему помочь. Никому не двигаться. Если у него отказали функции мимикрии, то помощь уже бесполезна. Трясунов слишком много. – Полковник замолчал. И все мы напряженно молчали, каждый думал о своем. Неужели Жоры больше нет? Но… но… Как??? Почему отказала мимикрия на этом чертовом биокостюме?

Мне хотелось встать, броситься на поиски Жоры, отыскать его и помочь, если это было еще возможно. Но я знал, что такое действие уже потеряло смысл. Скольких успел уничтожить старлей Мясницкий? Судя по выстрелам, как минимум полутора десятков тварей не стало. Но не слишком ли это мало за жизнь спецназовца Георгия?

Я обреченно склонил голову. Нас осталось четверо. И виноват был я. Не углядел. Не уберег.

– Он был хорошим человеком, – произнес полковник Роджер Шейлз. Как и положено, имя Мясницкого употреблять в Зоне на эту вылазку запрещено. Зона не любит, когда упоминается только что принявший смерть. Неписаное правило сталкеров.

Мы пролежали кто где несколько минут, которые полковник дал нам на снятие напряжения и приведения мыслей в порядок. С минуту я вспоминал о Жоре все самое хорошее, и затем выбросил его из головы – так положено. Все, нас четверо, и вчетвером мы совершим то, что было задумано.

– Пересчитаться, – раздалась команда Роджера. Он все-таки был командиром, хотя здесь я был куда опытнее. Три спокойных голоса отметили свое присутствие. – Отлично. Собираемся у поваленного шеста рядом с разрушенной водосточной трубой.

Я осмотрелся в поисках ориентиров. Увидав обозначенную Шейлзом трубу, я, оглядевшись кругом, принялся на четвереньках пробираться вперед, высматривая трясунов, "ведьмин студень" и прочие опасности. К счастью, ничего такого я не обнаружил и без приключений добрался до уже поджидающих меня там полковника и капитана. Следом за мной на место сбора приковылял старлей.

– Всем проверить биокостюмы, генезы, гугли, – произнес Роджер. Каждый исследовал свое снаряжение, затем мы критически осмотрели друг друга, убедившись, что все в порядке. Можно было продолжать путь.

Для начала я снова обратился к своему чутью. Похоже, что устроившие ловушку твари уползли. Вероятно, старлея они посчитали единственной жертвой.

– Пойдем вдоль канала, – сказал я как можно увереннее. Парни дружно кивнули, поигрывая желваками. Я повернулся и двинулся вперед.

Каналом мы называли ряды проржавевших труб различного диаметра, которые крепились на высоте около двух метров к бетонным столбам. Некоторые из них были окончательно разрушены, другие терпеливо ждали своей очереди. Мы брели в полной тишине, осторожно ступая по черствой, неблагодарной земле. Я старался не отвлекаться на разные мысли, прислушиваясь и присматриваясь к потенциально враждебно настроенной местности, но они все равно лезли в голову.

Меня заботили трясуны. Странные твари, надо сказать. Новинка, представленная Зоной. Появились они около десяти лет назад, но тогда мало кто мог себе представить, что эти бездумные паукообразные существа станут одним из опаснейших противников. И все потому, что они развивались. Сначала трясуны тупо ломились прямиком на сталкера, получали порцию выстрелов (а у каждого сталкера было свое, кажущееся ему самым надежным, оружие; я уважал пистолет Макарова), и оставались лежать на земле. Затем они научились группироваться и захватывать жертву в кольцо. А теперь они уже строили настоящие ловушки!

Мы давно мечтали изучить тварей. Меня в свое время обещали озолотить, если я вынесу из Зоны трясуна. Но да только пустое это. Твари рассыпались в прах вне зоны, и никому еще не удалось захватить ни одного их них для исследований. А потому и изучить врагов до сих пор не пришлось. И только сталкеры воочию видели их, оставляя все прочим людям лишь рассказы и домыслы.

Сталкер должен бояться. Это обязательное условие для выживания в Зоне. Как бы бесстрашен ты ни был, здесь всегда найдется, чем тебя испугать. Главное – уметь сдерживать свой страх, и, опираясь на него, принимать верные решения. Трудно, сложно, невероятно… Но это единственный способ. По крайней мере, для меня. И я боялся. Боялся их, колыхания ветра, далекого свиста, тихого шуршания. И это помогало мне выживать. Мне нечего стыдиться…

* * *

Наш спецотряд продвигался вперед около часа. От сердца немного отлегло, каждый из нас успокоился, и теперь мы даже изредка переговаривались. Так, ни о чем. Вокруг немного потемнело, поднялся слабый ветерок. Канал, вдоль которого мы шли прежде, пришлось оставить в стороне, поскольку цель нашего путешествия имела иное направление. Местность сменилась на более приятную взгляду – кое-где одиноко возвышались маленькие, словно сгорбившиеся деревца с желтой и местами свежей зеленой листвой, вокруг простирался того же цвета травяной покров. Черные спецназовские ботинки на высокой подошве утопали в траве, идти стало приятнее.

На карте сталкеров эта местность именовалась железной дорогой. Как и следовало из названия, она пересекалась несколькими железнодорожными полотнами, вдоль одного из которых мы сейчас и шли. Кривые рельсы, потрескавшиеся полуразрушенные бетонные вперемежку с деревянными шпалы; вдоль путей – ржавые остовы вагонов и поездов с черными провалами окон с разбитыми стеклами. Некоторые сталкеры утверждали, будто бы видели, как эти поезда передвигаются. Я в это не верил. Впрочем, в Зоне бывало всякое, и порой мне казалось, что вагоны при каждой моей новой вылазке в Зону меняют свое положение.

Внезапно мне почудилось легкое движение за одним из брошенных на рельсах перекосившихся вагонов. Я остановился, вглядываясь в смутившую меня сторону.

– Зомби, – неуверенно произнес старлей Кольцо. – Черт его дери, ну точно, мразь.

Теперь уже и я разглядел пошатывающуюся одинокую фигуру, ненаправленно куда-то бредущую. Без координатора эти твари – что безмозглые животные, и вреда от них мало. Зомби, конечно, может нас почувствовать, но он слишком глуп и медлителен, чтобы представлять реальную угрозу.

Я двинулся вперед, обходя оживший труп стороной – от греха подальше.

– Вон еще один! – с нотками нетерпения в голосе пропыхтел упитанный краснощекий старлей. Я обернулся. Конечно же, Матвей уже обтирал руки о штаны, бессознательно выказывая волнение. Рано еще боятся, ребята, рано. Зомби – не та опасность, которой следует страшиться. Глянув на Роджера, я по его убеленному шраму, пересекавшему бровь, убедился, что и он нервничает. И только голубоглазый недоверчивый "кречет" капитан Вячеслав Тихомиров как всегда сдержан и спокоен.

В общей сложности восемь без дела слонявшихся зомби оказалось в зоне видимости. Дела если и не плохи, то и не так уж хороши. Сколько себя помню, никогда не наблюдал в этой части железной дороги мертвецов. Зона меняется. И никогда, ни за что нельзя ей доверять.

– Двигайтесь за мной, – произнес я и трусцой кинулся вдоль одного из вагонов прочь от зомби. Сзади раздалось забористое украинское ругательство нашего старлея, и, обернувшись, я увидел, как Матвей повалился на землю, зацепившись ногой за неприметный с виду камень. Слава Тихомиров протянул ему руку. Снова все были готовы к бегу.

Но и зомби заприметили нас. Черт бы их побрал! Вот почему сталкеры предпочитали ходить в одиночку. Чем больше людей собралось в одном месте, тем проще они замечаются ими. Вот почему мы вынуждены были рассчитывать на технику, которая хоть как-то помогала скомпенсировать перебор в количестве.

Сменив направление, я устремился правее, огибая остатки каменного здания, служившего ранее, вероятно, некоей подстанцией. По мягким стукам сзади я удостоверился, что ребята следуют за мной. Да и куда они денутся? Жить-то всем хочется, а без меня у них нет шансов.

Миновав выкрашенное в желтый облупленное и подгоревшее здание, я оказался лицом к лицу перед почти дюжиной зомби. Сердце екнуло, и я как мог быстро сменил направление. Прочь, прочь…

– Не туда! – взревел в наушнике капитан "кречет". – Там "студень"!

И как я не заметил этой гадости? Непривычно мне все же использовать гугли. И, снова убедившись в правоте не доверявших Зоне, криво усмехнулся. В прошлых своих вылазках здесь "ведьминого студня" не было, уж в этом-то я мог быть уверен на все сто.

Вовремя остановленный капитаном, я замер на месте. Ловушка? Неужели снова?

А тем временем ближайшие мертвецы были уже в нескольких шагах. Их истлевшие тела источали неприятное зловоние, жаждущие свежего мяса искаженные ужасом и ненавистью когда-то человеческие лица горели жгучим желанием умертвить, и даже черные провалы глаз казались живыми, страждущими плоти.

Первым опомнился Слава. Верным движением выхватив психогранату, он зашвырнул ее прямо под ноги тварям, предварительно активировав. Зомби затряслись и завыли, кружась на месте и бестолково передвигаясь. На какое-то время они выведены из строя.

– Получите, гады! – взвыл Матвей, срывая плазмомет с пояса и начиная расстреливать ожившие трупы. Три выстрела лишили одного мертвеца правой верхней конечности и плеча. Не густо.

Убивать эти твари казалось бессмысленным, поскольку расход плазмы был слишком велик, а зомби – слишком много, да и действие психогранаты скоро прекратится.

– "Кольцо", отставить! – раздался приказ Шейлза. – Береги плазму. Двигаем отсюда.

Мы во главе со мной бросились назад, к другой стороне дома. Но и там, однако, картина несколько изменилась за эти секунды. Толпы зомби плотоядно стремились в нашу сторону, вырастая, словно из ниоткуда, из-за остатков домов и вагонов. Ясно было одно – всем этим руководит координатор. Но где же он?

– Отстреливайте их, – прохрипел я каким-то осипшим голосом, – будем прорываться. – Благо, мертвецы были еще достаточно далеко, и шансы на успешный исход не равнялись нулю.

Я снова бежал впереди колонны, намечая жертвы среди них, которые дружно поливали из плазмометов мои боевые товарищи. Все это напоминало какой-то кошмарный сон. Никогда прежде мне не приходилось воевать в Зоне. Всегда испытываешь что-то новое…

– Ищите координатора, – едва не взмолился я. Нам предстояло еще идти и идти, а такими темпами скоро наше оружие окажется небоеспособным. И подзарядить его негде. Но нам не вырваться из этой толпы без огневой мощи, если только мы не обнаружим координатора, дабы лишить разума эту грозную толпу.

– Нашел! – возвестил Слава. Мы остановились. Русский капитан вскинул на плечо плазменную винтовку – очень мощное, но медленное оружие. Я проследил взглядом направление и узрел координатора. Почти ничем не отличающийся издалека от обычных зомби, этот тип все же был иным. Словно бы нечеловеческий труп, или же просто весьма ненатуральный.

Прицелившись, "кречет" нажал кнопку пуска плазмы. С легким шумом, осветив яркой вспышкой окружающую землю, пучок плазмы вырвался из широкого дула оружия, устремившись в сторону цели. Я не ожидал ничего иного – конечно же капитан угодил противнику прямо в голову. Разлетевшись на кусочки, башка координатора прекратила свое существование, и изуродованное тело рухнуло навзничь. Зомби замерли на месте, и затем хаотично двинулись кто куда.

– Молодец, капитан! – усмехнулся Матвей, хлопнув Тихомирова по плечу. Да, молодец, Слава.

Единственный русский в нашей команде, капитан Вячеслав Тихомиров был отменным стрелком. В то время, как полковник и оба старлея едва выбивали 80, "кречет" легко укладывался в 98! А я с трудом перешел рубеж в 60. Такой человек не мог промазать. И он доказал это.

Вырвавшись из окружения, мы трусцой устремились прочь с поля битвы. Все поздравления, радость – потом. Сейчас важно уйти как можно дальше.

Миновав метров пятьсот, мы снова оказались на черной земле, практически лишенной растительности. Такие места чаще всего встречались в Зоне. Каждый из нас (по крайней мере, я на это надеялся) не терял бдительности, созерцая окрестности через гугли, дабы не угодить в очередную мерзкую ловушку. И тогда далеко впереди, простирающуюся через все небо, мы заметили радугу…

Часть 2: Сердце Зоны.

Семь переходящих друг в друга концентрических полос, пересекающих небо. Радуга… Но какая-то иная, вызывающая скорее страх, нежели радость. Что-то в ней было неправильно, не так, как должно быть. "Каждый охотник желает знать где сидит фазан". Да, все так, в том же порядке, но… В отличии от обычной дождевой радуги эта имела противоположный характер окраса: внешняя дуга начиналась с фиолетового, заканчиваясь красным на внутренней. Иногда, при сильном дожде, такую радугу можно наблюдать в качестве второй, более блеклой радуги. Эта же радуга была единственной, и это было… Это было…

Это было то, чего мы все ждали и чего боялись. Радуга… Она являлась целью нашего путешествия по Зоне, и в то же время она была предметом наибольшей ненависти и страха… для меня. Полковник Шейлз громогласно приказал ложиться, сам незамедлительно бросившись лицом вниз. Но я уже слышал его слова словно сквозь пелену. Голова гудела, мысли скакали как кенгуру.

Радуга… Я боялся ее, ненавидел. И я же был виновником появления этой радуги в Зоне – самого страшного оружия их. Именно радуга послужила причиной моего объединения со спецназом, чего никогда прежде сталкеры не совершали. Обстоятельства нынче изменились, и только так мы могли попытаться что-нибудь изменить.

Два года назад я, украинец Михаил Чаклый, бросил свою жуткую профессию и, как мне казалось, навсегда оставил вылазки в Зону. Но спустя всего два года, когда мне исполнилось тридцать, я снова сюда вернулся. Стыд, бремя ответственности и ужасная душевная боль пересилили страх. И я вернулся. Для того, чтобы по крайней мере попытаться предотвратить последствия своего безумного проступка.

Тогда, два года назад, я был совсем другим человеком. Минувшие со смерти Клавы шесть лет залечили горечь потери, и только Зона была моим развлечением, моим времяпрепровождением, всей моей жизнью. Я полностью посвятил себя ей, всего без остатка. Обо мне говорили, Михаил Чаклый стал живой легендой, самым удачливым и "крутым" сталкером. И тогда я возомнил себя едва ли не всемогущим, я твердо решил добраться до самой станции. Никому прежде это не удавалось. Станция, истинно считающаяся самым эпицентром, сердцем Зоны, всегда казалась недосягаемой, самой охраняемой ими частью. А я показался себе способным добраться туда и наконец-то ее исследовать.

Если бы я знал, чем это обернется в дальнейшем, мое самомнение навряд ли смогло бы превзойти чувство ответственности. Однако же, тогда, два года назад, оно превзошло.

Сейчас я очень смутно помню, что же там происходило на самом деле. Сознание услужливо отгородило большую часть воспоминаний, и может быть именно благодаря этому я сейчас не в психушке. Но кое-что из той последней вылазки в Зону я помнил. Не зря Чаклого прозывали самым везучим сталкером. Я добрался-таки до станции, пройдя по нехоженым тропам, и путь этот прекрасно отложился у меня в памяти. Наконец, я ступил внутрь самого эпицентра Зоны. И вот с этого момента в памяти моей уже бытуют ужасные провалы. Помню лишь, что внутри станции опасности я не испытал никакой. Более того, там было настолько спокойно и безопасно, что мирная жизнь в доме покажется жутким рискованным адом.

Не знаю, что происходило дальше. Чувство спокойствия сохранилось, все остальное словно оказалось закрыто для воспоминаний. Помню лишь, как потом, наполненный нечеловеческим страхом, я бежал, унося ноги прочь от станции. Какие-то смутные обрывки воспоминаний: прозрачная и одновременно наполненная всеми цветами радуги призма, мои руки, тянущиеся к ней, затем темнота. Что произошло тогда? Что погнало меня прочь?

Я не помнил. Я мог лишь предполагать. И те варианты, которые рисовало мне сознание, были омерзительны. Кажется, я попытался взять призму – "душу" Зоны – с собой, как обыкновенный хабар. Да если бы мне это удалось, я стал бы самым богатым человеком планеты! К несчастью, не получилось…

Вероятно, Зона просто отреагировала на попытку осквернить ее "душу". И она создала новое оружие против сталкеров – радугу. Самое страшное, самое грозное и опасное оружие. Стоило охотнику за хабаром отойти от самых удаленных уголков Зоны, приблизиться к ее сердцу, как в дело вступала радуга. Мало кому из видевших ее удалось спастись. Появляясь, радуга вызывала сильнейшую психоатаку, и сталкер просто сходил с ума. Те, кому удалось вернуться, сходили с ума уже за пределами Зоны, поэтому о радуге было известно слишком мало. Но я знал, кто стал причиной ее появления. И это столь сильно тревожило меня, грызло и убивало, что я не мог терпеть. Я бросил Зону в попытке забыть обо всем случившемся. Почти два года я пытался вести мирную жизнь. Не смог. Сообщения о десятках и сотнях погибших в Зоне выбивали из колеи мирной жизни. И ведь умирали не только неоперившиеся ищущие приключений юнцы, но и весьма опытные сталкеры, в том числе мои верные товарищи и хорошие друзья.

Они гибли, пропадали, сходили с ума. И я был тому виной. Днями я пытался честно работать, отдаваясь этому полностью без остатка, ночами бился в истериках, просыпался в холодном поту от бесконечных кошмаров. Больше терпеть я был не в силах. И тогда я обратился в спецслужбы.

Это произошло две недели назад. Я рассказал им все, что знал. В итоге они приняли решение об этой операции под командованием полковника Шейлза. Ученые разработали спецкостюмы, удивительное по своим свойствам оборудование, оружие. Я думаю, все эти наработки были уже на стадии готовности еще до меня, но держались в секрете. Высоколобые пристально изучали Зону, да вот только без сталкером им все равно было не справиться. Впрочем, не удивлюсь, если какие-то из сталкеров к тому моменту уже сотрудничали с ними.

Нам подготовили оборудование, мы провели две недели ускоренных курсов (а мои ребята, похоже, готовились к подобному заранее – неужели они уже предполагали совершить такую вылазку?), немного изучили друг друга. Все эти генезы, гугли, плазмометы… Здорово, конечно, и каждому сталкеру все это не помешает, но вот только без сталкера все это – ничто. Я был нужен этим ребятам, потому что без меня они не смогли бы найти станцию, разыскать призму и уничтожить ее. Впрочем, целью операции ставилось изучение призмы, а не уничтожение ее. Как же можно уничтожать столь удивительное, живое творение? Его исследование могло бы помочь в понимании Зоны, поднять науку на принципиально новый уровень, может быть даже приблизить человечество к сути мироздания. Но все это было ерундой. Глупой бравадой. Я знал, что призму следует уничтожить. Пусть не будет познан мир, но по крайней мере сотни людских жизней будут спасены. Не это ли ценнее всего?

Если бы та задача, что ставилась мне, на деле оказалась именно изучением артефакта, то в отряде сейчас шагали бы не вымуштрованные до кончиков ушей военные, а сами высоколобые. А раз я созерцаю таких вот накаченных, вооруженных и целеустремленных парней… Нет, истинная цель состояла именно в уничтожении призмы. И этому я был рад. Именно поэтому я шел. Пусть все это сгинет навеки, вместе с карликами, трясунами, зомби, крысами-мутантами, радугой. Навсегда.

Биокостюм, по словам ученых, должен был обеспечивать некоторую степень защиты и от псионической атаки радуги. Было ли так на практике – неизвестно. Нам были даны четкие и однозначные инструкции – как можно скорее лечь на землю при виде радуги, закрыть голову руками и молчать. Не просто молчать, но даже не думать. Ни слова, ни мысли. Я не смог. Я отдался воспоминаниям. Теперь все потеряно, и я об этом знал. Без меня ребята также пропадут. Они не смогут добраться до станции, не смогут выбраться наружу. Я подставил их. Снова, уже во второй раз, я совершил столь необдуманный поступок. Все кончено.

Кромешная тьма навалилась на меня внезапно. Я успел лишь подумать, что скоро наконец-то встречусь с Клавой. Кажется, начался мой путь к сумасшествию…

* * *

Старлей: "… что зовется…"

Капитан: "… семнадцать… восемнадцать… двадцать…"

Полковник: "… тот, другой… оба… кто-то из них… сколько?"

Старлей: "… белой скатертью, периной…"

Капитан: "… двадцать пять… тринадцать… ноль?.. восемь… пять…"

Полковник: "… все вместе?.. кто станет?.. где они?.."

Старлей: "… ниоткуда вдруг возьмется…"

Капитан: "… сто!.. сто один… сто два… двести… семь…"

Полковник: "… я не вижу их… спрятались?.. на счет три… все вместе… где они?.."

Старлей: "… и окажется звериной…"

Голова раскалывалась, трещала и шумела, как никогда. В ушах стоял непередаваемый гомон, источниками которого являлись мои товарищи. Я не мог понять, о чем они говорят. Все это было похоже на жуткую околесицу. Слава что-то считал, причем, судя по всему, не мог сосредоточиться на числах. Полковник, кажется, пытался что-то припомнить, осознать. Тоже непонятно. А Матвей, похоже, просто пел песню. Я хотел закричать, заставить все эти жуткие голоса заткнуться, но не смог. Не ощущая себя и своего голоса, я с ужасом понял, что мое сознание где-то далеко. Перед глазами стояла моя ненаглядная Клава, она широко мне улыбалась, я тянул к ней свои руки в надежде взять ее в объятья и никогда больше не выпускать… и не смог. Тело, словно кусок атрофированных органов, не подчинялось мне больше, и я был вынужден выслушивать бредни спецназовцев.

Какого черта, в конце концов?! Так и свихнуться можно! Я вдруг понял, что если еще немного все будет продолжаться в том же духе, то я действительно сойду с ума. А, может быть, спецназовцы уже свихнулись? Стоп-стоп… Что-то здесь не так.

Я пытался рассуждать, но мозг не хотел загружаться еще больше. Я думал, и одновременно с этим мысли напрочь отсутствовали в опустевшей голове.

Радуга… Радуга! Вот в чем дело! Я усиленно подключил свою мозговую систему к мыслительному процессу. Со скрипом, нежеланием и едва ли не отторжением мозг наконец-то принял в себя мысли и начал их обрабатывать.

Итак, радуга. Значит, вот что представляет знаменитая псионическая атака радуги. Она отупляет мозг в прямом смысле слова. Но как же спецкостюмы? Они же должны защищать!

Смешно… Высоколобые не имели возможности изучить радугу и ее свойства, и поэтому вложенная ими защита от психоатаки могла быть лишь гипотетической, основанной на очередной безумной теории эдакого Ньютона современности. Да только, видать, не сложилось, и примененная в биокостюме защита не способна предохранить от радужных атак. Все это зря? Мы все свихнемся?

Что-то кольнуло в груди, но лишь на краткий миг. Будь оно все неладно! Мне уже все равно. Я хотел увидеться с Клавой, со своим замертво рожденным ребенком. Один из охотников – Гром – как-то говорил: "Жизнь горька и несправедлива. Но она – единственное, что у нас есть". Эти слова помогли мне когда-то выбраться из омута страданий после смерти Клавы, выкарабкаться из казавшихся бездонными глубин горечи и несчастья. Смог, пережил, осилил. Тогда. Но Гром навечно остался в Зоне три года назад, не вернувшись из очередной вылазки. Избрал ли он сам этот путь или Зона заставила его расстаться с жизнью? Черт, какая разница? Это же совершенно не важно! Грома больше нет, Клавы – тоже, и что мне делать там, вне Зоны? Я не хотел сюда возвращаться, да видно, судьба. Предопределено мне расстаться с жизнью именно в этом месте. Я готов.

И внезапно, словно откуда-то издалека, раздался все нарастающий гул, за несколько мгновений затмивший собой все окружающие звуки. Мне хотелось закричать, закрыться от него, отгородиться стеной безмолвия, но я не мог. Уши, наверно, готовы были разорваться. И я вместе с ними. Крик застыл в горле, темнота померкла еще больше. И затем мир вокруг меня взорвался яркими всполохами света, сопровождающимися ниспадающим гулом, который вскоре затих. Я напрягся и открыл глаза.

Мое распростертое ниц тело утопало в грязи, лицо также было выпачкано этой мерзостью. Но я был рад, как никогда. Мысли о смерти отошли, и я понял, что спровоцированы они были этой неправильной радугой. Я остался жив. Жив! А ребята?

Я повернул голову налево, окунувшись правой щекой в холодную грязь, и увидел лежавшего рядом со мной Шейлза, скрюченного, пытавшегося закрыть руками голову. Жив. Через миг в наушнике раздалось его невнятное бормотание. Оно смешивалось с негромким сопением капитана Тихомирова. Тоже жив. А Матвей?

Я не слышал старлея, который минуту назад горланил песню. С трудом приподнявшись на локтях, я умудрился принять сидячую форму и осмотреться. Капитан лежал в нескольких метрах впереди, тоже прикрывая голову руками. Рюкзак полковника Шейлза покоился у моих ног. Странно… Почему Роджер снял его?

Выстрел боли пронзил затылок. Запустив пятерню в свою вьющуюся темную шевелюру, я с удивлением обнаружил на ладони кровь. Как будто нечто тяжелое ударило меня сзади. Кровь уже запеклась, но была еще довольно-таки теплой.

– Полковник, "кречет", – подал я голос. – Вы живы?

Сопение и бормотание оборвалось.

– "Чах"… "чахлый"? – слабо произнес Роджер. – Жив, вроде бы…

– Меня сейчас стошнит, – уведомил нас капитан, действительно секундой спустя предавшийся этому неприятному занятию.

Как же я был рад! Мы выжили, мы победили радугу! Мы смогли! Не зря нас натаскивали, не зря. И костюмчики, по счастью, не подвели.

– А где Кольцо? – спросил я, осознав отсутствие старлея.

– Старлей, ответь. "Кольцо", где ты? – запросил Шейлз. Ответа не последовало. Он повторил запрос, но с тем же результатом. – Где он, в самом деле?

– Похоже, не выдержал радуги, – предположил опорожнившийся капитан Тихомиров, поворачиваясь в нашу сторону. – Он тут все песни орал, а потом встал и пошел прямо к радуге. Я уже не успел остановить его.

– Как это? – удивился я. – Тогда мы должны срочно отправиться на его поиски. Может быть, он еще жив?

Оба компаньона недоверчиво уставились на меня.

– Он не смог, – произнес наконец Роджер, отводя взгляд в сторону. Этот почти двухметровый широкоплечий и мускулистый гигант сейчас казался маленьким испуганным мальчиком. Никогда прежде мне не доводилось видеть его в подобном состоянии. – Радуга забрала его с собой. Надо подумать о пути дальше.

Я ошеломленно осел наземь. Теперь нас уже трое? Мы же только что потеряли Жору! А теперь еще и Матвей? Черт побери, обоих украинцев не стало. И что теперь? Очередь за мной, последним выходцем этой страны?

Да как же так? Неужели биокостюм не спас парня? Тогда на кой черт он нам сдался? Он должен был защищать! Так почему же?..

– Мы бессильны помочь ему, – словно услышав меня, сказал полковник.

– Мы могли остановить его! – взорвался всегда спокойный Вячеслав. – Он лежал между вами двоими. Когда он запел эти чертовы слова, поднялся… Вы видели его, вы могли всего лишь протянуть руку. Но вы не сделали этого!

– Что? – рассвирепел Шейлз. – Я уже был бессилен! Мне с трудом удалось остановить его, – он указал на меня, – а старлея я уже не мог!

– Вранье! – грубо заявил капитан. – Тебе стоило только протянуть руку. Схватить его за голень. Но ты можешь только ранцами кидаться. Тебе это показалось брезгливым, америкос? Неприятно трогать славянское тело своими нежными буржуйскими ручками?

– Заткнись! Заткнись, я сказал! Поганая русская свинья! Ты думаешь, тебе позволено оскорблять меня?

Я обалдело взирал на этих разъярившихся гигантов. Еще чуть-чуть, и они не выдержат. Надо их остановить.

– Заткнитесь вы оба! – заорал я во всю мощь своих легких и поднимаясь на ноги. Обрушив на ссорящихся поток отборной ругани, я заставил их умолкнуть. – Не хватало еще поубивать самих себя! В Зоне так нельзя! Это там, за ее пределами, можете хоть оттрахать друг друга. Но здесь надо по-другому! Нас осталось всего трое. Мы должны сплотиться, а не грызть друг друга. Неужели это неясно? – Ублюдочные, безмозглые военные придурки!

Оба молча взирали на меня. Несколько минут мы провели в полном безмолвии. Мне казалось, что сейчас они поднимутся и убьют меня вдвоем. А затем прирежут друг друга. Нельзя доверять военным!

– Пора двигаться дальше, – произнес наконец Роджер Шейлз, поднимаясь. Капитан хмыкнул и безмолвно встал на ноги. Я облегченно вздохнул. По крайней мере конфликт исчерпан. Может быть, они хоть одумаются. Иначе – смерть. В Зоне так нельзя.

* * *

Мы шли по чужой, вражеской территории, мало знакомой мне, и оттого вдвойне опасной. Сюда доходили немногие сталкеры. Я полностью полагался на свое чутье, оставив все технические возможности своего инвентаря. Хватит, понадеялся уже. И оба старлея ушли.

Капитан, в те редкие мгновенья, когда мне удавалось как бы невзначай посмотреть в его сторону, сверлил нас с полковником подозрительным взглядом, мгновенно отводя его прочь. Шейлз также весьма недоверчиво поглядывал на Тихомирова. Только войны еще не хватало! Отношения в нашей группе находились на грани опасности, и я не представлял, как это исправить. Оба спецназовца отмалчивались, замкнувшись в себе, и мои попытки начать диалог бились словно о стену. Разозлившись на этих напыщенных придурков, я занялся своим непосредственным делом.

С трудом мне удалось вызнать, что в момент появления радуги я не лег на землю, как было положено, а остался стоять с, по словам Роджера, "идиотским выражением на лице". Тогда Шейлз просто снял свой рюкзак и метнул его мне в темечко, что оказалось весьма удачным решением, поскольку я просто-напросто потерял сознание. И это спасло меня. Но радуга забрала старлея, которого, по словам капитана, Шейлз мог удержать, остановить, находившись рядом. И не сделал этого. Тихомиров утверждал, что Роджер спас меня исключительно по причине моей необходимости для выживания полковника, и, мол, на прочих членов команды американцу наплевать. Вячеслав расценил действия полковника предательством, но было ли это так на самом деле? Я не знал, кому верить. Шейлз, возможно, уже не видел старлея, или не знал, чем ему помочь. Вполне логично. Вячеслав же теперь недоверчиво косился на нас обоих, подозревая в заговоре против него. Черт, ну что за идиоты эти военные?

Было дурно на душе. Нельзя с такими настроениями бродить по Зоне, и уж тем более у самого ее сердца. А станция была уже рядом, я ощущал это. Вот только допустит ли нас к ней Зона? Или будет водить кривыми тропами до полного изнеможения? Черта с два! Мы должны быть сильнее. Двое из нас ушли в качестве жертвы. Этого не могло быть мало. И этого было даже слишком много.

В животе урчало. Интересно, сколько часов мы уже брели без пищи? Ноги тоже устало ныли. Я остановился и посмотрел на часы. Бог ты мой, восемь часов минуло с момента прошлого принятия пищи! Немудрено, что тело требовало своего.

– Полковник, – обернулся я к американцу. – Поесть бы.

– О'кей, – сразу же отозвался Шейлз. – Двадцать минут. Ужин, отдых.

Усевшись прямо на пожухлую траву, Роджер снял рюкзак с плеч и начал располагаться для принятия пищи. Мы с капитаном последовали его примеру. Нас окружали поросшие редким серым мхом каменные валуны. Их наличие в преимущественно равнинной местности можно было объяснить только единственной разумной причиной – Зоной. Я помнил эти камни, когда в тот злополучный день добрался до станции. Отсюда до центра Зоны было рукой подать. По крайней мере именно так было в прошлый раз. Что будет сегодня – неизвестно. И в тот раз эти камни не представляли угрозы. Но и железная дорога тогда казалась "чистой"…

Внезапное желание возникло во мне сразу же после снятия рюкзака.

– Мне нужно отлить, – весело сообщил я компаньонам и, развернувшись, отправился к ближайшему крупному валуну. Сквозь гугли я внимательно осматривал окрестную территорию по пути своего следования. Чисто.

Достигнув валуна, я скрылся за ним и принялся облегченно опорожняться. Какое счастье!

С покинутого мною места послышалась какая-то возня, негромкие голоса капитана и полковника. Судя по интонации, они завели спор. Черт бы их побрал! Как дети малые, право слово!

Окончив процедуру опустошения мочевого пузыря, я застегнулся и быстрым шагом направился обратно. Надо же утихомирить Тихомирова… и Шейлза заодно! Моим глазам предстала неприятная картина. Оба военных стояли друг напротив друга, высверливая взглядами в сопернике гигантские дыры, и грубо ругались.

– Эй, стойте вы.., – начал было я, но замер на полуслове. Капитан резким движением выхватил откуда-то из-под куртки оружие – нейтрализатор, – и направил его в лицо Шейлза. Полковник чуть отстранился и медленно приподнял руки. Я обомлел. У Тихомирова был нейтрализатор. Нам предложили это оружие – на всякий случай, – но мы решили от него отказаться. Нейтрализатор не причиняет вреда зонным тварям, но способен временно выводить из строя человека. А при большой мощности и вообще навсегда лишать его разума. Мы отказались брать с собой это оружие, дабы не было соблазна его использовать. Зона, как-никак. Мало ли кому что может взбрести в голову?

Но у капитана был именно нейтрализатор. Боже, да он с самого начала не доверял никому из нас! Иначе зачем он втихомолку протащил сюда это оружие?

– Со мной это не пройдет, – зло вещал капитан. – Ты убил их обоих, одного за другим. Сначала нарушил функции мимикрии биокостюма у Георгия, затем Матвей… Я знал, что доверять тебе нельзя. – Капитан повернулся ко мне, одновременно вытаскивая второй рукой плазмомет и направляя его на меня. – И тебе тоже доверять нельзя, не правда ли?

Сердце мое ушло в пятки. Это был финиш. Если русский выстрелит – мне конец. Что-что, а на человека действие заряда плазмы являлось сокрушительным.

А затем все словно замедлилось. Полковник шелохнулся, вероятно в попытке выбить оружие из рук капитана, Тихомиров дернулся, отводя от меня взгляд. Его рука всколыхнулась, выпуская заряд плазмы в мою сторону, но прицел уже оказался сбит, и я увидел, как смертоносный сгусток пролетел рядом со мной, не коснувшись. Инстинкты рванули мое тело прочь, и я устремился назад – к валуну, – благо до него было всего два шага. Раздался выстрел нейтрализатора – легкий характерный щелчок, – и я, усевшись на корточки, скрытый со спины каменной глыбой, принялся лихорадочно отсоединять с пояса плазмомет. Легко я мятежному капитану не дамся! Затем послышался выстрел. По глухому щелчку я определил, что мощность нейтрализатора в этот раз была поставлена на максимум. Это могло означать лишь одно – полковника больше нет. И, судя по когда-то слышанным мною слухам об этом оружии, даже тело полковника теперь было расщеплено на молекулы.

Холодный пот струями стекал по лицу. Руки тряслись, но я все же был готов пусть всего лишь один раз выстрелить. И я постараюсь не промахнуться…

– "Чахлый", – услышал я в наушнике голос… полковника Шейлза! Но как? Вскочив с места, я радостно выскочил из-за валуна. На земле лежала груда, в которой угадывался человеческий труп, а чуть в стороне, на коленях, стоял, покачиваясь, Роджер Шейлз в надорванной куртке. Он казался таким неестественно жалким.

– Полк… Роджер, ты жив! – воскликнул я, не веря своим глазам. Шейлз поднял на меня взгляд своих карих глаз, и я заметил, как они слегка увлажнились. Но…

Сделав вид, будто не заметил его проявления чувств, я помог американцу подняться на ноги. Он сделал это! И капитана больше нет. Как это ни прискорбно, но я радовался такому исходу, сознавая, что весь ужас остался позади.

Ни говоря ни слова, мы быстро забрали рюкзаки, подобрали оружие и двинулись прочь. Не хотелось оставаться рядом с трупом предателя…

* * *

Полковник Шейлз сломался. Он бездумно передвигал ноги, ступая вслед за мной, откинув прочь бдительность и осторожность. Мы шли уже минут десять после небольшого ужина вдвоем, на котором он так и не проронил ни слова, безучастно кивая на все мои вопросы. Взгляд его глаз, опущенных вниз, казался потерянным. Что повлияло на него? Страх, недоверие? Или, может быть, нежелание принимать происходящее таким, какое оно есть? Немудрено, ибо все его коллеги-спецназовцы погибли. Как мог он ожидать подобного исхода?

Я тоже с трудом верил во все это. И тоже был подавлен. Вот только я еще сохранял трезвость ума, в отличие от полковника. Иногда он что-то бессвязно бормотал, самому себе задавая вопросы и отвечая на них. Я надеялся, что краткий ужин вернет его к реальности, образумит… но нет.

Скоро на горизонте показалась станция. Мне было уже все равно. Я знал, что теперь Зона бессильна. После стольких жертв она не посмеет остановить нас. Да и не сумеет, пожалуй.

После ядерного взрыва станция уже не была таковой в полном смысле этого слова. Над землей возвышались лишь покореженные и почерневшие останки величественного сооружения. Выжженная на многие километры вокруг земля до сих пор пахла гарью и копотью. И радиация здесь, пожалуй, на порядки превышала норму. Радовало одно – мы пришли.

Самым удивительным и невозможным казалась практически полная нетронутость подземных строений станции. Взрыв, который должен был разнести все внутри, оставил на стенах лишь грязь и гарь, да еще часть стен рухнула. При этом множество коридоров осталось спокойно проходимыми. Зона, чтоб ее…

– Это ты виноват, ты предал, – неожиданно произнес полковник. Я обернулся и увидел, что его трясущиеся руки потянулись ко моему горлу в попытке обвить его скрюченными пальцами, а бегающий полоумный взгляд просто удручал. Я вырвался из неумелых объятий, перехватил его руки и свалил полковника на землю, прижав своим телом. Днем ранее за такой прием над Шейлзом я мог бы гордиться собой. Но сейчас это просто удручало.

– Уймись, Роджер, – попытался я отвлечь его. Страх слишком сильно сковал полковника. Он прекратил свои попытки. Я отпустил американца и поднялся на ноги.

– "Чах"… "чахлый"? – голос американца дрожал. – Прости. Я… думал, это он.

– Пора идти, полковник. И оставьте ваши нападки.

Остаток пути прошел без каких-либо приключений; мое доведенное до автоматизма подсознание услужливо вело нас обоих вперед. Мы достигли станции. А дальше… Коридоры, ответвления, завалы, лестницы, спуски и подъемы, пустынные шахты… Мы шли вперед и вперед. Я знал путь, который до безумия четко врезался в мою память. Каждый закуток и поворот до заветной комнаты был мне знаком. Здесь, в сердце Зоны, уже не действовали ее законы. И самым коротким был прямой путь, и он был единственным. О врагах можно было забыть – на станции твари отсутствовали напрочь. Я не знал, почему. Может быть, сама Зона боялась, что эти безмозглые твари чего-нибудь напортачат? Кто знает…

Полковник тащился следом за мной. Его взгляд постепенно обретал ясность, и американец мог теперь участвовать в разговоре. Но он был слишком подавлен, сломлен и разбит. Похоже, ему уже не выбраться из Зоны. Никогда.

Винтовая лестница с каменными, покрытыми сажей ступенями, темный коридор. Без хорошего фонаря на станции делать нечего. Впрочем, я, пожалуй, мог бы дойти до заветной двери и с закрытыми глазами. Спустя несколько минут мы, наконец, до нее добрались. Высокая металлическая плотно запертая дверь. Именно там, в большом помещении, скрытым за нею, я тогда единственный раз увидел призму. Потом уже была радуга и все прочие ужасы.

Мое сердце учащенно билось, дыхание стало резким. Возбуждение вкупе в предвкушением чего-то величественного распирало меня как бочку. Я обернулся к полковнику. Тот поймал мой взгляд и кивнул. Затаив дыхание, я постоял некоторое время в нерешительности, затем шумно выдохнул и распахнул дверь…

Часть 3: Восемнадцать минут.

Трудно было поверить в то, что помещение сохранилось в подобном виде с самого взрыва. Здесь не чувствовалось ни пепла, ни гари и копоти, стены были чистыми и ровными, даже мусора как в прочих комнатах и коридорах станции здесь не наблюдалось. Словно… словно кто-то заботился об этом немалом круглом зале метров двухсот в диаметре. Зона? Могла ли она заботиться? Ведь это же говорило об одном – Зона жива. Она охраняет и оберегает свою душу – радужную призму.

Собственно, полноспектровое освещение, даваемое призмой, было весьма ярким, что давало возможность рассмотреть самые удаленные стены без использования прочих технических средств вроде фонаря. Мягкий, насыщенный, переливчатый свет всех спектральных цветов тепло окутывал помещение, охватывая каждую его часть: белые стены метров двадцати в высоту, белый же потолок с остатками предметов освещения в виде рядов продолговатых галогенных ламп, ребристый мозаичный пол, две двери без ручек напротив друг друга на высоте метров десяти от пола с выдающимися от стен проходами-тупиками с металлическими перилами, заканчивающиеся давно замершими остатками техники, и, конечно же, небольшое возвышение, что-то вроде пьедестала, в центре помещения, на котором, мигая всеми цветами радуги, располагалась сама призма – душа Зоны. Или, быть может, ее сердце?

Я изумленно пожирал глазами эту призму, снова и снова удивляясь той мягкости и легкости, что высвобождались из нее наружу. Медленными шагами я начал приближаться к ней. Как, как я мог позволить уничтожить эту реликвию? Она была прекрасна, идеальна, совершенна!

– "Чахлый", закурить не желаешь? – послышался сзади голос полковника. Я недовольно обернулся, расстроенный отвлечением от созерцания прекраснейшей реликвии. Шейлз, криво улыбаясь, уверенным взглядом смотрел на меня, протягивая сигарету. Вторую он уже закурил сам.

Я остолбенел. Неужели?.. Как он мог? Он взял с собой сигареты, тогда как мы договорились с самого начала об их отсутствии. Сначала нарушил правила капитан, захватив с собой нейтрализатор, теперь полковник с сигаретами. Все это походило на вопиющую недисциплинированность. И это думал я, служивший в армии два года, причем в штабе? Злая, даже жуткая ирония.

И внезапно я понял.

– Ты.., – задохнувшись от нахлынувших чувств, я кашлянул, – ты с самого начала знал? Ты… ты предал нас. И ты убил ребят. Сволочь. Не знаю, для чего тебе это было надо, но я не стану больше сотрудничать с тобой. Даже если ты решишь и меня грохнуть. Тварь. Ублюдок. Убийца поганый.

– Ух, ух, сколько эмоций, – в ответ усмехнулся американец, убирая нетронутую сигарету куда-то под куртку. – Успокойся, парень. Я не собираюсь убивать тебя. Я же не убийца. А ребята… Их я тоже не трогал. Поверь.

Похоже, мне следовало возмутиться, начать кричать и негодовать. Я банально промолчал. Полковник, кажется, не ожидал от меня подобной реакции, поэтому чуть постоял в нерешительности, затем снова усмехнулся: – Я невиновен в гибели ребят. Они, как бы это сказать… Да пусть они сами все расскажут.

Я не успел поразиться его словам. Потому что мигом спустя в открытую дверь – единственную на уровне пола – вошли один за другом трое мужчин – Георгий Мясницкий, Матвей Кольцо и Вячеслав Тихомиров. И лишь когда смысл слов полковника стал мне ясен, новоявленные герои уже внимательно рассматривали меня. Жора слегка улыбался, "кольцо" недовольно смотрел исподлобья, капитан сверлил меня своим взглядом кречета. Они были живы? Живы???

Мой мозг упорно отказывался принимать эту информацию. Пусть я не видел трупов старлеев, но русского я сам видел! Он был мертв! Чертовщина какая-то. Влияние Зоны? Клоны? Магия, в конце концов? Возможно ли все это? Я зажмурился и помотал головой, отгоняя наваждение прочь. Но, подняв веки вновь, мне предстала та же самая картина.

– Они живы, "чахлый", – снова произнес Шейлз, затягиваясь. – Так что, как видишь, я не убивал их. И не предавал. И Слава также чист перед нами. А вот твоя кандидатура весьма, мне кажется, подозрительна, не находишь?

Черт знает что! Что еще за околесицу он несет? Я – предатель? Бред какой-то.

Капитан со старлеями тем временем медленно приближались ко мне, обходя с трех сторон. Ах вы, ублюдки! Я начал пятиться назад, к сердцу Зоны, подумывая о том, как бы мгновенно выхватить плазмомет, куда стрелять и куда бежать. Не было у меня подобной практики, в отличие от моих противников. Ясно, что в лучшем случае мне удастся положить одного-двух. Спецназовцы готовы к моему сопротивлению. А уж о меткости их стрельбы и говорить не приходится. Значит, первым следует убрать самого меткого – "кречета". Тогда, может быть, удастся неповрежденным спрятаться за постаментом с призмой. А что потом? Были ли у меня шансы на большее?

– Об оружии думать не следует, – словно прочитав мои мысли, весело сообщил полковник, вытаскивая из кармана маленький темный приборчик, который мне не удалось рассмотреть с такого расстояния. В следующее мгновение я почувствовал неприятные ощущения на поясе, куда сразу же метнул взгляд – только что покоившийся на ремне плазмомет словно плавился, теряя очертания и медленно, как желе, стекая вниз по штанам. Я едва удержался от крика. Все это было подстроено с самого начала. У меня, выходит, не могло быть даже шанса. Предатели, стервецы, негодяи…

Внезапная догадка как будто бы ослепила меня, вспыхнув в голове. Этот приборчик в руках полковника… Американец мог управлять всем моим оснащением. Вот почему тогда, у валунов, когда я пошел помочиться, я не слышал голосов полковника и капитана в своем наушнике. А когда вернулся – уже слышал все. Шейлз "отключил" меня, уж не знаю зачем. Может быть, чтобы я не слышал начала спора? Да какая, в конце концов, разница? Они были все заодно, обвели меня вокруг пальца. Имело ли теперь значение, зачем? Все было подстроено, и я не мог, не имел возможности догадаться о заговоре… против кого? С какой целью?

– Значит, – начал я обреченно, но постарался, чтобы речь прозвучала максимально уверенно, – вы подстроили все это? Но зачем весь этот спектакль? Зачем эта глупая сцена с удушением? Эти псевдосмерти? Или вы не имеете желания объяснить мне все это?

– Отчего же, – бодро ответил полковник, снова глубоко затягиваясь и выпуская наружу струйку серого дыма. – С удовольствием. Только скажи, как ты думаешь, сколько раз ты приходил сюда?

Странный вопрос. В чем же подвох?

– Два, – прищурившись, сказал я правду.

– Ответ неверный. Правильный ответ – четыре. Да, да, ты уже в четвертый раз здесь, не удивляйся. Не веришь? – Я отрицательно мотнул головой. – Что ж, логично с твоей стороны. А знаешь, почему? – Шейлз снова затянулся. Похоже, парню нравилось строить из себя детектива. Эдакого Пуаро. Или Холмса. – Слышал что-нибудь об обработке памяти? Нет? Однако, испытал. Тебе вырезали часть памяти, как раз о двух из посещений станции. А еще об одном, которое ты помнишь, – заменили. Снова не веришь? – Американец вновь смачно затянулся. Меня уже начинала раздражать его манера говорить. И закурить хотелось, вообще-то. – Тогда проверь. Сам. Посмотри на призму. Давай, иди. Ну иди же!

Я неуверенно попятился в сторону сердца Зоны. Какой-то бред собачий. Заменили память, вырезали память. Чертовщина. И они хотя заставить меня поверить в эту чушь?

Старлеи и капитан замерли метрах в пяти от меня, не приближаясь более. Хрен с вами, ублюдки, мне все равно нечего вам противопоставить. Повернувшись к ним спиной, я уверенно направился к радужной призме, каждый миг ожидая внезапного нападения. Однако же мой путь прошел спокойно. Я посмотрел на призму. Манящая красота. Но… Ничего, что могло бы сойти в качестве доказательств слов полковника. Очередная глупая шутка, надо полагать?

– С другой стороны, – подсказал Шейлз. Я обошел постамент и… колени подогнулись, и я едва не рухнул на пол. Сразу под призмой, на краю постамента, лежал ее обруч, который я подарил моей ненаглядной Клаве за неделю до ее внезапной смерти, и который она так и не успела как следует поносить. А ведь я совершенно забыл о нем! И только сейчас, в этот миг, утраченная память вернулась. Выходит, эти ублюдки и правда вырезали часть моей жизни. Как иначе объяснить подобную забывчивость?

Казалось бы, можно было все это подстроить: выкрасть у меня этот браслет, принести его сюда… Но окончательно все сомнения развеяла надпись рядом с браслетом, сделанная моей рукой: "Любовь моя! Здесь ты наконец обретешь мир, которого не постигла в иной реальности".

Слезы ручьями потекли из глаз, я опустился на колени, аккуратно подобрав браслет. Это было жестоко. Обманутый и отвергнутый, я оказался заперт в оковы стертых из моей головы воспоминаний и лживых фактов, втиснутых в человеческий мозг. Они творили, что им вздумается, ломая жизни людей, не считаясь с ними. Они возомнили себя богами. Да кто они вообще такие? Как смеют они рушить все вокруг и создавать иллюзию, жалкое подобие истинного созидания? Черви! Нет им оправдания.

Я поднялся на ноги и вышел навстречу моим врагам. Еще многого я не помнил и не знал, но кое-что я все-таки понял. Я мечтал оживить свою ненаглядную, вдохнуть жизнь в ее умершее тело, вырвать ее из лап смерти. Вот для чего я шел сюда, вот почему в руках моих была эта призма. Я принес проклятье всему сталкерскому народу, лично водрузив на станции этот осколок смерти. Неужели я был обманут, верил, что смогу таким образом оживить Клаву? Ублюдки, они заставили меня явиться сюда, поставить это ужасное проклятье. И я верил, верил этому! Этот браслет, слова, написанные на каменном постаменте углем. Выходит, я только в последний момент понял, что ничего таким образом не добьюсь, что это напрасно. Но было уже слишком поздно. Я попытался что-то предпринять, "выключить" призму. Напрасно.

Но что же тогда полковник имел в виду под заменой памяти? Что было правдой и что – вымыслом? Возможно, я не пытался сломать призму. Кто знает? Точно можно сказать одно – сюда этот проклятый предмет принес я. Что-что, а уж свой почерк я узнал сразу.

– Когда? – задал я вопрос, сам не зная, какой же смысл я пытался вложить в это слово.

– О, это долгая история, – кивнул Шейлз. – По крайней мере теперь ты сам видишь, что я говорю правду.

– Зачем я вам? Что вы сделали? – выкрикнул я, обводя взглядом всех четверых. Тех, кого еще недавно я был готов причислять к верным боевым товарищам.

Американец повернулся к капитану, тот неуловимым движением вскинул правую руку, метнув что-то маленькое в мою сторону, и мигом спустя я ощутил сильнейшую острую боль в животе, куда попал брошенный Тихомировым предмет. Ноги мои подкосились, и я рухнул навзничь, содрогаясь в болевых конвульсиях…

Я даже толком сознания потерять не успел – увесистый подкованный металлом ботинок возникшего рядом полковника сильным ударом по лицу вывел меня, распластавшегося по полу, из начавшегося было забытья. Оба старлея и капитан уже сидели на мне верхом, заломив руки и приподняв голову за волосы, дабы я видел ноги Шейлза. Сволочи! Одним зубом, кажется, стало меньше, щека саднила от боли, голова немного кружилась. И заломанные руки тоже не добавляли радости к общей картине.

Что за отношение? Как мне кажется, оно не подобает такому важному члену команды, как проводник по Зоне. Эти ублюдки не выберутся из нее без моей помощи. Или…

Страшная догадка внезапно пронзила мозг словно острым копьем. Они вовсе не собирались выходить отсюда. По крайней мере прибывшим сюда образом. Старлеи и капитан без особого труда добрались до станции без моей помощи. Как? Могло ли случиться, что члены команды – они? Неужели?..

Этим вполне объяснялось, почему Зона не трогала их. Биокостюмы же, генезы, гугли – все лишь муляж? Но с какой целью? Судя по всему, я был им нужен, иначе к чему стоило устраивать такое представление с путешествием, моей необходимостью? Но нужен я им был лишь до прибытия сюда. Весьма подозрительно и странно. Неужто не могли они без меня отыскать станцию? Ерунда. Тогда зачем?

Новый удар ботинка Шейлза выбил, похоже, еще парочку зубов. Боль пронзила лицо, но я уже не воспринимал ее как обычно. Я словно погрузился в эти волны боли, и каждый новый удар являлся лишь маленькой толикой всех терзавших меня страданий. И я терпел, потому что ничего иного мне просто не оставалось. Для чего-то я им был еще нужен, раз они не прибили меня сразу. Или нет? Может быть, они элементарно тешили себя через истязания моего тела? Теперь мне было уже все равно. И какая разница, когда умереть? Я был уже близок к этому.

– Смотри на меня, мразь, – услышал я словно откуда-то издалека кажущийся теперь таким противным голос полковника. Или звания неприменимы к ним? Державший меня за волосы негодяй резко дернул на себя, заставляя запрокинутую вверх голову изогнуться еще сильнее. Я едва не задохнулся, но теперь видел лицо Шейлза. Он докуривал свою сигарету. Первую? Значит, немного времени прошло. – Что, ты вспомнил наконец?

Что я должен был вспомнить? Похоже, они не собирались ни демонтировать призму, ни уничтожать ее. И зачем они вообще притащились сюда? Показать мне следы моего пребывания? И что? Да, был я здесь, да, я сам притащил сюда эту проклятую радужную призму. И что с того?

В голове всплыли слова Шейлза о четырех моих посещениях станции. О трех из них я не помнил ничего. Да и не знал, кажется, хотя кто теперь сможет это утверждать после слов американца о подмене памяти? Странно было все это, неестественно как-то.

Я наконец отрицательно помотал головой. Шейлз наклонился ко мне и выпустил в лицо струю дыма. Я проигнорировал это.

– Не помнишь, значит? Тогда я немного подскажу. Итак, твое первое посещение станции. Ты был единственным, кто смог проникнуть сюда, пионером, так сказать. Это не могло не заинтересовать нас. Мы следим за вами, сталкерами, очень внимательно. Не зря тебя прозвали счастливчиком, уж поверь мне. Ты мог бы избежать многих неприятностей, кабы потише орал о своем посещении. Сталкеры всполошились, начали пытаться повторить твой подвиг. Ни у кого из них не вышло. Погибли такие маститы, как Ржаной, Трайль, Горемыка. Ты всех их хорошо знал, но навряд ли понимал, что именно гордыня повела их к смерти. Но оставим лирику. – Полковник смачно затянулся и вновь выпустил струю мне в лицо. Глаза мои заслезились. – Взяли мы тебя тогда в оборот, дружок. Длинноват язычок оказался, неправда ли?

Шейлз немного помолчал, затем поднялся и отошел в сторону, давая мне возможность поразмыслить. Были его слова правдой? Я помнил Горемыку, но двух других названных им сталкеров не припоминал. Измененная память? Я и того первого посещения, о котором, по словам американца, орал повсюду, совершенно не помнил. Они вырезали мне эту память? Но кто они тогда, эти "они"?

– Затем ты снова пришел сюда, но уже с… с ней самой, с призмой, – усмехнулся полковник, снова присаживаясь на корточки рядом со мной. – Ты сам принес это проклятье сюда, лично. Назвать тебе имена тех десятков и сотен сталкеров, что погибли здесь по твоей вине? – Я не ответил. – Зона… что за дурное название. Мы называем это место аномальной областью. Ты прекрасно выполнил свою миссию и вернулся назад. Естественно, живой. А знаешь почему? – Он докурил сигарету и бросил окурок в сторону. – Мы тщательно проверили тебя. И знаешь что? Восемнадцать минут твоей памяти оказались наглухо заблокированы от возможности прочтения. Ты принес призму, установил ее, повесил браслет. А потом – бац. И ничего. Что ты делал эти восемнадцать минут? Как тебе удалось заблокировать их? Потом ты написал эти слова под призмой и ушел. Что подвигло тебя на это? И, главное, кто?

Полковник приблизил ко мне свое искаженное яростью лицо, схватил за подбородок и сильно сжал. О чем он говорил? Какая еще блокировка памяти?

– Ладно, я подскажу еще, – отпустив меня, уже спокойнее произнес Шейлз. – Ты… как бы это сказать… что-то вроде транслятора энергии. Аномальная область понимает тебя, они видит в тебе кого-то большего, чем простого сталкера. Ты словно ключ. Понимаешь? Ключ от врат. Сюда, в эту комнату, не проникал кроме тебя никто. Мы пытались, но не смогли. Аномальная область держит ее закрытой от всех. Ты же, являясь ключом, можешь заставить ее открыться. Все еще не понимаешь? Тогда вспомни, как попал в окружение трясунов. Неужели ты веришь, что они решили тебя не тронуть из каких-либо добрых побуждений? – Я не верил, конечно. Этот момент всегда казался мне странным.

– Но как же карлики, которые едва не прибили меня? – наконец задал я вопрос.

– Они и не трогали тебя, – усмехнулся полковник. – Мы всего лишь имплантировали тебе эти воспоминания, и шрам приделали тоже мы. Что такое, по-твоему, эта ваша Зона? Представь себе мышеловку. Сталкеры тянутся сюда за сыром – хабаром, – но стоит им зайти чуть вглубь и… бац, срабатывает ловушка. Сталкеры научились обходить многие ловушки, избегать опасности. Как можно было еще остановить их? Ментальное подавление, иммунитета против которого нет практически ни у кого из людей. И тут вступаешь в действие ты. Ты приносишь призму туда, куда никто не может пробраться – в самое сердце. И заставляешь ее работать. Прекрасный результат. А принудить тебя к этому было весьма просто. Жаль, конечно, твою жену, но ничего не попишешь – для нашей цели все средства хороши.

Слезы выступили у меня из глаз. Выходит, смерть Клавы была их делом? Ублюдки…

– Ненавижу.., – прохрипел я сквозь слезы.

– Ну-ну, полегче. Ты не один, кто нас ненавидит, но у остальных куда больше шансов, нежели теперь у тебя. Знаешь, ведь все было вроде бы неплохо. Но… Возникла одна загвоздка – жалкие восемнадцать минут. Однако, в них была настоящая мощь. Мы вскрыли могилу твоей жены – в качестве проверки, – и знаешь что? Ее тела там не было. Да-да, словно хоронили пустой гроб. А такого не могло быть. Как тебе удалось проделать это?

Я снова промолчал. Мой мозг отказывался верить в слова американца. Кто только не копался в моих воспоминаниях, и каждый норовил оставить в бедной голове что-то свое. Что из сказанного Шейлзом – правда? Мог ли я действительно каким-либо образом опустошить гроб? Мистика. Безумие.

– То, что ты – ключ, мы поняли позже. Когда вернулись к станции и не обнаружили НИЧЕГО. Понимаешь, ничего?! Ни этого зала, ни, естественно, призмы. От радуги мы были защищены в совершенстве, от зомби, карликов, трясунов – также, поскольку приложили руку и к их появлению тоже. Это были первые, не самые удачные модели мышеловок. Радуга подвела итог всей работе – сталкеры в геометрической прогрессии уменьшались в числе с каждым днем, и нам более не мешали. Удобно, не правда ли? – Роджер Шейлз посмеялся. Мне еще не приходилось видеть его столь разговорчивым. – Мы вернулись сюда вместе с тобой. В третий для тебя раз. Снова ничего. Станция не открыла нам врат. И тогда уже знакомый тебе Вячеслав Тихомиров предложил концепцию настроений. Ты не просто ключ, ты – транслятор. И чтобы врата открылись, ты должен был хотеть этого. Все оказалось очень просто. Ты должен был быть убежден в безопасности сердца аномальной области. И это подтвердилось сегодня. Скажи, разве это не тривиально?

Шейлз поднялся и отошел немного в сторону, дабы размять затекшие конечности.

– Мы убили на твоих глазах одного за другим Жору, Матвея, затем Славу. Я после так называемого предательства Славы потерял рассудок и не мог больше представлять опасности для аномальной области, в то время как в тебе, где-то там, среди этих восемнадцати минут сидящий жучок воспринимал все именно так, как нам того хотелось. Мы не смогли ни открыть информацию этих восемнадцати минут, ни удалить ее. Словно живой резидент томился в них, постоянно отслеживая все события. Дальнейшее – дело техники. Этот резидент в твоей голове дал команду на разрешение открытия врат, и вот мы здесь. Все вместе. Что, теперь ты наконец-то вспомнил? Тогда придется тебе рассказать, что же происходило здесь почти треть часа.

И я вспомнил. Картины из заблокированной памяти предстали перед глазами, объясняя все. Наивные, они полагали, что это жалкие восемнадцать минут? Они даже представить себе не могли, какие тайны были скрыты в моей голове. Мне уже не нужна была вся прочая память, поскольку она лишь вводила в заблуждение. Теперь я наконец мог вздохнуть свободно. Новые, совершенно чуждые еще миг назад моему телу ощущения окутали меня, предоставляя полную, единственно верную свободу. Я поднялся, раскидывая вокруг кровавые ошметки только что сидевших на мне людей. В следующий миг мне предстали расширенные, наполненные ужасом глаза Шейлза и его руки, тянущиеся закрыться от неминуемой судьбы. Пустое. Окровавленное тело человека десятком мелких кусков рухнуло на пол. Это уже не имело для меня никакого значения. Для нас. Или для нас? Все одно. Не важно. Ибо…

Ибо память полностью вернулась, и я прозрел окончательно…