ДЕНЬ НЕДОВОЛЬСТВА

Весной прошлого года, когда международный комитет Всемирного социального форума решил провести глобальный день протеста 26 января, я отнесся к этой идее крайне скептически. Я был не единственным скептиком. Как заметил один латиноамериканец, участвовавший в дискуссии: «В России будет слишком холодно, а в Бразилии в это время карнавал».

Дело, разумеется, не в дате. Мысль о том, что какой-то комитет из нескольких человек, никем не избранных и не уполномоченных принимать подобное решение, может инструктировать социальные движения по всему миру о том, что и когда им надо делать, находится, по моему глубокому убеждению, в явном противоречии с принципами демократии и сетевой координации, провозглашенными антиглобалистскими идеологами. Однако, неожиданным образом, дата, провозглашенная международным комитетом ВСФ без всякой связи с конкретными проблемами и раскладами российской жизни, пришлась ко двору. Активистам социальных движений на местах дата - несмотря на зимний сезон - понравилась. С одной стороны, зима выдалась не самая суровая. А с другой стороны, трубы всё равно лопаются, газ взрывается, электричество отключают, дома рушатся. Недовольство растет.

Координацией акций Всемирного дня протеста в России занялся Совет координационных советов (СКС), возникший в 2005 году после массовых волнений, вызванных «монетизацией льгот». С тех пор отдельные организации, входившие в СКС, периодически проводили акции протеста против социальной политики властей или жилищно-коммунальной реформы. Однако на сей раз произошло нечто выходящее далеко за рамки повседневного социального сопротивления. В 24 регионах России люди вышли на митинги, пикеты и демонстрации. Во многих случаях - несмотря на официальный запрет. Некоторые акции были малочисленными, но другие собирали на удивление много народа. Общим было то, что подобные выступления были повсеместно проигнорированы «серьезной» прессой, кроме митинга в Назрани, который закончился стычками с ОМОНом и стрельбой по протестующим. Показательно, однако, что из огромного числа изданий, сообщивших о волнениях в Назрани, практически никто не упомянул о связи между местными протестами и двумя десятками других протестов, происходивших по всей стране от Южно-Сахалинска до Петербурга.

По иронии случая, дата, назначенная западными антиглобалистами, совпала с президентской избирательной кампанией в России. На тот же день 26 января были назначены митинги, проводимые КПРФ в поддержку Зюганова. В некоторых случаях сторонники партии просто использовали акции протеста в качестве площадки, на которой они агитировали за «единственного настоящего оппозиционного кандидата». Участие КПРФ, вероятно, добавило численности некоторым акциям, но сделало их безнадежно скучными, формальными и откровенно бессмысленными. Особенно, когда лидеры партии, проигрывающей с 1995 года все выборы подряд, рассказывали ошалевшей публике о радужных перспективах, которые откроются после победы Зюганова.

В большинстве случаев, впрочем, собрания и митинги не имели ничего общего с политическими партиями. Люди протестовали по поводу местных безобразий и притеснений, жаловались на положение дел в жилищном хозяйстве и возмущались тем, что власти всячески затрудняют проведение уличных акций. Готовность, с которой множество людей по всей России отозвалась на призывы СКС, свидетельствует о том, что население провинциальных городов обозлено и обижено. Постоянные мелкие провалы местных властей, которые никто не собирается не только исправить, но даже признать, мелочные запреты и просто глупости чиновников создают своего рода критическую массу недовольства.

В этом смысле акции 26 января можно считать своего рода предупреждением. Они не достигли таких масштабов, которые могли бы напугать или встревожить власти, но обозначили нарастающую тенденцию. Правящие круги, занятые другими делами, могут до поры подобные тревожные сигналы игнорировать. Но общественное настроение меняется, и в один прекрасный день отечественные начальники могут с неудовольствием обнаружить, что управлять им приходится совсем другим обществом.

Специально для «Евразийского Дома»