"Толчок к размышлению, или Все о сортирах" - читать интересную книгу автора (Липков Александр Иосифович)
Счастливые начала
Вляпаться в говно… Умыться говном… Ничего, конечно, приятного, но с кем не случалось? Не будем терять оптимизма. Как сказал русский классик, «неволя заставит пройти через грязь — купаться в ней свиньи лишь могут». Посему для приободрения читателя — два подлинных случая из жизни людей разных профессий, почерпнутые из книг их воспоминаний (пока не опубликованных).
Первый — кинематографист. Режиссер Сергей Соловьев:
«…На съемки в Ялту первым делом отправился директор, который на месте должен был все организовать. Следом за ним поехали оператор и художник — готовить декорацию. И, наконец, как и положено, выехали главные действующие лица — актеры и я, режиссер.
Мы с Тихоновым прилетели в один день, правда, разными рейсами. Тихонов уже тогда был Тихонов, снявшийся в «Войне и мире», народный, прославленный, уважаемый и любимый.
Схожу с самолета — никто меня не встречает. Где группа, где директор неизвестно. Матерясь вслух и про себя, еду в Ялту, начинаю ходить из гостиницы в гостиницу. Спрашиваю везде про благородного старца по фамилии Залбштейн. Не знают, не видели, не слыхали. Наконец, добрался до какой-то гостиницы где-то высоко, на самой горе.
— Залбштейн? Да, есть такой. С «Мосфильма». Живет внизу.
Стучу в номер — никто не открывает. Стучу ещё и еще.
Наконец, дверь открывается — Залбштейн. Легкие седые волосы всклокочены, на лице — румянец, штаны опущены…
— Дмитрий Иосифович, — кричу я, — мать вашу так!..
— Сегежа, у меня понос…
После таких слов спрашивать благородного старца, почему меня никто не встретил, уже бессмысленно.
— Ладно, где мы жить будем? — спрашиваю я, понимая, что дело уже идет к вечеру.
— Сегежа, все готово. Сейчас вы увидите. Это такой номег! Пгямо у бегега могя!
Пошли к берегу моря, в гостиницу «Южная». Заходим в номер на первом этаже. Окна — прямо в сад, в номере — две кровати, на них — мои товарищи, художник Леня Перцев, оператор Рома Веселер. Сначала я подумал, что Залбштейн завел меня просто с ними поздороваться. Но он сказал:
— Пойду пгинесу гаскладушку.
Я понял, что раскладушка предназначается мне. Но дорога, беготня по гостиницам уже настолько меня вымотали, что как-то за себя бороться никаких сил уже не было. Внутренне я махнул на все рукой.
В погребальной тишине Залбштейн принес раскладушку, начал её раскладывать, но целиком она никак в комнату не влезала.
— Сегежа, — сказал Залбштейн, — часть гаскладушки будет на балконе. Скажите, как вы хотите быть на балконе — головой или ногами?
Кто-то из моих товарищей подал голос:
— Дмитрий Иосифович, вы что, охренели, что ли? Это же режиссер!
— Что значит гежиссег? Тгудно с номегами. Это Ялта. Я же говогил: Ялта — тяжелые условия для жизни, давайте снимать дгугой гогод. А он — Ялта да Ялта. Вот, пожалуйста: все, что я говогил — все есть. Тгудно с номегами. Пусть живет, как есть.
Я улегся головой на улицу, ногами в комнату и тут же мертвецки заснул. Потом уже я узнал, что произошло дальше. Через полчаса приехал Тихонов, спросил: «Где режиссер, мне надо с ним поговорить, у нас завтра съемки». С Тихоновым мы к тому времени были едва знакомы, виделись только на пробах.
— Он в номере, уже спит, — ответил Залбштейн.
Было только семь вечера, завтра в восемь утра съемка, ничего ещё не оговорено — Тихонов настоял, чтобы его отвели ко мне. Войдя в номер, народный артист увидел мои ноги, торчащие из балкона.
— Что это?!
— Вячеслав Васильевич, я же говогил, Ялта — тгудный гогод…
— Это что, режиссер? Так он у вас спит?
— Он хогошо спит, свежий воздух, сейчас тепло, Ялта — тгудный гогод, ноги в тепле, он не пгостудится…
— Дмитрий Иосифович, вы с ума сошли! Это режиссер вашей картины!..
— Нужно что-то пгедпгинять, — сказал Залбштейн. И, посмотрев на Рому Веселера, добавил: — Вы с ним поменяетесь.
Не знаю, что Тихонов сделал с Залбштейном, но на следующий день я уже жил в люксе. Правда, по случаю всех этих бытовых огорчений мы страшно напились (съемки, естественно, никакой не было — Залбштейна опять откуда-то очень далеко послали). Тихонов жил в другой гостинице, он выпил с нами немного портвейна и пошел к себе отдыхать. А мы, уже без него, пустились во все тяжкие. С веселым хохотом купались, держась за колышек, в горной реке, впадающей в море — наутро поняли, что это слив городских нечистот. Пропили до копейки (буквально — осталась на троих одна копейка) все, нашли каких-то сомнительных девчушек, обещавших угостить нас портвейном, за что в ответ мы должны были рассказывать интересные истории и всячески их забавлять. Ни о каких неуставных отношениях речи не возникало, да и какие могут быть неуставные отношения с мужиками, вынырнувшими из нечистот. Два часа мы ублажали их всяческими занимательными байками, обещанного портвейна в ответ так и не получив. Наутро, проснувшись в коре засохшего дерьма, пошли со своей единственной копейкой к автомату, до капли сцедили стакан газировки, выпили по три глоточка и поняли, что без Залбштейна нам не спастись.
Дмитрий Иосифович, отгоняя рукой амбре, которым от нас тянуло, сказал, что денег у него нет и ничем помочь он не может. Мы поняли про себя, какая это гнусная тварь, но все же сделали ещё пару попыток растрясти его загашники. В ответ он начал рассказывать истории, к делу никак не относящиеся, врать с три короба: «Вот у меня был дедушка, контг-адмигал…» После «контг-адмигала» говорить о деньгах было бессмысленно, мы гордо удалились и в гостиничном холле увидели Махмуда Эсамбаева в его бессменной папахе, размеренными шагами направлявшегося к лифту. Единственный для нас выход, поняли мы, — это подойти к нему и попросить милостыню (у Тихонова занимать было нельзя, это выпадало из норм режиссерской этики — брать деньги у актера накануне первой съемки). Кинули морского — кому идти, выпало мне.
Сковыривая с себя засохшее дерьмо, я объяснил прославленному танцору, что я молодой режиссер, у нас здесь съемки, но мы оказались в затруднительном положении и потому не мог ли бы он дать некоторую сумму, которую мы, конечно же, непременно вернем.
— Сколько? — спросил Эсамбаев.
Я ответил убийственной фразой всех мерзавцев и нищих планеты:
— Сколько сможете.
Он дал нам сто рублей, на которые мы помылись и привели себя в человеческий вид, чтобы на следующий день приступить к съемочному периоду».
Приведенный фрагмент относится к самой первой киноработе Соловьева. К его дебюту — двухчастевке «От нечего делать» по Чехову. Может быть, будущая судьба режиссера так замечательно состоялась именно потому, что в дерьме он выкупался ещё до съемок. Позднее подобное случалось (уже в переносном смысле, не без помощи моих собратьев — журналистов и критиков), но уже не до, а после — по выходе фильмов на экран, после премьер спектаклей. Скажем прямо, режиссером это переносилось с заметно меньшим оптимизмом. И на здоровье тоже сказывалось существенно хуже.
Второй пример — из таможенной жизни. Рассказывает таможенный генерал Валерий Драганов:
«Первое мое выявление контрабанды произошло в начале июля 1973 года на сомалийском судне «Арамис». Судно было огромное, водоизмещением семь тысяч тонн, перевозило ферроникелевую руду из Албании в Чехословакию: на транзите в Измаиле руду перегружали на баржи, которые и транспортировали её по реке. Обычно иностранные суда не досматриваются, но тут вдруг поступило указание тщательно досмотреть.
Судно было в антисанитарном состоянии, без внутренних коммуникаций, команда — без паспортов. Один из членов команды, чернокожий моряк, находился в тяжелом состоянии, просил у медиков помощи. Тем не менее я вошел в его каюту, начал досмотр и обнаружил, извиняюсь за малоэстетичную подробность, в ведре с фекалиями золотую россыпь и несколько камней. Позднее в ходе расследования было установлено, что моряк болезнь симулировал, это был лишь отвлекающий маневр… Этот момент жизни стал для меня поворотным: я оказался героем дня, чувствовал себя окрыленным, жил сознанием, что спас страну от экономического порабощения…»
Таможенникам по долгу службы, увы, случается иметь дело с дерьмом (здесь речь о самом прямом смысле слова). Сколько раз показывали по телевидению кадры полиэтиленовых контейнеров с героином, вперемешку с дерьмом извлеченных из желудков наркокурьеров! Что поделаешь! Служба есть служба. О том, что приходится то и дело обыскивать сортиры в поездах и на пароходах, писано уже тысячу раз — разная попадается контрабанда: и сигареты, и кофе, и всякая мелочь, и кое-что серьезное. Недавно иркутские таможенники потрясли мир настоящей сенсацией: в туалете одного из вагонов поезда «Пекин-Москва» среди прочих бесхозных предметов были найдены три окаменелости размером примерно 13 на 5 сантиметров. Не сумев определить, что это, таможенная служба отправила находку в один из институтов Сибирского отделения РАН. Оказалось, это яйца динозавра эпохи мезозоя, пролежавшие в земле 150–170 миллионов лет. Теперь осталось выяснить, какому виду динозавров они принадлежат: экспертиза будет продолжена в Москве. Предполагают, что динозаврьи яйца были найдены в пустыне Гоби: подобные им уже были обнаружены в 70-е годы в Монголии. Стоимость находки оценивается в миллион долларов. Ради такого улова не грех пошарить и по сортиру! Да и не в миллионе дело: то, что мы видели в «Парке Юрского периода», кажется, скоро станет доподлиннейшей реальностью.
Возвращаюсь к Драганову. Его карьера, как и у Соловьева, тоже замечательно состоялась: он поднялся до высшего таможенного поста в стране — стал министром. Ныне — депутат Государственной думы, возглавляет Фонд таможенной политики. Глядя на его молодое, всегда свежевыбритое лицо, спортивную фигуру, с иголочки костюм, никто и не помыслит его ковыряющимся в ведре с нечистотами. Главное: прошел весь путь с незамаранным мундиром. А потому — выше голову, товарищ! Говно — это, может быть, даже и к счастью!
Кстати, как рассказывают люди, не понаслышке знавшие Сергея Павловича Королева, имел он обыкновение перед запуском ракеты, в которую верил, поссать (здесь этот глагол наиболее точен) на свое детище. Счастливая примета ни разу не подвела — осечек не было.
Анекдоты
Я и прежде, мой уважаемый читатель, вспоминал здесь по случаю анекдоты на всякого рода говеные темы! Ну как же без них обойтись?! Ясное дело, никак нельзя. Извините, опять вернусь к ним — на этот раз в отдельном разделе. Качество у анекдотов, естественно, разное, бывает и средненькое, бывает и вполне говеное, но без них наш научный труд будет явно не полон. А кроме того, есть тут, поверьте, и перлы жанра. Классика! Тема тому очень способствует. А способствует как раз потому, что, как мы уже говорили, «говно» само по себе есть точка отсчета, уровень, мерило.
Человек приходит к директору цирка:
— Хочу предложить вам номер оригинального жанра.
— Что вам для него нужно?
— Два больших резиновых мешка, пистолет и белый жилет.
— Так. Ну а в чем состоит номер?
— В мешки наливают до верха говно, подвешивают под куполом, я выхожу на арену в белом жилете, гаснет свет, барабан бьет дробь, вспыхивают прожектора, я стреляю… Все в говне, а я весь в белом!
Объявили конкурс живописи на тему «Голод». Первый приз получил художник, изобразивший жопу, заросшую паутиной.
Барышня на балу танцует с драгуном. Замечает у него на шпоре коричневое пятнышко.
— Что это у вас?
— Это? Говно-с.
Барышня падает в обморок.
Ее приводят в чувство. Следующий танец она танцует с гусаром.
— Вы знаете, я тут танцевала с драгуном и он мне такое сказал, что просто нельзя повторить.
— Грубый народ-с. Коз ебут-с.
Офицер, проснувшись после тяжкой попойки, пытается сохранить лицо перед денщиком.
— Этот поручик Ржевский напился вчера как свинья и весь мундир мне облевал.
— Осмелюсь доложить, ваше благородие, он вам ещё и в штаны насрал.
XIX век. Россия. Поезд «Москва — Петербург». Вагон. Купе. На третьей полке дрыхнет денщик. На первой — боевой генерал, весь в медалях, на второй — поп, напротив — попадья с дочкой.
Грохот, треск. Сверзается вниз денщик:
— Господин генерал, разрешите поссать.
— Иди.
Кряхтя спускается поп.
— Ну как ему не стыдно! Вот вы, боевой генерал, грудь медалями украшена, кровь за родину проливали, а он при вас — поссать. Я святой отец, за дела ваши грешные молюся, лысину учением нажил, а он при мне — поссать. Жена моя, честная женщина, девушкой за меня вышла, не изменяла ни разу, дочь родила, а он при ней — поссать. Дочь моя, голубица непорочная, греха не знающая, а он при ней — поссать.
— Ну успокойся, папаша, внушение сделаю.
Грохот, треск. Врывается денщик.
— Господин генерал, разрешите доложить — поссал!
Генерал, со строгим видом:
— Ах ты, еб твою мать, пиздоглазое мудоебище! Я тебе кто, боевой генерал или хер собачий? Кровь за родину проливал, грудь медалями расхуячена, а ты при мне — поссать. Это тебе что, конская залупа на солнце блестит или лысина отца святого, за дела наши блядские лоб расшибшего? А ты при ем что — поссать! Это тебе кто, блядь подзаборная или жена отца святого, пизду соседу не дававшая, дочь невесть как породившая, а ты при ей — поссать… Это, по-твоему, кто, потаскуха малолетняя или дочь отца святого, греха не знающая, хуя во рту не державшая, а ты при ей что поссать!.. Марш на третью полку и не ссать до самого Петербурга!
Подавали попу мало на храм. Ну и решил он прихожан загипнотизировать, чтобы больше подавали. Перед службой протопил печь хорошенько. Читает медленно, монотонно. Часами на цепочке перед глазами паствы покачивает. Прихожане притомились, все уже в трансе.
— Все вы добрые и щедрые люди, — говорит поп. — Подойдите к ящику для подаяний и положите все деньги, какие у вас есть с собой…
И — о чудо — прихожане выложили все деньги…
На следующей службе поп решил повторить то же. Загипнотизировал, но ученые уже прихожане пришли без денег!
— Ну и засранцы же вы! — в сердцах ругнулся батюшка…
Целую неделю приход отмывал…
Анекдот революционных лет. Кажется, основан на чем-то, действительно имевшем место.
Революционный патруль производит проверку документов в поезде. У пассажира документов нет, но есть справка из поликлиники — анализ мочи. Протягивает. Проверяющий читает:
Московский старожил, университетский профессор, любил захаживать в общественный сортир на Петровке. Там у него была знакомая старушка-смотрительница, она давала ему бумагу и салфеточки, он ей монетки на чай — в общем, были свои люди. И вдруг она исчезла. Как, куда неизвестно.
А через пару лет он неожиданно встретил её снова, опять в сортире, но уже на окраине, где-то за Преображенской заставой.
— Как! Вы теперь здесь! Какими судьбами?
— Интриги…
Старичок-профессор по рассеянности заходит в женский туалет:
— Ничего-ничего, сидите!..
Умер Иванов и попал в рай. Ходит, тренькает на арфе: ни баб, ни выпить, ни закусить — скучища!
Но есть окошечко, через которое можно заглянуть в ад. А там грешники в компании чертей пьют и гуляют, бабы у них на коленях сидят — словом, жизнь!
Не выдержал Иванов, побежал стучаться в ад. Пустите!
— Ну раз ты так решил, ладно. Тащите ему мешок!
— Какой мешок?
— С говном!
— Как?! Я ж видел, у вас вино, женщины!
— А это у нас агитпункт.
Поспорили двое, кто быстрее съест стакан дерьма. Один уже свой доедает, а другой остановился на половине.
— Ты что?!
— Там волос. Я брезгую.
В Америке объявили конкурс на лучший рассказ из двухсот слов. Пришел автор с рассказом: «Рядовой Смит вышел из сортира, пряча завернутую в газету ножовку. Вскоре в сортир вошел сержант Джонс… Раздался треск проломившихся под ним досок».
— Да, но в вашем рассказе всего 22 слова.
— Остальные 178 успел произнести сержант Джонс, пока летел вниз.
Во время любовного свидания к мадам Коти возвращается муж. Любовник прячется в шкафу. Наконец, муж уходит, мадам бросается открывать шкаф. Возлюбленный вываливается наружу, с трудом шевеля губами:
— Мадам, умоляю: кусочек говна!
Есть такая народная примета: нельзя смотреть в зеркало, когда ешь, счастье свое проешь. И пить перед зеркалом нельзя — пропьешь. А в туалете зеркало лучше вообще не вешать.
Милиционер подходит к пьяному, отливающему возле бронзового коня на Аничковом мосту.
— Заплатите штраф!
— За что! Видишь написано: «Ваял и отливал барон Клодт». Ему можно, а мне?!
Мужик отливает возле музея. Торопливо проходящий мимо человек вежливо спрашивает:
— Простите, не подскажете, где тут вход в музей?
— На хрен тебе музей! Ссы здесь!
Милиционер пытается увещевать пьяного, пускающего струю на улице.
— Ты что, не видишь: вон же туалет, на той стороне?!
— А у меня шланг, что ли?
Из милицейского протокола: «21 июня с.г. в 18.35 вечера гр. Иванов В.В. публично нарушал постановление Моссовета № 14/238 на стену. Несмотря на мое предупреждение, выводов не сделал и продолжал нарушать постановление Моссовета № 14/238 на ту же стену. Только после третьего КАТЕГОРИЧЕСКОГО предупреждения он, наконец, прекратил нарушать постановление Моссовета № 14/238 на стену. Но не потому что осознал, а потому что иссяк».
На зеленом газончике у Тверской среди бела дня негр справляет большую нужду.
— Ну что же вы, господин негр, — увещевает его милиционер, — вы же видите — вон туалет, совсем рядом.
— Я очень хотел туда ходить. Но там два белый джентльмен пьют вино.
Мальчик бежит за женщиной:
— Тетенька, вы мне нужны как женщина!
— Ты что, мальчик? Ты ещё маленький!
— Тетенька, вы мне нужны как женщина! У меня мячик в женский туалет закатился.
Человек добежал до сортира, рванул ручку двери — занято.
— Товарищ! Товарищ!! Товарищ!!! Эх, товарищ…
Из еврейской серии.
Три еврея пришли креститься. Как и положено, при крещении батюшка дает каждому христианское имя:
— Ты, Мойша, будешь Миша. Это и похоже, и одно и то же. Ты, Хаим, будешь Ефим. Это и похоже, и одно и то же. А ты, Сруль… Ты будешь Акакий. Это не похоже, но одно и то же.
Пляжный анекдот.
— Рабинович, почему вы не купаетесь?
— Во-первых, я не умею плавать, а во-вторых, мне не хочется писать.
— Хаим, откуда у тебя этот шрам?
— Моча в голову ударила… Вместе с посудой.
Из раритетной серии первых советских антисоветских анекдотов.
Встречаются два еврея.
— Хаим, ты видел новые советские деньги?
— Да, только я не понял, что значат буквы — РСФСР.
— РСФСР — это Рваный Сраный Фальшивый Советский Рубль.
Анекдот от Андрея Битова.
Американский стратегический бомбардировщик летит над Россией. Штурман следит за картой.
— Пролетаем над деревней «Большие говнищи».
— О, это есть очень важный стратегический объект. Переходим в режим ядерного бомбометания.
Всегда так: как оргазм — так во сне, а как понос — так наяву.
Сельская лирика.
Ваня играет на гармошке, Маня сидит положив голову ему на плечо. Ваня вздыхает.
— Скучно, Мань!
— Скучно, Вань!
Играет снова. Опять вздыхает.
— Скучно, Мань!
— Скучно, Вань!
Играет опять…
— Вань!
— Ну?
— Ты в лесу сегодня был?
— Был.
— В-о-от такую кучу под старым деревом видел?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ух ты, моя кокеточка!
Детский.
— А у меня кукла есть!
— А у меня паровозик есть!
— А у меня мячик есть!
— А у меня пистолет есть!
— А у меня зайка есть!
— А ты… а ты зато на стенку ссыкнуть не можешь!
В детскому саду воспитательница спрашивает:
— Детки, расскажите, как вы хотите нарядиться на елку.
— Я оденусь Снегурочкой.
— Я — зайчиком.
— Я — снежинкой.
— А я оденусь какашкой, лягу под елкой и испорчу вам праздник.
Аптекарь попросил знакомого постоять за прилавком, пока он ненадолго отлучится. Возвращается.
— Ну как, приходил кто-нибудь?
— Был один. Просил чего-нибудь от кашля.
— И что ты ему дал?
— Касторку.
— Как?!
— А ты посмотри, вон он стоит. Ноги винтом, кашлянуть боится.
Ветеринар учит помощника, как надо лошади давать слабительное:
— Берешь вот эту трубку, засовываешь ей наполовину в рот, закладываешь таблетку пургена и дуешь… Понял? Иди, сделай…
Через час, пошатываясь, появляется помощник.
— Ну что, дал?
— Не успел — лошадь дунула первой…
Дегустатору подсунули на дегустацию стакан мочи.
Начинает дегустировать.
— Цвет… Определенно, это цвет мочи… Запах… запах тоже мочи… На вкус… Да, похоже, что это моча…
Допил до середины:
— Кажется, это и в самом деле моча.
Допил весь стакан:
— А все-таки это была моча.
Лето. Рассветный час. Из соседних изб на крылечки выходят мужики. Потягиваются. Неспешно справляют малую нужду. Беседуют.
— Утро ужо.
— Скотину на пастбище выгонять надо.
— Навоз вывозить.
— А у меня ещё жена не ебана!
Тиха украинская ночь… За плетнем слышится густое журчанье струи.
— Кто там ссыт, как полковая лошадь?
— Это я, мамо.
— Писай, Дуню, писай, моя мармулеточка…
Человек, вбегая в поликлинику:
— Где тут сдают говно на анализ кала?
Встречаются говно городское и говно деревенское. Делятся тяготами жизни.
— Слушай, — говорит говно деревенское, — хоть у тебя и унитаз беленький, и вода журчит, все же перебирайся-ка ты лучше к нам в деревню. Чего тебе каждый раз шмякаться с двенадцатого этажа! У нас тебя положат под кустиком, накроют лопушком…
Два приятеля живут в том же доме, один на 8-м этаже, другой — на 1-м. У обоих нелады с произнесением букв, у первого с «з», у в второго — с «б». Как-то беседуют:
— Я с высоты своего этажа всю Москву обсираю.
— А мне запор мешает.
Скотленд-Ярд выяснил, что в Лондоне скрывается русский шпион. Поймать никак не могут, пришлось звать Шерлока Холмса.
— Ладно, — говорит Холмс, — но для этого мне нужно 728 агентов.
Выхода нет, дают агентов. На следующий день шпион пойман.
— Как вам удалось?
— Все очень просто. В Лондоне 728 общественных туалетов. Я поставил у каждого по человеку и приказал задерживать любого, кто, выходя, будет застегивать ширинку.
Анекдот середины 60-х. Один из начинавшейся тогда анекдотной «Ленинианы» — народный ответ на «лениниану» госзаказовскую.
Владимир Ильич заходит в кабинет. Посреди письменного стола — огромная непотребная куча.
— Надюша!.. Кто у меня в кабинете был?
— Да никого, Володенька не было. А… нет, погоди, вот Марфуша говорит, что Лев Толстой приходили.
— А, батеньки мои! Какая глыба!.. Какой матерый человечище!
Анекдот времен конца брежневского застоя.
Человек приходит к врачу:
— Доктор, не пойму, что с моим желудком. Ем черную икру, хожу черной икрой. Ем красную — хожу красной. Ем сервелат — хожу сервелатом…
— А вы ешьте, как все, говно. Говном и ходить будете.
Еще анекдот все тех же времен.
Идет заседание Политбюро. Брежнев говорит:
— Товарищи! Совершенно распоясались вражеские «Голоса». Не успеем мы чего-нибудь обсудить в своем узком закрытом кругу, как они уже передают об этом со своими злобными комментариями. Поэтому сегодня, пока не кончим заседание, не выходит никто.
Через час подперло Косыгина:
— Леня, пусти. Сил нет терпеть.
— Сиди, а то если утечка случится, на тебя подумают.
Еще через час:
— Все! Больше никак не могу. Леня выпусти!
— Сиди!
Осторожный стук в дверь.
— Кто там?
— Это я, тетя Дуня. Тут Би-би-си передало, что Алексей Николаичу писать очень хочется, а Леонид Ильич его не пускают. Так я ведро принесла.
Пришел Петров к любовнице, а тут муж вернулся. Сидит голый на балконе, а муж никак не уходит. Холодно. Зубы лязгают. Видит: черт невесть откуда взялся, предлагает:
— Хочешь спасу?
— Спаси!
— Спасу. Нет, душа твоя мне не нужна. Ты только перни погромче.
Пернул.
— Не годится. Давай громче!
Пернул громче.
— Слабо! Давай ещё громче…
— … Товарищ Петров! Если вы уж спите на партсобрании, то хотя бы не портьте воздух.
— Доктор, жить невозможно стало. Хоть вешайся!
— Та-ак… Расскажите поподробнее.
— Жена блядь, дети сволочи, и по ночам писаюсь.
— Вешаться не надо. Пейте седуксен.
— И что, поможет?
— Непременно.
Повторный визит через неделю.
— Доктор! Все замечательно!
— Ну, рассказывайте.
— Жена блядь. А у кого не блядь? Дети сволочи. А у кого не сволочи? И по ночам писаюсь. Но к утру ж просыхаю!
— Доктор, не знаю, что делать! Все время по ночам писаюсь!
— Так. Расскажите, как это происходит.
— Не успею я заснуть, как появляется маленький человечек и говорит: «Давай пописаем!», начинает писать, и я за ним.
— Понял. Все очень просто. Когда он скажет: «Давай пописаем!», вы ответьте: «А я уже!»
Повторный визит через неделю.
— Ну как, помогло?
— Доктор, стало ещё хуже. Я сказал ему: «Я уже!», а он: «Тогда покакаем!»
Один ноль — студент.
Два нуля — сортир.
Три нуля — студент в сортире.
Четыре нуля — два студента в сортире.
Пять нулей — Олимпиада.
Шесть нулей — студент на Олимпиаде.
Семь нулей — два студента на Олимпиаде.
Восемь нулей — студент в сортире на Олимпиаде…
Плывет крокодил по реке, видит стоит рыбак в шляпе, удочку закинул, ждет.
Крокодил сожрал рыбака, сам стоит на берегу в шляпе и с удочкой.
Плывет другой крокодил, увидел сородича в шляпе и с удочкой.
— Ой, что это ты здесь делаешь?
— А ты плыви, плыви отсюда, говно зеленое!
— Товарищи призывники, что главное в танке?
— Пушка?
— Важная штука, но не она.
— Броня?
— Тоже дело, но не то. Еще варианты есть?
— Движок?
— Все не то. Главное в танке — не пердеть.
Кто изобрел чечетку? Негр, у которого было двенадцать детей и одна уборная.
— Когда закончится война в Чечне?
— Когда все чеченцы одновременно соберутся в сортире.
Ну как же можно обойтись без анекдота о чукчах? Напоследок и он:
Табличка в чукчанском сортире:
«Пописал — поставь струйку в угол».
Не собираюсь итожить. Тема бесконечна, всеохватна. Можно добавить анекдотов столько, ещё полстолько… В общем, сортир, и несть ему конца…