"Горошина для принцессы" - читать интересную книгу автора (Шушаков Олег)Глава девятая…Странное существо человек!.. Ночью, во время дежурства или в карауле, когда по уставу положено бодрствовать, бдительно охранять и стойко оборонять порученный пост, часового, не говоря уже о дневальном, неудержимо тянет в сон. И люди засыпают… Да так и спят, стоя, как лошади! Другое дело, когда никто и ничто, ни устав, ни начальство, бодрствования не требуют. А даже наоборот, предписывают спать. Скажем, врачи в госпитале. Или в военном санатории имени товарища Ворошилова… Тут то и наступает бессонница. Человек может лежать с закрытыми глазами. Или ворочаться. Но так и не заснет. А только измучается… Было далеко заполночь. Вахту, которая приходится на эти часы, моряки называют «собакой». И, кстати, вполне заслуженно. За время службы Владимир отстоял несчетное количество этих «собак». И часовым, и начкаром. И дневальным, и дежурным по части. Как он мечтал тогда, отоспаться однажды по-настоящему! Когда дослужится до шпал и широких шевронов из красного басона. Вот и дослужился… Полковник Иволгин. Старший комсостав… В царские времена титуловался бы вашим высокородием и носил эполеты. И, вполне возможно, женился бы на какой-нибудь княжне или принцессе. Симпатичной и не очень избалованной. Если повезет. Что же вам не спится, товарищ полковник? Или мечты свои курсантские позабыли?.. А ведь и семи лет еще не прошло со дня выпуска! Он повернулся на другой бок, и койка проскрипела что-то неодобрительное. А было время, когда она скрипела совсем иное… Когда-то давным-давно. Когда он был еще женат. А теперь, вот, холост… Хотя так и не разведен до сих пор. Но это уже не важно! Ничего теперь уже не важно! Потому что Снежка ушла от него насовсем! Ушла от него к другому! И живет с ним! С этим другим! И забеременела от него! От этого другого! Которого, как выяснилось, зовут Вениамин Абрамович Левин… Когда Владимир узнал от Снежкиной квартирной хозяйки об этом, то едва не свихнулся! Конечно, он осознавал, что, уйдя от него и почувствовав себя свободной, Снежка может взять и познакомиться с кем-нибудь другим. Назло ему. Как это уже произошло однажды в Пушкине… И начнет с этим другим встречаться. Ходить на танцы или в кино… Обниматься и целоваться. Владимир стиснул зубы и зажмурился… Потому что даже думать о том, что Снежку может обнимать другой мужчина, было невыносимо больно! Не говоря уже о поцелуях… Но он ничего не мог с собой поделать и без конца рисовал в своем воображении чудовищные картины ее предполагаемых измен! И медленно, но верно сходил с ума… Однако до сих пор в глубине души все еще не мог поверить, что Снежка изменяет ему по-настоящему… Все еще не верил в это… Зато теперь совершенно точно это знал! Она была беременна. От Левина. И никаких других доказательств измены уже не требовалось. Потому что этого было более чем достаточно! Тогда, полгода тому назад, Владимир не стал искать встречи ни с ней, ни с ее сожителем. Потому что, увидев их вместе, тут же застрелил бы обоих! Собственно говоря, он еле-еле от этого удержался! И даже ни капли спиртного в тот день не принял. От греха… А так и просидел в номере до самого утра. Схватившись за голову руками и тупо глядя в пол. И уехал поскорее. Чтобы не сорваться и ничего не натворить… Владимир скрипнул зубами. Теперь ему все было ясно. Вот, оказывается, к кому через всю страну, пересаживаясь с поезда на поезд и нигде не останавливаясь, неслась Снежка. Вот, оказывается, кого Снежка любила на самом деле… Когда арестовали ее отца, она вышла замуж за Владимира лишь потому, что попала в безвыходную ситуацию. И только! А на самом деле, оказывается, мечтала о Левине! А Владимиру отдавалась лишь потому, что была его женой! Просто выполняла свои супружеские обязанности! И все! А на самом деле любила другого… Вполне возможно, что Снежка и дальше жила бы с Владимиром. И даже верность ему блюла. Если бы он был достаточно сильный, чтобы удержать ее возле себя! И отстоять! А он не сумел… И Златогорский отнял ее у него. И забрал себе. А когда этого мерзавца взяли, и Снежка вырвалась, наконец, на свободу, то сразу умчалась к своему ненаглядному Вениамину Абрамовичу! В Петрозаводск… Вот это и есть настоящая романтическая любовь! Как в книжках! Когда, преодолев всяческие препятствия и козни всевозможных злодеев и мужей, любящие души и тела соединяются, наконец, в любовном экстазе и живут долго и счастливо!.. Вот так-то, Владимир свет-Иванович! Вот так, товарищ полковник! Он отвернулся к стене и накрылся одеялом с головой. Жить без Снежки ему было незачем. Но стреляться Владимир больше не собирался! Одного раза ему вполне хватило! Еще тогда, в Снежкин День рождения, в поезде «Владивосток-Москва»!.. Нет, это не для него! Лучше погибнуть в какой-нибудь авиакатастрофе! Как Чкалов! Как Анатолий с Полиной! А лучше, как Серега! В бою!.. С этой мыслью он и прибыл в Монголию в начале июня. Чтобы сражаться и умереть, сражаясь! Но еще почти три недели и в воздухе, и на земле стояло затишье… Владимир был назначен советником в одну из эскадрилий семидесятого истребительного авиаполка и с утра до ночи не вылезал из кабины, натаскивая необстрелянных пилотов и передавая им свой богатый боевой опыт… В двух воздушных боях, состоявшихся в конце мая и прошедших крайне неудачно для советской стороны, ВВС пятьдесят седьмого особого корпуса, дислоцированного в МНР, потеряли пятнадцать самолетов сбитыми. Двенадцать летчиков погибло. А самураи оба раза ушли безнаказанными и как рассказывают, совершенно обнаглев, устроили напоследок представление. Этакий воздушный парад! И долго кувыркались над линией фронта, демонстрируя фигуры высшего пилотажа… Зря они так поступили! Не стоило им так поступать, стиснув кулаки, думал Владимир! Потому что теперь никакой пощады им уже не будет!.. Советское командование отреагировало быстро и адекватно. В район боевых действий были переброшены свежие части и срочно отправлена группа специалистов, пилотов и штурманов, инженеров и техников, имеющих опыт войны в Испании и Китае. В том числе одиннадцать (!) Героев Советского Союза, во главе с комкором Смушкевичем. Которые должны были не просто поднять боевой дух у строевых летчиков, а научить их побеждать! Владимир до седьмого пота гонял своих подопечных по небу! Без продыху! Никого не жалея! Ни их, ни себя! Потому что не умел ничего делать наполовину! И если брался за что-то, то выкладывался на все сто! А еще потому, что это был единственный способ отвлечься от мучительных мыслей о Снежке… И ее измене… К счастью, затишье в монгольском небе надолго не затянулось. И буря грянула! Двадцать второго июня тысяча девятьсот тридцать девятого года в небе над Халхин-Голом состоялось крупнейшее за всю историю воздушное сражение. В котором с обеих сторон приняло участие до двухсот истребителей! Оно началось в три пополудни и продолжалось два с половиной часа. Семидесятый полк, в составе которого, Владимир вылетел на перехват двадцати самураев, появившихся над рекой в районе горы Хамар-Даба, прибыл на место, когда бой был уже в самом разгаре. Владимир дал газ до упора… Там впереди, в безоблачном и высоком монгольском небе, повсюду сверкали зеленоватые и иссиня-белые пулеметные трассы. Поблескивали, отражаясь на солнце, плоскости и остекление машин. Тут и там поднимались столбы густого, черного как смоль, дыма от сбитых самолетов… Групповой бой давно рассыпался на отдельные схватки и превратился в обычную свалку. Противники метались по небу, стреляя во всё, что движется и отличается по форме и цвету! «Москас» и «чатос», маленькие и юркие советские истребители И-16 и И-15бис, были выкрашены в зеленый цвет, а И-97, самурайские монопланы с большими лаптями-обтекателями неубирающихся шасси, в серебристый. Благодаря чему в этой толчее и удавалось еще разобрать, кто есть кто. Последние два года Владимир участвовал лишь в учебных воздушных боях. И теперь с азартом наверстывал упущенное… Однако сегодня в небе было слишком тесно! Только головой успевай вертеть да от случайных очередей уворачиваться! Владимир и вертел! И уворачивался, как мог! И все равно поймал таки пару пробоин от пронесшегося мимо серебристого истребителя с красными кругами на длинных крыльях. Разозлившись, он дал ручку вперед и, уцепившись самураю в хвост, выбил из него пыль несколькими короткими очередями! А потом врезал одну длинную. И, судя по всему, попал прямо в бензобак. Перед носом у Владимира внезапно вспыхнул яркий огненный шар, и он резко взял ручку на себя, лишь чудом не угодив под разлетающиеся обломки… Вечером, лежа в юрте на кошме, он долго не мог уснуть. Нудно гудели комары. Его боевые товарищи спали, накрывшись с головой регланами. Хотя это и не спасало от вездесущих кровососов… Владимир встал и, стараясь никого не разбудить, вышел наружу. Поднял голову и замер, пораженный бесконечностью неба… Оно было такое огромное, а звезды такими большими и яркими! Светлая лента Млечного пути манила, словно дорога в степи! И звала вдаль… Туда, где Снежка… Туда, где счастье… Владимир посмотрел на свои командирские часы. Двадцать три ноль-ноль. Минус четыре. Это значит, что в Петрозаводске сейчас всего лишь девятнадцать… Красивый июньский вечер. Где ты любимая?! С кем ты? Помнишь ли обо мне? Сегодня он был на грани гибели… На самой грани! Пулевые пробоины в кабине его «моски» неопровержимо свидетельствовали о том, что Бог есть! И что он целиком на стороне Владимира! Ну, если и не сам Господь, то, как минимум, его порученец! В смысле ангел-хранитель… Потому что если просунуть во входное и выходное отверстия кусок шпагата и натянуть, а техник, осматривая самолет после боя, не поленился это сделать, было видно, что пуля прошла всего лишь в сантиметре от Владимира. На уровне сердца. Внезапно Млечный путь перечеркнул быстрый высверк падающей звезды. Слишком внезапно! Слишком быстро! Опять он не успел загадать желание! Только собрался. Только подумал. И прошептал: - Снежка!.. А звезда уже погасла… Ну и ладно, вздохнул Владимир! Это уже все равно! Потому что ничего уже нельзя исправить. Потому что Снежка уже сделала свой выбор. И выбрала не его. А другого. Этого. Вениамина Абрамовича. И забеременела от него. А, может, уже и родила… Снежка, Снежка…Что же ты наделала… Заснуть никак не удавалось. Владимир поднялся со своей скрипучей койки, подошел к окну и закурил, глядя в непогоду… Ночь выдалась ветреная и холодная. Как и положено в ноябре. Низкие черные тучи неслись вдоль штормового моря, пригибая к земле кроны деревьев… К середине августа советские части в районе реки Халхин-Гол были полностью готовы к наступлению и ждали только приказа. К этому времени Владимир сбил еще трех самураев лично и столько же в группе. Хотя по-прежнему не имел ни одной царапины. Однажды вечером, после полетов, его с заговорщицким видом отозвал в сторонку Борис Смирнов. Он прибыл в Монголию вместе с Владимиром и служил советником в том же семидесятом полку. Днем на площадку привозили свежие газеты и почту, и в руках у Бориса было письмо. Видимо, от жены. Когда-то у Владимира тоже была жена… Но писем от нее он не ждал. Смирнов подмигнул ему и с хитрой улыбочкой передал привет от одной общей знакомой. По имени Маша. А потом протянул сложенную вчетверо записку: »Здравствуй, Володя! Узнала, где ты служишь, набралась смелости и решила написать. У меня все хорошо. Экзамены сдала, хотя было совсем не до них. Валя понемногу приходит в себя. Когда все это случилось, она словно окаменела. Это было ужасно! Но время идет, и я надеюсь, что она сумеет оправиться. Потому что скоро у нее будет ребенок. И надо жить дальше. А как у тебя дела? Мне сказали, что там, где ты сейчас, очень жарко. Я знаю, это звучит глупо, но все равно, береги себя! Теперь я понимаю, почему ты ничего не сказал мне, когда уезжал. И очень за тебя беспокоюсь! И жду! Потому что люблю тебя! Маша» Милая, милая Маша, вздохнул Владимир… Он перечитал записку еще раз. Свернул и положил в партбилет. »Надо жить дальше». Она права, подумал он. И поднял голову… И посмотрел в небо… Надо жить дальше! Пройдясь по самому краю, Владимир немного успокоился. Если, конечно, можно назвать спокойствием пустоту и безмолвие, воцарившиеся в его душе. Так или иначе, но геройской смерти в бою он больше не искал. А просто бил врага. Не жалея жизни. И не загадывал далеко вперед… Сначала надо проучить самураев, думал Владимир… А потом, если он уцелеет, то обязательно съездит в Петрозаводск и оформит развод. И тогда Снежка сможет выйти замуж за отца своего ребенка. И жить с ним долго и счастливо. Сколько захочет! А если Владимир не уцелеет, то, вообще, никаких проблем! Она станет вдовой Героя, и будет получать пенсию. Как и положено в случае потери кормильца. И опять же сможет выйти замуж за своего Вениамина Абрамовича. И любить его, сколько влезет! Потому что тогда Владимиру это будет уже все равно! Между тем, бои над Халхин-Голом шли нешуточные… Таких Владимир еще не видел. Да и никто не видел! Потому что не было еще такого, чтобы по нескольку раз на день на небольшом участке фронта одновременно сражалось по сотне с лишним истребителей с каждой стороны! Кто знает, может все еще обойдется, и ему не придется ехать в Петрозаводск! Может, ему еще повезет, и какая-нибудь шальная пуля сама поставит точку во всей этой печальной истории. А как же Маша, вдруг подумал он!.. Значит, заморочил девчонке голову, целовал-миловал, а теперь в кусты?!.. Нехорошо, Владимир свет-Иванович!.. Ой, нехорошо! Ладно, вздохнул он, встретимся с Машей! Но сначала надо развестись со Снежкой! А потом видно будет! Если Маша его не разлюбит, когда все узнает, какой он двуличный, если простит его, то тогда… Тогда делать нечего! Придется на ней жениться! И сделать все, чтобы она была счастлива! Потому что она очень хорошая девушка! И заслуживает счастья!.. Не то, что он… Владимир несколько раз принимался писать ответ на Машино письмо. Чтобы поблагодарить за теплые слова. За доброту и заботу. Однако дальше слов «Здравствуй, Маша!» дело не шло… Это у него-то! Который насочинял столько стихов, что перезабыл уже половину! Он злился на себя, комкал листки один за другим и выбрасывал. А может, отправить ей какое-нибудь из своих старых стихотворений? Просто взять и поменять золотые волосы на каштановые, а льдисто-серые глаза на зеленые?!.. Но рука на такое святотатство не поднялась. Это были Снежкины стихи! И больше ни чьи! К счастью через неделю началось генеральное наступление. И стало не до писем… А потом Владимир получил пулю. Ту самую. Которая должна была поставить точку. И едва не поставила. В тот день все было как всегда. Взлет на рассвете. Недолгий полет к линии фронта. Бой. Рев мотора и грохот пулеметных очередей. Запах пороха и бензина. Владимир атаковал и завалил еще одного самурая. Который крутанулся вокруг своей оси пару раз и посыпался вниз. Вдруг он почувствовал сильный удар по правой ноге. Будто ломом в драке навернули. Ступня слетела с педали. Владимир посмотрел вниз и увидел, как из разорванной штанины фонтанчиками бьет кровь… Никакой боли он не чувствовал. Только нарастающую слабость. Поле зрения резко сузилось. Все звуки отдалились куда-то, словно у него заложило уши. Как это бывает во время пикирования… Но он не пикировал. И не падал. А летел по прямой. Владимир пошевелил ручкой управления. Самолет по-прежнему слушался рулей. Он посмотрел за борт. Высоты не было. Зато до своих рукой подать… Он развернулся блинчиком. Медленно и аккуратно… Перетянул через реку в пологом снижении. Убрал газ и посадил свою «моску» на брюхо, не выпуская шасси. И потерял сознание… Вообще-то, ему сильно повезло. Во-первых, потому что он приземлился вблизи от КП командующего армейской группой комкора Жукова, который тут же отправил санитаров к его самолету на собственной «эмке». Это Владимира и спасло, поскольку счет шел уже не на минуты, а на секунды! Ему наложили жгут, остановили кровотечение и немедленно доставили в развернутый неподалеку полевой подвижный госпиталь. А во-вторых, потому что именно при этом госпитале действовал Хирургический отряд Военно-медицинской академии имени Сергея Мироновича Кирова. Не попади он тогда в руки настоящих профессионалов, не смотреть бы ему сейчас в это ненастное окно, подумал Владимир… Его срочно прооперировали, а потом эвакуировали самолетом в Читу. В окружной военный госпиталь. Впрочем, сам он ничего этого не помнил. Потому что был в бессознательном состоянии. И очнулся еще очень не скоро… Но все-таки очнулся. А вот Витька Рахов, пару дней спустя поймавший разрывную пулю в живот, выкарабкаться так и не сумел. И умер, не приходя в сознание. В тот самый день, когда был опубликован Указ Президиума Верховного Совета о присвоении ему звания Героя Советского Союза… Владимир этим же Указом был награжден орденом Красного Знамени. Но узнал об этом только через две недели. В начале сентября. Когда старуха с косой, терпеливо караулившая его у дверей госпитальной палаты, наконец, отступила. Из этого же Указа он узнал и о присвоении ему очередного воинского звания полковника, к которому был представлен еще в конце июля. По последней, занимаемой до откомандирования на академические курсы, должности. В Чите Владимир пробыл почти полтора месяца. А когда немного подлечился, его перевели в Москву, в Центральный военный госпиталь. Если учесть, что самураи провертели в нем столько дырок (четыре сквозных ранения и пуля), то чувствовал он себя вполне сносно. Хотя заметно хромал и пока не мог обойтись без тросточки. Впрочем, врачи утверждали, что это ненадолго. И списанием с летной службы не пугали. А все остальное было ерунда! Ну, скажем, почти ерунда… Приехав в Москву, Владимир долго не решался позвонить Маше. Потому что понимал, что обязан объясниться и все ей рассказать. А рассказывать не хотелось… А что делать?! Вскружил голову невинной девушке, заварил всю эту кашу, так давай теперь и расхлебывай!.. Дон Жуан хренов! Делать было нечего… Надо было звонить Маше и сдаваться на милость… Владимир махнул рукой. Позвонил. И сдался. Услышав его голос, Маша расплакалась прямо в трубку. А когда узнала, что он находится в Москве и лежит в Центральном госпитале, тотчас примчалась к нему. Владимир считался выздоравливающим, и ее пропустили без каких-либо помех. Они стояли у окна в коридоре и молча смотрели друг на друга. Владимир виновато, а Маша со слезами радости на глазах. Прошло почти полгода с тех пор, как они виделись в последний раз на похоронах Анатолия и Полины в Колонном зале Дома Союзов. Маша сильно изменилась за это время. Она похудела. И как-то повзрослела. От девической припухлости не осталось и следа. А в глубине зеленых глаз затаилась грусть. И понимание того, что жизнь - это не веселый пикник. А очень трудная штука. Жестокая и трагическая. Владимир потерял много друзей. Но он был мужчина! Воин! И мог отомстить врагу за гибель своих товарищей. И забыться в бою… А самое главное, ему не надо было смотреть в глаза их матерям и вдовам!.. А Маше пришлось каждый день искать слова утешения и поддерживать подругу, которая еще вчера была молодой женой и готовилась стать матерью. А стала вдовой. В двадцать лет… Маша смотрела на него с такой любовью, с такой надеждой! А потом обняла и прижалась. Так доверчиво! А он должен был нанести ей такой жестокий удар! Владимир ненавидел и проклинал себя! А заодно дурацкую пулю, которая могла поставить точку в этой истории, но так и не поставила! Ну, почему он уцелел?! Зачем?!.. Чтобы сломать жизнь этой несчастной девушке?! - Прости меня, Маша… - сказал он. - Если сможешь… Она подняла на него огромные ничего непонимающие глаза. - Я женат, - сказал Владимир. - Уже давно. С прошлого лета. Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. - Я должен был сказать тебе раньше… Я собирался, - вздохнул он. - Но не успел… - Не успел??.. - прошептала она. - Если бы меня убили, ты ничего не узнала бы, - тихо сказал Владимир. - И все было бы хорошо… В смысле, тогда ты не страдала бы… - Хорошо??.. - распахнула она глаза. - Не страдала бы??.. Если бы тебя убили??.. - Прости, я не это хотел сказать… - помотал он головой. - А что?.. - она посмотрела ему прямо в глаза. - Что ты хотел сказать?.. - Я не знаю… - простонал Владимир и отвернулся. - Ты обманывал ее, - прошептала Маша и опустила голову. - Со мной… - Нет. Мы расстались еще год назад, - глухо сказал он. - Она ушла к другому… - Но, тогда, - встрепенулась Маша. - Если она ушла и вы больше не живете вместе… Если у нее есть другой мужчина… Почему же ты ничего не сказал мне? - Так вышло, - вздохнул Владимир. - Я хотел… Но все время откладывал… - Ты встречался со мной, чтобы забыть ее? - спросила Маша. - Да, - кивнул он с отчаянием. - Прости. Я не должен был этого делать… - Ты говоришь, что у нее есть другой мужчина, - прикусила губу Маша. - Да, - сказал Владимир. - Есть. Он отец ее ребенка. - Даже так! - приподняла она брови. - Да… - уставился он в никуда. - Но тогда, - Маша взяла его лицо руками и повернула к себе. - Ты - свободен! - Нет, - посмотрел он на нее. - Не свободен… Мы до сих пор еще не разведены… - Это не важно, - сказала Маша и положила голову ему на грудь. - Уже не важно. Владимир ошарашено посмотрел на нее. Он ничего не понимал! Маша должна была накричать на него! Заплакать! Дать ему пощечину! Много пощечин! И уйти! Убежать! Бросить его! А она! Осталась с ним. Обнимает его. И даже не сердится… Неужели она действительно так сильно любит его?! Маша подняла на него свои ясные зеленые глаза, взяла его лицо в ладони, притянула к себе и поцеловала в губы. А потом зажмурилась и потыкалась язычком, просясь внутрь. Владимир сам учил Машу целоваться… Еще тогда, в Первомай… Он приоткрыл губы и ответил на ее поцелуй. Нежный и страстный одновременно… Как только его выпишут, он поедет в Петрозаводск и разведется со Снежкой. Раз она выбрала другого! И живет с ним! С этим другим! И даже родила от него ребенка… А когда разведется с ней, то сразу женится на Маше! Если она согласится, конечно! Потому что он! Больше никогда! Ни одну девушку! Не станет принуждать к замужеству насильно! Одного раза достаточно!.. Четвертого ноября в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца состоялось вручение медалей «Золотая Звезда», которые были учреждены этим летом специально для награждения Героев Советского Союза. Теперь их стало уже шестьдесят пять! Семья героев рекордных перелетов и полярных маршрутов, героев Испании, Китая и Хасана пополнилась героями Халхин-Гола. Не все дожили до этого дня. Владимир вспомнил широкую улыбку Анатолия. Он до сих пор не мог поверить, что никогда больше не ощутит его крепкого рукопожатия! Не услышит его веселого смеха и добродушных товарищеских подначек… Никогда не наденет этой медали и Валерий Чкалов. Владимир не был близко знаком с этим великим летчиком. Так, несколько встреч на сессиях Верховного Совета и на банкетах в Кремле. Но ему никогда не забыть мощный поток силы, бьющей во все стороны от этого человека!.. Первым вызвали Кравченко. Григорию выдали сразу две медали! За Китай и за Халхин-Гол! Потому что он стал первым Дважды Героем Советского Союза! Сергей Грицевец, получивший это звание одновременно с ним, погиб в начале сентября… Глупо и бессмысленно… А, впрочем, подумал Владимир, когда это авиакатастрофы имели смысл?! Его медаль была за номером пятьдесят восемь. Ванька Лакеев помог ему привинтить ее на френч рядом с остальными наградами. Которых накопился уже целый иконостас! Орден Ленина, два Красных Знамени, Красная Звезда, медаль «ХХ лет РККА», монгольский орден «За воинскую доблесть». И знак участника Хасанских боев… И за каждый из них заплачено кровью. В Петрозаводск он не поехал… Ему предложили подлечиться в военном санатории имени товарища Ворошилова. И он согласился… А лучше бы этого не делал! Хотя с другой стороны… Все, что ни делается, к лучшему! Потому что нужно жить дальше! А перед этим все позабыть!.. А перед этим все вспомнить! Владимир задернул шторы, вернулся в койку и накрылся одеялом. Там за окном стояла глухая ночь, ни звезд, ни луны. Там за окном свистел ледяной ветер. Там за окном пустынный берег хлестали волны… Он поднимался по длинной лестнице, спускающейся к морю от санатория. Поднимался очень долго… Уже целую вечность. Владимир поднял голову и посмотрел вверх. У лестницы не было ни конца, ни края… Он оглянулся назад. Начала у этой лестницы не было тоже… Внезапно у него закружилась голова. И он прижался к вздыбившимся ступеням, чтобы не скатиться вниз. И пополз вверх. Потому что вниз не хотел… И вдруг увидел Снежку. Она стояла чуть выше. И улыбалась. На ней было его любимое, белое с синим, платье. И белые туфельки. Ее льдисто-серые глаза лучились неизъяснимым светом. А золотые волосы трепал ветер. Снежка держала на руках маленького мальчика. Их сына!.. Его и ее! Почему-то он совершенно не сомневался в этом! Снежка поставила сынишку на ступеньку рядом с собой и сказала: - Иди к своему папе, Егорка! И Владимир выпрямился! И рванулся вверх! И вытянул руки, чтобы успеть подхватить малыша, когда тот шагнет к нему навстречу! И в этот момент проснулся… Владимир не верил ни в сны, ни в сонники. Что он, бабка старорежимная, что ли! Но этот сон был таким ярким! Таким красочным!.. И, ясное дело, что-то означал… Вот, только что именно?.. - Иволгин! - окликнули его, когда он выходил из столовой после завтрака. Владимир оглянулся и увидел комкора Таращенко. Комкор, полный лысоватый мужчина лет пятидесяти, когда-то служил в Первой конной, а теперь был заместителем командующего войсками Архангельского военного округа. Они познакомились во время весенней сессии Верховного Совета. - Здравствуйте, товарищ комкор! - пожал его руку Владимир. - Поздравляю с очередным званием, товарищ полковник! - сказал Таращенко. - И заслуженной наградой, - кивнул он на новенькую Золотую Звезду, поблескивающую у Владимира на груди. - Спасибо, - сдержанно улыбнулся Владимир. - Какими судьбами? - поинтересовался комкор. - Да, вот, отлеживаюсь после ранения, - показал на свою тросточку Владимир. - Понятно, - сказал Таращенко и помахал рукой кому-то у него за спиной. - Хочу представить тебя супруге, - пояснил он, беря Владимира за локоть и поворачивая. - Познакомься, дорогая! Иволгин Владимир Иванович! Помнишь, я о нем рассказывал? - Очень приятно! Таращенко Алевтина Марковна, - подала свою узкую ладонь жена комкора и улыбнулась. - Можно просто Тина. Владимир был ошеломлен, но быстро взял себя в руки: - Полковник Иволгин… Очень приятно… На Тине было надето темно-синее платье, выгодно подчеркивающее цвет глаз и все достоинства ее великолепной фигуры. Которую Владимир и так хорошо помнил! Наверное, даже слишком хорошо… Тина поняла, о чем он думает. И ее щеки порозовели… От удовольствия. - Владимир Иванович! Выручай! - сказал комкор. - Не в службу, а в дружбу! - Да, - посмотрел на него Владимир. - А что случилось? - Ты понимаешь, какая штука, - замялся Таращенко. - Мы здесь уже третью неделю отдыхаем, и Тиночка заскучала у меня совсем! Погода, сам видишь, какая! Дождь да слякоть! В театре мы уже были. В ресторан каждый день не находишься. А больше никаких развлечений! - Чем же я-то могу помочь? - удивился Владимир. - Тут по вечерам танцы в актовом зале устраивают для отдыхающих, так я разок сходил вместе с Тиночкой. Да только какой из меня танцор! - виновато посмотрел на жену Таращенко. - Владимир Иванович, ты у нас помоложе будешь! Сходил бы ты с ней как-нибудь на танцы, а? Сам понимаешь, такую красавицу одну отпускать никак нельзя! А с тобой совсем другое дело! Такого поворота Владимир никак не ожидал. Он посмотрел на Тину. Которая стояла, скромно опустив долу свои синючие глаза, и ждала, что он скажет. - Так, ведь, и я сейчас в танцоры не гожусь, - наконец, нашелся, что ответить Владимир, и предъявил тросточку в качестве оправдательного документа. - Это ничего, - успокоил его Таращенко. - Танцевать и не надо! Танцоров тут и без нас с тобой хватает! Ты просто проводи ее и все! А она пусть сама развлекается! А ты посиди, музыку послушай, на девушек посмотри! Ну, и Тиночке компания! Владимир не знал, что делать. - Выручай, брат, а! - взмолился Таращенко. - Только на тебя надежда и осталась! - Ладно, - вздохнул он. - Если танцевать не надо… - Не надо! Не надо! - закивал обрадованно комкор. - Ну, что, договорились? - протянул он руку Владимиру. - Договорились, - сказал он. - Если Алевтина Марковна не возражает. Тина улыбнулась так плотоядно, что у него побежали мурашки по коже. Владимир посмотрел на комкора, но тот, ничего не замечая, тряс его за руку. С нескрываемым облегчением. - Значит, до после ужина? - спросил Таращенко. - Я зайду к вам в семь тридцать, - сказала Тина. Так, подумал Владимир, все опаснее и опаснее! - Нет, уж! Лучше я сам к вам зайду, - сказал он. Как же с ним, все-таки, трудно, подумала Тина! - Правильно, - одобрил комкор. - Кавалер всегда сам заходит за дамой! Ничего, ничего, прикусила свою пухленькую губку Тина! Глядя на Владимира голодными глазами. Это тебе не поезд! Никуда ты от меня уже не денешься! После ужина он при полном параде явился в номер Таращенко. Увидел Тину и обомлел! Времени у нее было маловато, но она заставила мужа выпросить машину у начальника санатория на весь день. В свое распоряжение. И превзошла себя! Роскошная прическа (три часа в парикмахерской!), маникюр и педикюр (два часа!), легкий, но очень чувственный макияж (еще час!), сделали ее совершенно неотразимой! Образ роковой женщины довершали дорогие духи и золотые украшения, туфли на высоком каблуке и шелковое вечернее платье с вызывающе откровенным декольте и вырезом на спине до пояса! Они неплохо смотрелись рядом! Обворожительная томная красавица и суровый молодой полковник с Золотой Звездой Героя и множеством орденов на груди. И словно магнитом притягивали к себе взгляды. Впрочем, Владимира это нисколько не смущало. Во всяком случае, до тех пор, пока он не наткнулся на Снежкины глаза… Она стояла одна в уголке… И смотрела на него. На ней было белоснежное платье, которое он подарил ей когда-то. И белые лакированные лодочки. За год Снежка очень изменилась. Но это была она. Такая же стройная. Только грудь потяжелела и налилась, а линии фигуры стали глаже и женственнее. То же золото волос. Только прическа другая. Не короткая мальчишеская стрижка, а мягкие волны почти до плеч. Глаза цвета ненастного зимнего неба смотрели на него в упор… С трудом справившись с предательской слабостью в коленях, Владимир подошел к Снежке и протянул ей руку, приглашая на танец. Молча. Потому что в самый последний момент у него внезапно перехватило горло. Она посмотрела расширившимися глазами прямо ему в глаза, сама не в силах вымолвить ни слова, и также молча вложила дрожащие пальцы в его широкую ладонь. И пошла за ним… Владимир вывел ее в круг и тихонько привлек к себе. Не отрывая взгляда от его глаз, Снежка медленно опустила руки ему на плечи и позволила себя обнять… И повести в танце… »Забыть тебя не так уже легко мне! Забыть твой взгляд, забыть твой смех, обман! Жить одному без тебя невозможно! Н#233; верю я тебе, твоим слезам!..» Владимир не слышал музыки. Не понимал слов. Ни о чем не думал… Он смотрел в любимые льдисто-серые глаза и тонул в них. Тонул без конца и края… Все глубже и глубже уходя в их прохладную светлую бесконечность. У него безудержно кружилась голова. От невесомого прикосновения ее рук. От тепла и близости ее тела. От нежного, уже позабытого им, запаха ее волос. Владимир словно плыл над полом, не чуя его под собой, не понимая, что делает. И не желая ничего понимать. Мечтая лишь о том, чтобы это танго не кончалось никогда… »Признайся мне! В твоей слепой измене! Признайся мне! За правду все прощу! Ты и я в слезах любви найдем забвенье! Их запить хочу, измену, грусть свою…» Снежка тихо таяла в объятиях Владимира, как тает снег под лучами весеннего солнца. И плыла в танце. Не думая ни о чем… Она смотрела в любимые карие глаза, завороженная их бездонной теплой глубиной… Она чувствовала под ладонями упругие бугры атлетических плеч Владимира… Она ощущала, как ее груди иногда касаются его твердой усыпанной орденами груди. И от каждого прикосновения внутри нее пробегали звонкие огненные волны, а голова кружилась все сильнее и сильнее. »Признайся мне! Пока еще не поздно! Признайся мне! Но не жалей меня! Ты провинилась! Поправить все возможно! Я твой! Признайся мне! Прощу тебя!..» Музыка окончилась… Они стояли посреди танцплощадки совершенно одни… Глаза в глаза… Владимир с трудом разжал руки. Собрав все свои силы, Снежка отняла ладони от его плеч. Разрыв между их телами, отсутствовавший еще миг назад, со световой скоростью превращался в бескрайнюю бездну. Безнадежно и неотвратимо… Они одновременно медленно отступили друг от друга. Музыка окончилась… Владимир проводил Снежку в уголок, где она стояла перед этим. - Нам нужно поговорить, - тихо сказал он. - Да, - согласилась она и опустила глаза. - Может быть, завтра? - спросил Владимир. - Хорошо, - не поднимая глаз, сказала Снежка. - В десять часов я кормлю Егорку, и он потом спит до обеда… Егорку? Владимир вдруг вспомнил свой сон… Такой яркий и красочный. - Я приду, - кивнул он. - Приходи, - прошептала она. - Мы остановились в четыреста десятом. Мы?? У Владимира внезапно потемнело в глазах… Она здесь со своим доктором?! - Если хочешь, мы прямо завтра можем оформить развод, - сказал он. Развод?? Снежка не верила своим ушам!.. Он хочет с ней развестись?!.. Завтра?! - Да, - сказала она. А что еще она могла сказать?! Владимир вернулся к своей спутнице, фантастически красивой женщине, которая все это время ревниво поглядывала в их сторону. А когда он подошел, по-хозяйски вцепилась ему в рукав и зашептала что-то прямо на ухо. И он улыбнулся ей. Он. Ей. Улыбнулся. Снежкины глаза наполнились слезами. Она резко повернулась и пошла на выход. Из последних сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Из последних сил сдерживаясь, чтобы не побежать! Из последних сил сдерживаясь… Пока не дошла, наконец, до дверей и не закрыла их за собой. А он не догнал ее, не остановил! И остался с этой… С другой… |
|
|